Воспоминания бывшего помощника командира подводной лодки «Б-36»капитана 1-го ранга в отставке Андреева Анатолия Петровича об участии корабля в операции «Кама» и предшествующем событии.
ЭТО БЫЛО НЕДАВНО, ЭТО БЫЛО ДАВНО
07.45. 11 января 1962 года иду по причалу г. Полярного ко 2-му пирсу, где стояла наша подлодка Б-36.
На 2-м причале в курилке сидят несколько офицеров и матросов с ПЛ Б-37, которая ночью грузила торпеды. Большинство из них я хорошо знаю, т.к. экипажи подводных лодок вместе строились в Ленинграде, переходили на север, а сейчас живут на одном этаже в казарме на «Шипке».
Часто члены наших команд переходили с повышением в должности с одной лодки на другую. Вот и сейчас вижу капитан-лейтенанта Колю Базуткина, который недавно перешел с должности командира БЧ-3 нашей лодки на должность помощника командира подлодки Б-37, а я стал помощником командира у себя на ПЛ и остро завидовал Коле, что он перешел на лодку, которой командовал любимец бригады, красивый, подтянутый и всегда спокойный капитан 2 ранга Анатолий Бегеба.
ЭТО БЫЛО НЕДАВНО, ЭТО БЫЛО ДАВНО
07.45. 11 января 1962 года иду по причалу г. Полярного ко 2-му пирсу, где стояла наша подлодка Б-36.
На 2-м причале в курилке сидят несколько офицеров и матросов с ПЛ Б-37, которая ночью грузила торпеды. Большинство из них я хорошо знаю, т.к. экипажи подводных лодок вместе строились в Ленинграде, переходили на север, а сейчас живут на одном этаже в казарме на «Шипке».
Часто члены наших команд переходили с повышением в должности с одной лодки на другую. Вот и сейчас вижу капитан-лейтенанта Колю Базуткина, который недавно перешел с должности командира БЧ-3 нашей лодки на должность помощника командира подлодки Б-37, а я стал помощником командира у себя на ПЛ и остро завидовал Коле, что он перешел на лодку, которой командовал любимец бригады, красивый, подтянутый и всегда спокойный капитан 2 ранга Анатолий Бегеба.
Источник материала см.-http://flot.com/blog/historyofNVMU/
Экипаж подводной лодки Б-37. В центре – командир, капитан 2 ранга Анатолий Степанович Бегеба и старпом, капитан-лейтенант Арнольд Мкртычевич Симонян.
С Николаем мы должны были в этот день сдавать зачеты на допуск к самостоятельному управлению кораблем, и он попросил меня, как бывшего штурмана, спуститься к ним в штурманскую рубку, помочь отобрать необходимые пособия. В рубке находился штурман Василий Тренькин, один из лучших и опытнейших специалистов бригады, и мы с ним быстро приготовили необходимое. Спустился в центральный пост капитан-лейтенант Арнольд Симонян, недавно ставший старпомом, объявил, что после проворачивания с корабля не сходить, т.к. будет перешвартовка, чтобы освободить место для погрузки боезапаса подводной лодке С-350, которая была головной среди подводных лодок 633 проекта и ночью пришла после ремонта с завода.
Уже началось проворачивание, часы показывали 8.10.
В центральном посту А.Симонян достал печать, чтобы оформить справку на морское довольствие радиометристу с ПЛ Б-38, который ходил с нами в море, а теперь готовился уволиться в запас.
Сходя с трапа подводной лодки, я поздоровался с капитаном 2 ранга А.Бегеба, который договаривался по телефону с оперативным дежурным о перешвартовке, помахал рукой знакомым офицерам из резервного экипажа (у них начались занятия по строевой подготовке) и помчался на 2-й пирс на свою лодку. Спустившись вниз, посмотрел на часы - 8.18., значит, не опоздал на проворачивание в электрическую, когда я должен был занять свое место на мостике. Старпом А.Копейкин, принимая доклады из отсеков, жестом показал мне «вылезай». В этот момент раздался глухой взрыв, как будто бы взорвалась у нас цистерна, и лодка закачалась. Я пулей вылетел наверх посмотреть, что случилось. Там была полная темнота на всех причалах и только в районе 3-го пирса и 2-го причала вырвалось откуда-то пламя. Наконец, робко загорелся первый луч прожектора с ПКЗ-82, который начал ощупывать акваторию. В его свете можно было увидеть корпус ПЛ С-350, рубку ПЛ Б-37, где из гусака системы РДП вырывались языки пламени, ее корма поднята, а вокруг корпуса плавали несколько человек. Появились лучи еще нескольких прожекторов с других подводных лодок, на всех кораблях играли сигнал боевой тревоги. На пирсе зазвонил телефон и вахтенный передал приказание: аварийной партии прибыть на 2-ой причал. Через несколько минут мы были в районе аварии.
От 2-го причала практически ничего не осталось. ПЛ Б-37 носовой частью была под водой, а корма висела на швартовых. На С-350 робко начал подниматься перископ и вращаться, кто-то осматривал обстановку вокруг. Первая аварийная партия прибыла на Б-37 и пыталась открыть аварийный люк 7-го отсека. Наконец, люк открыт, кто-то туда спустился, кого-то вынесли, и в это время оторвались швартовы и ПЛ легла на грунт. Рубка несколько приподнялась, и в наступающих сумерках стало видно, что у рубки был только «венчик» из оставшегося металла. В районе ушедшей под воду кормы людей из аварийной партии подбирал буксир. Были жертвы и среди них. В сумерках стал виден на склоне горы кусок надстройки, якорь с цепью и шпилем перелетели через казарму и лежали в садике. Баллоны воздуха высокого давления разлетелись по всему городу, наводя страх на жителей и принося в некоторые дома горе. К 11 часам жители всего Полярного собрались на сопках, откуда хорошо были видны масштабы трагедии, но никто не знал, кто погиб.
Книга памяти - Б-37
Удалось позвонить домой и сообщить, что у меня все в порядке, узнал, что в нашей комнате взрывной волной выбито окно, и жена с маленькой дочкой сидит у соседей.
К 12 часам сняли экипаж с ПЛ С-350. Я с радостью встретил Леву Егоренко, которого считали погибшим в первом отсеке, он рассказал, что на их ПЛ треснул прочный корпус и люди в 1-м и 2-м отсеках погибли.
Всего погибло 78 человек, среди них и Коля Базуткин, опеку над семьей которого возложили на меня. Нашему экипажу досталась нелегкая доля доставать погибших из отсеков, когда через 2 недели подняли лодку на понтоны, потом и обеспечивать похороны под руководством командира Б-37 капитан 2 ранга А.Бегебы, которого после взрыва нашли контуженным на причале, и нового замполита капитан-лейтенанта Лаптева - Героя Советского Союза. Встреча, обеспечение родственников в дни похорон для всего города и моряков 4 эскадры ПЛ были самыми тяжелыми днями в их жизни, днями, наполненными горем и слезами.
Все погибшие и фотографии не найденных моряков из первого и второго отсеков были похоронены в братской могиле на кладбище в губе Кислой в присутствии прибывших родственников.
Многочисленные комиссии, работавшие на нашей ПЛ, причину катастрофы не выявили. Память о замечательном дружном экипаже подводной лодки Б-37 всегда будет жить в сердцах подводников.
После похорон экипажа взорвавшейся лодки командование объявило, что наша ПЛ включается в состав 69 бригады вместо погибшей Б-37 для участия в операции «Кама». Мне, как помощнику командира, пришлось заниматься вопросами снабжения ПЛ. Первым признаком того, что поход ожидается куда-то в широты с жарким климатом, было получение тропического обмундирования – невиданные доселе нами панамы для военных южных округов, желтые рубашки с короткими рукавами и разовое белье, куда для офицеров вместо кальсон были включены трусы, хотя матросов это нововведении не коснулось и в дальнейшем они в походе ловко обрезали кальсоны, превратив в трусы. Штурман, капитан-лейтенант В.Наумов в это время получал со склада карты на все моря и океаны Мира, а механики «от души» пополняли ЗИП и часть приборов и оборудования с уже поднятой со дна погибшей ПЛ, которая восстановлению не подлежала.
В августе, для окончательной подготовки к походу, перебазировались в Сайда-губу, где тогда были только плавпричалы и ПКЗ для команд. Туда же перед выходом в море нам доставили хлеб и батоны «долгого хранения», а из курева – папиросы «Беломор» для офицеров, «Звездочка» - для старшин и сигареты «Жуковские» - для матросов. Все это окончательно забило все места не только вдоль бортов, но проходы и «шхеры» по всей ПЛ.
