"С чувством грусти и гордости я вспоминаю о своем близком товарище - Джеймсе Константиновиче Чулкове.
Судьба и училищное начальство распорядились так, что при всех переформированиях взводов, рот, курсов и факультетов мы всегда были вместе. К ноябрю 1953 г. выяснилось, что с июля 1946 г. нас было только двое "с одного потока", и все семь лет мы были рядом.
Итак, июль 1946 г. В одном потоке со мной еще 26 мальчишек. Из нас в ЛВМПУ принято три. Среди принятых был совсем беленький мальчишка родом "из села Березовый Рядок Бологовского района Калининской области", как он все время повторял. Первые месяцы "оморячивания" и каких-то бесконечных карантинов он, в отличие от большинства - в основном ленинградцев - переносил как-то очень спокойно. В нем очень рано (в 14-15 лет) уже было высоко развито чувство собственного достоинства: он никогда ничего ни у кого не просил.
Уже тогда он хотел быть первым, а главное, мог им быть. По-видимому, он решил для себя, что в училище главное - учиться. При этом он искренне полагал, что не важно, интересен тебе какой-либо предмет или нет, главное - знать его. И уметь сдать. Учился он всегда хорошо, причем, в первые - "школьные" годы он брал усидчивостью, не стеснялся спрашивать непонятное, много и упорно "долбил", даже в "личное время", что вызывало естественное раздражение "способных, но ленивых" разгильдяев. Правда, Джеймс сам всегда объяснял выполненное задание любому, кто к нему обращался за помощью, нередко давал списывать, но не очень охотно.
Почти с самых первых увольнений я стал приглашать его к себе домой, хотя это не всегда удавалось - он был застенчивым и поначалу как бы стеснялся своего провинциального происхождения. Моему отцу он сразу очень понравился, он всегда был рад ему, даже когда Джеймс приходил один, если я сидел в училище без увольнения за какую-нибудь провинность или двойку. Отец потом говорил мне, что Джеймс как-то неловко себя чувствовал оттого, что он учится отлично, а я - так себе. Я старался догнать Джеймса, двойки постепенно стали исчезать. Его трудолюбие и настойчивость заставляли не только меня на него равняться, эти качества были замечены начальством и он стал то ли старшиной класса, то ли помкомвзвода. А я стал бояться, чтобы меня не обвинили в подхалимаже к "начальству", и стал ему хамить. Надо сказать, что Джеймс сразу начал легко и с удовольствием "править службу", а наша дружба, конечно, не распалась, а стала еще прочнее. В девятом классе мы начали ходить в Эрмитаж и по другим ленинградским музеям, а в десятом классе наша учительница логики, Елена Сергеевна Маслова, стала выводить нас в филармонию. Джеймса вывели два-три раза, а потом был большой перерыв. Он легче и полнее воспринимал живопись, что, кстати, проявилось в его самостоятельных живописных работах в зрелом возрасте. Он рассказывал мне, что когда на боевой службе в океане выдавалась свободная минута, он брал мольберт на мостик и рисовал. Рисующий адмирал вызывал всеобщее любопытство.
На всех морских практиках он никогда не сачковал и вечно стимулировал свой взвод на подвиги, в первую очередь, личным примером. Это отнюдь не у всех вызывало восторг и радость, но послать его куда-нибудь подалее ни у кого не хватало духа, так как самую тяжелую и грязную работу он всегда делал сам. В дни увольнений он со мной и моим отцом много бродил по Ленинграду и к концу 10 класса он знал город не хуже любого ленинградца.
К середине обучения в Высшем училище уже было отчетливо ясно, что Джеймс стал даже интеллигентнее, чем многие ребята, действительно вышедшие из интеллигентных семей. Активно шел процесс "made" (делания), который безусловно дает право назвать в итоге Джеймса Чулкова self-made-man - человеком, сделавшим самого себя. Его золотая медаль в школе, золотая медаль Высшего училища и престижного кораблестроительного института, который Джеймс закончил, совмещая учебу со всеми заботами корабельной службы - веское этому подтверждение.
