Карибский кризис. Противостояние. Сборник воспоминаний участников событий 1962 года. Составитель контр-адмирал В.В.Наумов. Часть 20.-21-я

Вскормлённые с копья 

Пресная вода на корабле была дефицитом, но если удавалось перехватить лишний стаканчик, то можно было на своем теле проследить странное явление. Когда я выпил залпом доставшийся мне стакан холодной водички, то через несколько секунд ощутил шевеление буквально всей кожи. Обратив на неё внимание, я увидел, что по всему телу под тонким прозрачным слоем кожи появились светлые мелкие пузырьки воды. Они легко ликвидировались полотенцем, имевшимся у каждого в руках для борьбы с потом. Полотенце изрядно промокло, его пришлось отжимать, к слякоти на палубе центрального поста добавилась лужа. На этом всё и кончилось, я остался таким же разгоряченным, потным и мучимый жаждой, каким и был до стакана воды. 
Несмотря на всю неблагоприятную обстановку, весь экипаж безропотно выполнял свой долг, на постах, где температура приближалась к 70 градусам, электрики, гидроакустики, даже при сокращённой продолжительности вахты, были вынуждены нести её с нашатырём из-за нередких случаев потери сознания. Тем временем, американскому эсминцу надоело крутиться вокруг неподвижной Б-36, и он начал взрывать сигнальные гранаты, очевидно, приглашая нас к всплытию. 

Источник материала см.-http://flot.com/blog/historyofNVMU/?year=2013&month=1&day=21
У меня был опыт прослушивания взрывов гранат, имитировавших взрывы глубинных бомб, на совместных учениях С-178 и противолодочных кораблей Камчатской Военной Флотилии ТОФ, но взрывы американских гранат по интенсивности не выдерживали никакого сравнения с тем, что я слышал на ТОФе. Они гулко отражались на корпусе лодки, вызывая мигание лампочек и осыпание крошек пробковой изоляции с подволоков отсеков. 
Когда Б-36 дала ход моторами, взрывы прекратились, а разрядка аккумуляторных батарей ускорилась, неизбежно приближая момент вынужденного всплытия. Наконец, этот момент наступил. На Б-36 был продут весь главный балласт сразу, как только эсминец прошел наш траверз и оставил лодку за кормой. Одновременно началась передача на ЦКП ВМФ радио о всплытии лодки и ее преследовании противолодочными силами США. 
Прежде чем отдраить рубочный люк, через шахту вдувной вентиляции пришлось сравнять давление в отсеках с атмосферным. Это действие вызвало в отсеках шипение испарявшейся с палуб слякоти, на короткое время появление сиреневого тумана, с исчезновением которого палубы отсеков оказались совершенно сухими. 
Люк отдраивал помощник командира капитан-лейтенант Анатолий Андреев. Прежде чем подняться на мостик, он через рубочный люк просунул радиоантенну «Штырь» с привязанным к ней военно-морским флагом СССР, а затем вышел на мостик, держа антенну с флагом высоко над рубкой. 



Нахимовцы А.Андреев, Ю.Осипов и В.Кустарев на уроке ВМП. Двое из них стали командирами подводных лодок. 

К этому моменту «Чарльз П.Сессил» приближался к лодке с её кормовых углов, а очень низко над рубкой чуть ли не задевая поднятый на штыре флаг, пролетел противолодочный самолёт базовой патрульной авиации ВМС США типа Нептун. На эсминце был поднят сигнал из четырёх флагов Свода сигналов, который мы долго не могли разобрать, пока не разглядели, что такие же флаги нарисованы на его боевой рубке. Тут мы догадались, что это международные позывные эсминца, которые он поднял на мачте в качестве представления при знакомстве. 
Следующий сигнал из трёх флагов, поднятый эсминцем, я легко нашел в Международном трёхфлажном своде сигналов (МСС). Он означал запрос с эсминца: «Что случилось? Нужна ли помощь?» Содержание сигнала я доложил на мостик, где уже были командир и старпом Б-36, а в ответ услышал переданное приказание командира: «Не отвечать». Вероятно, он принял мой доклад за доклад от радистов. 
После неоднократной передачи радиограммы на ЦКП ВМФ о вынужденном всплытии, мы получили все необходимые квитанции на радио, но никаких указаний не получали, пока не донесли об успешном отрыве от преследования и слежения. Плавание в сопровождении американского эсминца оказалось на редкость спокойным, и если бы не моральные терзания о проигрыше в своеобразной дуэли с ПЛС ВМС США, его можно было бы назвать комфортным.
На Б-36 непрерывно вентилировались отсеки свежим воздухом, шла полноценная зарядка аккумуляторной батареи, был удалён весь мусор и испорченные продукты, на верхней палубе перебирались оставшиеся овощи и шел ремонт отдельных механизмов. Трюмные ремонтировали верхнюю крышку устройства ВИПС, мотористы что-то делали с газоотводами дизелей, а я на мостике ремонтировал залитый водой пеленгаторный репитер гирокомпаса. Одновременно все, кто имел отношение к маневрированию подводной лодки, продумывали и разрабатывали план предстоящего отрыва от слежения. Б-36, продолжая зарядку аккумуляторной батареи, имела ход не более 4-х узлов. 



