До последнего времени материалы, относящиеся к аварии, хранились под грифом "совершенно секретно". "Голос Америки" сообщил правду о случившемся на следующий день, в самом же Нижнем Новгороде об ядерной катастрофе говорилось как о тривиальном несчастном происшествии: дескать, рабочие просто обожглись паром. Сами же создатели атомной субмарины были связаны подпиской о неразглашении государственной тайны. Теперь, спустя десятилетия, картину трагедии можно восстановить и по документам, и по воспоминаниям участников тех печальных событий.
Вот как это было. Обычно в цехе, где одновременно строилось несколько атомных подлодок, работало до двух тысяч человек. Но в тот воскресный день их было лишь 156, потому что на субмарине под заводским номером 722 проводились так называемые потенциально опасные работы - гидравлические испытания первого контура. Делается это под давлением 280 атмосфер, но уже при 35 раздался хлопок и произошел самозапуск реактора. Внутри него давление достигло одной тысячи атмосфер. Крепления металлической крышки не выдержали огромной нагрузки, и она приподнялась - всего на два миллиметра. Но этой микрощели хватило, чтобы содержимое вырвалось наружу. Повис туман... Через считанные секунды реакция так же самопроизвольно прекратилась. Но произошло разрушение активной зоны самого реактора. В воздух рабочей зоны было выброшено 72 тысячи кюри радиоактивных веществ.
Рассказывает бывший начальник цеха Валентин Кузин:
- Этот день был выходным, и в цехе старшим оставался мой заместитель. Около десяти утра ко мне прибежал дежурный Олимпий Клявлин. Говорит, какой-то взрыв произошел. А от дома до завода мне идти с полчаса, телефонов тогда не было. Прихожу в цех, смотрю - три парня красные, как после парной. Дальше - больше... Уже были вызваны руководители службы радиационной безопасности - слава Богу, оказались дома. Когда они произвели первые замеры, не поверили своим глазам - прибор зашкалило. Принесли другой, более мощный, - та же история.
Люди продолжали работать. В мою задачу входило не допустить распространения радиации за пределы цеха, учесть всех, кто был здесь в это утро. После санобработки каждому выделили новую одежду. Приехали медики, но они не знали, что делать с теми пятью специалистами, которые находились непосредственно в реакторном отсеке. У некоторых изо рта шла пена... Закончилось тем, что вечером их отправили в Москву, в Институт биофизики. Уже через три недели в живых оставался один. Конечно, госпитализировать надо было всех 156 человек, а потом установить за ними постоянный медицинский контроль. Но власти, видимо, боялись огласки и предпочли закрыть глаза на происшедшее.
О чем же говорят рассекреченные документы? Вот официальное объяснение причин аварии. "Самопроизвольная цепная реакция произошла вследствие резкого падения давления в первом контуре (гидравлический удар) из-за срыва технологических заглушек... Отверстия на стойках... были уплотнены не штатными заглушками, а полиэтиленовыми пробками, предназначенными лишь для предохранения внутренних полостей от механических загрязнений, и не имели необходимой прочности". Если проще - пробки по чьей-то халатности не заменили на надежные заглушки. Непосредственных виновников катастрофы потом установит следствие.
Дальше события развивались так. Следующий удар радиации приняли на себя дозиметристы. Они производили замеры и оценивали радиационную обстановку в цехе. Одновременно другие специалисты контролировали температуру активной зоны непосредственно в реакторном отсеке. Туда заходили по очереди, не более чем на десять минут. Потому дозиметристы составили подробнейшую картограмму загрязнения всех, даже самых отдаленных уголков цеха. После этого обычными пылесосами, а то и вручную убирали фонящие грязь и воду. Но сил явно не хватало. И тогда руководство завода обратилось к коллективу с просьбой принять участие в дезактивации цеха, пообещав добровольцам выплачивать до 50 рублей ежедневно.
Желающих нашлось предостаточно. Усилиями сотен людей за полгода огромный эллинг был очищен от радиации. Важно подчеркнуть, что не только деньги прельщали сормовичей. Люди работали на оборонном предприятии, которое отличалось исключительной дисциплиной. Все понимали, как важно сдать атомную субмарину в срок. И строительство ее вскоре продолжили, заменив реактор.