Откуда же в нем оказалась такая могучая жизненная и интеллектуальная энергия, такая сила воли и целеустремленность?
Мне довелось летом 1952 года познакомиться с родителями Джеймса (Константин Иванович и Полина Семеновна Чулковы). Началось все очень весело. Я получил от Джеймса срочную телеграмму: "Жора! Выручай! Враги народа украли змеевик. Жду, Джеймс". Следует объяснить несведущим, что "змеевик" - это главнейшая и важнейшая часть такого достижения человеческой цивилизации, как самогонный аппарат. Далее в послании следовало, что жизнь в деревне Березовый Рядок Бологовского района Калининской области замерла и грозит полным параличом в момент, когда идет битва за небывалый урожай. Также указывалось на отсутствие дрожжей.
В Питере были задействованы мощности станкостроительного завода им.Свердлова для изготовления двух змеевиков из нержавеющей стали по лучшим зарубежным образцам. Все родные и знакомые были мобилизованы для закупки дрожжей ("более двух палочек" в одни руки не давали). В рекордно короткие сроки были изготовлены и упакованы в шляпные коробки два змеевика и два килограмма дрожжей. Далее была довольно сложная в те времена дорога на железнодорожную станцию Мета (или Мстинский мост - точно не помню). Встречали меня почти как генерал-губернатора - машина за мной и целый эскорт за змеевиками и дрожжами. По дороге заехали в магазин и взяли в кредит две бутылки водки. Продавщица крайне изумилась - последний раз у нее покупали вышневолоцкую водку (хуже не пивал!) полгода назад, когда приезжал секретарь райкома.
В селе весело заработали самогонные аппараты, а мы с Джеймсом были повсюду самыми почетными гостями. Помню еще, как в огромном деревянном сосуде, именуемом "дошник", варили пиво. Нигде в мире более вкусного пива не пил. Через пару дней Джеймс объявил, что в селе будет отмечаться комсомольский праздник - Успеньев день и по традиции две деревни будут драться, что и сбылось с превеликой точностью. После мирного застолья вполне, казалось бы, дружественные мужики повыдергивали колья из заборов и стали колотить друг друга до смертного убийства. Мне тогда впервые пришлось бить взрослых, но поскольку мы были неважные драчуны, а отец Джеймса берег нас, то нам было поручено растаскивать "живые трупы" на две кучки - "своих" отдельно, "чужих" - отдельно.
Отец Джеймса, Константин Иванович, был председателем колхоза, человеком честным и обстоятельным, а мать, Полина Семеновна, была очень хозяйственная, гостеприимная и добрая женщина, так что у Джеймса как теперь сказали бы, "гены были доброкачественные".
Но вернемся к службе. Недавно мы вспоминали, как, попав на практике на 2-3 дня на какой-то корабль, кто-то из наших отцов-командиров брякнул: "Не тратьте время даром. Нарисуйте схему расположения корабля и обозначьте какие-то боевые посты". Дело было на Черном море, и все мы знали, что через 2-3 дня мы перейдем на УПК "Волга", и потому не думали ничего рисовать, а по возможности загорали в разных шхерах на верхней палубе, скрываясь от начальства. Через три дня и само начальство забыло об этом распоряжении, но тут вылез Джеймс с раскрашенной схемой всех помещений корабля да еще с какими-то пояснениями впридачу. Следует отметить, что он был единственным, кто нарисовал и раскрасил эту схему, но в глазах остальной "курсантской массы" любви к нему замечено не было.
К третьему курсу Высшего училища его авторитет был неоспорим и не вызывал ни у кого зависти и раздражения. Наоборот, мы очень гордились тем, что у нас в классе есть такой Джеймс.
Еще один эпизод. Около нашего училища жил какой-то односельчанин Джеймса, который служил в милиции и промышлял вставлением клиньев в брюки и еще примитивной переделкой бескозырок. Несколько раз я там бывал, и мы весело проводили время с Джеймсом, а однажды со мной была там моя будущая жена, которая доставляла меня потом домой.
