(Это письмо взято с сайта http://avtonomka.org/vospominaniya/ludskie-istorii/477-medrabotnik-vyatkina-irina-petrovna-pismo-likvidatora.html) и думаю будет очень интересно моему читателю)
Здравствуйте, Александр!
Я работала в специальном отделении 15 военно-морского госпиталя с 1984 по 1986 годы. До августа 1985 года была донором крови(благо здоровье позволяло), а это дополнительные 3 дня к отпуску за каждую сдачу крови, за год набиралось до 12 дней, отпуск получался как у офицеров. Мы с дочерью каждый год ездили в отпуск. Материальных проблем в нашей семье не было. Я подрабатывала, да к тому же , работая в специальном отделении получала 20% к окладу помимо 20% дальневосточных, которые мы в шутку называли гробовыми. К сожалению, в данной шутке доля правды оказалась невероятно велика.
Я работала в специальном отделении 15 военно-морского госпиталя с 1984 по 1986 годы. До августа 1985 года была донором крови(благо здоровье позволяло), а это дополнительные 3 дня к отпуску за каждую сдачу крови, за год набиралось до 12 дней, отпуск получался как у офицеров. Мы с дочерью каждый год ездили в отпуск. Материальных проблем в нашей семье не было. Я подрабатывала, да к тому же , работая в специальном отделении получала 20% к окладу помимо 20% дальневосточных, которые мы в шутку называли гробовыми. К сожалению, в данной шутке доля правды оказалась невероятно велика.
В субботу 10.08.1985 года я как обычно, вышла на работу на сутки, взяв с собой дочь. Внезапно поступил звонок по внутреннему телефону с приказом дежурного врача госпиталя освободить специальное отделение. Через минуту в кабинет начальника отделения не надев медицинский халат промчался начальник медицинской службы Приморской флотилии, следом начальник госпиталя. И началось!
Всех больных немедленно выписали на амбулаторное лечение или перевели в другие отделения госпиталя. Стали подходить сотрудники отделения, которые были на выходных всех, кто находился в отделении собрали в холле, объявили о применении особого режима и условий военного времени, приказали пристроить куда-нибудь своих детей на неопределённый срок без указания причины этого, дав нам на это всего 2 часа. В 13-30 мы должны были быть прибыть в отделение и оставаться там на казарменном положении. В госпитале имелось детское отделение, но нам не разрешили оставить дома записки и поместить своих детей туда даже до вечера, пока приедут с моря или дачи другие члены наших семей или знакомые.
Не хочется "грузить" Вас своими проблемами, но не могу умолчать о том, что "пристроить" своих детей на таких условиях мы смогли, только оставив их у нашей сотрудницы, на попечение её несовершеннолетнего сына Сергея, в квартире у которой кроме него находился её второй сын, Анатолий, взрослый инвалид по психическому заболеванию, страдающий шизофренией, тихим помешательством.
К моменту нашего возвращения госпиталь он уже был оцеплен автоматчиками и нас долго не пропускали обратно в отделение, спрашивая на это разрешения у дежурного врача и уточняя наши фамилии и должности. В отделении уже были все в сборе (отсутствовали только выехавшие за пределы городка начальник отделения Одинцов Н.В., буфетчица Адамова Д.И. и числящаяся в нашем отделении, но работавшая в хирургии санитарка (фамилии её я не помню).
Отделение было развернуто для приема раненых и пораженных от ядерного взрыва. Койкомест стало намного больше. Кровати были двухъярусные и стояли даже в коридоре. Атмосфера в отделении была напряжённая. Ждали поступления больных с минуты на минуту, но время шло, а никого не было.
В 15 часов в отделении оставили дежурную смену( 2 постовых медсестры, буфетчицу и младшую медицинскую сестру, врача) Остальных отпустили до утра 11.08.1985г. У всех оставшихся - Мельниковой Л.М., Кожуховой И.Г., Захаровой Л.С.. и меня, Голуб И.П., были малые дети. Мы находились на сестринском медицинском посту No1, когда позвонил дежурный врач и попросил, чтобы находящийся в ординаторской врач взял трубку в кабинете начальника отделения.
Непосредственно после этого ко мне подошел дежурный врач и сообщил, что я поступаю в распоряжение приемного отделения ( на тот момент приемное отделение нашего госпиталя исполняло функции приемно-сортировочного, согласно существовавшим в то время руководящим документам), в виду отсутствия специальных инструкций, определяющих действия вспомогательных служб флота в создавшихся в результате аварии условиях, применялись инструкции и приказы как при применении противником ядерного оружия. Во всяком случае, мне так объяснили действия командования при "разборе полетов", проводившихся в нашем госпитале со средним и младшим медицинским персоналом. Что говорили офицерскому составу мне неизвестно.
