Ядерную аварию на “Красном Сормове” ликвидировали женщины
Все произошло в городе Горьком 18
января 1970 года — задолго до чернобыльской катастрофы.
Завод “Красное Сормово” работал тогда в бешеном темпе. Руководство
предприятия обязалось поставлять ВМФ по две атомные подлодки в год.
А с самого начала 1970-го развернулась настоящая гонка. Ведь это был
особенный год, год ленинского юбилея. В одном из заводских цехов
строились две подлодки проекта “Скат”. Этот проект подразумевал
оснащение лодок ракетами подводного старта. За непрочной перегородкой
готовили еще две субмарины проекта “Сом” и проекта “Семга”. Но речь
пойдет о “Скате”…
18 января в тот год выпало на воскресенье, поэтому рабочих в цехе было
немного — 156 человек. Остальным просто повезло. По словам Александра
Зайцева, в иные горячие дни в цехе работало до тысячи человек.
Большинство работников обслуживали подлодку К-308 — ее уже готовили к
спуску. И только 12 монтажников проверяли реактор на К-320, которая
находилась рядом. Именно на этой подлодке и произошла авария.
Монтажники должны были только проверить прочность первого контура реактора. Для этого надо было залить его холодной водой.
Первый контур был закрыт технологическим кожухом, и в этом главная ошибка.
— Согласно инструкции кожух во время испытаний должен быть снят, —
рассказывает Александр Зайцев. — А когда он снят, видно, какие заглушки
установлены на контуре. По инструкции это должны быть красные
резинометаллические заглушки, которые выдерживают напор в 240
килограммов. Но поскольку все делалось в бешеном темпе, они находились
на другой подводной лодке. Их перетаскивали с одной субмарины на другую.
На К-320 во время испытаний стояли только белые пластмассовые заглушки,
которые защищают реактор от попадания внутрь пыли. Естественно, они не
выдержали.
Кожух взлетел на 50-метровую высоту
Когда испытания начались, напор воды стал увеличиваться. Случилось
непредвиденное: под этим напором сдвинулась компенсационная решетка —
это уже просчеты в конструкторско-технологической документации. В
результате реактор заработал на предельной мощности. В этот момент вода
выбила пластмассовую заглушку вместе с кожухом. Кожух взмыл вверх и
разбил стеклянные фрамуги, которые находились на 52-метровой высоте. А
вместе с ним наружу вырвался столб радиоактивной пароводяной смеси.
Реактор работал на предельной мощности всего 15 секунд, но этого
хватило, чтобы облучить цех дозами, которые в сотни раз превышали
предельно допустимые.
— В первую очередь в аварии виноваты монтажники, — считает Александр
Зайцев. — Но они расплатились за это сполна. Ни один из 12 монтажников
не выжил. Семеро из них умерли в течение недели.
Радиация в тысячи раз выше нормы…
Монтажники мгновенно получили высокие дозы радиации, не совместимые с
жизнью. Какие именно, неизвестно. О том, каков уровень радиации в цехе и
какую дозу получали люди, дозиметристы помалкивали. А поскольку самим
дозиметристам “досталось” больше всех, спросить сегодня не у кого…
Однако известно, что в момент катастрофы уровень выброса составил 75 тысяч кюри.
Понять, что кроется за этой цифрой, нам помог председатель Нижегородского отделения Союза Чернобыльцев Эрих Кокин:
— Зоной, где людям не разрешалось жить, у нас считалась территория с
уровнем в 25 кюри и более. Если уровень загрязнения составлял 1 кюри,
людей из такого места не вывозили, но условия проживания у них были
льготными. Потому что естественный фон — это меньше одного кюри.
— Монтажники буквально выползали из цеха, — рассказывает Александр
Александрович. — На их лица были страшно смотреть, они как будто бы были
обварены кипятком. Кстати, в отчете так и написали, что несколько
рабочих обварились кипятком при испытании сухогруза. На заводе их
пытались отпоить молоком, но оно тут же выливалось назад.
На спецпоезде монтажников отправили в Москву в Тушинскую больницу, куда потом доставят Чернобыльцев.
Там они умерли от острой лучевой болезни — все, кроме Владимира Горева и
Владимира Сердюка. Кстати, во время аварии Горев поступил по
инструкции: немедленно задраил ближайший отсек подлодки, чтобы туда не
распространялась радиация.