После окончания училища наши пути пересекались, к сожалению, не очень часто, хотя я у него бывал в Питере (на канале Грибоедова), когда он учился в Корабелке, а корабль его был в ремонте. Был у него в Кронштадте, в Военно-медицинской академии, на проспекте Энергетиков, когда он учился на каких-то академических курсах. Бывал он и у нас дома, и я помню, как моя дочка и ее друзья с почтением рассматривали его адмиральский мундир.
Я помню, как на выпускном балу нашего класса в Европейской Джеймс один пришел с кортиком - он серьезно относился ко всем аспектам военно-морской службы, а кортики тогда еще не были обесценены и были лишь привилегией морских офицеров.
У него дома, на проспекте Энергетиков, жил попугай Гоша. Я как-то спросил Джеймса: "Почему он не разговаривает?" "Да он же из слаборазвитой страны, мне его подарили в Марокко", - сказал он.
В своих военных размышлениях он намного опередил свое время, рассуждая о месте авианесущих кораблей в составе боевых сил флота, об организации управления кораблями и соединениями и часто говорил, что все свои знания в этой части он получил "на мостике", с которого не сходил 25 лет.
В феврале 1981 года он прилетел на учебно-мобилизационный сбор в Военно-морскую академию, и я мимолетно встретился с ним, когда он садился в автобус ехать на плавбазу, где должен был состояться "прощальный ужин". Утром он позвонил мне и сказал, что едет на аэродром и что попугаю Гоше он купил семечек.
...Через несколько дней я с Иваном Сергеевичем Щеголевым встречал в аэропорту скорбный самолет со вдовами.
Потом было прощание.
Говорят, что человек жив, пока его помнят. Мой любимый друг все время со мной. Не потому, что я его помню, а потому, что никогда не забываю. Он всегда был моим "правофланговым" и я счастлив, что он стал частицей моей жизни.
Из воспоминаний контр-адмирала В.П.Денисова о Джеймсе Константиновиче Чулкове.
"Вспоминаются события 1973 года. Контр-адмирал Н.В.Лунев уходит к новому месту службы в ВМА имени Н.Г.Кузнецова начальником кафедры. Ему на смену назначается с БФ капитан 1 ранга Джеймс Чулков.
Командующий Тихоокеанским флотом адмирал Г.М. Егоров просит поддержать нового командира дивизии и оказать ему помощь в становлении в новой должности, в знакомстве с флотом и новым коллективом.
Первое знакомство Джеймса с делами в дивизии, его высказывания и оценка обстановки подтвердили его добропорядочность, уважение к коллективу и трудам его предшественников. Всем стало ясно, что "революционных" преобразований не будет (как это зачастую бывает: мол, "до меня все было плохо, а я приду и наведу порядок!"), а будет постоянная, целенаправленная, вдумчивая работа по совершенствованию боевого мастерства соединения.
Взаимоотношения сложились деловые, товарищеские. Особенно после задушевной беседы "с глазу на глаз" во внеслужебной обстановке. Джеймс рассказал о своей непростой судьбе и службе, и мне стало ясно, что главное для него - не карьера (в худшем смысле слова), а служение Родине и выполнение воинского долга. Он выразил надежду, что и коллектив штаба дивизии и всего соединения поддержит его старания.
- Началась кропотливая, повседневная деятельность: отработка курсовых задач, выходы в море с выполнением боевых упражнений, учениями по поиску и уничтожению ПЛ "противника", отражению атак авиации, минным постановкам и другим флотским мероприятиям. Все они предварялись скрупулезной отработкой задач на тренажерах в учебных кабинетах, которым
Джеймс уделял очень серьезное внимание. Учебная база по его инициативе обновилась и стала гордостью дивизии. Все поражались неутомимой работоспособности Джеймса и его скрупулезности в отработке действий корабельных и штабных боевых расчетов ПЛО, ПВО и других боевых задач.