Приказы по действиям в условиях аварий подобных аварии на ПЛА К-431 10.08.1985года были разработаны позже, после "разбора полетов" и подведения итогов действий всех служб флота в реальных условиях (данной аварии) для оказания помощи в приеме, проведении первичной санобработки и сопровождения поступающих в госпиталь ликвидаторов, потому что ожидается массовое поступление и я нужнее в приемном, чем здесь. Отказаться я не имела права и поступила в распоряжение дежурного врача приемного отделения.
Хочу сразу пояснить, как происходил дозиметрический контроль, поступающих в наш госпиталь. В госпитале ДО ПРОХОЖДЕНИЯ ПЕВИЧНОЙ САНОБРАБОТКИ в БПК нашего госпиталя НИКТО ИЗ ПОСТУПАЮЩИХ, НЕ ПРОХОДИЛ ДОЗИМЕТРИЧЕСКИЙ КОНТРОЛЬ. Я лично встречала прибывающие с места аварии машины, принимала "поштучно" ликвидаторов, и немедленно отводила их на пункт первичной санобработки - в БПК нашего госпиталя. После её прохождения они поступали в распоряжение врача приемного отделения, где и проходили контроль дозиметрической службы. Этими действиями, как я понимаю, командование изначально "прикрывало свой зад", искусственно занижая фиксируемые дозы радиационного облучения. Ведь механическое удаление загрязнённых РВ одежды, обуви, перевязочного материала, мытье кожных покровов с применением специального порошка, удаление волос, с которых смыть радиоактивное заражение трудно, неизменно приводит к снижению улавливаемых приборами уровней радиационного заражения в разы.
Из средств защиты мне были выданы марлевая повязка, хирургические перчатки, прорезиненный фартук, нарукавники да резиновые сапоги. Медицинский колпак у меня был свой, глаза защищали мои собственные очки с минусовыми диоптриями. Вот такая грозная экипировка. Выданный около 23 часов дозиметр сломался, новый не дали, ссылаясь на их отсутствие, хотя я подозреваю, что начальство просто не хотело показывать дозу получаемого мной облучения.
Всего я приняла до утра 11.08.1985 года более 100 человек ликвидаторов, которые поступали к нам без обработки. Из возмущенных слов прибывающих мне известно, что на самом 30 СРЗ пункты первичной санобработки не работают, ни на входе, ни на выходе с завода, хотя по приказам и инструкциям они должны быть, в том числе на прилегающей к проходным территории, т.к. нет людей, все разбежались. Лукьянец А.С., ничего не мог сделать один, даже если бы очень захотел, вернувшись из аэропорта, куда отвозил свою семью, спасая её от воздействия радиации. Он лично ночью с10 на 11 августа 1985 года передал в мои руки партию таких поступающих.
Лукьянец хорошо меня запомнил и узнал, когда я приехала в клуб "Восток" в Дунае в 2000 году на встречу ликвидаторов аварии. Он подошел ко мне, поздоровался, спросил, как мои дела, но узнав, что я удостоверения ПОР не имею, от дальнейшего разговора отказался, а в последствии, вообще заявил, что он меня не знает и якобы никогда не видел. Я прекрасно понимаю, что его вины в отсутствии санобработки на заводе в первые часы после аварии нет и никогда не было. Один человек просто физически не сможет ее проводить. Это нереально. На протяжении нескольких часов, я встречала машины, принимая у старшего машины ликвидаторов, складывала в полиэтиленовые мешки личные вещи - фотографии, кольца, документы, не открывая их, в соответствии с полученными инструкциями. Затем отдавала их дежурному врачу приемного отделения, докладывала количество прибывших, наличие тяжелых, не могущих передвигаться самостоятельно, проводила их в БПК, помогала раздеться тем, кто не мог этого сделать самостоятельно. Сбривала им волосы, передавала их банщице, а сама складывала загрязненные РВ вещи и материалы в прорезиненные пакеты и относила их в котельную. Там был организован пункт временного складирования зараженного РВ материалами для последующей его утилизации, как радиоактивные отходы.
Затем я опять возвращалась в БПК, принимала уже отмытых ликвидаторов и передавала их "из рук в руки" врачу приемного отделения. Ночью, пока я ходила по указанному маршруту, в раздевалке появился прорезиненный мешок. такой же, как складывала я, и я подумала: "Странно, как это я забыла отнести этот мешок", я решила его разделить на два, так как он оказался очень тяжелый, заглянула в него и обнаружила останки человеческих тел. Сверху находилась рука. Я закрыла его, и немедленно доложила о своей находке врачу приемного отделения, на что тот ответил мне, чтобы я этот мешок больше не трогала и близко к нему не подходила, пусть лежит там, где лежит, он пока не знает, что с ним делать. Так этот мешок и долежал до утра в раздевалке БПК нашего госпиталя.
Позже мне сказали, (к сожалению , спустя годы я не могу указать точный источник этой информации), что мешок привезли в госпиталь потому, что сначала собирались опознание тел проводить в нашем госпитале, а утром за ним приехали с завода и увезли. За ночь с 10 на 11 августа 1985 года из нашего госпиталя направили в Ленинград 2 человека, я с матросом из приемного отделения относила их на носилках пешком по дороге на стадион, куда садились вертолёты для дальнейшей их транспортировки в Ленинград. По дороге до стадиона расстояние почти километр. Приходилось преодолевать его, т.к., во-первых, имевшуюся тропинку ночью не видно, во-вторых, стоявшие автоматчики нас бы просто не выпустили, реши мы срезать и укоротить путь. Перевезти этих бедолаг на машине скорой помощи нам не разрешили.
