Подводник – это навсегда
Равиль Газизуллович Сабитов, мичман запаса, служил на Северном флоте в 1965-1968 годах трюмным машинистом атомно-силовых установок на АПЛ проекта 658 М. Отбор на АПЛ в то время велся почти как в отряд космонавтов. Это было первое поколение атомоходов, а значит и первый опыт действий в критических ситуациях. Экипаж, в который попал Сабитов, был резервным и постоянно менял экипажи, вернувшиеся из походов. На печально знаменитой К-19 их экипаж был первым. Нехорошие предчувствия внушал сам спуск на воду этой подлодки - после удара о борт не разбилась бутылка шампанского. Позднее, из-за аварии на трубопроводе первого контура охлаждения, в дивизии К-19 стали называть Хиросимой. На К-33 Сабитов со своим экипажем ходил в г.Полярный на перегрузку реактора.
Но особенно запомнилось ему боевое дежурство на К-149, на которой ушли в автономное плавание в мае 1968 года, а вернулись в конце августа. За это время не без риска справились с небольшим пожаром регенеративной установки и заклиниванием кормовых горизонтальных рулей при погружении (с шестнадцатиметровой глубины лодка тогда резко ушла на стометровую). А когда всплыли на очередной сеанс радиосвязи, К-149 обнаружил противолодочный самолет НАТО. При срочном погружении подлодки американские летчики успели сбросить на нее две болванки. Угодившие в район девятого отсека, они напомнили удары тяжелой кувалды и оставили две заметные вмятины в легком корпусе. На базу возвращались с креном на левый бок и, уже в своих территориальных водах, в сопровождении эсминца. За время автономки клапана вентиляции ЦГБ (цистерны главного балласта) стали обитаемы морской живностью и плохо работали. После выхода из рубки ощущался, казалось, запах йода. Так пахнут морские микроорганизмы.
Несколько раньше, в апреле 1968 года, экипаж участвовал в ракетных стрельбах на приз командующего Северным флотом С.М.Лобова. Этот выход запомнился реальной радиационной тревогой - в одном из узлов атомного реактора обнаружилась микротрещина, через которую так называемая грязная вода просачивалась в обитаемый отсек прочного корпуса. После срочной радиограммы на базу у пирса лодку встречала вся служба радиационной безопасности. Еще в море экипаж вывел из рабочего состояния кормовой реактор и сбросил давление в первом корпусе до нужного уровня. В общем, справились. Поэтому Равиль Газизуллович всегда с благодарностью вспоминает своего старшего товарища, москвича Алексея Жигаленкова, которого молодые матросы уважительно называли Алексеем Сергеевичем. А он перед демобилизацией основательно учил их специальности машиниста - спецтрюмного. Словом, и дело знали, и шутить умели. Особенно кок, пославший было молодых матросов… собирать по берегу сушняк на дрова. Разные были, как сейчас говорят, приколы. И от летающих нейтронов спасались, падая на палубу. Но о какой-либо неуставщине и связанных с нею обидах речи не было. Больше того, даже за конкретную провинность во время походов наказывать матросов было не принято. Все это откладывалось до более спокойных времен на берегу, а иногда, за неимением новых проступков, и забывалось.
Теперь немного о мистике. О неблагоприятном сочетании цифр 1 и 9 на бортовых номерах атомоходов говорят многие. В том числе и наши земляки. Р.Г.Сабитов - о К-19, А.И.Нигматуллин - о К-219. В то же время нужно сказать, что и Сабитов, и Нигматуллин со своими экипажами выходили из сложнейших ситуаций вполне благополучно. Благополучно родились и выросли их дети, подрастают внуки. О каком-либо воздействии радиации на организм речи нет. Повлияли, с одной стороны, высочайший уровень подготовки экипажей и очень строгое отношение к начинке атомоходов - все казавшиеся совершенно новыми и исправными, но по регламенту отслужившие свой срок детали, вовремя заменялись на действительно новые. С другой стороны, наверное, присутствовала доля везения.
