1 января 1916 года Машаров был произведён в сигнальщики, а на 1 июня 1917 года он уже сигнально-дальномерный боцманмат (унтер-офицерский чин в военно-морском флоте).
Далее из Ведомости о больных нижних чинах на крейсере «Богатырь» за октябрь 1917 года известно, что Григорий Машаров 16 октября явился в корабельный лазарет с опухолью околоушной железы. Ввиду отсутствия других больных был положен в лазарет. На следующий день, 17 октября, по окончательном выяснении диагноза «паротита», был отправлен вРевельский морской госпиталь.
На фотографии- С внуком Валерия Томаткина-
экскурсовод лодки-музея Рудольф Викторович Рыжиков, бывший командир ПЛ, автор книги «На румбе – океан». Вернулся Машаров на крейсер 4 ноября 1917 года, а 11 ноября на основании свидетельства о болезни от Ревельского сводного госпиталя № 1 был уволен от службы. Дальнейшая его судьба оказалась трагичной. Летом 1918 года за сочувствие советской власти он был арестован колчаковцами и при их отступлении погиб на этапе. Остались только вот эти фотографии и песня «Раскинулось море широко…», которую он очень любил.
В пятидесятые годы прошлого века на Черноморском флоте служил мой дядя – Саламатов Игорь, а в шестидесятые –подошла моя очередь. В тот период я работал на Свердловском заводе п/я 145 (Машиностроительный завод им. М.И. Калинина). Подготовка к службе началась с того, что 5 ноября 1961 года я получил предписание Орджоникидзевского райвоенкома, в котором указывалось: «На основании закона о всеобщей воинской обязанности в порядке подготовки к действительной военной службе в Военно-Морском Флоте Союза ССР Вы привлечены для обязательного военного обучения по специальности корабельного электрика. Место занятий: Проспект Орджоникидзе, дом № 11, подъезд 6. Время занятий: понедельник, вторник, четверг, пятница с 9.00 до 12.00, или с 18.00 до 23.00 (в зависимости от рабочей смены).Срок обучения до 1 февраля 1962 года.
На занятиях изучали легководолазное снаряжение. На практических занятиях спускались под воду на Верх-Исетском пруду, вернее, под лёд, поскольку была зима. Кроме этого учили азбуку Морзе, сигнальные флаги.
Вот с порога дома № 11 и началась моя дорога к морю. А 22 июня 1962 года – проводы, сборный пункт, и литерный поезд через девять с половиной суток доставил нас, новобранцев, во Владивосток.
В учебном отряде подводного плавания в первый месяц мы занимались исключительно строевой подготовкой. По шесть часов в день на летней жаре печатали шаг на учебном плацу. Чтобы хоть как-то спастись от зноя, снимали робу и окунали её в бочки с водой. Но уже через 15 минут робы высыхали снова.
2 сентября 1962 года мы приняли присягу.В конце апреля 1963 года учёба подошла к концу. Все экзамены я сдал на «отлично». Затем – бухта Павловского, «покупатели». Так я попал в 331-й экипаж. И в августе 1963 г. наш экипаж на теплоходе «Азия» отбыл на Камчатку, к месту нашей постоянной службы.Наш экипаж вошёл в состав 45-й дивизии 15-й эскадры подводных лодок Камчатской военной флотилии Тихоокеанского флота.
Нам как второму экипажу довелось осваивать каждую из прибывшихна Камчатку субмарин: К-122 659 проекта, К-115 627а пр., К-178 658 пр. и
К-66 659 пр. и выходить на них в море для отработки своих задач. Поскольку подлодки были разных проектов и несколько отличались друг от друга, мы получали универсальный опыт.
Командиры групп нашего экипажа были молодыми инженер-лейтенантами, а командир корабля, старший помощник командира и командиры боевых частей, а также мичманский состав уже имели определённый опыт службы на подводных лодках.
Матросы и старшины срочной службы призывались из разных регионов страны – от Украины до Приморья и были довольно разношёрстны по своему характеру и привычкам. Но, не смотря на то, что мы были разных сроков службы – от новичков, вроде меня, и до «дембелей», прослуживших уже четыре года, я не помню ни одного случая проявления в нашем экипаже «дедовщины» или других неуставных отношений. Вероятно, это была заслуга как наших непосредственных командиров и старшин-мичманов, постоянно уделявших нам внимание, так и то, что экипаж формировался заново, без устоявшихся дурных традиций.
С дисциплиной среди срочнослужащих экипажа, чего греха таить, проблемы иногда были. Некоторые предприимчивые матросы, находясь в наряде вне базы, иногда разживались спиртным, принимали сами «на грудь» и товарищей не забывали угостить. Но такие нарушения были не часты и не являлись системой.
Офицеры по своему характеру тоже были разными, но наши взаимоотношения с ними не выходили за рамки служебных и оставались вполне корректными.
Первое знакомство с лодкой поражало воображение. Во-первых, сами размеры субмарины. Дизельные подлодки, стоявшие поодаль, в сравнении с АПЛ казались игрушечными.