Destroyer Photo Index DD-835 / DDR-835 USS CHARLES P. CECIL 

Такая маленькая скорость для эсминца США была затруднительна, поэтому он постоянно маневрировал вдоль левого борта подводной лодки, не удаляясь от неё более чем на 5 кабельтов. После прохода вдоль корпуса Б-36 параллельным курсом на траверсном расстоянии от неё около 50 метров и удалившись от неё на 5 кабельтов, эсминец поворачивал влево на обратный курс и проходил контркурсом, не удаляясь от лодки далее 5 кабельтовых, после чего опять ложился на параллельный курс. Такое, я бы сказал деликатное маневрирование, соответствующее высокой морской культуре, продолжалось непрерывно до самого погружения Б-36. 
Этого нельзя было сказать о действиях вертолётов и самолётов ВМС США. Они периодически пролетали над лодкой на очень малых высотах, выполняя телевизионную и фотосъёмку. 
Незадолго до завершения всех необходимых мероприятий по подготовке Б-36 к длительному подводному плаванию, как всем нам показалось, представился удобный случай для осуществления погружения и отрыва от слежения. В вечерних сумерках показалось судно с огнями, дававшими возможность предположить, что это танкер. Когда танкер подошёл к нам на одну милю, эсминец направился к нему. Памятуя, каким не простым процессом в советском ВМФ, являлась приёмка топлива в море на ходу, командир дал команду «Приготовиться к погружению». Каково же было изумление всех подводников, когда ещё до выполнения этой команды на подводной лодке, эсминец отошел от танкера, а наша радиоразведка перехватила его донесение на берег о приёме с танкера 150 тонн топлива. 
Закончив все работы, для выполнения которых было необходимо находиться в надводном положении, экипаж Б-36 встал перед необходимостью осуществить отрыв от слежения. Надо сказать, что к этому моменту возможность успешного отрыва значительно возросла. В отсеках установился нормальный микроклимат, всё, что требовало неотложного ремонта, было отремонтировано. После ремонта верхней крышки устройства ВИПС, лодка получила возможность выстреливать приборы помех корабельным гидроакустикам и погружаться до рабочей глубины 240 метров, а полностью заряженная аккумуляторная батарея позволяла использовать весь диапазон скоростей подводной лодки. 
Но, пожалуй, самым главным фактором успеха в отрыве от слежения в кратчайший срок явилось решение командира корабля капитана 2 ранга Дубивко Алексея Федосеевича применить технический приём подавления гидролокатора эсминца, предложенный мичманом Панковым. Дело в том, что во время всего совместного плавания эсминец непрерывно работал радиолокатором и гидролокатором. Мичман Панков, определив частоту работы гидролокатора, заметил, что она входит в диапазон частот нашей станции гидроакустической связи «Свияга», и предложил настроить её на частоту гидролокатора эсминца, чтобы сделать его в нужный момент бесполезным с помощью непрерывного направленного сигнала Свияги. 