Под утро прибыли дозиметристы, я не знаю их принадлежности к медицинской службе Приморской Флотилии, запечатанные в спецкостюмы как космонавты, -лиц не видно. Они обошли со своими приборами дорожки, по которым я передвигалась, сопровождая прибывающих ликвидаторов, БПК, котельную, крыльцо, беседку, в которой я сидела, отдыхая, крыльцо приемного отделения, и закрыли наш пункт первичной санобработки, приказав мне взять в БПК спецпорошок, помыться с ним и поступить в распоряжение начальника специального отделения госпиталя. Из их разговора я узнала, что флотские химики только что развернулись и начали проводить санобработку личного состава на 30 СРЗ.
Меня никто не менял в течение всего этого времени, я просто валилась с ног от усталости. Спецпорошок для обработки кожных покровов в БПК закончился, как оказалось, за полчаса до прибытия указанных дозиметристов, и мне пришлось мыться обычным хозяйственным мылом у себя в отделении, в душевой кабине женского туалета. Сразу после мытья я легла на диван в сестринской и мгновенно "отрубилась", не проснувшись с приходом утренней смены. Далее я работала ни износ, по 12 часов без выходных, с 11.08.1985 по 25.09.1985 года. Индивидуальных аптечек мы так и не видели, каких либо дополнительных кроме марлевых повязок, резиновых перчаток, медицинских халатов и колпаков или косынок у нас не было, и нам их не выдавали. Развернув отделение, значительно увеличив объем работы ( увеличилось количество и тяжесть заболеваний находившихся на излечении больных, кроме своих обычных повседневных обязанностей приходилось дополнительно проводить дезактивацию своих рабочих мест и территории отделения), командование не позаботилось привлечь дополнительно хоть кого-нибудь для работы в нашем отделении, прикрываясь отговорками о том, что , якобы, не хватает обученных людей. Взяв с нас подписки о неразглашении государственной и военной тайны, к каковой немедленно после случившегося инцидента спецслужбы причислили эту техногенную аварию, начальство сочло меры по поддержанию работоспособности гражданского персонала нашего отделения исчерпанными.
Отделение было объявлено зоной строгого режима. Только в понедельник, 12.08.1985 года, около полудня в нашем отделении были установлены счетчики Гейгера, показания с которых снимали запечатанные в спецкостюмы дозиметристы, обходившие после этого всю территорию отделения со своими приборами. Я только один раз случайно заглянула к сестре хозяйке и услышала, что в её кабинете встроенный шкаф, отделение с тапочками, в которых ходили наши пациенты, фонит 1500 миллирентген в час. Меня немедленно оттуда выгнали и я получила втык от начальника отделения за то, что я, якобы, мешала работать дозиметристам, нарушая запрет на нахождение в помещении, где происходят замеры уровней радиации. По прошествии времени, меня грызут сомнения, а вдруг он прав, и я действительно им мешала (своим собственным фоном). До 2007 года включительно я не могла пользоваться наручными часами. На моей руке часы не шли. Электронные просто останавливались через 05,-1 час, а у механических мутнели стекла и они останавливались. В серванте лежат, носят дети, муж носит - часы идут, все нормально. Одену я - все, часы встали. В конце 2007 года это явление прекратилось, относительно стабилизировалось и состояние моего здоровья.
Весь персонал нашего отделения работал самоотверженно. Мы выходили на работу, работали из последних сил. Как только кому-либо из нас становилось невыносимо плохо, нас укладывали в процедурном кабинете или в сестринской, откапывали и мы снова приступали к работе. У меня взяли кровь из вены в количестве 150 мл на содержание РВ в крови, но результат засекретили, и я не могу его разыскать до сих пор. В помощь нашим врачам прибыли врачи-радиологи - из Ленинграда в ночь на 12.08.1985 года и чуть позже из Казахстана. Через три дня после забора крови на РВ радиологи начали мне начали давать таблетки, название которых мне не говорили, а на вопросы о полученной дозе сообщалось только, что она предостаточная, и прием таблеток нужен для лечения и профилактики осложнений, диагноз мне не говорили.
В последний день пребывания ликвидаторов в нашем отделении они каким-то образом умудрились приобрести и вручить нам подарки - духи "Красная Москва" всем женщинам, а Самородиной и мне ещё и по букету великолепных голландских роз. До сих пор для меня остаётся загадкой, где они их взяли, т. к. у нас в посёлке таких роз не продавали. и как они их пронесли через контроль ведь проверяли абсолютно всех и всё. Я не смогла принять этот букет, потому что у меня аллергия на розы, а те розы ещё и пахли так, что мне пришлось ретироваться в сестринскую и сидеть там, пока на проветрится. Алла Ивановна до конца рабочего дня отнесла розы своей подруге в терапию.