Одной из главных, основополагающих задач он считал техническую готовность кораблей соединения, вел в своем журнале-дневнике повседневный пунктуальный учет неисправностей всех кораблей и требовал от флагманских специалистов постоянного внимания и срочного устранения неполадок.
Джеймс Константинович, наряду с доброжелательностью в обращении с подчиненными, мог строго спросить и потребовать с нерадивых и провинившихся, но своих подчиненных всегда отстаивал перед начальством и в обиду не давал, ценил откровенность, доверие и дружбу. Любил море и корабли. Считал, что "в море - дома", а на берегу - "в гостях".
Командующий флотом - адмирал Г.М.Егоров - ценил его за трудолюбие, принципиальность и решительность в выполнении поставленных задач и неоднократно ставил его в пример на Военных советах флота. В середине 70-х годов, с "потеплением" мировой обстановки, стали практиковаться "визиты дружбы" кораблей ВМФ в страны Европы (Францию, Швецию, Норвегию и др.) и США. Эта ответственная задача неоднократно ставилась и нашей дивизии. Джеймс с величайшей ответственностью подходил к этой государственной задаче - поддержания престижа великой морской державы, гордости за нашу Советскую Родину, освободившую мир от фашизма и первой вышедшую в космос. Он лично занимался подготовкой каждого корабля, не упуская даже мелочей (сервировка стола, изготовление сувениров и т.д.).
Все визиты были выполнены с честью и высоко оценены командованием Северного флота и ВМФ.
Джеймса отличали приветливость и хлебосольство, все торжественные моменты жизни и праздники он отмечал в кругу друзей и соратников, приглашая к себе на застолье, сопровождавшееся интересными познавательными историями из опыта службы и рассказами о посещении с "визитами дружбы" различных стран, демонстрацией фотоальбомов и исполнением полюбившихся песен.
С командирами флотских соединений поддерживал деловые, товарищеские отношения. Помощь и взаимовыручка были его характерными чертами.
Несмотря на увлеченность службой и высокую ответственность за положение дел в дивизии, Джеймс был прекрасным семьянином, отличным отцом и любящим мужем. Недаром его дети - Борис и Юля - обожали отца и гордились им. Однажды он поделился впечатлениями о том, как проводил отпуск с детьми в детском санатории в Евпатории. Оказалось, что окружающие малыши гурьбой за ним ходили и доверяли ему свои детские секреты (дети чувствуют хорошего человека).
Четыре с лишним года совместной службы с Джеймсом Константиновичем Чулковым оставили самые добрые воспоминания. Но вскоре нам суждено было расстаться - я был назначен к новому месту службы в тыл СФ, а затем и Джеймса назначили командиром эскадры на ТОФ.
Наша последняя встреча состоялась в день роковой трагедии. Накануне был заключительный день сбора руководящего состава флотов, который проводился главнокомандующим ВМФ - Адмиралом Флота Советского Союза С.Г.Горшковым - в Военно-морской академии имени Н.Г.Кузнецова. Шла напряженная учеба - на картах отрабатывались морские операции. Флоты решали поставленные главкомом задачи, заслушивались решения командиров и командующих соединениями и объединениями.
При подведении итогов С.Г.Горшков отметил в числе лучших решение и доклад Джеймса. Конечно, Джеймс был очень доволен. Но во время расставания мне показалось, что вид у него нездоровый. Спросил
у него: "Что с тобой?" Он ответил: "Да вот, сердечко побаливает, да и температура 37.6, нездоровится, а через 2 часа уже вылетаем". Я посоветовал ему сходить в санчасть академии и отлежаться хотя бы несколько дней, а во Владивосток добраться другим рейсом. Он сказал: "Неудобно! Командующий флотом и весь руководящий состав летят, может быть, перебьюсь как-нибудь, съем горсть таблеток и дотерплю до Владивостока..."
К сожалению, его "терпение" окончилось значительно раньше - на взлете с аэродрома. А близкие, родные и друзья скорбят о нем уже более 20 лет и поминают его самыми теплыми и добрыми словами!
