На пепелище |  |  |
Корреспондент «Новой» побывала в сгоревших селах и попыталась понять, что здесь изменится в новой жизни
 То, что осталось от села Вишневое. Сентябрь 2010 г.  Глава администрации Галина Биссарова |
Через месяц в большинстве регионов, пострадавших от пожаров, должны построить новое жилье для погорельцев. Необходимо почти 2,2 тысячи домов, готовы семнадцать. Еще 120 семей пожелали переехать в готовые квартиры с вторичного рынка (29 осуществили желаемое). 960 семей выбрали денежную компенсацию (получили 210). На совещании в Минрегионразвития премьер Владимир Путин призвал губернаторов «не экономить на людях»: честно выплачивать деньги, качественно строить, внимательно относиться к просьбам трудящихся. Словом, чиновники должны сделать то, чем обычно занимаются только перед выборами.
Президентский уровень
«Доедете до Петровска и спросите, куда дальше. После того как мы сгорели, дорогу все знают», — объясняют свое месторасположение жители Синеньких. Пожар здесь произошел в начале сентября, об этом узнал сам президент, посещавший в этот день Саратовскую область. Теперь высокие делегации ездят в Синенькие наперегонки. Отправляясь сюда, думала, что уж здесь-то налажено образцово-показательное восстановление мирной жизни. Оказалось, ничего подобного: чиновники честны с гражданами как никогда, золотых гор даже не обещают.
От трассы километров пять трясемся по грунтовке. Издали видны рабочие вагончики, грузовики, бульдозеры. Кажется, что на въезде в село рассыпаны горы песка для строительства дороги. При ближайшем рассмотрении становится понятно: это — пепел. Пожарище занимает весь квартал, соседствующий с лесом. Обломки уже убраны или растерты в мельчайшую пыль, которая проникает в машину даже через закрытые окна и мгновенно покрывает все в салоне. Слева торчит изогнутая от жара труба газопровода, впереди — банная печка, справа — огород с обугленной капустой. Остался запах — не просто горелого, а чего-то невыносимо жуткого, так что мурашки бегут: домашние животные и птицы горели здесь заживо, люди, успевшие выскочить на не тронутый огнем перекресток, слышали это.
Вместо 24 сгоревших домов построят четыре. Залиты два фундамента. Мужчины в оранжевых жилетах, черные, как шахтеры, обедают, расположившись на штабелях сэндвич-панелей. Бригадир Алексей Насырин готов к вопросам журналистов: достает из кармана альбом с эскизом, показывает, каким будет новый дом. 50 квадратных метров, снаружи обшит сайдингом, крыша из металлопрофиля, пластиковые окна, внутри линолеум и обои, «никто не отказался бы от такого». На чертеже указано, что внутри будут две комнаты, кухня и санузел. Сени, погреб и все прочее, что отличает деревенский дом от дачи, хозяева смогут достроить потом сами.
По оценке бригадира, такое жилье стоит 1,2 миллиона рублей. Спрашиваю, как называется строительная компания, в которой работает Насырин. Он смущенно листает альбом: «Вот тут же написано где-то…» На сборку домика уйдет дней десять, еще три-четыре—на внутреннюю отделку, но этим будет заниматься какая-то другая организация.
Как утверждает сайт областного правительства, за работами ведется круглосуточное web-наблюдение. Но своими глазами увидеть «камеру Путина» на стройке не удалось.
Из оврага метрах в пятидесяти от стройки тянет дымком. Наш фотограф, зайдя в лес, по колено проваливается в торф — к счастью, лишь теплый. На снимках видно, как между корней из земли вырываются языки открытого огня. Как говорят местные, пересохшее болото дымит, не переставая. Пожарные машины, дежурившие здесь в первые дни после пожара, уже уехали. Своей техники в Синеньких как не было, так и нет.
«Почему люди не плачут?»
Пожар начался около 16.00. Учительница русского языка Ирина Глухова уже вернулась с работы, постирала и повесила во двор сушиться белую блузку, приготовленную для завтрашнего семинара. Увидев, как из-за реки повалил дым и пепел, рассердилась, — ведь кофточка испачкается из-за охотников, которые, как обычно по осени, жгут сухой камыш на Медведице.
