ВОСПОМИНАНИЯ О ТЕХ,КТО ПРОШЕЛ АД СТРАШНОЙ ВОЙНЫ.

В огне не сгорел, в Днепре не утонул

 

"Только тогда, 18 декабря 1943, через два с лишним месяца после призыва и после участия в боях, отца был приведен к присяге, а его погибшие собратья, значит, такой чести удостоены не были, и Родина осталась им ничем не обязанной ... " Из семейных воспоминаний о Второй мировой.

Текст опубликован в рамках проекта семейных преданий о Второй мировой войне "1939-1945: Неписаная история".

Когда началась немецко-советская война, мои будущие родители - оба 1924 года рождения - именно закончили девять классов средней школы.

Мать, Людмила Колодяжная, была сиротой и жила с опекуншей, которую ей назначил колхоз, в родном селе Глинскую Сумской области.
Отец Григорий Пархоменко был родом из того же села, но жил с семьей в Алчевске, куда мой дед, Тимофей Пархоменко уехал в 1925 году. Дед работал на тамошнем металлургическом заводе сварщиком, а позже возглавлял так называемую квартирную часть.
Хотя Алчевск был оккупирован немцами только 12 июля 1942, но выглядит, что в 1941-42 учебном году там школы не работали, поскольку отец тогда десятого класса так и не закончил. Вместе с одноклассниками они работали на сельхозработах и ​​на строительстве окопов. Однажды попали под авианалет, во время которого погиб родителей одноклассник Проценко Василий.
Между тем брат отца Михаил летом 1941-го проходил действительную военную службу на оккупированном СССР финском полуострове Ханко. Несколько месяцев тамошние советские части отбивались от противника, аж где в ноябре они были эвакуированы Финским заливом к уже блокированного немцами и финнами Ленинграда.
Несколько транспортных кораблей на том переходе немцы потопили, и тысячи бойцов погибли в холодных водах Балтики. В Ленинграде судьба свела Михаила в одной роте с двоюродным братом Cеменом Пархоменко.

Михаил Пархоменко (крайний слева) на полуострове Ханко. Продолжается Вторая мировая

В сентябре 1942 года Семена был расторгнут снарядом на глазах у брата, а сам Михаил погиб в начале января 1943 года при попытке прорыва блокады Ленинграда. В тех краях его и похоронили.
Брат моей матери Аркадий Колодяжный, 1922 года рождения, на момент начала войны именно закончил второй курс высшего военно-морского училища в Ленинграде. Кстати, он вспоминал комиссара того училища по фамилии Мирошниченко, который у доверчивых разговорах с курсантами-украинский выражал убежденность, что Украина будет независимой и потребует морских офицеров.
Вскоре курсантов бросили оборонять Таллинн, где дядя, по его словам, был командиром пулеметного расчета. Поздней осенью было принято решение эвакуировать училище в Баку, чтобы там завершить подготовку тех курсантов для службы офицерами на флоте.
Поскольку Ленинград уже был окружен, курсантов вывозили через Ладожское озеро, погрузив их на какую-то старую гнилую баржу, всю в кизяк. Среди озера сосуд от нагрузки и не очень большой волны разломилась и затонула, подавляющее большинство курсантов, которые были на ней, потонули. Дядя был одним из немногих, которым удалось спастись.
Окончив курс обучения в Баку, он с 1944 году стал воевать на Черном море, а затем в Дунайской флотилии. Остался жив, был награжден орденами, окончил Военно-морскую академию. При этом был убежденным Украинская национал-коммунистом, верил, что Украина будет независимой, но должен оставаться коммунистической.

Весточка лейтенанта Аркадия Колодяжного сестре с освобожденной Одессы

Учитывая заслуги капитана 1 ранга Колодяжного А.А. в гидрографических исследованиях, ЮНЕСКО несколько лет назад назвала подводную гору в Атлантическом океане горой Колодяжного. Сам Аркадий Емельянович до этого не дожил.
Когда родное село в сентябре 1941 года был оккупирован, моя мать стала работать на рядовых работах в колхозе оккупационного образца, который назывался общинным двором.
Через некоторое время девушка, у которой "девять классов было на лбу написано", была назначена учетчиком. Во время очередных наборов на работы в Германию каждый раз скрывалась в соседнем селе у своей тети, сын которой служил в полиции и поэтому ее там не трогали.