Со временем все как будто бы вошло в свою колею. Только вот многие ликвидаторы стали чувствовать явное недомогание, проявились всевозможные болячки. Но никто не роптал - время было такое. К тому же все помнили об уже упоминавшейся подписке о неразглашении...
Кто какую дозу облучения получил в январе 70-го? Первые замеры после "хлопка", когда зашкалило приборы, по утверждению одних, производили через час, другие - через два. И все это время работа продолжалась!
В цехе, как оказалось, вообще не было дозиметров. "Индивидуальный дозиметрический контроль не осуществлялся, и не представилась возможность точно установить местонахождение и действия персонала в период развития аварии... Можно лишь ориентировочно рассчитать уровни загрязнения", - говорится на сей счет в официальном заключении.
...Я смотрю в слезящиеся глаза бывшего начальника цеха Кузина. "У меня уже давно искусственные хрусталики, - беспомощно моргает Валентин Алексеевич. - Больна печень, то и дело возникают экземы. Вероятно, рак кожи. Но лечиться не на что. Пенсии в 500 рублей хватает, как говорится, на хлеб да на соль. К тому же сын перенес инфаркт. От голода спасает только дачный участок, но работать на нем мне уже тяжело. А ведь я отдал заводу 50 лет жизни".
Кузину 71 год. Таких, как он, доживших до наших дней, ликвидировав аварии на субмарине, осталось около 700. И, право же, эти люди достойны иной судьбы.
Не рассчитывая на помощь родного государства, они, когда завеса тайны с "хлопка" была снята, создали свое общество ликвидаторов ядерной аварии "Январь-70". Добиваются ветераны одного - чтобы их уравняли в правах с ликвидаторами Чернобыля, отнесли к подразделениям особого риска. А это означает, что они согласно действующему законодательству получили бы единовременное пособие, надбавки к пенсии, бесплатные лекарства, возможность поправить здоровье в санатории. Пока же в соответствии с законом такие льготы предоставляются только работникам силовых структур. И не парадоксально ли, что на том же "Красном Сормове" военпреды, которые лишь косвенно участвовали в дезактивации цеха, к подразделениям особого риска относятся, а вот те, кто был рядом с ними, - нет!
Ликвидаторы столкнулись с непробиваемой железобетонной стеной бюрократизма на государственном уровне. Особенно поражает своим цинизмом ответ на их прошение из Министерства РФ по атомной энергии: "... Радиационная авария произошла на атомном реакторе строящейся подводной лодки, которая не является военным объектом... Эксперты администрации Нижегородской области (а она поддержала просьбу сормовичей. - В.Д.)... не учли данного обстоятельства".
Из этого следует, что и претендовать ликвидаторам не на что. А ведь у субмарины был не только заводской, но и тактический номер - "К-320", на заводе находился ее экипаж. Только вот стояла она пока еще в цехе, а не в затоне - спустить на воду ее предполагалось в феврале.
Ответ от имени Минатома подписали доктор технических наук, член российской научной комиссии по радиационной защите А.М. Матушенко и заместитель начальника департамента проектирования и испытания ядерных боеприпасов Г.Е. Золотухин. В нем содержится и такая "душещипательная" фраза, обращенная к сормовичам: "С надеждой на взаимопонимание".
Взаимопонимания, однако, достигнуто не было. Ни к чему не привели и обращения бывшего губернатора Нижегородской области Бориса Немцова к бывшему председателю правительства РФ Виктору Черномырдину, ныне действующего губернатора Ивана Склярова к бывшему президенту Борису Ельцину. Более того, когда Госдума второго созыва и Федеральное Собрание РФ приняли Закон "О социальной защите непосредственных участников деятельности в области ядерного оружия - граждан из подразделений особого риска", президент наложил на него вето, которое Госдума в ноябре 99-го преодолеть так и не смогла.