Успешность выполнения маневра отрыва превзошла все ожидания. Практически с момента погружения Б-36 эсминец не смог ни на минуту установить с ней контакт. Маневр был начат, когда эсминец, следуя параллельным курсом, ушел на 2-3 кабельтова вперёд. Лодка экстренно погрузилась на ходу 12 узлов, пересекая кильватерную струю эсминца, выставила на глубине 60 метров из устройства ВИПС имитационный патрон, создавший из пузырьков облако, имитировавшее для гидролокатора корпус подводной лодки, затем, продолжая погружение до глубины 200 метров, привела эсминец за корму и начала быстро удаляться. Одновременно, когда эсминец дважды начинал работать в сторону лодки гидролокатором, акустики Б-36 подавляли сигналом «Свияги» его работу, и эсминец выключал свой гидролокатор. При третьем включении гидролокатор эсминца работал в круговом поиске, был достаточно далеко и не опасен для лодки, поэтому решили ему не мешать и продолжали увеличивать дистанцию. 
Помня об опыте предыдущего неудачного отрыва от эсминца, временно потерявшего акустический контакт с Б-36, я был озабочен необходимостью в этот раз как можно быстрее и больше её увеличить. А у командира корабля, зашедшего ко мне в штурманскую рубку, появилось намерение экономить заряд аккумуляторной батареи, поэтому мне пришлось при докладах ему значительно занижать текущую дистанцию до эсминца, чтобы продолжать отрыв. В моем намерении мне помог помощник командира капитан-лейтенант Андреев, вошедший в рубку после командира. Перекрыв своим телом выход из рубки и закрыв дверь, он также высказал мнение о необходимости продолжать отрыв. Убедившись, что Б-36 отошла от места погружения не менее чем на 12 миль, я доложил командиру об этом расстоянии и высказал предположение о возможности сбавить скорость. 



Эсминец ВМС США Чарльз П.Сесил. Последний взгляд с Б-36 на конвоира перед погружением. Расстаемся навсегда. 

С этого момента у Б-36 никаких встреч с кораблями ВМС США до конца похода не было. Об отрыве от слежения было немедленно доложено на ЦКП ВМФ и получена квитанция о приёме нашего донесения. Через короткое время нам поступило указание по связи, но командир ждал радио с распоряжением по нашим дальнейшим действиям, а о них на корабле ничего не было известно. И только по прошествии более суток, получив очередную служебную радиограмму, шифровальщик пришел к радистам и заявил, что, судя по его показательным группам, радисты пропустили одну радиограмму. Оказалось, что после приёма указаний по связи вскоре пришло второе радио с той же показательной для радистов группой, что и радио с указаниями по связи. Считая, что это повторение первого радио, радисты не передали его шифровальщику, а отправили его в корзину. Таким образом, по вине передающего радиоцентра в Москве (и невнимательности радистов?) Б-36 более суток оставалась без управления с ЦКП. 
Когда шифровальщик расшифровал извлеченную из корзины радиограмму, оказалось, что для Б-36 была назначена новая позиция, находившаяся в пятистах милях к северо-востоку направлении от нашего местонахождения, занять которую мы уже опаздывали. Пришлось всплыть и выполнять полученное приказание полным ходом. 
К общему удивлению и удовольствию первые 400 миль этого перехода проходили при полном отсутствии противодействия со стороны противолодочных сил противника. В то же время в районе позиций, назначенных подводным лодкам 69-й бригады, наша радиоразведка зафиксировала наличие американского вертолётоносца «ТЕТИС-БЕЙ» с кораблями охранения и усиленное патрулирование района силами базовой противолодочной авиации. С приближением к своей позиции на 50-40 миль, мы прочувствовали их противодействие сполна. О нахождении в надводном положении не могло быть и речи из-за не прекращавшихся сигналов самолётных и корабельных радиолокаторов. 



Четвертый отсек. Рубка радистов. 

У офицеров корабля появилось предположение, что такая своевременная концентрация противолодочных сил в районах позиций, назначаемых для подводных лодок, невозможна без наличия шпиона в системе управления силами ВМФ СССР. И хотя многое объяснилось работой системы «СОСУС», о существовании которой, в том походе мы не знали, всё равно эти предположения развеялись не полностью. Если был Пеньковский, то могли быть и другие ему подобные. 
Вскоре после занятия заданной позиции нас подстерегала ещё одна неприятность. 7-го ноября при попытке запустить левый дизель для работы на винт под РДП, в результате гидравлического удара, он был выведен из строя из-за попадания забортной воды в его цилиндры. В правом дизеле во всех цилиндрах также оказалась вода. Следовательно, до выполнения в походных условиях сложных, трудоёмких работ по вскрытию крышек и осмотру всех цилиндров с выяснением причин попадания воды в них и он был не работоспособен. В распоряжении командира Б-36 оставался только средний дизель, не приспособленный к работе под РДП. Значит, длительное пребывание Б-36 на позиции грозило полной разрядкой аккумуляторной батареи и неминуемым повторным всплытием среди противолодочных сил ВМС США. 
В этой обстановке командир принял единственно правильное решение - приступить к вводу в строй правого дизеля, а на время работ выйти из района на 60 миль, с возвращением в него с окончанием работ. С удалением из района на 60 миль обнаружили сравнительно спокойную обстановку, позволявшую находиться ночью в надводном положении без хода, в дрейфе, а днём в подводном положении. 
Ещё до окончания ревизии правого дизеля мы получили команду на возвращение в Сайда-губу. Возвращение проходило тоже в спокойной обстановке. Противолодочные силы вероятного противника отдыхали после разрешения Карибского кризиса, да и погода была неблагоприятной для интенсивных полётов авиации стран НАТО. Море изматывало нас качкой, а меня, как штурмана, невозможностью надёжно определить место корабля в связи с ненастной погодой без солнца и звёзд. 
Практически весь переход был совершён в надводном положении. В начале перехода командир принял решение возвращаться под РДП, но после того как вахтенные офицеры пару раз показали ему обнаруженные в кормовом секторе неизвестные суда, которых акустики не слышали, решение изменил, и лодка всплыла в надводное положение. В штормовом море следование в надводном положении значительно надёжнее обеспечивало безопасность корабля. 