Для психологической разрядки офицерам разрешили короткие поездки к семьям в Полярный, а матросов группами водили в сопки, где они для развлечения собирали грибы, гоняли зайцев и другую живность. Учитывая, что было лето, а мы собирались по ряду признаков в южные края, на борт были взяты теплые вещи только для вахтенных офицеров и сигнальщиков.
Вот и неожиданность – поступила команда стать под погрузку торпеды с ядерной боеголовкой. Во время погрузки в ночное время никого наверх не выпускали. Загрузились, и вот теперь мы к выходу готовы. Ночью 1 октября вышли из Кольского залива и направились в неизвестность. В море командир вскрыл пакет и дал штурману первый курс в направлении к противолодочному рубежу Нордкап-Медвежий. Баренцево море проводило нас довольно спокойно, аНорвежское встретило крутой волной, которая, разбивалась о корпус, стекала с рубки и одежды вахтенных красивым святящимся каскадом.
Мы, тем временем, предполагали куда идем: в Албанию или Югославию, Алжир или Египет, может, в Анголу? И только на 10 сутки командир объявил всей команде – Куба, порт Мариэль. Все бросились к картам, лоциям и начали вспоминать почему-то английский язык, пока кто-то не сказал, что ведь там говорят на испанском. Атлантика встретила нас ураганным ветром и многометровыми волнами, за которыми от водяной пыли с мостика ничего не видно. Наверху только вахтенный офицер и сигнальщик, привязанные на страховочных поясах и одетые в химкомплекты. Рубочный люк задраен, связь только через переговорку, которая затыкалась от воды. Каждую волну приходится встречать отдельно, и когда одну из них вахтенный офицер – наш минер Алик Мухтаров – пропустил, ребра его не выдержали, и пришлось ему на время переместиться на свою койку. А в конце вахты, через 4 часа напряжения, спускаясь вниз, летишь через рубочный люк вместе со столбом воды. Правда, внизу тоже не сладко, а может быть и хуже, чем на мостике, из-за качки, запахов выхлопа дизелей, с камбуза и пр. В каютах и проходах сплошные завалы из ящиков и мешков с провизией на длительный срок плавания. Погрузиться и идти под водой не можем, т.к. приходится соблюдать и выдерживать жесткий график движения. И так ползем на 2-х дизелях, сохраняя «подвижную точку». По мере продвижения на юг, температура воды за бортом начинает постепенно повышаться. И после ее увеличения выше 20 в химкомплектах становится жарко, как в сауне. Пришлось слегка задержаться из-за необходимости сделать операцию аппендицита мичману Панкову, для чего погрузились на глубину 100 м, на которой ПЛ все же слегка покачивало. Все прошло благополучно, и команда отдохнула под водой. Но это заставило увеличить ход, что привело к потере части немагнитного ограждения рубки и носового аварийного буя. По мере приближения к берегам Америки возрастает напряжение, чаще приходиться погружаться от самолетных РЛС, иногда 2-3 раза за вахту. А океан по-прежнему седой, вода за бортом уже 22.
Появились тунцы и летающие рыбки, запахло экзотикой. Температура в лодке поднялась в самых прохладных отсеках до 35. Наконец, вышли и заняли позицию у пролива Кайкос. В отсеках температура поднялась до 57. Большая часть команды перебралась в самый «холодный» 1-й отсек, где всего +40. Над головой постоянно висит авиация, работают РЛС военных кораблей. А зарядка – это мука. Температура электролита за 30, зарядка идет медленно, а тут еще по несколько раз приходится прерывать ее из-за срочных погружений от сигналов РЛС. Остановка и пуск дизелей подымают температуру в 5-м отсеке - 60 градусов. Из-за большого расхода топлива ПЛ потяжелела, откачали все дополнительные запасы пресной воды, в уравнительных и дифферентных цистернах почти пусто. Введен строгий режим экономии пресной воды. Пища готовится на смеси пресной и забортной воды, в том числе и компот, пресная вода ручным насосом качается на камбуз и выдается в день по стакану на человека, в отсеках пользуются спросом стоящие мешки с солью, т.к. даже пот уже не соленый. Все покрылись потницей, доктор раскрасил нас как индейцев в синие и зеленые цвета. Несколько облегчает положение обтирание разбавленным спиртом, которое проводится 2 раза в сутки.
Вдали слышатся взрывы, что это значит, никто не знает; это потом стало ясно, что это взрывы гранат, используемых для систем обнаружения ПЛ. В отсеках скопились груды мусора и пищевых отходов. Отработанная регенерация не помещается ни в какие емкости, сваливается в жестяные банки из-под сухарей и поливается водой, выжимая из нее крохи кислорода, дышать почти нечем. Не выдерживает рефрижераторная установка холодильников. По рекомендации доктора запасы мяса и птицы полетели за борт. При очередном всплытии были выброшены за борт все подарки Минобороны: «Жуковские» сигареты, «Звездочка» и почти весь «Беломор», - курить почти не было возможности. Скоро туда же отправились хлеб и батоны «долгого» хранения, превратившиеся в труху. Вот тут мы добрым словом вспомнили подполковника из продслужбы Генштаба, который научил коков печь белый хлеб на нашем камбузе.
Это были самые приятные минуты, когда, идя на мостик на вахту в ночное время, берешь горячую буханку, внутрь закладываешь шмат масла и вместе с сигнальщиком с удовольствием ее съедаешь. Но такие минуты были коротки, потому что очередной сильный сигнал самолетной или корабельной РЛС загонял нас снова под воду. Очередное всплытие на зарядку 26 октября обошлось дорого. Всплыл под перископ, все было тихо, спросил у командира разрешения выбросить мусор, особенно накопившуюся регенерацию, но через несколько минут после продувания средней цистерны на «Накат» поступил очень сильный сигнал корабельной РЛС. Сыграл срочное погружение, ушел на глубину 25 м, но тут же заработала гидроакустика корабля в активном режиме и над головой загрохотали винты с такой силой, что все вжали головы в плечи. Ушли на глубину более 50 м, немного успокоились, но корабль зацепил нас, и меры, предпринятые командиром для уклонения, результата не принесли. Через какое-то время подошли еще 2 корабля, и на ПЛ в отсеках стало совсем невмоготу – к отсутствию воздуха, нестерпимой жаре и влажности добавились оглушающие резкие звуки посылок гидролокаторов (ГАС), которые особенно тяжело действовали на нервную систему и так измотанных людей.
В первые сутки такого режима давления на нас командир сделал несколько попыток оторваться, но, окруженные со всех сторон, при полузаряженных аккумуляторных батареях и невозможности уйти под слой скачка на глубину более 70 м, мы были бессильны. Хотя, как узнали позже, наши усилия были отмечены американцами. Вот что писал гидроакустик «Charles P.Cecil", «Конечно, он (командир ПЛ) был умный парень. У него был большой набор хитрых приемов, и он пытался их применить. Если бы служил на флоте 50 лет, не думаю, чтобы мне пришлось пережить напряжение, подобное этому» («Time magazine», June, 1963). Я полностью согласен с его словами, т.к. за последующие 15 лет службы на ПЛ подобного напряжения никогда больше не испытывал.
На третьи сутки нами были отключены все возможные электроприборы, кроме приборов сжигания водорода; давно не работал камбуз, перешли на электромотор экономхода и стали отходить от берега мористее. Еще через сутки, поняв наше положение, ушли 2 эсминца, оставив сопровождать нас одному. На пятые сутки без сна, без пищи (кроме компота и кое-каких консервов), измотанные жарой и нестерпимым зудом от всех болячек, в зловонном воздухе, в котором кислорода становилось все меньше, мы ждали решения командира. Наконец, 31 октября на рассвете, было принято решение на всплытие. В соответствии с записью в вахтенном журнале: плотность электролита 1,090 (почти вода), температура 42, в отсеках 40-50, углекислого газа и водорода более 2%, запас воздуха высокого давления – 130 кг/см2.
Всплыв на глубину 20 м, начали продувать среднюю, когда эсминец находился на кормовых курсовых углах в 5 кабельтовых и делал разворот. Лодка выскочила из-под воды, подняты перископы, видимости почти нет. Не сравняв давление с наружным, пытаемся открыть рубочный люк, но ни командиру, ни боцману с кувалдой не удается это сделать, слишком велико давление в прочном корпусе ПЛ. Идет доклад, что эсминец увеличил ход и идет к нам. Для тех, кто в центральном посту осознавал тогда наше положение, это были самые трагические мгновения – беспомощная слепая подлодка и надвигавшийся на нее эсминец. Что предпримет он, будет ли таран, применит ли оружие, какие имеет указания от командования? Да и все остальное – какая военная и политическая обстановка сложилась в последние 5 суток? А пока – открыт люк!