Председатель общества "Январь-70" Александр Зайцев и после президентского вето не успокоился, написал жалобу в Конституционный суд РФ. Но и ответ высшей судебной инстанции страны был бюрократически сух и краток: "Вы просите проверить норму, отсутствующую в названном постановлении (речь идет о постановлении правительства России по поводу все тех же зон особого риска. - В.Д.). Принятие решения по вопросу целесообразности дополнения действующего законодательства не входит в компетенцию Конституционного суда РФ".
Казалось бы, дальше идти некуда. Но уже на отдыхе президент Ельцин, сменился состав Госдумы, и у отчаявшихся сормовичей появилась новая надежда. Они намерены по властным структурам добиваться справедливости. И, несмотря ни на что, верят: руководители нашего государства наконец услышат их голос. Только сколько ликвидаторов аварии на ядерной субмарине останется к тому времени в живых, одному Богу известно. В январе на местном кладбище появилась не одна свежая могила. Хорошо (если тут уместно это слово), что хоть затраты на похороны берет на себя завод, руководители которого не забывают своих обездоленных ветеранов...
В феврале 1965 года в Северодвинске на предприятии “Зведочка” производилась перезарядка реактора, внезапно реактор вышел на мощность, начался пожар в отсеке, переоблучились люди, лодка выведена из строя на многие годы.
Подводная лодка “К-11” проекта 627А была построена на Северном машиностроительном предприятии 23 декабря 1961 года. Первый командир Юрий Николаевич Калашников, командир БЧ-5 Семен Иванович Вовша.
В декабре 1964 года “К-11” пришла на предприятие “Звездочка” в г. Северодвинске для перезарядки реакторов и производства текущего ремонта. Предприятие “Звездочка” с атомным флотом еще особенно не сталкивалось, и поэтому Главное техническое управление ВМФ прислало “своего человека” для наблюдения за ходом работ, капитана 2 ранга Е. Сидорова. К тому времени это был уже довольно опытный специалист в области перегрузки реакторов. Перегрузку реакторов предстояло выполнить силами технической базы Северного флота, ранее производившей подобные работы, в частности на подводной лодке такого же проекта “К-14”. А все сопутствующие манипуляции — вырезку легкого и прочного корпусов, демонтаж оборудования поручили коллективу “Звездочки”. 10 февраля планировалось выполнение операции № 1. Именно так в Военно-Морском флоте именуется перезарядка реакторов.
Ничто не предвещало беды. Стояла морозная, безветренная погода. Прожекторы раздвигали сумерки полярной ночи. Слегка парили калориферы и коммуникации обогрева. В отсеке возились специалисты, одетые в защитные костюмы. Над крышкой одного из реакторов, как клюв громадной сказочной птицы, навис плавучий кран, готовый по команде отделить эту крышку от тела реактора.
Безусловно, реактор был надежно заглушен. Однако в нем оставался невыгоревший энергозапас ядерного горючего. Этот остаток блокировало специальное устройство, называемое компенсирующей решеткой. Поскольку крышку реактора предстояло отделить от корпуса, на решетке должны были быть специальные калиброванные упоры. Такие упоры были установлены, но... не той длины. А определенные должностные лица не проверили, как выполнена эта ключевая операция.
Клюв плавучего крана ухватил крышку реактора - и вместе с ней начала подниматься и компенсирующая решетка, высвобождая “атомного джина”. Блеснула нейтронная молния, вырвались клубы активного пара и газа, но реактор тут же заглох. Крановщик оставил пульт управления краном, крышка с перекосом рухнула на реактор. В отсеке начался пожар...
Я служил в соседней бригаде подводных лодок заместителем командира соединения по ЭМЧ, по тревоге поступил в распоряжение командира Беломорской ВМБ капитана 1 ранга Бориса Ефремовича Ямкового (впоследствии адмирала, главного инспектора Министерства обороны по ВМФ). К утру, с флота прилетел начальник технического управления Ю.В.Задерман, а с флотилии - Михаил Михайлович Будаев. К этому времени пожар удалось потушить. Пострадавший личный состав, в том числе командира БЧ-5 С.И. Вовшу и представителя Москвы Е.В. Сидорова, госпитализировали. Но надо было срочно решать другой вопрос: как предотвратить распространение радиоактивного заражения?