Мне дали две недели отгулов. Но этого оказалось мало. Здоровье моё было подорвано. И не только моё. По дороге домой Иришка Кожухова потеряла сознание и получила сотрясение мозга, поэтому вместо отдыха в кругу семьи "отдыхала" на госпитальной койке. Этот факт тоже весьма интересен, но закрадывается подозрение, что госпитализация Иришки в наш госпиталь, в то время как других сотрудников госпитализировали в гражданскую больницу, также была произведена не столько из заботы о здоровье сотрудницы, сколько с целью скрыть нарушение прав гражданских сотрудников нашего отделения. Я не вылезала с больничных листов, о подработке и речи не шло, кровь моя тоже никому больше не нужна, зарплата упала и я получаю минимальную трудовую пенсию по инвалидности второй группы по общему заболеванию.
В 1998 году комиссия госпиталя пол выявлению ликвидаторов включила всех сотрудников отделения в список ликвидаторов и направила этот список в Москву, в в/ч 72190, в Санкт-Петербург в Комитет ветеранов ПОР . В 1999 году Список вернули на доработку. В 2000 году на основании работы Комиссии по выявлению ликвидаторов на Флоте вышел приказ по КТОФ. где я значусь, но перепутано моё отчество, не указано время участия и не полностью расписаны мои действия. В 2001 году в этот приказ внесены соответствующие изменения и мои документы направлены в ГТУ.
В 2000 году после очередного сепсиса я лечилась в краевой больнице, меня проконсультировал профессор, т.к. лечение к планируемым результатам не приводило. Был проведен консилиум врачей, поскольку я изначально не вписывалась в клинику выставленных мне гражданскими врачами диагнозов, и установлена возможная связь моих заболеваний с облучением в 1985 году, и пересмотрена тактика моего лечения.
В 2001 году издан приказ об изменениях в приказ ТОФ от 2000 года, которым указанные недочеты исправлены. Мои документы направлены в в/ч 72190. До 2003 года была тишина. В/ч 72190была уподоблена черной дыре- и все, что туда посылалось, пропадало бесследно. Никаких подвижек и никаких ответов. На девчат пришел отказ из в/ч 72910, а я "зависла", моей фамилии в отказном письме не значится.
Сотрудники нашего отделения его обжаловали, выиграли процесс в Фокинском городском суде и в кассации и получили удостоверения ветеранов ПОР РФ. Не дождавшись вообще никаких ответов из в/ч 72190, по настоянию адвоката я подала в суд, но не на действия в/ч 72190, а на установление факта, имеющего юридическое значение, моего участия в проведении первичной санобработки, т.е. факта, который никто не оспаривал и который был давным-давно установлен во внесудебном порядке. А на в/ч 72190 я подала заявление в Генеральную прокуратуру. Это было в корне ошибочно. Ситуация сложилась двусмысленная- с одной стороны факт уже давно установлен, а с другой я с подачи адвоката настаивала на своих исковых требованиях и у суда появились сомнения в действительности установления данного факта.
Мне рекомендовано было обратиться в Комитет ветеранов ПОР РФ за выдачей удостоверения или с судебным иском в случае отказа. Я была включена была в Список ликвидаторов в 2003 году, это список No 84 (пла, бтб) от 2003года. я там значусь под номером 4.
Его направили в Санкт-Петербург, и в апреле 2004 года по настоянию председателя данного комитета Бенцианова В.Я. командир в/ч 72190 сделал запись о моем исключении из данного списка потому, что господин Бенцианов не соглашался брать его в работу до тех пор, пока в нем значатся медицинские работники, пусть даже и пострадавшие от воздействия радиоактивных веществ, образовавшихся в результате аварии энергетических установок средств вооружения и не по своей воле, а по приказу военного командования имевших непосредственный контакт с этими веществами в открытом виде во исполнение действовавших в момент аварии руководящих документов МО РФ.
Сейчас я нахожусь "между небом и землей", не имея удостоверения участника действий ПОР я не могу установить причинно-следственную связь заболеваний с радиационным воздействием без слова "Возможно", а без её установления меня не могут внести в Список ликвидаторов. От меня в/ч 72190требует "доработать" представленные мной документы, т.е., представить выписки из приказов, которые я не могу найти, поскольку они изъяты в Москву (т. е. на деревню дедушке, без указания конкретного архива или хотя бы лица, производившего изъятие). Обращение в Московские архивы, на Гатчину и другие архивы никаких результатов не дало. Поэтому у меня осталась последняя надежда- попытаться найти кого-либо, кто ещё жив, из "первого эшелона", ведь именно они поступали в наш госпиталь 10-11.08.1985 года и их я принимала у старших машин, прибывающих в госпиталь, им помогала дойти, раздеться, отводила в приемное. Те двое, которых отправили в Ленинград к сожалению, даже если выжили, мне вряд ли могут помочь, т. к. находясь без сознания они не могли меня видеть или слышать.