— А Сердюк по телосложению был просто гигантом, — вспоминает Александр
Зайцев. — Он увлекался чуть ли не всеми видами спорта. Из Москвы он
вернулся просто стариком, с отказавшими ногами и ампутированной рукой, и
прожил недолго.
ВМФ умыл руки
21 января состоялось расширенное совещание партийно-хозяйственного
актива завода. На нем присутствовал и наш собеседник Александр Зайцев.
Он вспоминает, что речь держал академик Анатолий Александров,
курировавший строительство атомных подлодок, будущий президент АН СССР.
На собрании вкратце была обрисована критическая обстановка. У ВМФ на тот
момент были люди, которые профессионально могли бы ликвидировать
аварию, в частности экипаж подлодки. Он был уже сформирован и находился
на тот момент в Горьком. Но руководство ВМФ запретило морякам подходить к
месту аварии.
—- Тогда было так: пока лодка строится, за нее отвечает Министерство
судостроения, — объясняет наш собеседник. — И только во время морских
испытаний, когда на лодке поднимают флаг, она переходит на баланс ВМФ.
Поэтому единственная надежда была на простых работников завода. К ним,
то есть к гражданским лицам, и обращался академик Александров с просьбой
помочь в ликвидации аварии.
К-320 решили выскоблить вместе со всем цехом, заменить на ней реактор и
достроить. Ведь подлодка была готова на 75 процентов, а каждая такая
субмарина обходилась государству в 50 миллионов рублей.
“Нас оставалось только трое”
Первая группа добровольцев состояла из 18 человек.
В первый раз, 23 января, они должны были зайти в цех и показать тем
самым отсутствие страха перед радиацией. Это были люди, которым
доверяли, за которыми пойдут остальные. В число этих восемнадцати входил
и Александр Зайцев.
Никто точно не знал, что происходит внутри К-320. Даже академик Александров не давал гарантии, что реактор не “бабахнет”…
— Когда вошли, поразила мертвая тишина, непривычная для цеха, — делится с
“НР” воспоминаниями Александр Зайцев. — А еще мы почувствовали
противный запах. Все прекрасно знали, что радиация запаха не имеет, но
пахло какой-то мертвечиной. Все мы, кстати, были в масках из защитной
ткани Петрянова. И те из нас, кто курил, не выдержали. Они сняли маски и
закурили. Некурящих было трое, в том числе и я. Все, кто тогда закурил,
в скором времени умерли. Ведь они надышались смертельной радиактивной
пыли. В живых нас осталось только трое.
Стакан спирта — и вперед
А потом началась ликвидация. Люди работали круглосуточно, в три смены.
Время “разового” пребывания работника в опасной зоне составляло примерно
четыре часа. Перед выходом каждому наливали стакан спирта — эту
защитную меру прописал академик Александров.
Помимо алкоголя, от радиации людей защищали упомянутые выше маски и
обыкновенные заводские робы. Все это сдавалось после того, как человек
выходил из злополучного цеха, и сжигалось.
На ликвидацию были брошены не только работники “Красного Сормова”, но и
специалисты из ОКБМ, “Лазурита” и электромонтажного предприятия “Эра” — в
общей сложности около тысячи человек.
Это, пожалуй, была единственная в мировой истории ядерная авария, в
ликвидации которой были задействованы женщины — крановщицы, маляры,
изолировщицы… Все они получили немалые дозы.
А сама ликвидация состояла в том, что цех драили швабрами. Потом эти
места мерили дозиметристы. Если уровень превышал допустимое значение —
снова драили…
Мусор сжигали и отправляли пепел на Семеновский могильник. А
радиоактивную воду грузили на специальное судно “Герой Сидоров”.
Говорят, что вода с этого судна сливалась прямо в Волгу…
Реактор К-320 сильно разбух. Чтобы снять угрозу цепной реакции, его
засыпали карбитом бора. Потом с трудом вытащили и отправили на завод
“Маяк”. Дальнейшая его судьба неизвестна. Кстати, “выскабливать”
пришлось не только аварийную подлодку, но и соседнюю — К-308. Да и весь
цех, и даже территорию завода…
Еще один штрих: пока шла ликвидация, за тонкой перегородкой преспокойно строились две подлодки проекта “Сом” и проекта “Семга”…
Или квартира, или “волчий билет”
Почему же работники завода, в том числе и женщины, соглашались на такую “уборку”?