Мне суют в руки ходовой военно-морской флаг, и командир выталкивает меня наверх первым, вылезает сам под козырек ограждения и закрывает люк. Я выскочил на мостик в одних трусах, с полотенцем на шее и поднял над рубкой флаг – символ принадлежности к нашей Родине и ее ВМФ. Эсминец подходил с кормы с левого борта, до него оставалось несколько десятков метров. Низко над рубкой в это время пролетает противолодочный «Орион-ЗР» с открытой дверью, откуда нас фотографировали. Вдоль борта эсминца собралась вся команда, вахта оставалась, по-видимому, только у противолодочного вооружения. Бортовой номер эсминца и поднятые им сигнальные флаги передаю вниз штурману каплею В.Наумову, который быстро определил по справочникам, что это «Чарльз П.Сесил», запрашивает «Нужна ли помощь?» Командир приказал не отвечать, смене заступить по готовности №2. И потом в течение более 30 часов мы приводили себя в порядок: провентилировались и провели зарядку аккумуляторной батареи, освободились от мусора, начали приводить в порядок механизмы и оборудование. Ожили и люди, все побывавшие хоть немного на мостике, посмотрев на Карибское море, на южные звезды, кальмаров и летающих рыбок. Приготовили обед, испекли хлеб. Можно было услышать шутки и давно забытый смех.
Более 15 раз передавали радио о нашем всплытии, а когда нам подтвердили его получение, легче не стало – указаний или советов мы не получили ни одного. Командир принял решение – отрываться самостоятельно. И вот 1 ноября в полдень по местному времени при ярко светящем солнце эсминец проходит рядом с нами. Видим, на мостике только вахтенный офицер и негры-сигнальщики, все остальные, по-видимому, обедают. Наш командир при этом объявил боевую тревогу, перископы, поднятые на просушку, приказал не опускать, ходовой флаг и штыревую антенну не убирать, чтобы не насторожить наше сопровождение. Когда эсминец немного отошел и стал разворачиваться на обратный курс, было сыграно срочное погружение. В поднятый перископ, я успел увидеть растерянные физиономии негров-сигнальщиков и быстро опустил все выдвижные устройства, т.к. лодка набирала полный ход, подныривая под разворачивавшийся эсминец.
В упомянутых выше воспоминаниях американского гидроакустика написано про командира эсминца Роузера, увидевшего всплывшую советскую ПЛ: «Я думаю, никогда не позабуду выражения лица командира. Он просто сиял. Это был действительно момент триумфа для Роузера». О том, какое выражение лица было у него после нашего отрыва от эсминца, он в своих воспоминаниях не говорит. Но мы понимаем выражения лица нашего командира - дикая усталость и очередная седина на голове. Наш уход от американцев, однако, не помешал президенту США наградить и Роузера, и весь экипаж эсминца за их работу, а наш командир не услышал даже доброго слова от своего командования.
Легендарная Б-36 и ее командир Алексей Федосеевич Дубивко.
Получив доклад об отрыве, с ЦКП ВМФ нам назначили новый район, где нас поджидал очередной авианосец с кораблями сопровождения. Пришлось командиру новую точку перенести самостоятельно в другое место. А между делом стали уже думать о встрече праздника – очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Мы с доктором, Витей Буйневичем, составили меню, получив разрешение суп и компот приготовить на пресной воде. Коки обещали сделать необыкновенное второе из полугнилой картошки и языка, испечь для каждого отсека по торту. При смене вахты утром 7 ноября (в Москве был уже вечер) объявили приказ о поощрение личного состав, где были отмечены и наши многострадальные и героические коки – по 10 суток отпуска на родину. Все улеглись отдыхать до праздничного обеда.
Стою на вахте. Подходит замполит и спрашивает, почему коки не готовят обед? Вызвал доктора, попросил уточнить, что делают коки. Коки исчезли. Стали искать их в отсеках, обнаружили в седьмом. Через некоторое время доктор докладывает, что оба кока не способны что-либо делать, т.к. пьяны. Это была неожиданность, потому что ранее за ними такого не отмечалось. Старпом А.Копейкин снял меня с вахты со словами – не можешь организовать, готовь сам. Мы с доктором стали осматривать камбуз, думая, что же делать дальше. И нашли бак с брагой, которой, при нашей температуре в лодке, хватило бы свалить с ног целую команду. Пришлось втайне от командования и экипажа вылить его содержимое.
Зашли к скучающим в подводном положении мотористам, спросили, кто умеет готовить? Вызвался один специалист по манной каше, он варил ее своей младшей сестренке. Развели сухое молоко, засыпали крупу погуще, и я, довольный, ушел в центральный пост. Через какое-то время приходит доктор и докладывает, что каша сварилась, но ее можно только резать, такая она густая, переборщили с крупой. Пришлось идти с повинной головой к командиру и объявить, что на праздничный обед будут выдаваться любые продукты из провизионки по желанию. К вечернему чаю коки все же сделали нам праздничные торты. Ни у кого не поднялась рука их наказать или упрекнуть, зато шуток и подначек было предостаточно, особенно в мой адрес и «специалиста» по каше.
К сожалению, праздник был отмечен и неприятным сюрпризом, вышли из строя два бортовых дизеля. Вскоре получили приказание следовать в Сайда-губу. Штормило, хотя и меньше, чем по пути на Кубу. Но тот шторм вспоминали, когда убедились, что топлива на обратный путь может не хватить, растратили в тех штормовых условиях. Наконец, прошли широту Ленинграда, цвет неба, облаков изменился на знакомый и родной. Над головой прошли 2 самолета-разведчика с красными звездами, мы им позавидовали, через несколько часов они увидят свой дом и близких. А нам еще...
Блоки дизеля.
Часто захожу в 5-й отсек, чтобы как-то поддержать механиков, которые ворочают в штормовую погоду громадные тяжести, стараясь из 2-х дизелей собрать и запустить один. Танкер встретил нас недалеко от Нордкапа, но подойти и принять топливо не можем из-за шторма. Механики добавили в топливо все имеемые на лодке масла, дымим на весь горизонт, привлекая внимание патрульной авиации Норвегии и проходящих судов. Холодно стало, а теплой одежды нет даже для вахты — все сгнило.
Вот, наконец, и огни Цып-Наволока и Сеть-Наволока. На моторах дотянули до причала, где в темноте нас встречал только начальник штаба бригады капитан 2 ранга В.Архипов. Выгрузили торпеду со спецзарядом, экипаж отправили на плавбазу помыться. Не передать восторг и особые чувства, когда на тебя льется горячая пресная вода, смывая грязь, накопленную почти за 3 месяца. Офицерам разрешили сходить на катере в Полярный к семьям, а я остался дежурить по кораблю. Вот когда пригодилось письмо, которое я писал своей жене весь поход. Передал его жене через Владика Наумова, заставив ее проплакать всю ночь.
Отпустили меня домой на следующий день. Зашел в магазин купить шоколадки для ребенка, ведь наш шоколад на лодке стал не съедобен. Только после встречи я понял, сколько пришлось пережить нашим женам, спасибо им всем. Зашел в казарму и с удивлением узнал, что все наше имущество, вплоть до шуб, лыж и коньков было погружено в контейнеры и отправлено на Кубу. А экипаж весь раздет, нет ни рабочей, ни выходной одежды. На всех складах Северного флота стали собирать обмундирование, бывшее в употреблении. Когда одели экипаж, он стал походить на штрафную роту. А потом экипаж, по-видимому, впервые в истории подводного флота, стал собираться в санаторий в Евпаторию. Вместо формы всем выдали спортивные шерстяные костюмы и курточки, в них и отбыли.
Я остался с частью экипажа, получившего отпуска с выездом на родину, нести дежурство по кораблю и разбираться с хозяйством. Продуктов осталось очень много, но они все, вплоть до консервов и шоколада, были не пригодны для использования в пищу. Все пришлось списывать, с трудом получая заключения лабораторий флота.
В середине января на пирсе появились долгожданные контейнеры с нашим имуществом. В морозные дни мы их вскрыли, и перед взором предстали какая-то спрессованная масса. Контейнеры простояли на причале на Кубе в тропических условиях много дней. В присутствии офицеров тыла Северного флота мы топорами вырубали куски из этой массы и отправляли на свалку. К моменту возвращения экипажа, я поехал в отпуск.
Боевые корабли у причала в Полярном.