Мне все говорят, что я стала жертвой борьбы за чистоту рядов ветеранов ПОР РФ господина Бенцианова В.Я., но мне от этого легче почему-то не становится.
Буду вам очень признательна, если вы сможете мне хоть чем-то помочь.
PS. К сожалению я не могу пролить свет на обстановку на самом заводе в день аварии, но нам говорили, что причина аварии- нарушение технологии перезарядки. Легко обвинять во всех смертных грехах мертвых. Но основным виновником, по моему мнению является тот, кто отдал приказ о том, что
К-431 должна быть "под парами" к понедельнику 12.08.1985 года, несмотря на серьёзные неполадки с ремонтом матчасти корабля, также полагаю, что и приказ закончить устранение последствий случившейся 10.08.1985 года ядерной аварии на ПЛА К-431 к понедельнику12.08.1985 года отдал один и тот же военный чиновник.
Фотографии того времени оцифровать не получилось, поэтому высылаю что имеется. На ней я такая же, как и сейчас.
С уважением.
Вяткина И.П.
Всех больных немедленно выписали на амбулаторное лечение или перевели в другие отделения госпиталя. Стали подходить сотрудники отделения, которые были на выходных всех, кто находился в отделении собрали в холле, объявили о применении особого режима и условий военного времени, приказали пристроить куда-нибудь своих детей на неопределённый срок без указания причины этого, дав нам на это всего 2 часа. В 13-30 мы должны были быть прибыть в отделение и оставаться там на казарменном положении. В госпитале имелось детское отделение, но нам не разрешили оставить дома записки и поместить своих детей туда даже до вечера, пока приедут с моря или дачи другие члены наших семей или знакомые.
Не хочется "грузить" Вас своими проблемами, но не могу умолчать о том, что "пристроить" своих детей на таких условиях мы смогли, только оставив их у нашей сотрудницы, на попечение её несовершеннолетнего сына Сергея, в квартире у которой кроме него находился её второй сын, Анатолий, взрослый инвалид по психическому заболеванию, страдающий шизофренией, тихим помешательством.
К моменту нашего возвращения госпиталь он уже был оцеплен автоматчиками и нас долго не пропускали обратно в отделение, спрашивая на это разрешения у дежурного врача и уточняя наши фамилии и должности. В отделении уже были все в сборе (отсутствовали только выехавшие за пределы городка начальник отделения Одинцов Н.В., буфетчица Адамова Д.И. и числящаяся в нашем отделении, но работавшая в хирургии санитарка (фамилии её я не помню).
Отделение было развернуто для приема раненых и пораженных от ядерного взрыва. Койкомест стало намного больше. Кровати были двухъярусные и стояли даже в коридоре. Атмосфера в отделении была напряжённая. Ждали поступления больных с минуты на минуту, но время шло, а никого не было.
В 15 часов в отделении оставили дежурную смену( 2 постовых медсестры, буфетчицу и младшую медицинскую сестру, врача) Остальных отпустили до утра 11.08.1985г. У всех оставшихся - Мельниковой Л.М., Кожуховой И.Г., Захаровой Л.С.. и меня, Голуб И.П., были малые дети. Мы находились на сестринском медицинском посту No1, когда позвонил дежурный врач и попросил, чтобы находящийся в ординаторской врач взял трубку в кабинете начальника отделения.
Непосредственно после этого ко мне подошел дежурный врач и сообщил, что я поступаю в распоряжение приемного отделения ( на тот момент приемное отделение нашего госпиталя исполняло функции приемно-сортировочного, согласно существовавшим в то время руководящим документам), в виду отсутствия специальных инструкций, определяющих действия вспомогательных служб флота в создавшихся в результате аварии условиях, применялись инструкции и приказы как при применении противником ядерного оружия. Во всяком случае, мне так объяснили действия командования при "разборе полетов", проводившихся в нашем госпитале со средним и младшим медицинским персоналом. Что говорили офицерскому составу мне неизвестно.
Приказы по действиям в условиях аварий подобных аварии на ПЛА К-431 10.08.1985года были разработаны позже, после "разбора полетов" и подведения итогов действий всех служб флота в реальных условиях (данной аварии) для оказания помощи в приеме, проведении первичной санобработки и сопровождения поступающих в госпиталь ликвидаторов, потому что ожидается массовое поступление и я нужнее в приемном, чем здесь. Отказаться я не имела права и поступила в распоряжение дежурного врача приемного отделения.