Ирина Владимировна услышала, как сын Олег и взрослые мужики с улицы побежали с лопатами к реке. «Галки» (так здесь называют горящие ветки) уже перелетели на жилой берег. Загорелись три улицы сразу. «Рядом с нами стоял дом, хозяева на заработках в Москве. Оборачиваюсь: ух! — и нет дома, до сих пор не понимаю, откуда огонь на него прыгнул». Муж Глуховой поехал перекрывать газопровод. Ирина Владимировна забежала в дом, не знала, что взять, «схватила котенка и стою». Спас один из выпускников. Стекла в окнах уже лопнули от близкого жара, но он вошел внутрь, вытащил, запихнул в машину. Проваливаясь в обморок, Глухова увидела, как на другой стороне улицы догорает мамин дом.
Педагоги-погорельцы рассаживаются за столами в учительской. Рассказывают, как будто оправдываются за то, что не «отстояли» (сейчас в Синеньких это очень часто употребляемое слово) свое жилье. Видимо, пострадавших не раз попрекнули государственной милостью.
Наталья Емельянова, учитель географии и истории, с мужем «тушили до последнего». Водопровода в селе нет, только колодцы во дворах (не во всех, так как выкопать его стоит 30—40 тысяч рублей). Электричество отключили, то есть бытовые насосы не работали, люди вручную поднимали воду с 30-метровой глубины. Вычерпали до дна, «воды вообще не осталось, честно говоря, потом даже пили с глиной». Отогнали огонь от бани, гаража, сарая. «Муж мне говорит: ну, Наталья, пронесло. Тут сзади треск — это был наш дом. С тыла обошел, — рассказывает Наталья Юрьевна. — Я раньше думала: интересно, почему люди не плачут, когда у них все сгорело, не показывают, что ли? Оказалось, правда, не плачут. Я просто повторяла: мы сгорели-сгорели».
Пострадавшие не запомнили, сколько ждали прихода помощи. На своих машинах приехали люди из соседних сел и Петровска. Автобус милиционеров. Пожарные из Базарного Карабулака, Хвалынска, Пензы, Ульяновска, Самары. После того как прибыли пожарки, ни одного дома больше не сгорело. То есть, как полагают сельчане, если бы в Синеньких была собственная пожарная машина, значительной части ущерба удалось бы избежать.
Еще во время пожара сельчанам предлагали эвакуироваться на школьном автобусе. Почти насильно вывезли лежачих стариков и тяжелобольных, остальные отказались. Те, у кого что-то уцелело, спали на пепелищах. На три дня школу заняли под штаб (других крупных общественных зданий в деревне не осталось). Здесь спали и питались 250 солдат, жителям раздавали гуманитарную помощь и консервы. В сельский магазин завезли картошку по 25 рублей. Своя-то сгорела.
У Ирины Глуховой уничтожено 67 ведер картошки, семь поросят, 4 тонны кормового зерна, трактор, машина, запчасти, три сарая, «даже туалет сгорел». Как зимовать, как сажать огород в следующем году, непонятно. Дом учительницы, как ни странно, уцелел, величина компенсации для таких пострадавших неизвестна, «сказали, что-то будет на счета». Тем, кто лишился жилья, обещают выдать за имущество до 200 тысяч рублей. Сколько именно, кто и как будет определять сумму, сельчане не знают. Есть еще потери нематериального порядка, возмещению не подлежащие. «У меня сгорело больше тысячи книг, — говорит Наталья Емельянова. — Весь Толстой, Брокгауз. Я их собирала почти тридцать лет, с тех пор как решила стать учителем».
Село Вишневое и его обитатели
«Обидно. Лето пережили, жара спала. Тут ветер — и на тебе», — ворчит водитель сельсовета Александр Петрович. Бесконечными полевыми дорогами пробираемся к сгоревшему селу Вишневое. Спрашиваю, сколько времени на дорогу туда нужно пожарной машине. Петрович предлагает самой посчитать, если пожарка идет со скоростью 20 километров в час, а так быстро она едет потому, что молодая, тридцати нет еще, «у нас же все инновационное». Чувствуется, что водитель внимательно смотрит новости, и на каждое модное слово из ящика у него есть ответ.