До сих пор офицеры и их семьи, которые прошли эти испытания, поддерживают дружеские отношения. Трудности породнили нас. С особой теплотой мы вспоминаем подвиг, иначе трудно назвать, нашего командира капитана 2 ранга Дубивко Алексея Федосеевича, проявившего мужество и выдержку в экстремальной ситуации, и наших старшин и матросов, которые показали себя истинными патриотами своей Родины. Жаль, что опыт похода был настолько засекречен, что не стал достоянием даже подводников 4-й эскадры, не говоря уже обо всём Военно-Морском Флоте. Почти на 2 года офицеры, оставшиеся служить на подводных лодках 4-й эскадры, были задержаны в званиях и в продвижении по службе. Но офицеры подводной лодки Б-36 продолжали честно служить и передавать свой опыт подчинённым и окружавшим их коллективам, проходя службу в частях ВМФ.
Командир капитан 2 ранга Дубивко Алексей Федосеевич командовал ракетными подводными лодками, закончил академические курсы, служил в оперативном управлении ГШ ВМФ, возглавлял смену боевого расчёта Воздушного Командного Пункта ГК ВМФ.
Старший помощник командира капитан 1 ранга Копейкин Аркадий Александрович командовал атомной ПЛ с крылатыми ракетами.
Зам. командира по политчасти капитан 1 ранга Сапаров Виктор Григорьевич работал в политотделе учебного центра в Обнинске.
Помощник командира капитан 1 ранга Андреев Анатолий Петрович, командовал подводными лодками на 4 эскадре ПЛ, служил в штабе Северного флота на командном пункте, возглавлял отдел подготовки матросов и старшин в ЛенВМБ.
Командир БЧ-1 контр-адмирал Наумов Владлен Васильевич командовал самым современным ракетоносцем, служил в должности зам. начальника ВВМУПП имени Ленинского Комсомола, после окончания Военно-морской академии - в Государственной приёмке ВМФ возглавлял комиссии, принимая новые корабли от промышленности.
Командир рулевой группы капитан 2 ранга Маслов Вячеслав Дмитриевич командовал подводными лодками.
Командир БЧ-3 капитан 1 ранга Мухтаров Аслан Азизович был флагманским специалистом подводных лодок.
Выпускники минно-торпедного факультета РВВМУПП Помигуев Александр Павлович иМухтаров Аслан Азизович.
Начальник радиотехнической службы капитан 1 ранга Жуков Юрий Александрович проходил службу в 5 управлении ГШ ВМФ.
Командир БЧ-5 Потапов Анатолий Григорьевич обучал офицеров в учебном центре ВМФ.
Командир моторной группы БЧ-5 капитан 1 ранга Кобяков Герман Александрович длительное время служил на родной подводной лодке, а затем руководил кафедрой военно-морской подготовки Высшего мореходного училища.
Начальник мед.службы полковник м/с Буйневич Виктор Иванович возглавлял филиал санатория СФ «Аврора» в г. Хоста.
Командир группы ОСНАЗ капитан 1 ранга Аникин Радомир Серафимович служил в учебном центре ВМФ в г. Обнинск.
Специалист по атомному оружию капитан 1 ранга Помигуев Александр Павлович продолжал служить в спец.частях ВМФ.
Жизненный опыт, полученный в походе отразился и в дальнейшей жизни матросов и старшин, сделав их людьми, преданными интересам своей Родины.
Ветераны Б-36 с женами, которые нас ждали из похода.
Воспоминания бывшего штурмана подводной лодки «Б-36» контр-адмирала в отставке Наумова Владлена Васильевича об участии корабля в операции «Кама».
В марте 1962 года несколько подводных лодок 641 проекта из 211 бригады 4-й эскадры Северного флота в городе Полярном начали заблаговременно готовиться к непонятному для всех подводников походу неведомо куда. Б-36, первоначально, в связи с задержкой решения по испытанию прочного корпуса после его нестандартного вскрытия, никуда не готовилась. Однако, после трагедии 11 января 1962 года в Екатерининской гавани, когда от взрыва торпед в первом отсеке погибла (лучше – потерпела катастрофу) Б-37 и после успешного завершения испытаний прочного корпуса на Б-36, она была назначена в поход вместо Б-37. К этому времени корабль прошел доковый ремонт и в январе-апреле отработал полный курс задач.
К началу сентября все офицеры, кроме командира БЧ-5 капитан-лейтенанта Кораблева, отгуляли очередной отпуск. В июне Б-36 включили в состав 69-й бригады, в которую также входили подводные лодки Б-4, Б-57 (наверно, Б-59) и Б-130 из состава 211-й бригады подводных лодок. Началась экстренная подготовка к походу на запад. Но куда именно, в какие страны и моря, где планировалось дальнейшее базирование подводных лодок - всё это держалось в строжайшей тайне. Ходили смутные слухи о Гане и Гвинее, но толком никакой ясности не было. Тем временем, на остававшиеся в Советском Союзе семьи были выписаны денежные аттестаты, а все подводные лодки бригады перебазировались в губу Сайда. Б-36 стала догонять остальные корабли бригады в пополнении ЗИПа и расходных материалов.
Хуже нет занятия, чем ждать и догонять. Не могу утверждать, что были трудности с пополнением ЗИПа в других боевых частях, но на мою заявку мне в гидрографии ответили, что всё уже давно выдано на другие корабли и ничего из мною затребованного на складах нет. Ранее на лодки 69-й бригады среди бытового технического оборудования предлагались к выдаче даже дополнительные холодильники, от которых пришлось отказаться, потому что холодильники марки ЗИЛ не пролезали в прочный корпус подводной лодки даже через съёмные листы для погрузки аккумуляторов. А на «догоняющую» Б-36 не хватило даже настольных электровентиляторов, так называемых «ушатиков».
В те времена на подводных лодках 641 проекта кондиционеров вообще не было. Поэтому мне пришлось в походе, спасаясь от жары и духоты, использовать один из запасных сельсинов к гирокомпасу, прикрепить к нему вырезанный из консервной банки пропеллер и обеспечить обдув в штурманской рубке.
Хуже всего для навигационного обеспечения явилось то, что корабль не имел на вооружении импульсно-фазовых приборов КПИ и КПФ, уже появившихся в ВМФ, для определения места кораблей по системе МАРШРУТ. Они давали возможность в этих же целях пользоваться американскими системами ЛОРАН, надежно работавшими в Атлантике и в местах предполагавшегося базирования 69-й бригады подводных лодок. Единственно возможным способом определения места в океане, как и у Колумба, оказались астрономические обсервации по звездам и солнцу. Наличие на корабле хорошо подготовленных трех наблюдателей (2 штурмана и помощник командира), проводивших одновременные замеры, позволяли иметь осредненное место с высокой точностью. Дополнительным контролем служило хоть и менее точное, но всё равно полезное осредненное место, полученное всеми вахтенными офицерами и командованием корабля путём обсервации по солнцу. К сожалению, все астрономические обсервации были возможны только в надводном положении, когда позволяла тактическая обстановка. С увеличением активности противолодочных сил ВМС США астрономические обсервации проводились крайне редко и с большим риском быть обнаруженными из-за понижения скрытности. Тем не менее, в течение всего похода удалось обеспечить необходимую точность плавания.
69-й бригадой командовал контр-адмирал Евсеев. Выступая перед бригадой, он говорил, что всему личному составу бригады предстоит гордиться службой в 69-й бригаде под его знамёнами, но перед самым выходом оказался недостаточно здоров и вместо него комбригом назначили капитана 1 ранга В.Н.Агафонова.
Из Сайда-губы все лодки бригады выполнили несколько однодневных выходов для проверки готовности кораблей к походу офицерами штаба.
Изредка офицеров отпускали к семьям в Полярный, а в иное свободное время, если оно появлялось, мы ходили по сопкам и ели чернику.
Штурман ПЛ Б-36 капитан-лейтенант Владлен Наумов. Сайда-губа. 1962 г. (ем чернику с куста)
На Б-36 очень ждали из отпуска командира БЧ-5 Владимира Кораблёва. Отец нашего механика в ответ на телеграмму комбрига с вызовом на службу ответил, что Володя отдыхает в санатории и с возвращением домой обязательно будет извещен о вызове. Кораблев, благодаря отцовской заботе, к выходу так и не прибыл, и вместо него в море пошел прикомандированный инженер капитан-лейтенант Анатолий Потапов, очень опытный инженер-механик. До похода он был за штатом после аварийного происшествия на Б-139. Незадолго до этих событий, Потапов в воскресное дежурство по живучести в 211 бригаде подводных лодок руководил тушением пожара, возникшего в первом отсеке на его ПЛ Б-139. Когда лодка отошла от пирса на середину Екатерининской гавани, с торпедного катера Командующего флотом, для предотвращения взрыва торпед, поступила команда затопить отсек, что Потапов и выполнил. В результате, изоляция электрооборудования отсека упала до нуля, и требовался большой ремонт. Так как выяснить, кто отдал приказ о затоплении отсека не удалось, Потапова отстранили от должности, а в связи с возникшей острой необходимостью восстановили, но уже на Б-36.