 

Капитан 3 ранга Алексей Дубивко 

Осталась одна общая забота о расходе топлива, которого по всем расчетам могло не хватить до родной базы. Для меня эта забота стоила самой большой невязки при определении места в океане за всю мою девятилетнюю службу на штурманских должностях. Перед определением места над моей головой двое суток стоял с логарифмической линейкой флагманский механик 69-й бригады капитан 2 ранга Любимов. Он сверял замеряемый расход топлива и сравнивал с пройденным расстоянием подводной лодкой за время замера расхода топлива. По результатам замеров принималось решение о запросе помощи в виде танкера для дозаправки топлива. Сложность моего положения заключалась в том, что зная из опыта, что гидравлические лаги при оголении носового штевня хватают воздух динамическим трубопроводом и дают заниженные показания скорости, я, испытывая психологическое давление, учитывал осреднённую лагом скорость 4 узла, которую он получал раскачиваясь в диапазоне от нуля до восьми узлов. При определении места невязка составила 67 миль точно вперёд по курсу, что свидетельствовало о фактической скорости, с которой двигался корабль - 5,4 узла. Не прибегая к каким-либо ухищрениям, я полностью занёс эту невязку в навигационный журнал и в отчёты о походе, считая её психологической. 
На берег было отправлено радио о необходимости пополнения топлива, которого действительно не хватило. Но кто-то предложил остатки топлива, смешанного морской качкой в балластных цистернах с водой, перекачивать в расходный топливный бачок, из которого сливать отстоявшуюся воду и добавлять в бачок моторное масло. На этой смеси Б-36 вошла в Баренцево море, а вот уже в Кольский залив пришлось входить на моторах за счёт аккумуляторной батареи. Впрочем, танкер встретил нас в Норвежском море, но бушевавший шторм не дал никакой возможности принять от него топливо. 
При возвращении было примечательное событие, находясь на мостике, я наблюдал за попыткой мотористов осмотреть трубопроводы дизелей в кормовой надстройке лодки. Моторист вышел на осмотр трубопроводов в сопровождении страхующего матроса и был надёжно обвязан бросательным концом. Но как только он дошел до середины кормовой надстройки, волна смыла его за борт, но, к счастью, следующая волна вернула его обратно с помощью поданного мотористу бросательного конца. Операция осмотра трубопроводов была немедленно прекращена, а я обратил внимание на старшего помощника командира капитана 3 ранга Копейкина Аркадия Александровича, руководившего этой операцией и сохранявшего спокойствие на всем её протяжении, как человек всё вовремя предусмотревший и ко всему подготовившийся. 
Вообще он отличался хорошей выдержкой, умением сохранять спокойный тон в отношениях с подчиненными в любых ситуациях, не теряя чувство юмора и не упуская возможности розыгрыша. Я уже упоминал эпизод в тёмном жарком и душном отсеке, когда отчаявшемуся офицеру, требовавшему всплыть и дать бой, потому что в отсеках, по его мнению, люди гибнут, старпом спокойно ответил, что некоторые спасутся, чем успокоил офицера. Из розыгрышей в походе, мне запомнились два. 



Аркадий Александрович Копейкин - подгот "46-49-53", в дальнейшем занимал должность начальника отдела подводных лодок Управления боевой подготовки Северного флота. На фото третий слева в третьем ряду. 