«Вот здесь пожар может быть и вот здесь, — указывает он на сухие пустоши по обеим сторонам грунтовки. — Раньше скотина выедала траву, пастухи кнутами дрались за места. Теперь стоит только окурок кинуть…» Пассажиры с заднего сиденья просят не каркать: над оврагом поднимается странная дымка, день опять солнечный и ветреный, «уже душа дрожит». Въезжаем в выжженный лес. Эти деревья не оживут. Дубы изогнуты под неестественными углами, как обгоревшие спички. Некоторые переломились надвое. Черные, свернувшиеся в комочек, листья не опали, почему-то это выглядит особенно неприятно.
Останавливаемся на склоне. Прошлой зимой пожарные наблюдали отсюда, как внизу догорает здание, но спуститься не могли — проехать в село можно только летом. Дома разбросаны вкривь и вкось, между ними — пустыри, как выбитые зубы. Это не могло не загореться. Вопрос был лишь во времени и совпадении погодных условий.
Первой заметила пожар 70-летняя пенсионерка, бывшая учительница, живущая в крайнем доме. Вышла с лопатой, но огонь уже помчался по заброшенному саду через село. Мобильная связь здесь практически не работает, жители чудом дозвонились главе Новозахаркинского МО, к которому относится Вишневое. «Я ехала сюда с намерением убить одного человека. Незадолго до того он у меня на глазах жег траву, я предупреждала, что в следующий раз посажу энным местом в костер», — вспоминает глава Галина Биссарова. Добравшись до села, увидела, что искры летят с подстанции. Электриков она не винит, говорит: «Они такая же нищета, как и мы».
Галина Николаевна сбросила свою одежду в погреб, надела старый халат, галоши, ведро на голову (чтобы волосы не загорелись) и пошла в атаку. Вытащила полулежачего деда, втолкнула в служебный жигуленок вывезла на опаханное место. Правда, через некоторое время дед приковылял назад, заявив, что хочет сгореть вместе со своим домом. «Святой оказался: и дом уцелел, и сам живой, только щеку обжег, — говорит Биссарова. — Еще одну бабульку эвакуировала вместе с забором: вцепилась намертво, не пойду, и все. Третью пинками в машину загнала: 75 лет, а пьянее водки, не дай Бог, говорю, дрянь такая, сгоришь, меня же в асфальт закатают».
Перед зданием клуба на ярко-красном столбе повешена такого же цвета рында (по-местному названию «дурында»). Как показала практика, от пожара не помогает. В Вишневом развалины еще не убирали. Здесь поражает абсолютная тишина. Стоя посреди села, не слышишь ни человека, ни птиц, ни шума деревьев.
Дом стариков Балакшиных стоит в выжженном пятне — от двора остались металлические ворота. Увидев чужаков, с огорода бежит Александра Павловна, спотыкается, с надеждой заглядывает в окна машины. С ходу перечисляет, сколько сгорело кур, свиней, зерна, сто банок солений, запасы сала, мешок сахара, муки три мешка, а без муки здесь жить нельзя, потому что нет магазина, но как же печь хлеб, если нет даже сита… Муж и дочь Александры Павловны инвалиды. Ей 74 года, пенсия 3960 рублей, хотя стажа 39 лет. «В райсобесе сказали: у вас стаж пустой, вы работали за палочки. Я утерлась и ушла». Чтобы оформить компенсацию за имущество, нужно ездить в Новозахаркино и Петровск. Таксисты теперь берут с «миллионеров» из Вишневого по 150 рублей в один конец, а автобуса нет.
На выезде из села попадается единственный местный школьник. «Мы думали, здесь детей вообще нет. Случайно вспомнили, что его отец стоит на воинском учете», — говорят в сельской администрации. Мальчик ходит в третий класс. Не ездит, а именно ходит: пешком через лес за четыре километра в соседнее село Оркино. Зимой тоже.