Появились новые люди и в моей боевой части. За неделю до выхода, в связи с трагикомическим происшествием, пришлось менять старшину команды рулевых-сигнальщиков. Когда старшина 1-й статьи Анищенко с группой матросов ехал в открытой машине по какой-то хозяйственной необходимости в сопки, он вдруг побледнел и повалился на бок, а из ягодицы пошла кровь. Оказалось, что вблизи дороги несколько офицеров с ракетных подводных лодок 629 проекта собрались на пикник, в ходе которого состязались в меткости стрельбы по консервной банке из малокалиберной винтовки. В результате Анищенко оказался в госпитале, а на Б-36 - другой боцман.
Продолжение следует.
Экипаж подводной лодки Б-37. В центре – командир, капитан 2 ранга Анатолий Степанович Бегеба и старпом, капитан-лейтенант Арнольд Мкртычевич Симонян.
С Николаем мы должны были в этот день сдавать зачеты на допуск к самостоятельному управлению кораблем, и он попросил меня, как бывшего штурмана, спуститься к ним в штурманскую рубку, помочь отобрать необходимые пособия. В рубке находился штурман Василий Тренькин, один из лучших и опытнейших специалистов бригады, и мы с ним быстро приготовили необходимое. Спустился в центральный пост капитан-лейтенант Арнольд Симонян, недавно ставший старпомом, объявил, что после проворачивания с корабля не сходить, т.к. будет перешвартовка, чтобы освободить место для погрузки боезапаса подводной лодке С-350, которая была головной среди подводных лодок 633 проекта и ночью пришла после ремонта с завода.
Уже началось проворачивание, часы показывали 8.10.
В центральном посту А.Симонян достал печать, чтобы оформить справку на морское довольствие радиометристу с ПЛ Б-38, который ходил с нами в море, а теперь готовился уволиться в запас.
Сходя с трапа подводной лодки, я поздоровался с капитаном 2 ранга А.Бегеба, который договаривался по телефону с оперативным дежурным о перешвартовке, помахал рукой знакомым офицерам из резервного экипажа (у них начались занятия по строевой подготовке) и помчался на 2-й пирс на свою лодку. Спустившись вниз, посмотрел на часы - 8.18., значит, не опоздал на проворачивание в электрическую, когда я должен был занять свое место на мостике. Старпом А.Копейкин, принимая доклады из отсеков, жестом показал мне «вылезай». В этот момент раздался глухой взрыв, как будто бы взорвалась у нас цистерна, и лодка закачалась. Я пулей вылетел наверх посмотреть, что случилось. Там была полная темнота на всех причалах и только в районе 3-го пирса и 2-го причала вырвалось откуда-то пламя. Наконец, робко загорелся первый луч прожектора с ПКЗ-82, который начал ощупывать акваторию. В его свете можно было увидеть корпус ПЛ С-350, рубку ПЛ Б-37, где из гусака системы РДП вырывались языки пламени, ее корма поднята, а вокруг корпуса плавали несколько человек. Появились лучи еще нескольких прожекторов с других подводных лодок, на всех кораблях играли сигнал боевой тревоги. На пирсе зазвонил телефон и вахтенный передал приказание: аварийной партии прибыть на 2-ой причал. Через несколько минут мы были в районе аварии.
От 2-го причала практически ничего не осталось. ПЛ Б-37 носовой частью была под водой, а корма висела на швартовых. На С-350 робко начал подниматься перископ и вращаться, кто-то осматривал обстановку вокруг. Первая аварийная партия прибыла на Б-37 и пыталась открыть аварийный люк 7-го отсека. Наконец, люк открыт, кто-то туда спустился, кого-то вынесли, и в это время оторвались швартовы и ПЛ легла на грунт. Рубка несколько приподнялась, и в наступающих сумерках стало видно, что у рубки был только «венчик» из оставшегося металла. В районе ушедшей под воду кормы людей из аварийной партии подбирал буксир. Были жертвы и среди них. В сумерках стал виден на склоне горы кусок надстройки, якорь с цепью и шпилем перелетели через казарму и лежали в садике. Баллоны воздуха высокого давления разлетелись по всему городу, наводя страх на жителей и принося в некоторые дома горе. К 11 часам жители всего Полярного собрались на сопках, откуда хорошо были видны масштабы трагедии, но никто не знал, кто погиб.
Книга памяти - Б-37
Удалось позвонить домой и сообщить, что у меня все в порядке, узнал, что в нашей комнате взрывной волной выбито окно, и жена с маленькой дочкой сидит у соседей.
К 12 часам сняли экипаж с ПЛ С-350. Я с радостью встретил Леву Егоренко, которого считали погибшим в первом отсеке, он рассказал, что на их ПЛ треснул прочный корпус и люди в 1-м и 2-м отсеках погибли.
Всего погибло 78 человек, среди них и Коля Базуткин, опеку над семьей которого возложили на меня. Нашему экипажу досталась нелегкая доля доставать погибших из отсеков, когда через 2 недели подняли лодку на понтоны, потом и обеспечивать похороны под руководством командира Б-37 капитан 2 ранга А.Бегебы, которого после взрыва нашли контуженным на причале, и нового замполита капитан-лейтенанта Лаптева - Героя Советского Союза. Встреча, обеспечение родственников в дни похорон для всего города и моряков 4 эскадры ПЛ были самыми тяжелыми днями в их жизни, днями, наполненными горем и слезами.
Все погибшие и фотографии не найденных моряков из первого и второго отсеков были похоронены в братской могиле на кладбище в губе Кислой в присутствии прибывших родственников.
Многочисленные комиссии, работавшие на нашей ПЛ, причину катастрофы не выявили. Память о замечательном дружном экипаже подводной лодки Б-37 всегда будет жить в сердцах подводников.
После похорон экипажа взорвавшейся лодки командование объявило, что наша ПЛ включается в состав 69 бригады вместо погибшей Б-37 для участия в операции «Кама». Мне, как помощнику командира, пришлось заниматься вопросами снабжения ПЛ. Первым признаком того, что поход ожидается куда-то в широты с жарким климатом, было получение тропического обмундирования – невиданные доселе нами панамы для военных южных округов, желтые рубашки с короткими рукавами и разовое белье, куда для офицеров вместо кальсон были включены трусы, хотя матросов это нововведении не коснулось и в дальнейшем они в походе ловко обрезали кальсоны, превратив в трусы. Штурман, капитан-лейтенант В.Наумов в это время получал со склада карты на все моря и океаны Мира, а механики «от души» пополняли ЗИП и часть приборов и оборудования с уже поднятой со дна погибшей ПЛ, которая восстановлению не подлежала.
В августе, для окончательной подготовки к походу, перебазировались в Сайда-губу, где тогда были только плавпричалы и ПКЗ для команд. Туда же перед выходом в море нам доставили хлеб и батоны «долгого хранения», а из курева – папиросы «Беломор» для офицеров, «Звездочка» - для старшин и сигареты «Жуковские» - для матросов. Все это окончательно забило все места не только вдоль бортов, но проходы и «шхеры» по всей ПЛ.
Для психологической разрядки офицерам разрешили короткие поездки к семьям в Полярный, а матросов группами водили в сопки, где они для развлечения собирали грибы, гоняли зайцев и другую живность. Учитывая, что было лето, а мы собирались по ряду признаков в южные края, на борт были взяты теплые вещи только для вахтенных офицеров и сигнальщиков.
Вот и неожиданность – поступила команда стать под погрузку торпеды с ядерной боеголовкой. Во время погрузки в ночное время никого наверх не выпускали. Загрузились, и вот теперь мы к выходу готовы. Ночью 1 октября вышли из Кольского залива и направились в неизвестность. В море командир вскрыл пакет и дал штурману первый курс в направлении к противолодочному рубежу Нордкап-Медвежий. Баренцево море проводило нас довольно спокойно, аНорвежское встретило крутой волной, которая, разбивалась о корпус, стекала с рубки и одежды вахтенных красивым святящимся каскадом.