Первый коснулся офицера 6-го отдела, прикомандированного к нам на время перехода в кубинский порт с одной лишь целью, чтобы следить за целостностью французской проволоки, которой был опечатан торпедный аппарат с загруженной в него ядерной торпедой, и пломбы на ней. Капитан-лейтенант ревностно выполнял эту обязанность и регулярно проверял сохранность пломбы. Однажды после ночной командирской вахты Аркадий Александрович за завтраком как бы невзначай сказал, что не понимает, почему все так трясутся с этой торпедой, как мы убедились прошедшей ночью, осмотрев её, ничего в ней особенного нет. Офицер 6-го отдела побледнел, выскочил из-за стола и бросился в первый отсек к аппарату с торпедой проверять наличие пломбы. 
Второй розыгрыш был достаточно корыстный, но оправданный необходимостью. В те часы, когда над Б-36 продолжал маневрировать американский эсминец и обстановка в отсеках по их обитаемости была экстремальной, единственным местом на корабле, где можно было забыться в полудрёме после вахты были окрашенные стеллажные торпеды в первом отсеке. На них постоянно лежали люди, сменившиеся с вахты. Но на подводных лодках были предусмотрены должности, не связанные с несением корабельных вахт в сменах, а, следовательно, имевшие больше возможностей в выборе времени и места для отдыха. К ним относилась и должность заместителя командира корабля по политической части, которую на Б-36 занимал капитан 3 ранга Сапаров. Сменившись с командирской вахты с небольшой задержкой, старпом вошел в первый отсек и обнаружил, что все места на торпедах заняты, в том числе и замполитом. Оценив обстановку, чтобы не поднимать людей, только что сменившихся с вахты Аркадий Александрович сказал Сапарову, что его вызывает командир в центральный пост. 

Продолжение следует.

Штурманская рубка подводной лодки.

Вскоре на Б-36 прибыл новый командир рулевой группы, фактически младший штурман, лейтенант Вячеслав Маслов. Первое, что он увидел в штурманской рубке это лохматого и вспотевшего меня, заваленного ворохом карт. Восемь рулонов карт были только что доставлены гидрографией на корабль, и я, наивно, по их наличию пытался определить - куда же мы пойдем. Перечень карт обеспечивал нам путешествие в любые порты, бухты и гавани Атлантического океана. Место нового базирования определить не удалось, ясно стало только то, что 69 бригада дальше Атлантики не пойдёт.
В ночь на 30 сентября все четыре подводные лодки поочерёдно, в обстановке строжайшей секретности и усиленной охраны причала, в присутствии группы офицеров и генералов погрузили в торпедные аппараты по одной торпеде с ядерной боеголовкой и в придачу к ним по одному офицеру из 6 отдела флота в звании капитан-лейтенанта в качестве наблюдающего. Ближе к вечеру подводники 69 бригады были построены на причале около плавбазы «Дмитрий Галкин». Перед нами выступил первый заместитель Главкома ВМФ адмирал В.А.Фокин с пожеланием счастливого плавания в порт одной из дружественных стран. При этом предупредил, что, несмотря на мирную обстановку, надо быть готовыми к любому её изменению.
Сразу после построения на кораблях началось приготовление подводных лодок к бою походу и погружению. В ночь на 1-е октября Б-36 и остальные лодки бригады с интервалом около 30 минут стали отходить от пирса и начали переход к новому месту базирования. Перед выходом на все подводные лодки прибыло по одной группе ОСНАЗ для обеспечения ведения радиоразведки и радиоперехвата донесений иностранных противолодочных сил. Кроме того, на Б-36 в поход пошел флагманский механик бригады капитан 2 ранга Любимов.
После выхода из Кольского залива я обратился к командиру с вопросом, куда прокладывать курс. В ответ командир дал мне координаты начала и конца следующего курса и расстояние между ними. Так продолжалось до прохода Фареро-Исландского рубежа и выхода в Атлантический океан. С выходом в Атлантику по кораблю было объявлено, что мы идём в порт Мариэль на остров Куба для постоянного базирования и, что на подходе к порту нас встретит кубинский торпедный катер. Проход в порт назначения предписывался не кратчайшим путём через Флоридский пролив, а через пролив Кайкос между Багамскими островами и дальше по длинному узкому и извилистому Старому Багамскому каналу. Скрытный безаварийный проход по такому каналу представлялся, по меньшей мере, проблематичным, но было решено разобраться с этим вопросом на месте.
Уже в первые часы перехода расчёт средней скорости корабля на походе по заданным временным интервалам неприятно удивил командира. Вместо средней скорости 5-6 узлов, принятой на флоте для скрытного перехода дизель-электрических подводных лодок, для нас она оказалась назначенной 10 узлов. Если соблюдать скрытность и иметь запас времени для погружений при уклонении от противолодочных сил, то придется иметь скорость не менее 12 узлов, что в штормовом море потребует работы дизелей на полных ходах, то есть иметь очень напряженный и неблагоприятный режим работы главных двигателей.