Первая авария в ракетном комплексе атомохода К-219 произошла во время службы А.И.Нигматуллина. Но ракетный окислитель потек в походе первого экипажа. Асгат Исхакович со своим экипажем в это время (август 1973 года) находился в эстонском городе Палдиски, в центре дополнительной межпоходной подготовки подводников. Поэтому пришлось срочно вернуться с Балтики на Северный флот, в Гаджиево, принять аварийную лодку без предсдаточной уборки и ремонта. К ракетному причалу шли на дизелях. Там разгрузили вместе с аварийной все ракеты. Потом лодка вместе с экипажем своим ходом отправилась на ремонт сначала в Полярный, потом на родной судостроительный завод в Северодвинск. Тогда, при переходе, Белое море сурово поиграло с разгруженной лодкой семибалльным штормом. После ремонта, готовясь к следующему автономному плаванию на полигоне, экипаж участвовал в ракетных и торпедных стрельбах. А также прошел очень серьезное испытание - постепенное погружение подлодки на 360-метровую глубину. Прочный корпус при этом трещал и сжимался так, что воспоминания остались не самые лучшие. А дальше все по отработанной схеме - загрузка и выход на боевое дежурство через Баренцево море и Фареро-Исландский рубеж к Бермудским островам, на патрулирование берегов Америки.
…Спустя много лет, осенью 1997 года Асгат Исхакович с горечью прочел в «Известиях» статью о гибели родной К-219. В район все тех же Бермудских островов она благополучно дошла, не обнаружив себя. Но авария в системе ракетного комплекса поставила в этот раз в ее судьбе точку. За живучесть корабля подводники боролись трое суток. Четверо из 119 членов экипажа погибли. Одному из них посмертно присвоено звание Героя России. К-219 затонула в Саргассовом море на пятикилометровой глубине через четыре года после демобилизации главного корабельного старшины Нигматуллина. Асгат Исхакович сейчас с тоской вспоминает, как совсем еще юным матросом при всплытии в открытом океане нес наверх этой самой лодки камбузные отходы. Как оступился, уронил мешок и весь мусор растекся по горизонтальному рубочному рулю. Как кричал на него боцман, вспоминая всю родню по материнской линии. И как легко и быстро вся грязь была смыта струей воды из шланга. И не верится ему, что нет больше этой лодки, с которой связано столько героических, трагических, просто бытовых и порой смешных моментов.
О корабельных шутках может рассказать любой матрос или старшина. Макар Иванович Караськин (старшина второй статьи запаса) припоминает, как подшутили над молодым коком, несшим компот в кают-компанию офицерам. Камбуз в седьмом отсеке, кают-компания во втором. Путь неблизкий. Через реакторный отсек его, конечно, поначалу просили передвигаться ползком, для его же блага - поверху якобы радиационные лучи летают. Сабитов тут же припоминает случай со своим вестовым или, как его еще называли, гарсоном. Тот тоже нес компот офицерам, а турбинисты на его пути разобрали паемы (настилы), сказав, что нужно искать путь понизу, по трубопроводам. Пока вестовой искал и, конечно, не нашел альтернативный путь, кто-то наверху выпил половину компота. Офицеры потом сетовали вовсе не на объем доставленного в конце концов напитка, а на его необычный вкус (сахара и кипятка всегда хватало).
Но все эти шутки - ничто по сравнению с реальными тренировками, главная цель которых – борьба за живучесть корабля. Действия в каждом отсеке на каждом участке доводились до автоматизма. А как же иначе, если вокруг моря и океаны и главная надежда в первую очередь - на самих себя. Караськин служил на Северном флоте в начале семидесятых, уже на втором поколении атомоходов проекта 671А. Не без гордости вспоминает Бискайский залив, где даже на небольшой глубине – болтанка, как в открытом океане. Боевые дежурства несли в Средиземном море, наблюдая за шестым флотом США. Протяженность только одного такого похода равнялась длине экватора Земли. Недаром командир экипажа был награжден орденом Красного Знамени, а весь экипаж - нагрудными знаками «За дальний поход».
…Чего не могут принять как должное ни Караськин, ни Нигматуллин, ни Сабитов, ни Вагапов, так это американский фильм о трагедии на советской атомной подводной лодке. Фильм, конечно, художественный, и создатели имеют право на вымысел. Но наши подводники считают его очень и очень далеким от реальности. Взять хотя бы эпизод с арестом командира корабля прямо на судне. Это невозможно потому, что все подводники знают: командир - царь, Бог и президент. Какой тут может быть арест? А еще американская версия фильма не воспринимается нашими подводниками потому, что они разделяют мнение капитана первого ранга Магомеда Гаджиева и цитируют его: «Нигде не может быть такого равенства перед лицом смерти, как среди экипажа подлодки, где все побеждают или все погибают».