Из воспоминаний капитана 1 ранга запаса Л.Прохорова о совместной службе
с Джеймсом Константиновичем Чулковым на дивизии противолодочных кораблей Северного Флота в 1973-1976 гг.
Все изменилось коренным образом при назначении в мае 1974 г. командиром дивизии капитана 1 ранга Чулкова Джеймса Константиновича.
Естественно, что его, как прибывшего с "чужого" (.Балтийского) флота, хотя его служба и начиналась на Севере, приняли в "штыки" не только штаб дивизии, но и штаб Северного флота.
Полагаю, что не следует вспоминать все те "уколы", проверки и приказы вышестоящего командования по состоянию дел на дивизии, хотя ряд недостатков, отмечаемых в них, не имел к новому командиру никакого отношения.
Д.Чулков с честью выдержал все проверки и постепенно начал наводить порядок в дивизии железной рукой, но с улыбкой и юмором, что весьма положительно было воспринято командирами кораблей, но не начальниками и флагманскими специалистами четырех наших штабов.
Уже осенью 1974 года дивизия была положительно отмечена Военным советом флота по противолодочной подготовке и состоянию воинской дисциплины.
В ноябре 1974 года большие противолодочные корабли "Бойкий" и "Зоркий" под флагом командующего флотом в тяжелейших осенне-зимних штормовых условиях без лоцманов зашли с официальным визитом в порт столицы Норвегии Осло. Визит был проведен на самом высоком уровне. Командир отряда Д.Чулков и я, как его заместитель, были приняты нашим послом в Норвегии, который дал исключительно высокую оценку экипажам наших кораблей.
В апреле 1975 года - впервые после второй мировой войны, в связи с тридцатилетием ее завершения, - "Бойкий" и "Жгучий" были направлены руководством страны с официальным визитом в г. Бостон, в Соединенные Штаты Америки. Джеймса Чулкова ожидал очередной удар, которых он в своей жизни испытал немало. Командиром отряда руководство ВМФ назначает не командира дивизии Д.К.Чулкова, а контр-адмирала В.И.Зуба из состава оперативной эскадры - хорошего моряка, прекрасного человека, но все же - почему не Чулкова? Объяснение выглядело следующим образом: Чулков - не адмирал!
Командиру нашей дивизии "в утешение" было дано право руководить в ходе учения "Океан-75" всеми противолодочными силами СФ по поиску и слежению за АПЛ вероятного противника в северной части Атлантического океана, что было выполнено с высочайшей степенью ответственности. Нами было "загнано" под лед в районах северной Атлантики до 4-х атомных подводных лодок стран НАТО.
Летом 1975 года Джеймс Константинович организовал прием делегации наших шефов из Подмосковья и отправку делегации наших моряков с ответным визитом. Установленные им теплые шефские связи с городом Химки сохраняются до сих пор.
За долгие дни и ночи, проведенные с Джеймсом Константиновичем в ходовых рубках наших кораблей, вспоминаются самые различные моменты принятия сложных решений и их выполнение, особенно в условиях штормов и наших северных снежных зарядов. Очень
характерен следующий эпизод. В середине 70-х годов наша наука "увлеклась" поиском АПЛ по различным полям и параметрам, в том числе по радиоактивному следу. Однажды, выйдя в море на очередной поиск АПЛ по "следу" Джеймс Константинович откровенно мне сказал, что ему предложили стать чуть ли не членом Академии наук, помочь защитить докторскую диссертацию, получить орден, если он подпишет акт о приеме новой аппаратуры по поиску лодок. А что сделал он, как настоящий офицер флота? В последний момент, перед выходом корабля в море на поиск АПЛ он пригласил к себе командира подводной лодки и вручил ему свою кальку с планом маневрирования в полигоне. Этот план в корне отличался от указаний, полученных в штабе флота. В итоге на действия нашей "науки" в море без смеха смотреть было невозможно. Лодка маневрировала по нашим указаниям, а "академики" считали, что она находится там, где ей было определено штабом флота. Более того, "крупными" учеными каждый маневр лодки "фиксировался" документально.