Хочу сразу пояснить, как происходил дозиметрический контроль, поступающих в наш госпиталь. В госпитале ДО ПРОХОЖДЕНИЯ ПЕВИЧНОЙ САНОБРАБОТКИ в БПК нашего госпиталя НИКТО ИЗ ПОСТУПАЮЩИХ, НЕ ПРОХОДИЛ ДОЗИМЕТРИЧЕСКИЙ КОНТРОЛЬ. Я лично встречала прибывающие с места аварии машины, принимала "поштучно" ликвидаторов, и немедленно отводила их на пункт первичной санобработки - в БПК нашего госпиталя. После её прохождения они поступали в распоряжение врача приемного отделения, где и проходили контроль дозиметрической службы. Этими действиями, как я понимаю, командование изначально "прикрывало свой зад", искусственно занижая фиксируемые дозы радиационного облучения. Ведь механическое удаление загрязнённых РВ одежды, обуви, перевязочного материала, мытье кожных покровов с применением специального порошка, удаление волос, с которых смыть радиоактивное заражение трудно, неизменно приводит к снижению улавливаемых приборами уровней радиационного заражения в разы.
Из средств защиты мне были выданы марлевая повязка, хирургические перчатки, прорезиненный фартук, нарукавники да резиновые сапоги. Медицинский колпак у меня был свой, глаза защищали мои собственные очки с минусовыми диоптриями. Вот такая грозная экипировка. Выданный около 23 часов дозиметр сломался, новый не дали, ссылаясь на их отсутствие, хотя я подозреваю, что начальство просто не хотело показывать дозу получаемого мной облучения.
Всего я приняла до утра 11.08.1985 года более 100 человек ликвидаторов, которые поступали к нам без обработки. Из возмущенных слов прибывающих мне известно, что на самом 30 СРЗ пункты первичной санобработки не работают, ни на входе, ни на выходе с завода, хотя по приказам и инструкциям они должны быть, в том числе на прилегающей к проходным территории, т.к. нет людей, все разбежались. Лукьянец А.С., ничего не мог сделать один, даже если бы очень захотел, вернувшись из аэропорта, куда отвозил свою семью, спасая её от воздействия радиации. Он лично ночью с10 на 11 августа 1985 года передал в мои руки партию таких поступающих.
Лукьянец хорошо меня запомнил и узнал, когда я приехала в клуб "Восток" в Дунае в 2000 году на встречу ликвидаторов аварии. Он подошел ко мне, поздоровался, спросил, как мои дела, но узнав, что я удостоверения ПОР не имею, от дальнейшего разговора отказался, а в последствии, вообще заявил, что он меня не знает и якобы никогда не видел. Я прекрасно понимаю, что его вины в отсутствии санобработки на заводе в первые часы после аварии нет и никогда не было. Один человек просто физически не сможет ее проводить. Это нереально. На протяжении нескольких часов, я встречала машины, принимая у старшего машины ликвидаторов, складывала в полиэтиленовые мешки личные вещи - фотографии, кольца, документы, не открывая их, в соответствии с полученными инструкциями. Затем отдавала их дежурному врачу приемного отделения, докладывала количество прибывших, наличие тяжелых, не могущих передвигаться самостоятельно, проводила их в БПК, помогала раздеться тем, кто не мог этого сделать самостоятельно. Сбривала им волосы, передавала их банщице, а сама складывала загрязненные РВ вещи и материалы в прорезиненные пакеты и относила их в котельную. Там был организован пункт временного складирования зараженного РВ материалами для последующей его утилизации, как радиоактивные отходы.
Затем я опять возвращалась в БПК, принимала уже отмытых ликвидаторов и передавала их "из рук в руки" врачу приемного отделения. Ночью, пока я ходила по указанному маршруту, в раздевалке появился прорезиненный мешок. такой же, как складывала я, и я подумала: "Странно, как это я забыла отнести этот мешок", я решила его разделить на два, так как он оказался очень тяжелый, заглянула в него и обнаружила останки человеческих тел. Сверху находилась рука. Я закрыла его, и немедленно доложила о своей находке врачу приемного отделения, на что тот ответил мне, чтобы я этот мешок больше не трогала и близко к нему не подходила, пусть лежит там, где лежит, он пока не знает, что с ним делать. Так этот мешок и долежал до утра в раздевалке БПК нашего госпиталя.
Позже мне сказали, (к сожалению , спустя годы я не могу указать точный источник этой информации), что мешок привезли в госпиталь потому, что сначала собирались опознание тел проводить в нашем госпитале, а утром за ним приехали с завода и увезли. За ночь с 10 на 11 августа 1985 года из нашего госпиталя направили в Ленинград 2 человека, я с матросом из приемного отделения относила их на носилках пешком по дороге на стадион, куда садились вертолёты для дальнейшей их транспортировки в Ленинград. По дороге до стадиона расстояние почти километр. Приходилось преодолевать его, т.к., во-первых, имевшуюся тропинку ночью не видно, во-вторых, стоявшие автоматчики нас бы просто не выпустили, реши мы срезать и укоротить путь. Перевезти этих бедолаг на машине скорой помощи нам не разрешили.