Почти ежедневно, насколько позволяла обстановка, мы, электрики, знакомились с устройством АПЛ, лазили по трюмам и выгородкам, кроме пятого (реакторного) отсека, и в первую очередь, знакомились с электрооборудованием. Разобраться в этом огромном электрохозяйстве казалось нереальным. Но шло время, постепенно под руководством офицеров и старшин у каждого из нас накапливался необходимый объём знаний. Через несколько месяцев я был допущен к самостоятельному обслуживанию боевого поста. В моём заведовании оказалось 122 больших и малых электродвигателя.
За три года службы, непосредственно связанной с выходами в море, управление механизмами боевого поста так впечаталось в память, что и после демобилизации ещё лет семь часто снилось мне, что я всё ещё на лодке, в своём отсеке, где каждый механизм знал с закрытыми глазами.
За время службы случалось всякое: и на глубину проваливались, и с пожаром боролись, и с радиационной опасностью сталкивались. Наиболее слабым звеном на лодке были парогенераторы. Они уже вырабатывали свой ресурс, и почти не было ни одного похода, когда бы ни возникало проблем с этими «бочками». Но нет худа без добра. В одном из выходов в мае 1966 года на К-66 уже на вторые сутки традиционно потекли парогенераторы. Дальнейшее пребывание в море грозило осложнениями, и ПЛ была возвращена на базу. Одну смену оставили для расхолаживания установки, остальных отправили отдыхать в казарму. Но в 02.27 мы были подняты по тревоге: на лодке пожар! Прибегаю в седьмой – в отсеке пахнет дымом. Межотсечная дверь в шестой отсек задраена. Рассказали, что аварийная команда шестого отсека пыталась вытаскивать банки с пластинами для регенеративных установок – могут взорваться от жары. Отправляли матросов в защитных костюмах на пеньковых концах, но те быстро перегорают. Пытались - на стальных тросиках, но огонь уже не пускает.
Я занял место у ходовой станции на случай отвода лодки подальше от причала. Все молчали и ждали худшего. Если банки с регенерацией начнут взрываться, то межотсечная переборка может не выдержать. Через некоторое время в лодке погас свет. Светонакопители ещё какое-то время различались, но не долго. Аварийные фонарики еле тлели. Кабеля в шестом перегорели, насосы охлаждения остановились, а реактор не расхоложен. Возникла опасность перегрева реактора, что могло привести и к тепловому взрыву. Поэтому надо было срочно запитать насосы по временной цепи – от батареи. Схемы щита под рукой не было, а если где-то она и была, то в суматохе отыскать её было трудно. Через некоторое время запитать насосы всё же удалось. Но пожар в шестом не унимался. Поэтому было принято решение затопить отсек забортной водой. Так и поступили.
Когда вода из аварийного отсека была откачана, и можно было войти в него, предстала ужасная картина. Всё было в чёрной копоти. Кабеля и приборы обгорели и оплавились. Электродвигатели выведены из строя, и вряд ли их можно будет восстановить. Обмотки главных генераторов оплавлены.
А если бы этот пожар произошёл в море? Не трудно предположить, чем бы это могло закончиться.
Но были и дни отдыха, и праздники. Но я лично относился к ним неоднозначно. Конечно, праздник – это отдых, развлечения, поздравления, иногда и поощрения. Но с другой стороны праздники нарушали привычный ритм службы. В канун праздников резко прибавлялось всякой суеты, дополнительной работы, всяких проверок и смотров. В Новый год приходили к нам на ёлку школьники из подшефных классов со своими учителями, выступали с концертом, в котором участвовали и наши моряки. Проводили мы различные аттракционы, лотереи, смотрели кинофильмы, ходили в Матросский клуб на концерты дивизионной художественной самодеятельности.
Довольно часто приезжали к нам в Рыбачий артисты эстрады, кино, целые эстрадные группы, а так же известные, интересные своей судьбой знаменитости.
22 июня 1966 года исполнилось ровно четыре года со дня моего призыва на службу. До демобилизации оставалось три месяца. А 2 июля меня в порядке шефской помощи неожиданно направили в пионерский лагерь. За полтора месяца с пионерами 1-го отряда и его воспитателями у меня сложились добрые, дружеские отношения, о которых я с теплотой вспоминаю до сих пор.
Более подробно о своей службе я рассказал в своих воспоминаниях «Моя срочная».
Итак, позади 4 года и 4 месяца моей срочной службы на флоте. Они пришлись на самые лучшие годы моей юности и стали лучшими годами моей жизни. 23-го сентября 1966 года в 10.50 местного времени самолёт, оторвавшись от камчатской земли, унёс меня на мою малую родину. А в это время на Тихоокеанский флот прибыл служить мой брат Виктор Пестов.
Через 23 года, окончив среднюю школу, на Дальный Восток уехал и мой младший сын Александр. С путёвкой райвоенкомата, не дождавшись даже выпускного вечера, уехал во Владивосток, где не было ни родных, ни знакомых, было лишь одно желание – поступить в ТОВВМУ им. С.О. Макарова и связать свою судьбу с морской службой. Что повлияло на его выбор, он и сам уверенно сказать не может. Но такой подсознательный выбор он сделал. Ксожалению, в те годы флот переживал не лучшие времена, и многое оказалось не таким, каким ожидалось.
(Окончание следует)
Немає коментарів:
Дописати коментар