Ветераны подводного флота: М.И.Караськин, Р.Г.Сабитов, А.И.Нигматуллин, в центре – В.М.Вагапов
Но особенно запомнилось ему боевое дежурство на К-149, на которой ушли в автономное плавание в мае 1968 года, а вернулись в конце августа. За это время не без риска справились с небольшим пожаром регенеративной установки и заклиниванием кормовых горизонтальных рулей при погружении (с шестнадцатиметровой глубины лодка тогда резко ушла на стометровую). А когда всплыли на очередной сеанс радиосвязи, К-149 обнаружил противолодочный самолет НАТО. При срочном погружении подлодки американские летчики успели сбросить на нее две болванки. Угодившие в район девятого отсека, они напомнили удары тяжелой кувалды и оставили две заметные вмятины в легком корпусе. На базу возвращались с креном на левый бок и, уже в своих территориальных водах, в сопровождении эсминца. За время автономки клапана вентиляции ЦГБ (цистерны главного балласта) стали обитаемы морской живностью и плохо работали. После выхода из рубки ощущался, казалось, запах йода. Так пахнут морские микроорганизмы.
Несколько раньше, в апреле 1968 года, экипаж участвовал в ракетных стрельбах на приз командующего Северным флотом С.М.Лобова. Этот выход запомнился реальной радиационной тревогой - в одном из узлов атомного реактора обнаружилась микротрещина, через которую так называемая грязная вода просачивалась в обитаемый отсек прочного корпуса. После срочной радиограммы на базу у пирса лодку встречала вся служба радиационной безопасности. Еще в море экипаж вывел из рабочего состояния кормовой реактор и сбросил давление в первом корпусе до нужного уровня. В общем, справились. Поэтому Равиль Газизуллович всегда с благодарностью вспоминает своего старшего товарища, москвича Алексея Жигаленкова, которого молодые матросы уважительно называли Алексеем Сергеевичем. А он перед демобилизацией основательно учил их специальности машиниста - спецтрюмного. Словом, и дело знали, и шутить умели. Особенно кок, пославший было молодых матросов… собирать по берегу сушняк на дрова. Разные были, как сейчас говорят, приколы. И от летающих нейтронов спасались, падая на палубу. Но о какой-либо неуставщине и связанных с нею обидах речи не было. Больше того, даже за конкретную провинность во время походов наказывать матросов было не принято. Все это откладывалось до более спокойных времен на берегу, а иногда, за неимением новых проступков, и забывалось.
Теперь немного о мистике. О неблагоприятном сочетании цифр 1 и 9 на бортовых номерах атомоходов говорят многие. В том числе и наши земляки. Р.Г.Сабитов - о К-19, А.И.Нигматуллин - о К-219. В то же время нужно сказать, что и Сабитов, и Нигматуллин со своими экипажами выходили из сложнейших ситуаций вполне благополучно. Благополучно родились и выросли их дети, подрастают внуки. О каком-либо воздействии радиации на организм речи нет. Повлияли, с одной стороны, высочайший уровень подготовки экипажей и очень строгое отношение к начинке атомоходов - все казавшиеся совершенно новыми и исправными, но по регламенту отслужившие свой срок детали, вовремя заменялись на действительно новые. С другой стороны, наверное, присутствовала доля везения.
Первая авария в ракетном комплексе атомохода К-219 произошла во время службы А.И.Нигматуллина. Но ракетный окислитель потек в походе первого экипажа. Асгат Исхакович со своим экипажем в это время (август 1973 года) находился в эстонском городе Палдиски, в центре дополнительной межпоходной подготовки подводников. Поэтому пришлось срочно вернуться с Балтики на Северный флот, в Гаджиево, принять аварийную лодку без предсдаточной уборки и ремонта. К ракетному причалу шли на дизелях. Там разгрузили вместе с аварийной все ракеты. Потом лодка вместе с экипажем своим ходом отправилась на ремонт сначала в Полярный, потом на родной судостроительный завод в Северодвинск. Тогда, при переходе, Белое море сурово поиграло с разгруженной лодкой семибалльным штормом. После ремонта, готовясь к следующему автономному плаванию на полигоне, экипаж участвовал в ракетных и торпедных стрельбах. А также прошел очень серьезное испытание - постепенное погружение подлодки на 360-метровую глубину. Прочный корпус при этом трещал и сжимался так, что воспоминания остались не самые лучшие. А дальше все по отработанной схеме - загрузка и выход на боевое дежурство через Баренцево море и Фареро-Исландский рубеж к Бермудским островам, на патрулирование берегов Америки.