Под утро прибыли дозиметристы, я не знаю их принадлежности к медицинской службе Приморской Флотилии, запечатанные в спецкостюмы как космонавты, -лиц не видно. Они обошли со своими приборами дорожки, по которым я передвигалась, сопровождая прибывающих ликвидаторов, БПК, котельную, крыльцо, беседку, в которой я сидела, отдыхая, крыльцо приемного отделения, и закрыли наш пункт первичной санобработки, приказав мне взять в БПК спецпорошок, помыться с ним и поступить в распоряжение начальника специального отделения госпиталя. Из их разговора я узнала, что флотские химики только что развернулись и начали проводить санобработку личного состава на 30 СРЗ.
Меня никто не менял в течение всего этого времени, я просто валилась с ног от усталости. Спецпорошок для обработки кожных покровов в БПК закончился, как оказалось, за полчаса до прибытия указанных дозиметристов, и мне пришлось мыться обычным хозяйственным мылом у себя в отделении, в душевой кабине женского туалета. Сразу после мытья я легла на диван в сестринской и мгновенно "отрубилась", не проснувшись с приходом утренней смены. Далее я работала ни износ, по 12 часов без выходных, с 11.08.1985 по 25.09.1985 года. Индивидуальных аптечек мы так и не видели, каких либо дополнительных кроме марлевых повязок, резиновых перчаток, медицинских халатов и колпаков или косынок у нас не было, и нам их не выдавали. Развернув отделение, значительно увеличив объем работы ( увеличилось количество и тяжесть заболеваний находившихся на излечении больных, кроме своих обычных повседневных обязанностей приходилось дополнительно проводить дезактивацию своих рабочих мест и территории отделения), командование не позаботилось привлечь дополнительно хоть кого-нибудь для работы в нашем отделении, прикрываясь отговорками о том, что , якобы, не хватает обученных людей. Взяв с нас подписки о неразглашении государственной и военной тайны, к каковой немедленно после случившегося инцидента спецслужбы причислили эту техногенную аварию, начальство сочло меры по поддержанию работоспособности гражданского персонала нашего отделения исчерпанными.
Отделение было объявлено зоной строгого режима. Только в понедельник, 12.08.1985 года, около полудня в нашем отделении были установлены счетчики Гейгера, показания с которых снимали запечатанные в спецкостюмы дозиметристы, обходившие после этого всю территорию отделения со своими приборами. Я только один раз случайно заглянула к сестре хозяйке и услышала, что в её кабинете встроенный шкаф, отделение с тапочками, в которых ходили наши пациенты, фонит 1500 миллирентген в час. Меня немедленно оттуда выгнали и я получила втык от начальника отделения за то, что я, якобы, мешала работать дозиметристам, нарушая запрет на нахождение в помещении, где происходят замеры уровней радиации. По прошествии времени, меня грызут сомнения, а вдруг он прав, и я действительно им мешала (своим собственным фоном). До 2007 года включительно я не могла пользоваться наручными часами. На моей руке часы не шли. Электронные просто останавливались через 05,-1 час, а у механических мутнели стекла и они останавливались. В серванте лежат, носят дети, муж носит - часы идут, все нормально. Одену я - все, часы встали. В конце 2007 года это явление прекратилось, относительно стабилизировалось и состояние моего здоровья.
Весь персонал нашего отделения работал самоотверженно. Мы выходили на работу, работали из последних сил. Как только кому-либо из нас становилось невыносимо плохо, нас укладывали в процедурном кабинете или в сестринской, откапывали и мы снова приступали к работе. У меня взяли кровь из вены в количестве 150 мл на содержание РВ в крови, но результат засекретили, и я не могу его разыскать до сих пор. В помощь нашим врачам прибыли врачи-радиологи - из Ленинграда в ночь на 12.08.1985 года и чуть позже из Казахстана. Через три дня после забора крови на РВ радиологи начали мне начали давать таблетки, название которых мне не говорили, а на вопросы о полученной дозе сообщалось только, что она предостаточная, и прием таблеток нужен для лечения и профилактики осложнений, диагноз мне не говорили.
В последний день пребывания ликвидаторов в нашем отделении они каким-то образом умудрились приобрести и вручить нам подарки - духи "Красная Москва" всем женщинам, а Самородиной и мне ещё и по букету великолепных голландских роз. До сих пор для меня остаётся загадкой, где они их взяли, т. к. у нас в посёлке таких роз не продавали. и как они их пронесли через контроль ведь проверяли абсолютно всех и всё. Я не смогла принять этот букет, потому что у меня аллергия на розы, а те розы ещё и пахли так, что мне пришлось ретироваться в сестринскую и сидеть там, пока на проветрится. Алла Ивановна до конца рабочего дня отнесла розы своей подруге в терапию.
Мне дали две недели отгулов. Но этого оказалось мало. Здоровье моё было подорвано. И не только моё. По дороге домой Иришка Кожухова потеряла сознание и получила сотрясение мозга, поэтому вместо отдыха в кругу семьи "отдыхала" на госпитальной койке. Этот факт тоже весьма интересен, но закрадывается подозрение, что госпитализация Иришки в наш госпиталь, в то время как других сотрудников госпитализировали в гражданскую больницу, также была произведена не столько из заботы о здоровье сотрудницы, сколько с целью скрыть нарушение прав гражданских сотрудников нашего отделения. Я не вылезала с больничных листов, о подработке и речи не шло, кровь моя тоже никому больше не нужна, зарплата упала и я получаю минимальную трудовую пенсию по инвалидности второй группы по общему заболеванию.