Мы, тем временем, предполагали куда идем: в Албанию или Югославию, Алжир или Египет, может, в Анголу? И только на 10 сутки командир объявил всей команде – Куба, порт Мариэль. Все бросились к картам, лоциям и начали вспоминать почему-то английский язык, пока кто-то не сказал, что ведь там говорят на испанском. Атлантика встретила нас ураганным ветром и многометровыми волнами, за которыми от водяной пыли с мостика ничего не видно. Наверху только вахтенный офицер и сигнальщик, привязанные на страховочных поясах и одетые в химкомплекты. Рубочный люк задраен, связь только через переговорку, которая затыкалась от воды. Каждую волну приходится встречать отдельно, и когда одну из них вахтенный офицер – наш минер Алик Мухтаров – пропустил, ребра его не выдержали, и пришлось ему на время переместиться на свою койку. А в конце вахты, через 4 часа напряжения, спускаясь вниз, летишь через рубочный люк вместе со столбом воды. Правда, внизу тоже не сладко, а может быть и хуже, чем на мостике, из-за качки, запахов выхлопа дизелей, с камбуза и пр. В каютах и проходах сплошные завалы из ящиков и мешков с провизией на длительный срок плавания. Погрузиться и идти под водой не можем, т.к. приходится соблюдать и выдерживать жесткий график движения. И так ползем на 2-х дизелях, сохраняя «подвижную точку». По мере продвижения на юг, температура воды за бортом начинает постепенно повышаться. И после ее увеличения выше 20 в химкомплектах становится жарко, как в сауне. Пришлось слегка задержаться из-за необходимости сделать операцию аппендицита мичману Панкову, для чего погрузились на глубину 100 м, на которой ПЛ все же слегка покачивало. Все прошло благополучно, и команда отдохнула под водой. Но это заставило увеличить ход, что привело к потере части немагнитного ограждения рубки и носового аварийного буя. По мере приближения к берегам Америки возрастает напряжение, чаще приходиться погружаться от самолетных РЛС, иногда 2-3 раза за вахту. А океан по-прежнему седой, вода за бортом уже 22.
Появились тунцы и летающие рыбки, запахло экзотикой. Температура в лодке поднялась в самых прохладных отсеках до 35. Наконец, вышли и заняли позицию у пролива Кайкос. В отсеках температура поднялась до 57. Большая часть команды перебралась в самый «холодный» 1-й отсек, где всего +40. Над головой постоянно висит авиация, работают РЛС военных кораблей. А зарядка – это мука. Температура электролита за 30, зарядка идет медленно, а тут еще по несколько раз приходится прерывать ее из-за срочных погружений от сигналов РЛС. Остановка и пуск дизелей подымают температуру в 5-м отсеке - 60 градусов. Из-за большого расхода топлива ПЛ потяжелела, откачали все дополнительные запасы пресной воды, в уравнительных и дифферентных цистернах почти пусто. Введен строгий режим экономии пресной воды. Пища готовится на смеси пресной и забортной воды, в том числе и компот, пресная вода ручным насосом качается на камбуз и выдается в день по стакану на человека, в отсеках пользуются спросом стоящие мешки с солью, т.к. даже пот уже не соленый. Все покрылись потницей, доктор раскрасил нас как индейцев в синие и зеленые цвета. Несколько облегчает положение обтирание разбавленным спиртом, которое проводится 2 раза в сутки.
Вдали слышатся взрывы, что это значит, никто не знает; это потом стало ясно, что это взрывы гранат, используемых для систем обнаружения ПЛ. В отсеках скопились груды мусора и пищевых отходов. Отработанная регенерация не помещается ни в какие емкости, сваливается в жестяные банки из-под сухарей и поливается водой, выжимая из нее крохи кислорода, дышать почти нечем. Не выдерживает рефрижераторная установка холодильников. По рекомендации доктора запасы мяса и птицы полетели за борт. При очередном всплытии были выброшены за борт все подарки Минобороны: «Жуковские» сигареты, «Звездочка» и почти весь «Беломор», - курить почти не было возможности. Скоро туда же отправились хлеб и батоны «долгого» хранения, превратившиеся в труху. Вот тут мы добрым словом вспомнили подполковника из продслужбы Генштаба, который научил коков печь белый хлеб на нашем камбузе.
Это были самые приятные минуты, когда, идя на мостик на вахту в ночное время, берешь горячую буханку, внутрь закладываешь шмат масла и вместе с сигнальщиком с удовольствием ее съедаешь. Но такие минуты были коротки, потому что очередной сильный сигнал самолетной или корабельной РЛС загонял нас снова под воду. Очередное всплытие на зарядку 26 октября обошлось дорого. Всплыл под перископ, все было тихо, спросил у командира разрешения выбросить мусор, особенно накопившуюся регенерацию, но через несколько минут после продувания средней цистерны на «Накат» поступил очень сильный сигнал корабельной РЛС. Сыграл срочное погружение, ушел на глубину 25 м, но тут же заработала гидроакустика корабля в активном режиме и над головой загрохотали винты с такой силой, что все вжали головы в плечи. Ушли на глубину более 50 м, немного успокоились, но корабль зацепил нас, и меры, предпринятые командиром для уклонения, результата не принесли. Через какое-то время подошли еще 2 корабля, и на ПЛ в отсеках стало совсем невмоготу – к отсутствию воздуха, нестерпимой жаре и влажности добавились оглушающие резкие звуки посылок гидролокаторов (ГАС), которые особенно тяжело действовали на нервную систему и так измотанных людей.
В первые сутки такого режима давления на нас командир сделал несколько попыток оторваться, но, окруженные со всех сторон, при полузаряженных аккумуляторных батареях и невозможности уйти под слой скачка на глубину более 70 м, мы были бессильны. Хотя, как узнали позже, наши усилия были отмечены американцами. Вот что писал гидроакустик «Charles P.Cecil", «Конечно, он (командир ПЛ) был умный парень. У него был большой набор хитрых приемов, и он пытался их применить. Если бы служил на флоте 50 лет, не думаю, чтобы мне пришлось пережить напряжение, подобное этому» («Time magazine», June, 1963). Я полностью согласен с его словами, т.к. за последующие 15 лет службы на ПЛ подобного напряжения никогда больше не испытывал.
На третьи сутки нами были отключены все возможные электроприборы, кроме приборов сжигания водорода; давно не работал камбуз, перешли на электромотор экономхода и стали отходить от берега мористее. Еще через сутки, поняв наше положение, ушли 2 эсминца, оставив сопровождать нас одному. На пятые сутки без сна, без пищи (кроме компота и кое-каких консервов), измотанные жарой и нестерпимым зудом от всех болячек, в зловонном воздухе, в котором кислорода становилось все меньше, мы ждали решения командира. Наконец, 31 октября на рассвете, было принято решение на всплытие. В соответствии с записью в вахтенном журнале: плотность электролита 1,090 (почти вода), температура 42, в отсеках 40-50, углекислого газа и водорода более 2%, запас воздуха высокого давления – 130 кг/см2.
Всплыв на глубину 20 м, начали продувать среднюю, когда эсминец находился на кормовых курсовых углах в 5 кабельтовых и делал разворот. Лодка выскочила из-под воды, подняты перископы, видимости почти нет. Не сравняв давление с наружным, пытаемся открыть рубочный люк, но ни командиру, ни боцману с кувалдой не удается это сделать, слишком велико давление в прочном корпусе ПЛ. Идет доклад, что эсминец увеличил ход и идет к нам. Для тех, кто в центральном посту осознавал тогда наше положение, это были самые трагические мгновения – беспомощная слепая подлодка и надвигавшийся на нее эсминец. Что предпримет он, будет ли таран, применит ли оружие, какие имеет указания от командования? Да и все остальное – какая военная и политическая обстановка сложилась в последние 5 суток? А пока – открыт люк!
Мне суют в руки ходовой военно-морской флаг, и командир выталкивает меня наверх первым, вылезает сам под козырек ограждения и закрывает люк. Я выскочил на мостик в одних трусах, с полотенцем на шее и поднял над рубкой флаг – символ принадлежности к нашей Родине и ее ВМФ. Эсминец подходил с кормы с левого борта, до него оставалось несколько десятков метров. Низко над рубкой в это время пролетает противолодочный «Орион-ЗР» с открытой дверью, откуда нас фотографировали. Вдоль борта эсминца собралась вся команда, вахта оставалась, по-видимому, только у противолодочного вооружения. Бортовой номер эсминца и поднятые им сигнальные флаги передаю вниз штурману каплею В.Наумову, который быстро определил по справочникам, что это «Чарльз П.Сесил», запрашивает «Нужна ли помощь?» Командир приказал не отвечать, смене заступить по готовности №2. И потом в течение более 30 часов мы приводили себя в порядок: провентилировались и провели зарядку аккумуляторной батареи, освободились от мусора, начали приводить в порядок механизмы и оборудование. Ожили и люди, все побывавшие хоть немного на мостике, посмотрев на Карибское море, на южные звезды, кальмаров и летающих рыбок. Приготовили обед, испекли хлеб. Можно было услышать шутки и давно забытый смех.