Доступное жилье
Всего в Вишневом было 37 домов. Сгорели двадцать, постоянные обитатели имелись только в двух из них. Областные власти обещают помочь всем погорельцам, но бюрократическая процедура пока не ясна. Зато уже начались споры между наследниками. В сельсовет звонят из Подмосковья, Оренбурга, Пензы дети давно покойных жителей Вишневого, не бывавшие на родине по тридцать лет. Большинство хотят получить жилищный сертификат. О желании построить новый дом в селе заявили семеро погорельцев. «Главное, чтобы нашим бомжикам разрешили только вариант со строительством. Если дать им возможность купить квартиру в Саратове, максимум через полгода они снова приземлятся у нас без жилья и документов», — полагает Галина Николаевна.
Деревня стала местом, куда из города отправляют «человеческий мусор». У Биссаровой скопилась целая папка переписки с прокуратурой. «Прошу проверить законность сделки по продаже саратовской квартиры семьи имярек, в которой имеется столько-то несовершеннолетних», — типичный текст обращения к надзорному ведомству. Столь же типичный ответ: желание пьющих родителей переехать с детишками на свежий воздух похвально, оснований для реагирования не усматривается.
Порубить главу
В кабинет заходят два солидных господина, представляющих телекоммуникационную компанию. Им поручено провести в Вишневое телефон и широкополосный интернет. Господа с порога предупреждают: «Погорельцам без прописки ничего не поставим». Биссарова сообщает, что они все без прописки. «Пускай гуляют. А сколько там вообще жителей?» Услышав цифру, кривятся: «Ой, мама, какие деньги будем вкладывать!» — «Не вы же. Государство», — уточняет глава. «За Медведева обидно», — отвечают господа.
«Это вот не дурь?» — возмущается Биссарова, когда гости исчезают за дверью. Спрашиваю, что нужно Вишневому вместо скоростного интернета? «Пожарка», — говорит не раздумывая. Пожарная машина стоит около 4 миллионов рублей. В бюджете Новозахаркинского МО на противопожарные мероприятия на год заложено 7 тысяч рублей. Это много — столько же, сколько на профилактику терроризма и развитие культуры вместе взятые.
Президент Дмитрий Медведев сказал, что муниципальные главы, несмотря на пустой бюджет, обязаны научиться «привлекать силы». «Где наши мужики? — готова ответить Галина Николаевна главе государства.— Нам ни косить, ни тушить некем. Деревенские мужики создают продукт и налоги на заработках у вас, а их семьи со всей социальной нагрузкой сидят у нас. Поэтому мы и горим». После пожара Биссарова написала президенту о ситуации с водой в деревнях. «Слишком смело», — сказали в районной администрации.
Новая ГазетаПрезидентский уровень
«Доедете до Петровска и спросите, куда дальше. После того как мы сгорели, дорогу все знают», — объясняют свое месторасположение жители Синеньких. Пожар здесь произошел в начале сентября, об этом узнал сам президент, посещавший в этот день Саратовскую область. Теперь высокие делегации ездят в Синенькие наперегонки. Отправляясь сюда, думала, что уж здесь-то налажено образцово-показательное восстановление мирной жизни. Оказалось, ничего подобного: чиновники честны с гражданами как никогда, золотых гор даже не обещают.
От трассы километров пять трясемся по грунтовке. Издали видны рабочие вагончики, грузовики, бульдозеры. Кажется, что на въезде в село рассыпаны горы песка для строительства дороги. При ближайшем рассмотрении становится понятно: это — пепел. Пожарище занимает весь квартал, соседствующий с лесом. Обломки уже убраны или растерты в мельчайшую пыль, которая проникает в машину даже через закрытые окна и мгновенно покрывает все в салоне. Слева торчит изогнутая от жара труба газопровода, впереди — банная печка, справа — огород с обугленной капустой. Остался запах — не просто горелого, а чего-то невыносимо жуткого, так что мурашки бегут: домашние животные и птицы горели здесь заживо, люди, успевшие выскочить на не тронутый огнем перекресток, слышали это.