Штормовая погода, сопровождавшая нас в Баренцевом и Норвежском морях, не покинула нас и в Северной Атлантике. Только удары волн стали мощнее, особенно при вынужденной скорости 12 узлов.
Появились первые потери: волны оторвали носовой аварийный буй и повредили верхнюю крышку устройства ВИПС. Во время очередного шторма эти же волны придавили к ограждению рубки, не увернувшегося от них вахтенного офицера капитан-лейтенанта Мухтарова и сломали ему два ребра, «освободив» его от несения вахты почти на две недели.
Как написал в отчёте в политорганы замполит корабля капитан 3 ранга Сапаров, травмированного офицера Мухтарова заменил на вахте коммунист Сапаров. Между прочим, и Мухтаров был коммунистом.
Мне, как штурману, погода не давала возможности уточнить счислимое место корабля путём астрономических наблюдений, а после отрыва от побережья Норвегии других способов определения места у нас в походе просто не было. В результате, после прохода Фареро-Исландского противолодочного рубежа, на всех четырёх кораблях, как я убедился после похода, была невязка около 13-18 миль назад по курсу, что свидетельствовало о наличии Северо-Атлантического течения, которое мы просто не знали, как учитывать, не имея на кораблях абсолютного лага.
Однако в каждом явлении есть не только отрицательное, но и положительное, так и в плохой погоде. В связи с плохой погодой, на всех трёх противолодочных рубежах нам не досаждала противолодочная авиация стран НАТО, что помогало почти соблюдать заданную среднюю скорость перехода. В свою очередь, если разведка стран НАТО обнаружила выход бригады из Кольского залива, то она рассчитывала на наш переход со средней скоростью 5-6 узлов и запаздывала с увеличением активности противолодочных сил на рубежах.
В Центральной Атлантике штормов не было, да и вероятный противник ещё не проявлял повышенной активности, что позволило проводить астрономическую обсервацию места не только в вечерние и утренние сумерки, но и групповые определения места по солнцу силами вахтенных офицеров и группой командования корабля под руководством командира.
Вскоре воздух и вода значительно потеплели. Мы вошли в субтропики, и во время ночной вахты я воспользовался тропическим ливнем, с удовольствием приняв душ на мостике, пользуясь мылом и мочалкой.



В утренние сумерки 23 октября Б-36 подошла к проливу Кайкос на расстояние около 25 миль и экипаж начал подготовку к форсированию пролива в подводном положении. Аккумуляторная батарея к тому моменту была полностью заряжена, оставалось только надёжно определить место, что и было сделано тремя наблюдателями по трём-четырём звёздам. Разведка обстановки свидетельствовала о наличии в районе пролива двух американских эсминцев, работавших радиолокаторами. Задержавшись на перископной глубине на сеанс связи, мы получили радиограмму, согласно которой Б-36 назначалась позиция юго-восточнее пролива Кайкос, куда мы и направились прочь от пролива.
Тем временем тактическая обстановка стала резко осложняться. Активность противолодочных сил ВМС США возросла невероятно. Авиация ПЛО так часто делала облёты акватории, что Б-36 потеряла возможность проводить полноценную зарядку АБ, да и подзарядка стала весьма проблематичным мероприятием. Вскоре наши радиоразведчики перехватили сообщения об объявлении президентом США Джоном Кеннеди морского «карантина» Кубы и о запрете всем военным кораблям приближаться к побережью США ближе, чем на 400 миль.
В добавление к авиации в пределах видимости стали появляться американские эсминцы в виде парных патрулей, непрерывно работающие своими радиолокаторами и гидролокаторами. В дневное время за счет прекрасной видимости можно было на большом удалении наблюдать за действиями эсминцев с обнаружением любых гражданских судов. Они быстро сближались с незнакомцем и после непродолжительной задержки около судна отходили от него, продолжая патрулирование. Судно же ложилось на обратный курс и удалялось от Кубы.



Лесовоз «Волголес» с советскими ракетами на борту в сопровождении американского эсминца возвращается на Родину. Карибское море, ноябрь 1962 г.