Открытка студентки Людмилы Колодяжный брату на флот

В оккупированном Алчевске мой дед не имел работы, поскольку металлургический завод не работал. В Красную армию его не взяли из непризывного возраст. Потеряла работу и сестра Настя.
Советский военный госпиталь, в котором она до того работала и при авианалете была легко ранена, при отступлении Красной армии были эвакуированы, а она осталась с родителями. Жили они там очень трудно, на продовольствие приходилось понемногу менять свое нехитрое имущество.
Между тем и на оккупированном Донбассе начались наборы на работы в Германию. Однажды забрали деда и поставили в колонну таких же, которая направилась к железнодорожной станции. Вместо сумки дед наскоро взял с собой некое старое ведро, куда бросил кусок хлеба и еще что-то дорогу.
В колонне он вздумал отдохнуть. Поставил ведро вверх дном и присел на него. Был обросший бородой, выглядел совсем старым, поэтому конвоиры не обратили на это внимания (вдоль дороги там стояло много людей) - сидит себе какой-то дед, и пусть сидит. Колонна ушла, а дед вернулся домой.
18-летний отец избегал отправки в Германию, как умел. Но однажды в облаву на базаре, где продавал питьевую воду кружки из ведра. Толпа окружили немцы, они быстро отфильтровали старых и малых, а остальные согнали вместе, стали грузили на автомобиль и партиями отвозить на станцию.
Вместе с каждой партией уезжали один-два немца. Когда человек осталось только на последнюю партию и с ними только какая пара немцев, отец решился и рванул прочь. Немцы закричали "Гальт! Гальт!", Но ни гнаться за ним (ведь тогда разбежалась бы остальные), ни стрелять (ведь на базаре кругом были люди) не стали.
В другой раз отца таки как-то упекли на сборный пункт, который был возле станции. Это была территория, огороженная колючей проволокой, которая ночью с караульной вышки освещалась лучом прожектора. В ночь перед загрузкой в ​​вагоны отец и еще несколько ребят убежали оттуда, быстро набросав куфайок на колючку, когда прожектор светил в другую сторону.
Наконец, есть им в Алчевске стало совсем нечего, и семья решила перебраться в родное село Глинская, где еще была их дом, в котором жили квартиранты. Рано весной послали туда мою тетю Настю, чтобы она решила вопрос с огородом.
Настя то добралась до Глинская, написала заявление начальнику управы, а на земле ей было отказано, как "дочке коммуниста", хотя мой дед никогда коммунистом не был. "- А вы не коммунист?" - Не удержалась тетя, тогда еще молодая девушка. Начальник управы рванулся к ней, но гнаться не стал.
Наконец семья таки перебралась в Глинская. Родственники выделили им немного земли и город был посажен. Все стали работать в уже упомянутом общинном дворе - иначе не получалось.
Однажды отцу выпало запрягать лошадь, а поскольку он, выросший в городе, сделал это неумело, то получил кнутом от старости того общинного двора. Горячий парень вцепился в обидчика, но добрые люди их растащили. Староста оставил этот случай без последствий - с Востока уже доносилась канонада.
В сентябре того 1943 года Красная армия вышла на левый берег Сулы. Местными жителями городов был сохранен, а некоторым частям наши ребята показали твердые броды. Немцев быстро погнали к Днепру.
В селе, которое было райцентром, расположился полевой военкомат. За один-два дня все хоть немного способны к службе мужчины были переписаны, а через день они уже шагали на фронт - в основном из числа 340-й Сумской дивизии.
Отец был белобилетчиков - зрение его правого глаза (которым прицилюються) составлял около 5 процентов. Однако он пошел в армию добровольно. На причитания матери сказал лишь: "- А что, разве Мише не хотелось жить ?..".

Уцелевшие воины-железнодорожники после окончания войны. Обведено моего отца - Григория Пархоменко.