Вместо 24 сгоревших домов построят четыре. Залиты два фундамента. Мужчины в оранжевых жилетах, черные, как шахтеры, обедают, расположившись на штабелях сэндвич-панелей. Бригадир Алексей Насырин готов к вопросам журналистов: достает из кармана альбом с эскизом, показывает, каким будет новый дом. 50 квадратных метров, снаружи обшит сайдингом, крыша из металлопрофиля, пластиковые окна, внутри линолеум и обои, «никто не отказался бы от такого». На чертеже указано, что внутри будут две комнаты, кухня и санузел. Сени, погреб и все прочее, что отличает деревенский дом от дачи, хозяева смогут достроить потом сами.
По оценке бригадира, такое жилье стоит 1,2 миллиона рублей. Спрашиваю, как называется строительная компания, в которой работает Насырин. Он смущенно листает альбом: «Вот тут же написано где-то…» На сборку домика уйдет дней десять, еще три-четыре—на внутреннюю отделку, но этим будет заниматься какая-то другая организация.
Как утверждает сайт областного правительства, за работами ведется круглосуточное web-наблюдение. Но своими глазами увидеть «камеру Путина» на стройке не удалось.
Из оврага метрах в пятидесяти от стройки тянет дымком. Наш фотограф, зайдя в лес, по колено проваливается в торф — к счастью, лишь теплый. На снимках видно, как между корней из земли вырываются языки открытого огня. Как говорят местные, пересохшее болото дымит, не переставая. Пожарные машины, дежурившие здесь в первые дни после пожара, уже уехали. Своей техники в Синеньких как не было, так и нет.
«Почему люди не плачут?»
Пожар начался около 16.00. Учительница русского языка Ирина Глухова уже вернулась с работы, постирала и повесила во двор сушиться белую блузку, приготовленную для завтрашнего семинара. Увидев, как из-за реки повалил дым и пепел, рассердилась, — ведь кофточка испачкается из-за охотников, которые, как обычно по осени, жгут сухой камыш на Медведице.
Ирина Владимировна услышала, как сын Олег и взрослые мужики с улицы побежали с лопатами к реке. «Галки» (так здесь называют горящие ветки) уже перелетели на жилой берег. Загорелись три улицы сразу. «Рядом с нами стоял дом, хозяева на заработках в Москве. Оборачиваюсь: ух! — и нет дома, до сих пор не понимаю, откуда огонь на него прыгнул». Муж Глуховой поехал перекрывать газопровод. Ирина Владимировна забежала в дом, не знала, что взять, «схватила котенка и стою». Спас один из выпускников. Стекла в окнах уже лопнули от близкого жара, но он вошел внутрь, вытащил, запихнул в машину. Проваливаясь в обморок, Глухова увидела, как на другой стороне улицы догорает мамин дом.
Педагоги-погорельцы рассаживаются за столами в учительской. Рассказывают, как будто оправдываются за то, что не «отстояли» (сейчас в Синеньких это очень часто употребляемое слово) свое жилье. Видимо, пострадавших не раз попрекнули государственной милостью.
Наталья Емельянова, учитель географии и истории, с мужем «тушили до последнего». Водопровода в селе нет, только колодцы во дворах (не во всех, так как выкопать его стоит 30—40 тысяч рублей). Электричество отключили, то есть бытовые насосы не работали, люди вручную поднимали воду с 30-метровой глубины. Вычерпали до дна, «воды вообще не осталось, честно говоря, потом даже пили с глиной». Отогнали огонь от бани, гаража, сарая. «Муж мне говорит: ну, Наталья, пронесло. Тут сзади треск — это был наш дом. С тыла обошел, — рассказывает Наталья Юрьевна. — Я раньше думала: интересно, почему люди не плачут, когда у них все сгорело, не показывают, что ли? Оказалось, правда, не плачут. Я просто повторяла: мы сгорели-сгорели».
Пострадавшие не запомнили, сколько ждали прихода помощи. На своих машинах приехали люди из соседних сел и Петровска. Автобус милиционеров. Пожарные из Базарного Карабулака, Хвалынска, Пензы, Ульяновска, Самары. После того как прибыли пожарки, ни одного дома больше не сгорело. То есть, как полагают сельчане, если бы в Синеньких была собственная пожарная машина, значительной части ущерба удалось бы избежать.