В итоге получился большой скандал, где Д.Чулкова обвинили в "неисполнительности", но его поддержали почти все командиры соединений ВМФ.
Именно такие люди, как Джеймс Константинович, необходимы в настоящее время для возрождения нашего российского флота.
Из воспоминаний контр-адмирала Н.А.Скока
Мое знакомство с вновь назначенным командиром дивизии, капитаном 1 ранга Чулковым Джеймсом Константиновичем состоялось необычно, даже курьезно. Я в то время (это было в 1974 г.) проходил службу на СКР-103 130-й бригады 2-й дивизии противолодочных кораблей Северного флота в должности помощника командира корабля. Корабль стоял в ремонте на судоремонтном заводе в п. Росляково. Воспользовавшись случаем, сдали в ремонт матросскую обувь, набралось пять почти неподъемных мешков.
Когда сообщили, что обувь отремонтирована, я отправил за ней матросов. День был уже на исходе, но ни матросов, ни обуви не было. Выяснилось, что "пошалили" мои подчиненные и в нетрезвом состоянии оказались в комендатуре. На следующий день я лично поехал в Североморск их вызволять. И решил устроить для них "физиотерапию" - провести их пешком с мешками в Росляково, а это около 20 км. Были первые числа августа, стояла на удивление очень теплая погода.
Полпути мои "штрафники" преодолели, и вдруг навстречу едет УАЗ. Остановился, из машины вышел капитан 1 ранга. Приказал остановить строй и доложить, кто такие и что происходит. Приняв доклад, капитан 1 ранга начал меня "воспитывать", что это издевательство над подчиненными, но в глазах не было даже строгости, а наоборот, они искрились смешинками. Это мне придало смелости, и я запросил "добро" следовать на корабль. И к своему ужасу, увидел уже совсем другой взгляд, проницательный, леденящий душу. В результате мешки загрузили в машину, матросов посадили в автобус. Когда подъехали к кораблю, я уже знал, что это наш командир дивизии.
А через три дня на корабль прибыла группа офицеров штаба во главе с капитаном 1 ранга Д.К.Пупковым. На разборе результатов проверки он дал высокую оценку содержанию корабля, ходу ремонта, а главное, высокой морской культуре. Для меня, в ту пору еще лейтенанта, это была очень высокая оценка, тем более, что в отсутствие командира корабля я три месяца исполнял его обязанности. В заключение Джеймс Константинович сказал: "Товарищ лейтенант, вас ждут большие корабли и большое плавание, но научитесь уважать своих подчиненных, тем более, если это матросы. Вы меня поняли?" Никто из присутствующих ничего не понял, а я запомнил это напутствие на всю жизнь.
Время шло, служба шла, а для меня большие корабли оставались большой мечтой и надеждой. Обиды на командира дивизии не было, тем более что к этому времени это уже был наш любимец. Особенно мы, молодые офицеры, старались во всем ему подражать.
Настало время прощания с командиром дивизии. В 1978 г. Джеймса Константиновича направили на учебу в Военно-морскую академию. В Ара-Губе на строевом плацу были построены экипажи кораблей. Командир дивизии обходил строй и возле каждого командира корабля останавливался, благодарил за службу. Я с волнением ждал этой минуты и вспомнил я первую нашу встречу. Сквозь слезы искрились глаза контр-адмирала, когда я услышал его слова: "Товарищ Скок, дорогой ты мой командир. Спасибо, что людей любишь, подчиненных ценишь. Жди назначения на большой корабль". Прошло два месяца, вечером звонит телефонистка с узла связи флота и говорит, что меня вызывает на связь Ленинград. В трубке слышу: "Здравствуйте, Николай Алексеевич. В ближайшее время командир дивизии предложит вам должность старшего помощника командира большого противолодочного корабля нового поколения, так вы уж будьте добры, не отказывайтесь, а академия подождет". Это был Джеймс Константинович Чулков.
Таким он был и останется навсегда в моей памяти."
Немає коментарів:
Дописати коментар