Дело в том, что ликвидаторам были положены особые льготы. За столь
опасный труд некоторым давали квартиру. Все получали существенную
прибавку к зарплате. Например, нашему собеседнику за каждый выход на
аварийные работы давали по 50 рублей — при том, что зарплата у него была
185 рублей плюс премии.
Кроме того, для ликвидаторов на “Красном Сормове” было организовано лечебно-профилактическое питание, кормили на убой.
Поэтому даже те, кто знал о последствиях радиации, соглашались. Но были и те, кто не знал…
— Был ведь еще и патриотический момент, — вспоминает наш собеседник. —
Время тогда было такое. Многие не за квартиру работали, они просто не
могли поступить иначе. А еще взаимное доверие играло большую роль. Ведь в
той первой партии из 18 человек все были мои друзья. Например, Василий
Третьяков — герой Отечественной войны, он один в свое время потушил
пожар на дизельной лодке. Как я мог его бросить? Как бы я им всем в
глаза смотрел, если бы отказался?
Примерно так же повел себя и директор “Красного Сормова” Михаил Юрьев,
который вошел в аварийный цех еще 20 января. Когда его попытались
остановить, он сказал:
— Если я не пойду, кто тогда вообще пойдет?
Работников, которые отказывались “убираться” в аварийном цехе, исключали
из партии и увольняли с завода. Причем с “волчьим билетом”, то есть они
не могли устроиться на другое предприятие. Несмотря на столь суровые
меры, в 70-м году произошел массовый отток рабочих из “Красного
Сормова”. Ведь люди, побывавшие в цехе, начинали серьезно болеть и
умирали. Это невозможно было скрыть от заводчан.
— Те, кто увольнялся даже “с волчьими билетами”, находили работу, —
говорит Александр Зайцев. — Специалисты с “Красного Сормова” ценились
очень высоко.
Директор отстоял своих
Пока шла ликвидация, военные вели следствие, то есть искали виновных. В
результате в СИЗО на проспекте Гагарина отправились четыре человека,
которых не было в цехе в день аварии: начальник реакторного цеха,
начальник отдела автоматики, начальник заводского бюро автоматики и
инженер по технике безопасности. Директор “Красного Сормова” грудью
встал за этих работников. Через три месяца их всех отпустили и вернули
на завод. Дело замяли, официально заявив, что ошибка произошла на стадии
конструкторской разработки.
Гриф секретности сняли через 25 лет
28 апреля 1970 года дозиметристы в очередной раз обошли цех и
обнаружили, что участков, где допустимый уровень радиации был бы
превышен, не осталось. Авария была ликвидирована. К-308 была сдана в
срок. К-320 была сдана в следующем году и прослужила ВМФ даже чуть
больше положенного срока, охраняя границы Родины.
За эти события завод “Красное Сормово” был награжден орденом Октябрьской
Революции, а его директор Михаил Юрьев стал Героем Соцтруда.
Ликвидаторы долгое время вообще не могли претендовать на какие-либо
льготы. Ведь официально завод “Красное Сормово” не производил подводных
лодок — какая же тут авария?
Интересно, что западная общественность узнала обо всем незамедлительно.
19 января 1970 года по радио “Свобода” прошло сообщение о том, что в
Горьком на “Красном Сормове” произошел самозапуск реактора. А в
советской прессе первые публикации об этих событиях появились в 1995
году. Именно тогда был снят гриф секретности.
Найдутся ли в казне деньги на льготы?
Из тысячи ликвидаторов до наших дней дожили 350, 150 человек из доживших — инвалиды второй и первой групп.
Эти 350 человек получают поддержку на областном уровне, но на
федеральном уровне до сих пор не могут получить положенных им льгот.
Имеется в виду ежемесячная выплата в размере 1000 рублей, бесплатные
путевки и лечение.
Именно этими льготами обеспечиваются чернобыльцы — по отдельному закону.
По отдельному — военные, ликвидировавшие атомные аварии. А для
гражданских ликвидаторов никакого документа не предусмотрено.
Между тем закон “О мерах социальной поддержки граждан из подразделений
особого риска”, в котором была статья о гражданских ликвидаторах, был
разработан еще в 90-х годах. В 1999 году Государственная дума второго
созыва его приняла… Но Борис Ельцин наложил вето на этот закон.
Президент посчитал, что в казне не хватит денег на льготы для людей,
рисковавших жизнью во имя Родины.
lito.ru/text/58076
Немає коментарів:
Дописати коментар