Более 15 раз передавали радио о нашем всплытии, а когда нам подтвердили его получение, легче не стало – указаний или советов мы не получили ни одного. Командир принял решение – отрываться самостоятельно. И вот 1 ноября в полдень по местному времени при ярко светящем солнце эсминец проходит рядом с нами. Видим, на мостике только вахтенный офицер и негры-сигнальщики, все остальные, по-видимому, обедают. Наш командир при этом объявил боевую тревогу, перископы, поднятые на просушку, приказал не опускать, ходовой флаг и штыревую антенну не убирать, чтобы не насторожить наше сопровождение. Когда эсминец немного отошел и стал разворачиваться на обратный курс, было сыграно срочное погружение. В поднятый перископ, я успел увидеть растерянные физиономии негров-сигнальщиков и быстро опустил все выдвижные устройства, т.к. лодка набирала полный ход, подныривая под разворачивавшийся эсминец.
В упомянутых выше воспоминаниях американского гидроакустика написано про командира эсминца Роузера, увидевшего всплывшую советскую ПЛ: «Я думаю, никогда не позабуду выражения лица командира. Он просто сиял. Это был действительно момент триумфа для Роузера». О том, какое выражение лица было у него после нашего отрыва от эсминца, он в своих воспоминаниях не говорит. Но мы понимаем выражения лица нашего командира - дикая усталость и очередная седина на голове. Наш уход от американцев, однако, не помешал президенту США наградить и Роузера, и весь экипаж эсминца за их работу, а наш командир не услышал даже доброго слова от своего командования.
Легендарная Б-36 и ее командир Алексей Федосеевич Дубивко.
Получив доклад об отрыве, с ЦКП ВМФ нам назначили новый район, где нас поджидал очередной авианосец с кораблями сопровождения. Пришлось командиру новую точку перенести самостоятельно в другое место. А между делом стали уже думать о встрече праздника – очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Мы с доктором, Витей Буйневичем, составили меню, получив разрешение суп и компот приготовить на пресной воде. Коки обещали сделать необыкновенное второе из полугнилой картошки и языка, испечь для каждого отсека по торту. При смене вахты утром 7 ноября (в Москве был уже вечер) объявили приказ о поощрение личного состав, где были отмечены и наши многострадальные и героические коки – по 10 суток отпуска на родину. Все улеглись отдыхать до праздничного обеда.
Стою на вахте. Подходит замполит и спрашивает, почему коки не готовят обед? Вызвал доктора, попросил уточнить, что делают коки. Коки исчезли. Стали искать их в отсеках, обнаружили в седьмом. Через некоторое время доктор докладывает, что оба кока не способны что-либо делать, т.к. пьяны. Это была неожиданность, потому что ранее за ними такого не отмечалось. Старпом А.Копейкин снял меня с вахты со словами – не можешь организовать, готовь сам. Мы с доктором стали осматривать камбуз, думая, что же делать дальше. И нашли бак с брагой, которой, при нашей температуре в лодке, хватило бы свалить с ног целую команду. Пришлось втайне от командования и экипажа вылить его содержимое.
Зашли к скучающим в подводном положении мотористам, спросили, кто умеет готовить? Вызвался один специалист по манной каше, он варил ее своей младшей сестренке. Развели сухое молоко, засыпали крупу погуще, и я, довольный, ушел в центральный пост. Через какое-то время приходит доктор и докладывает, что каша сварилась, но ее можно только резать, такая она густая, переборщили с крупой. Пришлось идти с повинной головой к командиру и объявить, что на праздничный обед будут выдаваться любые продукты из провизионки по желанию. К вечернему чаю коки все же сделали нам праздничные торты. Ни у кого не поднялась рука их наказать или упрекнуть, зато шуток и подначек было предостаточно, особенно в мой адрес и «специалиста» по каше.
К сожалению, праздник был отмечен и неприятным сюрпризом, вышли из строя два бортовых дизеля. Вскоре получили приказание следовать в Сайда-губу. Штормило, хотя и меньше, чем по пути на Кубу. Но тот шторм вспоминали, когда убедились, что топлива на обратный путь может не хватить, растратили в тех штормовых условиях. Наконец, прошли широту Ленинграда, цвет неба, облаков изменился на знакомый и родной. Над головой прошли 2 самолета-разведчика с красными звездами, мы им позавидовали, через несколько часов они увидят свой дом и близких. А нам еще...
Блоки дизеля.
Часто захожу в 5-й отсек, чтобы как-то поддержать механиков, которые ворочают в штормовую погоду громадные тяжести, стараясь из 2-х дизелей собрать и запустить один. Танкер встретил нас недалеко от Нордкапа, но подойти и принять топливо не можем из-за шторма. Механики добавили в топливо все имеемые на лодке масла, дымим на весь горизонт, привлекая внимание патрульной авиации Норвегии и проходящих судов. Холодно стало, а теплой одежды нет даже для вахты — все сгнило.
Вот, наконец, и огни Цып-Наволока и Сеть-Наволока. На моторах дотянули до причала, где в темноте нас встречал только начальник штаба бригады капитан 2 ранга В.Архипов. Выгрузили торпеду со спецзарядом, экипаж отправили на плавбазу помыться. Не передать восторг и особые чувства, когда на тебя льется горячая пресная вода, смывая грязь, накопленную почти за 3 месяца. Офицерам разрешили сходить на катере в Полярный к семьям, а я остался дежурить по кораблю. Вот когда пригодилось письмо, которое я писал своей жене весь поход. Передал его жене через Владика Наумова, заставив ее проплакать всю ночь.
Отпустили меня домой на следующий день. Зашел в магазин купить шоколадки для ребенка, ведь наш шоколад на лодке стал не съедобен. Только после встречи я понял, сколько пришлось пережить нашим женам, спасибо им всем. Зашел в казарму и с удивлением узнал, что все наше имущество, вплоть до шуб, лыж и коньков было погружено в контейнеры и отправлено на Кубу. А экипаж весь раздет, нет ни рабочей, ни выходной одежды. На всех складах Северного флота стали собирать обмундирование, бывшее в употреблении. Когда одели экипаж, он стал походить на штрафную роту. А потом экипаж, по-видимому, впервые в истории подводного флота, стал собираться в санаторий в Евпаторию. Вместо формы всем выдали спортивные шерстяные костюмы и курточки, в них и отбыли.
Я остался с частью экипажа, получившего отпуска с выездом на родину, нести дежурство по кораблю и разбираться с хозяйством. Продуктов осталось очень много, но они все, вплоть до консервов и шоколада, были не пригодны для использования в пищу. Все пришлось списывать, с трудом получая заключения лабораторий флота.
В середине января на пирсе появились долгожданные контейнеры с нашим имуществом. В морозные дни мы их вскрыли, и перед взором предстали какая-то спрессованная масса. Контейнеры простояли на причале на Кубе в тропических условиях много дней. В присутствии офицеров тыла Северного флота мы топорами вырубали куски из этой массы и отправляли на свалку. К моменту возвращения экипажа, я поехал в отпуск.
Боевые корабли у причала в Полярном.
До сих пор офицеры и их семьи, которые прошли эти испытания, поддерживают дружеские отношения. Трудности породнили нас. С особой теплотой мы вспоминаем подвиг, иначе трудно назвать, нашего командира капитана 2 ранга Дубивко Алексея Федосеевича, проявившего мужество и выдержку в экстремальной ситуации, и наших старшин и матросов, которые показали себя истинными патриотами своей Родины. Жаль, что опыт похода был настолько засекречен, что не стал достоянием даже подводников 4-й эскадры, не говоря уже обо всём Военно-Морском Флоте. Почти на 2 года офицеры, оставшиеся служить на подводных лодках 4-й эскадры, были задержаны в званиях и в продвижении по службе. Но офицеры подводной лодки Б-36 продолжали честно служить и передавать свой опыт подчинённым и окружавшим их коллективам, проходя службу в частях ВМФ.
Командир капитан 2 ранга Дубивко Алексей Федосеевич командовал ракетными подводными лодками, закончил академические курсы, служил в оперативном управлении ГШ ВМФ, возглавлял смену боевого расчёта Воздушного Командного Пункта ГК ВМФ.
Старший помощник командира капитан 1 ранга Копейкин Аркадий Александрович командовал атомной ПЛ с крылатыми ракетами.