Действия противолодочных самолётов США стали более агрессивными. Имея предположение о возможном нахождении в районе подводной цели по данным радиолокационного контакта или же по данным неизвестной нам в те времена системы гидрофонов СОСУС, американские самолёты стали уточнять место подводных лодок с помощью гидроакустических буев системы ДЖУЛИ. В состав этой системы входили и взрывные устройства для уточнения места подлодки буями за счёт пеленгования отражения взрывной волны от её корпуса. Так как взрывы были весьма интенсивными, а с системой ДЖУЛИ мы тоже были незнакомы, то их появление первоначально вызвало некоторую озабоченность. Вскоре наше правильное предположение об их назначении подтвердилось перехваченным радиодонесением с самолета о координатах подводной лодки. Они отличались от счислимых координат на десять миль и на вопрос старпома, не наши ли это координаты, я ответил уклончиво. Но при очередном определении места убедился, что самолет передавал точнейшие координаты места Б-36, на тот момент, и их можно было принять для дальнейшего счисления места корабля, так как точность определения места у самолета США значительно превышала наши возможности.
Вскоре эта достаточно сложная для нас ситуация превратилась в экстремальную. Примерно через сутки, в наступившей темноте, командир принял решение подзарядить в течение ночи порядком разряженную за день аккумуляторную батарею на перископной глубине при работе дизелей в режиме РДП. Мы встали под РДП и легли на курс в восточном направлении. Спустя некоторое время, я вдруг вспомнил, что перед постановкой под РДП, в западном направлении наблюдалась слабая работа двух корабельных радиолокаторов, которые после нашего поворота оказались в кормовом секторе, затенённом для наблюдения в перископ шахтой РДП. Гидроакустическое наблюдение в этом секторе также невозможно, как из-за конструктивных особенностей, так и из-за грохота работающих дизелей. Учитывая возможность появления в затенённом секторе приближавшихся кораблей и нахождение Б-36 в центре позиции, я доложил командиру о времени поворота влево на 90 градусов по компасу. Командир согласился со словами: «Правильно, нечего нам идти в сторону позиции Шумкова, на Б-130 старые аккумуляторы, нельзя его подводить и привлекать за собой к нему противолодочные силы США».
С началом циркуляции последовал тревожный доклад акустиков о появлении сильных и быстро нараставших шумов винтов двух эсминцев. На Б-36 немедленно выполнили маневр срочного погружения, но, ещё до прихода на безопасную от таранного удара глубину, во всех отсеках подводники услышали над головами сильный свистящий шум работавших винтов эсминцев. Затем эсминцы начали ходить вокруг Б-36 по кругу с радиусом около 15-20 кабельтов со скоростью около 20 узлов, работая гидролокаторами на своих курсовых углах 90 градусов левого борта, двигаясь против часовой стрелки и смещая окружность, как бы набрасывая петли в сторону смещения подводной лодки из центра этого круга. Контакт поддерживался надёжно и не оставлял нам никаких шансов оторваться от слежения с нашей разряженной батареей.
Мы маневрировали на 3-4 узлах, выполняя апериодические изменения курса, слабо надеясь на возможное изменение обстановки или погоды. О присутствии эсминцев всё это время знал весь экипаж, прослушивая посылки гидролокаторов, которые звучно били по корпусу лодки и людским нервам, мешая отдыхать.



Эсминец ВМС США.