Еще во время пожара сельчанам предлагали эвакуироваться на школьном автобусе. Почти насильно вывезли лежачих стариков и тяжелобольных, остальные отказались. Те, у кого что-то уцелело, спали на пепелищах. На три дня школу заняли под штаб (других крупных общественных зданий в деревне не осталось). Здесь спали и питались 250 солдат, жителям раздавали гуманитарную помощь и консервы. В сельский магазин завезли картошку по 25 рублей. Своя-то сгорела.
У Ирины Глуховой уничтожено 67 ведер картошки, семь поросят, 4 тонны кормового зерна, трактор, машина, запчасти, три сарая, «даже туалет сгорел». Как зимовать, как сажать огород в следующем году, непонятно. Дом учительницы, как ни странно, уцелел, величина компенсации для таких пострадавших неизвестна, «сказали, что-то будет на счета». Тем, кто лишился жилья, обещают выдать за имущество до 200 тысяч рублей. Сколько именно, кто и как будет определять сумму, сельчане не знают. Есть еще потери нематериального порядка, возмещению не подлежащие. «У меня сгорело больше тысячи книг, — говорит Наталья Емельянова. — Весь Толстой, Брокгауз. Я их собирала почти тридцать лет, с тех пор как решила стать учителем».
Село Вишневое и его обитатели
«Обидно. Лето пережили, жара спала. Тут ветер — и на тебе», — ворчит водитель сельсовета Александр Петрович. Бесконечными полевыми дорогами пробираемся к сгоревшему селу Вишневое. Спрашиваю, сколько времени на дорогу туда нужно пожарной машине. Петрович предлагает самой посчитать, если пожарка идет со скоростью 20 километров в час, а так быстро она едет потому, что молодая, тридцати нет еще, «у нас же все инновационное». Чувствуется, что водитель внимательно смотрит новости, и на каждое модное слово из ящика у него есть ответ.
«Вот здесь пожар может быть и вот здесь, — указывает он на сухие пустоши по обеим сторонам грунтовки. — Раньше скотина выедала траву, пастухи кнутами дрались за места. Теперь стоит только окурок кинуть…» Пассажиры с заднего сиденья просят не каркать: над оврагом поднимается странная дымка, день опять солнечный и ветреный, «уже душа дрожит». Въезжаем в выжженный лес. Эти деревья не оживут. Дубы изогнуты под неестественными углами, как обгоревшие спички. Некоторые переломились надвое. Черные, свернувшиеся в комочек, листья не опали, почему-то это выглядит особенно неприятно.
Останавливаемся на склоне. Прошлой зимой пожарные наблюдали отсюда, как внизу догорает здание, но спуститься не могли — проехать в село можно только летом. Дома разбросаны вкривь и вкось, между ними — пустыри, как выбитые зубы. Это не могло не загореться. Вопрос был лишь во времени и совпадении погодных условий.
Первой заметила пожар 70-летняя пенсионерка, бывшая учительница, живущая в крайнем доме. Вышла с лопатой, но огонь уже помчался по заброшенному саду через село. Мобильная связь здесь практически не работает, жители чудом дозвонились главе Новозахаркинского МО, к которому относится Вишневое. «Я ехала сюда с намерением убить одного человека. Незадолго до того он у меня на глазах жег траву, я предупреждала, что в следующий раз посажу энным местом в костер», — вспоминает глава Галина Биссарова. Добравшись до села, увидела, что искры летят с подстанции. Электриков она не винит, говорит: «Они такая же нищета, как и мы».
Галина Николаевна сбросила свою одежду в погреб, надела старый халат, галоши, ведро на голову (чтобы волосы не загорелись) и пошла в атаку. Вытащила полулежачего деда, втолкнула в служебный жигуленок вывезла на опаханное место. Правда, через некоторое время дед приковылял назад, заявив, что хочет сгореть вместе со своим домом. «Святой оказался: и дом уцелел, и сам живой, только щеку обжег, — говорит Биссарова. — Еще одну бабульку эвакуировала вместе с забором: вцепилась намертво, не пойду, и все. Третью пинками в машину загнала: 75 лет, а пьянее водки, не дай Бог, говорю, дрянь такая, сгоришь, меня же в асфальт закатают».