…Спустя много лет, осенью 1997 года Асгат Исхакович с горечью прочел в «Известиях» статью о гибели родной К-219. В район все тех же Бермудских островов она благополучно дошла, не обнаружив себя. Но авария в системе ракетного комплекса поставила в этот раз в ее судьбе точку. За живучесть корабля подводники боролись трое суток. Четверо из 119 членов экипажа погибли. Одному из них посмертно присвоено звание Героя России. К-219 затонула в Саргассовом море на пятикилометровой глубине через четыре года после демобилизации главного корабельного старшины Нигматуллина. Асгат Исхакович сейчас с тоской вспоминает, как совсем еще юным матросом при всплытии в открытом океане нес наверх этой самой лодки камбузные отходы. Как оступился, уронил мешок и весь мусор растекся по горизонтальному рубочному рулю. Как кричал на него боцман, вспоминая всю родню по материнской линии. И как легко и быстро вся грязь была смыта струей воды из шланга. И не верится ему, что нет больше этой лодки, с которой связано столько героических, трагических, просто бытовых и порой смешных моментов.
О корабельных шутках может рассказать любой матрос или старшина. Макар Иванович Караськин (старшина второй статьи запаса) припоминает, как подшутили над молодым коком, несшим компот в кают-компанию офицерам. Камбуз в седьмом отсеке, кают-компания во втором. Путь неблизкий. Через реакторный отсек его, конечно, поначалу просили передвигаться ползком, для его же блага - поверху якобы радиационные лучи летают. Сабитов тут же припоминает случай со своим вестовым или, как его еще называли, гарсоном. Тот тоже нес компот офицерам, а турбинисты на его пути разобрали паемы (настилы), сказав, что нужно искать путь понизу, по трубопроводам. Пока вестовой искал и, конечно, не нашел альтернативный путь, кто-то наверху выпил половину компота. Офицеры потом сетовали вовсе не на объем доставленного в конце концов напитка, а на его необычный вкус (сахара и кипятка всегда хватало).
Но все эти шутки - ничто по сравнению с реальными тренировками, главная цель которых – борьба за живучесть корабля. Действия в каждом отсеке на каждом участке доводились до автоматизма. А как же иначе, если вокруг моря и океаны и главная надежда в первую очередь - на самих себя. Караськин служил на Северном флоте в начале семидесятых, уже на втором поколении атомоходов проекта 671А. Не без гордости вспоминает Бискайский залив, где даже на небольшой глубине – болтанка, как в открытом океане. Боевые дежурства несли в Средиземном море, наблюдая за шестым флотом США. Протяженность только одного такого похода равнялась длине экватора Земли. Недаром командир экипажа был награжден орденом Красного Знамени, а весь экипаж - нагрудными знаками «За дальний поход».
…Чего не могут принять как должное ни Караськин, ни Нигматуллин, ни Сабитов, ни Вагапов, так это американский фильм о трагедии на советской атомной подводной лодке. Фильм, конечно, художественный, и создатели имеют право на вымысел. Но наши подводники считают его очень и очень далеким от реальности. Взять хотя бы эпизод с арестом командира корабля прямо на судне. Это невозможно потому, что все подводники знают: командир - царь, Бог и президент. Какой тут может быть арест? А еще американская версия фильма не воспринимается нашими подводниками потому, что они разделяют мнение капитана первого ранга Магомеда Гаджиева и цитируют его: «Нигде не может быть такого равенства перед лицом смерти, как среди экипажа подлодки, где все побеждают или все погибают».
Ветераны подводного флота: М.И.Караськин, Р.Г.Сабитов, А.И.Нигматуллин, в центре – В.М.Вагапов
Немає коментарів:
Дописати коментар