Примерно через сутки нас остался караулить при поддержке авиации ПЛО только эсминец радиолокационного дозора «Чарльз П.Сесил», прошедший переоборудование и модернизацию из эсминца типа Гиринг, построенного во время Второй Мировой войны. Приняли решение оторваться от слежения. Когда эсминец, продолжая описывать вокруг Б-36 круги против часовой стрелки, проходил траверз лодки по правому борту, Б-36, увеличив ход до 9 узлов повернула ему за корму, а эсминец, продолжая циркуляцию влево удалялся от лодки. По окончании циркуляции, обнаружив, что Б-36 вышла из круга, эсминец бросился за ней в погоню, неминуемо сокращая траверзное расстояние. Приведя подводную лодку на траверз своего левого борта, эсминец опять начал циркуляцию влево, а Б-36 снова повернула на 90 градусов вправо за корму эсминца, выйдя за пределы окружности, и стала быстро удаляться от эсминца, который, в свою очередь, продолжая циркуляцию, тоже отходил от лодки как минимум на диаметр своей циркуляции. К этому моменту акустики доложили командиру Б-36, что эсминец потерял контакт с лодкой и перешел на круговой поиск.
К сожалению, командир тут же воспользовался советом грамотнейшего акустика, инструктора 69 бригады подводных лодок мичмана Панкова. Он дал грамотный совет, с акустической точки зрения, повернуть носом на эсминец для уменьшения отражающей поверхности корпуса подводной лодки, но не учитывающий тот фактор, что, повернув на эсминец, Б-36 прекратит отрыв и сблизится с эсминцем, облегчив ему задачу поиска. Что и произошло.
Командир, доверившись авторитету мастера военного дела, возражений против такого маневра не послушал, и эсминец восстановил акустический контакт с Б-36. Эта попытка была последней возможностью оторваться от слежения, теперь наша аккумуляторная батарея больше трёх узлов не могла обеспечить. Оставалось надеяться только на чудо. Но тропических чудес в виде штормов и ураганов не появлялось, погода оставалась курортной, а батарея неминуемо разряжалась.



Шестой — электромоторный отсек.

Чтобы оттянуть приближавшуюся необходимость всплытия на поверхность, командир принял решение максимально сократить расход электроэнергии вплоть до остановки гребных электродвигателей и удержания необходимой глубины с помощью откачки и приёма необходимых порций воды в уравнительную цистерну с помощью главного осушительного насоса. И вот, в наступившей полутьме Б-36 зависла на глубине 70 метров без хода.
Неожиданно в центральном посту открылась кормовая переборочная дверь, и через неё буквально ввалился здоровый молодой мужчина в рваных трусах и в поту в чине капитан-лейтенанта в полуобморочном состоянии. «Где? Где командир?» - спросил прикомандированный к нам на поход офицер. «А что случилось ...?» тревожно среагировал на вопрос, выйдя из не менее полуобморочного состояния, старпом, находившийся на командирской вахте. Показывая рукой в корму, вошедший сказал: «Там, там люди гибнут, нужно всплыть и дать бой!» - «Ничего, некоторые спасутся» - сказал успокоившийся капитан 3 ранга Аркадий Копейкин. - «Да?», - спросил посетитель. - «Да!», - ответил старпом, и офицер удалился в корму.
Через короткое время из кормового 7 отсека в центральный пост поступила просьба прислать доктора. Оказалось, что офицер, добравшись до 7 отсека, взял с поддона под машинкой клапана вентиляции балластной цистерны кружку с накапавшей в неё гидравликой, приняв её за воду, и выпил. Люди в отсеке ахнули и испугались за здоровье офицера, а он испугался ещё больше. Первые слова, которые услышал от него капитан Виктор Буйневич: «Доктор я умру?» Буйневич сказал, что он не умрёт, а в отличие от остальных будет иметь меньше проблем с запором.
Нужно отметить, что к тому времени весь экипаж уже несколько суток не пользовался гальюном (туалетом). Вся жидкость уходила из организмов через поры кожи с потом, а пища в жару просто не лезла в горло, её буквально заталкивали в рот в небольших количествах с помощью сухого вина, выдававшегося каждому по норме 50 граммов в день. Так что заявление о том, что в отсеках люди гибнут, было не так уж далеко от действительности.



Посетитель музея - лодки проекта 641 в Калининграде: "Прогуливаясь" по подлодке постоянно думал о том, как тут жили моряки. Жутко как-то на душе.

Микроклимат в отсеках был близок к пределу возможности обитания. Температура в отсеках держалась в пределах от 40 до 65 градусов по Цельсию при высочайшей влажности, повышенном содержании углекислого газа и вредных испарений от топлива, масла, электролита в воздухе давно не вентилированных отсеков. Покрытые потом люди постоянно носили только тапки с обрезанными задниками и разорванные на лепестки разовые трусы, как набедренные повязки из пальмовых листьев у дикарей. Причём повязка из трусов была привилегией для офицеров и сверхсрочнослужащих, матросы и старшины срочной службы изготавливали повязки из разовых кальсон, выданных для них береговой базой вместо трусов.
Это не было модой, просто каждый лепесток одежды на теле создавал впечатление отдельной грелки, которых хотелось иметь поменьше. В этой атмосфере, под воздействием пота, синие разовые трусы и кальсоны стали линять и раскрасили тела подводников синими разводами.
В «боевую» раскраску свою лепту внесла потница, покрасившая тела подводников в красную крапинку.



Потница.