Перед зданием клуба на ярко-красном столбе повешена такого же цвета рында (по-местному названию «дурында»). Как показала практика, от пожара не помогает. В Вишневом развалины еще не убирали. Здесь поражает абсолютная тишина. Стоя посреди села, не слышишь ни человека, ни птиц, ни шума деревьев.
Дом стариков Балакшиных стоит в выжженном пятне — от двора остались металлические ворота. Увидев чужаков, с огорода бежит Александра Павловна, спотыкается, с надеждой заглядывает в окна машины. С ходу перечисляет, сколько сгорело кур, свиней, зерна, сто банок солений, запасы сала, мешок сахара, муки три мешка, а без муки здесь жить нельзя, потому что нет магазина, но как же печь хлеб, если нет даже сита… Муж и дочь Александры Павловны инвалиды. Ей 74 года, пенсия 3960 рублей, хотя стажа 39 лет. «В райсобесе сказали: у вас стаж пустой, вы работали за палочки. Я утерлась и ушла». Чтобы оформить компенсацию за имущество, нужно ездить в Новозахаркино и Петровск. Таксисты теперь берут с «миллионеров» из Вишневого по 150 рублей в один конец, а автобуса нет.
На выезде из села попадается единственный местный школьник. «Мы думали, здесь детей вообще нет. Случайно вспомнили, что его отец стоит на воинском учете», — говорят в сельской администрации. Мальчик ходит в третий класс. Не ездит, а именно ходит: пешком через лес за четыре километра в соседнее село Оркино. Зимой тоже.
Доступное жилье
Всего в Вишневом было 37 домов. Сгорели двадцать, постоянные обитатели имелись только в двух из них. Областные власти обещают помочь всем погорельцам, но бюрократическая процедура пока не ясна. Зато уже начались споры между наследниками. В сельсовет звонят из Подмосковья, Оренбурга, Пензы дети давно покойных жителей Вишневого, не бывавшие на родине по тридцать лет. Большинство хотят получить жилищный сертификат. О желании построить новый дом в селе заявили семеро погорельцев. «Главное, чтобы нашим бомжикам разрешили только вариант со строительством. Если дать им возможность купить квартиру в Саратове, максимум через полгода они снова приземлятся у нас без жилья и документов», — полагает Галина Николаевна.
Деревня стала местом, куда из города отправляют «человеческий мусор». У Биссаровой скопилась целая папка переписки с прокуратурой. «Прошу проверить законность сделки по продаже саратовской квартиры семьи имярек, в которой имеется столько-то несовершеннолетних», — типичный текст обращения к надзорному ведомству. Столь же типичный ответ: желание пьющих родителей переехать с детишками на свежий воздух похвально, оснований для реагирования не усматривается.
Порубить главу
В кабинет заходят два солидных господина, представляющих телекоммуникационную компанию. Им поручено провести в Вишневое телефон и широкополосный интернет. Господа с порога предупреждают: «Погорельцам без прописки ничего не поставим». Биссарова сообщает, что они все без прописки. «Пускай гуляют. А сколько там вообще жителей?» Услышав цифру, кривятся: «Ой, мама, какие деньги будем вкладывать!» — «Не вы же. Государство», — уточняет глава. «За Медведева обидно», — отвечают господа.
«Это вот не дурь?» — возмущается Биссарова, когда гости исчезают за дверью. Спрашиваю, что нужно Вишневому вместо скоростного интернета? «Пожарка», — говорит не раздумывая. Пожарная машина стоит около 4 миллионов рублей. В бюджете Новозахаркинского МО на противопожарные мероприятия на год заложено 7 тысяч рублей. Это много — столько же, сколько на профилактику терроризма и развитие культуры вместе взятые.
Президент Дмитрий Медведев сказал, что муниципальные главы, несмотря на пустой бюджет, обязаны научиться «привлекать силы». «Где наши мужики? — готова ответить Галина Николаевна главе государства.— Нам ни косить, ни тушить некем. Деревенские мужики создают продукт и налоги на заработках у вас, а их семьи со всей социальной нагрузкой сидят у нас. Поэтому мы и горим». После пожара Биссарова написала президенту о ситуации с водой в деревнях. «Слишком смело», — сказали в районной администрации.
Немає коментарів:
Дописати коментар