Новобранцев сразу же повели на Киев. Прямо в домашней одежде - зачем тратиться на военные строи для смертников? Люди их грустно называли чорносвиткамы.
С оружием также было бедненько, хотя отец, который был парнем упорным, винтовку себе добыл. Он попал в группировку, направленного на Лютежский плацдарм. Множество народа потопилось в Днепре, который форсировали под бешеным обстрелом на подручных средствах.
Плот, на котором переправлялся и отец, разбило снарядом. Плавать он не умел, где в Алчевске можно было потому научиться? Да и куда поплывешь в воде ноябрьской температуры одетым и с винтовкой? Но отцу повезло, его успели втянуть в лодку солдаты, которым повезло больше.

У Лютежа у деда попал осколок, оставшийся в теле до конца жизни

В сентябре 1967 года, через 24 года спустя, я, тогда первокурсник КПИ, был на сельхозработах в селе Мощун по Пуще-Водицу. Квартирная хозяйка, узнав, откуда я родом, заплакала: "- Ой сынок, сколько ребят из Сумщины было перебито там на поле за ручьем! Они же там лежали кучами !..".
И отец вспоминал, что после переправы и боев с их роты в живых осталось 12 бойцов. Сетовал, что большинство погибших за своей ненавченисть даже простым правилам боя. Этим никто не занимался, их просто гнали на пулеметы, как скот. Отец до конца жизни был уверен, что Сталин хотел таким образом истребить украинскую молодежь, которая познала жизнь без коммунистов.
Затем остатки частей, которые освобождали Киев, были отведены на переформирование. При этом отец попал до Пензы. Рассказывал страшные вещи, там солдат практически не кормили, и многие из них умерли от голода. Позже я нашел материалы, такое происходило и в других местах временного размещения войск в глубине России.
Только тогда, 18 декабря 1943, через два с лишним месяца после призыва и после участия в боях, он был приведен к присяге. А его погибшие собратья, значит, такой чести удостоены не были, и Родина осталась им ничем не обязанной ...
Наконец военной медкомиссией, которая осматривала уцелевших освободителей Киева, отец через зрение было отбракованный из пехоты и направлен в железнодорожных войск. Далее он участвовал в восстановлении железнодорожного полотна, мостов в Западной Украине и Польше, в Маньчжурии. Часто под бомбами.
А в Глинскую после восстановления советской власти возобновилось обучение во всех классах средней школы. Поэтому мать смогла закончить в 1944 году десятый класс и, как отличница, была принята без экзаменов в Киевский мединститут.

Наконец дома! Мой дядя (брат мамы) моряк Аркадий Колодяжный с родными и соседями. 1946

Учебные корпуса, общежития были тогда разбросаны по всему городу, а общественный транспорт не работал, поэтому студентам приходилось делать большие концы пешком. По выходным и не только студенты вместе с другими гражданами разбирали руины на Крещатике. Уже тогда было известно, что те руины - дело рук не немцев, а большевиков, но говорилось об этом шепотом и только тем, кому доверяли.
Между тем война закончилась, но у матери, как сироты, не стало средств к существованию в столице - все, и прежде питания, было страшно дорогим. Поэтому она бросила учебу, вернулась в родной Глинская и стала работать в одной из районных учреждений.
В 1947 году в село вернулся из армии отец, он познакомился там с моей матерью и они поженились. Вследствие того события было кому написать эти заметки об их и их ближайших родственников жизнь во время военного лихолетья.
P.S.: До последнего времени я имел обыкновение 9 мая посещать Мемориал в Лютеже, отдавая должное своему отцу и погибшим землякам из 340-й Сумской-Киевской дивизии. В этом году, пожалуй, выберу для этого другой день. Не хочу удовольствие кремлевским марионеткам возлагать цветы под кровавыми флагами античеловеческого режима, который ненавидел своих собственных граждан и миллионами истреблял их.
Другие воспоминания, опубликованы в рамках проекта "1939-1945: Неписаная история", смотрите здесь. Присылайте свои семейные.

Владимир Пархоменко
Инженер-авиастроитель, краевед (Киев). Редактор сайта, посвященного истории Глинская