Зам. командира по политчасти капитан 1 ранга Сапаров Виктор Григорьевич работал в политотделе учебного центра в Обнинске.
Помощник командира капитан 1 ранга Андреев Анатолий Петрович, командовал подводными лодками на 4 эскадре ПЛ, служил в штабе Северного флота на командном пункте, возглавлял отдел подготовки матросов и старшин в ЛенВМБ.
Командир БЧ-1 контр-адмирал Наумов Владлен Васильевич командовал самым современным ракетоносцем, служил в должности зам. начальника ВВМУПП имени Ленинского Комсомола, после окончания Военно-морской академии - в Государственной приёмке ВМФ возглавлял комиссии, принимая новые корабли от промышленности.
Командир рулевой группы капитан 2 ранга Маслов Вячеслав Дмитриевич командовал подводными лодками.
Командир БЧ-3 капитан 1 ранга Мухтаров Аслан Азизович был флагманским специалистом подводных лодок.
Выпускники минно-торпедного факультета РВВМУПП Помигуев Александр Павлович иМухтаров Аслан Азизович.
Начальник радиотехнической службы капитан 1 ранга Жуков Юрий Александрович проходил службу в 5 управлении ГШ ВМФ.
Командир БЧ-5 Потапов Анатолий Григорьевич обучал офицеров в учебном центре ВМФ.
Командир моторной группы БЧ-5 капитан 1 ранга Кобяков Герман Александрович длительное время служил на родной подводной лодке, а затем руководил кафедрой военно-морской подготовки Высшего мореходного училища.
Начальник мед.службы полковник м/с Буйневич Виктор Иванович возглавлял филиал санатория СФ «Аврора» в г. Хоста.
Командир группы ОСНАЗ капитан 1 ранга Аникин Радомир Серафимович служил в учебном центре ВМФ в г. Обнинск.
Специалист по атомному оружию капитан 1 ранга Помигуев Александр Павлович продолжал служить в спец.частях ВМФ.
Жизненный опыт, полученный в походе отразился и в дальнейшей жизни матросов и старшин, сделав их людьми, преданными интересам своей Родины.
Ветераны Б-36 с женами, которые нас ждали из похода.
Воспоминания бывшего штурмана подводной лодки «Б-36» контр-адмирала в отставке Наумова Владлена Васильевича об участии корабля в операции «Кама».
В марте 1962 года несколько подводных лодок 641 проекта из 211 бригады 4-й эскадры Северного флота в городе Полярном начали заблаговременно готовиться к непонятному для всех подводников походу неведомо куда. Б-36, первоначально, в связи с задержкой решения по испытанию прочного корпуса после его нестандартного вскрытия, никуда не готовилась. Однако, после трагедии 11 января 1962 года в Екатерининской гавани, когда от взрыва торпед в первом отсеке погибла (лучше – потерпела катастрофу) Б-37 и после успешного завершения испытаний прочного корпуса на Б-36, она была назначена в поход вместо Б-37. К этому времени корабль прошел доковый ремонт и в январе-апреле отработал полный курс задач.
К началу сентября все офицеры, кроме командира БЧ-5 капитан-лейтенанта Кораблева, отгуляли очередной отпуск. В июне Б-36 включили в состав 69-й бригады, в которую также входили подводные лодки Б-4, Б-57 (наверно, Б-59) и Б-130 из состава 211-й бригады подводных лодок. Началась экстренная подготовка к походу на запад. Но куда именно, в какие страны и моря, где планировалось дальнейшее базирование подводных лодок - всё это держалось в строжайшей тайне. Ходили смутные слухи о Гане и Гвинее, но толком никакой ясности не было. Тем временем, на остававшиеся в Советском Союзе семьи были выписаны денежные аттестаты, а все подводные лодки бригады перебазировались в губу Сайда. Б-36 стала догонять остальные корабли бригады в пополнении ЗИПа и расходных материалов.
Хуже нет занятия, чем ждать и догонять. Не могу утверждать, что были трудности с пополнением ЗИПа в других боевых частях, но на мою заявку мне в гидрографии ответили, что всё уже давно выдано на другие корабли и ничего из мною затребованного на складах нет. Ранее на лодки 69-й бригады среди бытового технического оборудования предлагались к выдаче даже дополнительные холодильники, от которых пришлось отказаться, потому что холодильники марки ЗИЛ не пролезали в прочный корпус подводной лодки даже через съёмные листы для погрузки аккумуляторов. А на «догоняющую» Б-36 не хватило даже настольных электровентиляторов, так называемых «ушатиков».
В те времена на подводных лодках 641 проекта кондиционеров вообще не было. Поэтому мне пришлось в походе, спасаясь от жары и духоты, использовать один из запасных сельсинов к гирокомпасу, прикрепить к нему вырезанный из консервной банки пропеллер и обеспечить обдув в штурманской рубке.
Хуже всего для навигационного обеспечения явилось то, что корабль не имел на вооружении импульсно-фазовых приборов КПИ и КПФ, уже появившихся в ВМФ, для определения места кораблей по системе МАРШРУТ. Они давали возможность в этих же целях пользоваться американскими системами ЛОРАН, надежно работавшими в Атлантике и в местах предполагавшегося базирования 69-й бригады подводных лодок. Единственно возможным способом определения места в океане, как и у Колумба, оказались астрономические обсервации по звездам и солнцу. Наличие на корабле хорошо подготовленных трех наблюдателей (2 штурмана и помощник командира), проводивших одновременные замеры, позволяли иметь осредненное место с высокой точностью. Дополнительным контролем служило хоть и менее точное, но всё равно полезное осредненное место, полученное всеми вахтенными офицерами и командованием корабля путём обсервации по солнцу. К сожалению, все астрономические обсервации были возможны только в надводном положении, когда позволяла тактическая обстановка. С увеличением активности противолодочных сил ВМС США астрономические обсервации проводились крайне редко и с большим риском быть обнаруженными из-за понижения скрытности. Тем не менее, в течение всего похода удалось обеспечить необходимую точность плавания.
69-й бригадой командовал контр-адмирал Евсеев. Выступая перед бригадой, он говорил, что всему личному составу бригады предстоит гордиться службой в 69-й бригаде под его знамёнами, но перед самым выходом оказался недостаточно здоров и вместо него комбригом назначили капитана 1 ранга В.Н.Агафонова.
Из Сайда-губы все лодки бригады выполнили несколько однодневных выходов для проверки готовности кораблей к походу офицерами штаба.
Изредка офицеров отпускали к семьям в Полярный, а в иное свободное время, если оно появлялось, мы ходили по сопкам и ели чернику.
Штурман ПЛ Б-36 капитан-лейтенант Владлен Наумов. Сайда-губа. 1962 г. (ем чернику с куста)
На Б-36 очень ждали из отпуска командира БЧ-5 Владимира Кораблёва. Отец нашего механика в ответ на телеграмму комбрига с вызовом на службу ответил, что Володя отдыхает в санатории и с возвращением домой обязательно будет извещен о вызове. Кораблев, благодаря отцовской заботе, к выходу так и не прибыл, и вместо него в море пошел прикомандированный инженер капитан-лейтенант Анатолий Потапов, очень опытный инженер-механик. До похода он был за штатом после аварийного происшествия на Б-139. Незадолго до этих событий, Потапов в воскресное дежурство по живучести в 211 бригаде подводных лодок руководил тушением пожара, возникшего в первом отсеке на его ПЛ Б-139. Когда лодка отошла от пирса на середину Екатерининской гавани, с торпедного катера Командующего флотом, для предотвращения взрыва торпед, поступила команда затопить отсек, что Потапов и выполнил. В результате, изоляция электрооборудования отсека упала до нуля, и требовался большой ремонт. Так как выяснить, кто отдал приказ о затоплении отсека не удалось, Потапова отстранили от должности, а в связи с возникшей острой необходимостью восстановили, но уже на Б-36.
Появились новые люди и в моей боевой части. За неделю до выхода, в связи с трагикомическим происшествием, пришлось менять старшину команды рулевых-сигнальщиков. Когда старшина 1-й статьи Анищенко с группой матросов ехал в открытой машине по какой-то хозяйственной необходимости в сопки, он вдруг побледнел и повалился на бок, а из ягодицы пошла кровь. Оказалось, что вблизи дороги несколько офицеров с ракетных подводных лодок 629 проекта собрались на пикник, в ходе которого состязались в меткости стрельбы по консервной банке из малокалиберной винтовки. В результате Анищенко оказался в госпитале, а на Б-36 - другой боцман.
Продолжение следует.
Немає коментарів:
Дописати коментар