В периодической печати, особенно после Чернобыля, много писали о том, что специфика водо-водяных реакторов исключает ядерный взрыв и в случае бесконтрольного мгновенного повышения мощности произойдет только тепловой взрыв. Как видно из повествования этой главы, физику реакторов на тепловых нейтронах “успешно” подтвердили на практике специалисты перегрузчики ВМФ и, к сожалению, не один раз (взрыв в Чажме).
Но хотя худшего и не случилось, радиационная обстановка на “К-11” внушала немалую тревогу, а откровенно говоря была опасной, но тогда это были первые шаги в использовании атома, что такое лучевая болезнь и радиоактивные ожоги знали по картинкам.
Пожар вначале заливали пресной водой и забрасывали пенными и углекислотными огнетушителями. Затем решили использовать забортную, морскую воду. Ее, с помощью пожарных машин, в отсек залили до 250 тонн. Через выгоревшие уплотнения она распространилась в носовые и кормовые отсеки, и теперь в корме находилось до 150 тонн воды с активностью примерно 1х10-3 Ки/л. По кабельным трассам, как по капиллярам, зараженная жидкость распространялась по всем отсекам и накапливалась в распределительных коробках.
Мы приняли решение откачивать воду за борт, несмотря на ее высокую активность. А все оборудование подводной лодки в течение года было выгружено в цеха “Звездочки”, в том числе крупногабаритные ГТЗА, редукторы, АТГ, ГЭД. Такого никогда прежде не случалось, нооборудование требовало дезактивации, а в условиях подводной лодки выполнить подобные работы было невозможно. Реакторный отсек вырезали. (Впоследствии его затопили в Карском море в районе Новой Земли, а саму субмарину несколько лет ремонтировали). На восстановление “К-11” затратили более 10 миллионов рублей, что по тем временам сумма была немалая.
Газета “Известия” в апреле 1994 года опубликовала интервью с бывшим во время аварии на “К-1Д” командиром, ныне контр-адмиралом в отставке Виктором Васильевичем Смарагдовым: “Экипаж долго занимался ликвидацией последствий аварии и особенно дезактивационными работами, - говорит адмирал. -Я своим приказом определил такие группы людей из экипажа. Отмывали лодку 2 года. А потом сверху пришла команда: “Ввести, срочно корабль в строй!”. Никто толком так и не проверил, насколько она стала чистой. Так с радиоактивным фоном и ушла в море на боевое дежурство”.
В автономном плавании в Средиземном море находились по два месяца, - вспоминает командир турбинной группы, капитан 3 ранга запаса Валерий Тарасов. - Однажды я нашел в трюме болт, поднес к радиометру и ахнул - сотни тысяч распадов. И это после того, как мы в течение двух лет драили лодку и все трюма!..
Впоследствии большинство членов экипажа ушли в запас по болезни. Капитан 2 ранга Ножин, член экипажа ПЛ “К-11” в те “аварийные” времена, уже долгое время нетрудоспособен. Сейчас он инвалид II группы, и у него периодически меняют кровь. Есть медицинские справки о наличии у него лучевой болезни, но чиновники от ВМФ не могут причислить его к ликвидаторам. К сожалению, не один Ножин в таком положении. Мне часто звонят и пишут сослуживцы тех лет, их близкие. Просят оказать помощь в получении документов, подтверждающих участие в ядерных авариях.
Редакция “Известий” обратилась к начальнику главного техуправления ВМФ, заместителю Главнокомандующего вице-адмиралу В. Топилину. Его ответ прост: “Да, согласно приказу министра обороны Павла Грачева, на нас возложена обязанность подтвердить участие лиц в аварии и выдавать соответствующие документы”.
Но вот конкретно капитану 2 ранга Ножину ответили по меньшей мере неубедительно: “В момент аварии этих людей на лодке не было”.
Действительно, в момент аварии на подлодке была только дежурно-вахтенная служба, да рабочие по перезарядке. Но если следовать такой логике, то ликвидаторами на Чернобыле являются только те, кто взорвался вместе с реактором...
Немає коментарів:
Дописати коментар