В 1998 году комиссия госпиталя пол выявлению ликвидаторов включила всех сотрудников отделения в список ликвидаторов и направила этот список в Москву, в в/ч 72190, в Санкт-Петербург в Комитет ветеранов ПОР . В 1999 году Список вернули на доработку. В 2000 году на основании работы Комиссии по выявлению ликвидаторов на Флоте вышел приказ по КТОФ. где я значусь, но перепутано моё отчество, не указано время участия и не полностью расписаны мои действия. В 2001 году в этот приказ внесены соответствующие изменения и мои документы направлены в ГТУ.
В 2000 году после очередного сепсиса я лечилась в краевой больнице, меня проконсультировал профессор, т.к. лечение к планируемым результатам не приводило. Был проведен консилиум врачей, поскольку я изначально не вписывалась в клинику выставленных мне гражданскими врачами диагнозов, и установлена возможная связь моих заболеваний с облучением в 1985 году, и пересмотрена тактика моего лечения.
В 2001 году издан приказ об изменениях в приказ ТОФ от 2000 года, которым указанные недочеты исправлены. Мои документы направлены в в/ч 72190. До 2003 года была тишина. В/ч 72190была уподоблена черной дыре- и все, что туда посылалось, пропадало бесследно. Никаких подвижек и никаких ответов. На девчат пришел отказ из в/ч 72910, а я "зависла", моей фамилии в отказном письме не значится.
Сотрудники нашего отделения его обжаловали, выиграли процесс в Фокинском городском суде и в кассации и получили удостоверения ветеранов ПОР РФ. Не дождавшись вообще никаких ответов из в/ч 72190, по настоянию адвоката я подала в суд, но не на действия в/ч 72190, а на установление факта, имеющего юридическое значение, моего участия в проведении первичной санобработки, т.е. факта, который никто не оспаривал и который был давным-давно установлен во внесудебном порядке. А на в/ч 72190 я подала заявление в Генеральную прокуратуру. Это было в корне ошибочно. Ситуация сложилась двусмысленная- с одной стороны факт уже давно установлен, а с другой я с подачи адвоката настаивала на своих исковых требованиях и у суда появились сомнения в действительности установления данного факта.
Мне рекомендовано было обратиться в Комитет ветеранов ПОР РФ за выдачей удостоверения или с судебным иском в случае отказа. Я была включена была в Список ликвидаторов в 2003 году, это список No 84 (пла, бтб) от 2003года. я там значусь под номером 4.
Его направили в Санкт-Петербург, и в апреле 2004 года по настоянию председателя данного комитета Бенцианова В.Я. командир в/ч 72190 сделал запись о моем исключении из данного списка потому, что господин Бенцианов не соглашался брать его в работу до тех пор, пока в нем значатся медицинские работники, пусть даже и пострадавшие от воздействия радиоактивных веществ, образовавшихся в результате аварии энергетических установок средств вооружения и не по своей воле, а по приказу военного командования имевших непосредственный контакт с этими веществами в открытом виде во исполнение действовавших в момент аварии руководящих документов МО РФ.
Сейчас я нахожусь "между небом и землей", не имея удостоверения участника действий ПОР я не могу установить причинно-следственную связь заболеваний с радиационным воздействием без слова "Возможно", а без её установления меня не могут внести в Список ликвидаторов. От меня в/ч 72190требует "доработать" представленные мной документы, т.е., представить выписки из приказов, которые я не могу найти, поскольку они изъяты в Москву (т. е. на деревню дедушке, без указания конкретного архива или хотя бы лица, производившего изъятие). Обращение в Московские архивы, на Гатчину и другие архивы никаких результатов не дало. Поэтому у меня осталась последняя надежда- попытаться найти кого-либо, кто ещё жив, из "первого эшелона", ведь именно они поступали в наш госпиталь 10-11.08.1985 года и их я принимала у старших машин, прибывающих в госпиталь, им помогала дойти, раздеться, отводила в приемное. Те двое, которых отправили в Ленинград к сожалению, даже если выжили, мне вряд ли могут помочь, т. к. находясь без сознания они не могли меня видеть или слышать.
Мне все говорят, что я стала жертвой борьбы за чистоту рядов ветеранов ПОР РФ господина Бенцианова В.Я., но мне от этого легче почему-то не становится.
Буду вам очень признательна, если вы сможете мне хоть чем-то помочь.
PS. К сожалению я не могу пролить свет на обстановку на самом заводе в день аварии, но нам говорили, что причина аварии- нарушение технологии перезарядки. Легко обвинять во всех смертных грехах мертвых. Но основным виновником, по моему мнению является тот, кто отдал приказ о том, что
К-431 должна быть "под парами" к понедельнику 12.08.1985 года, несмотря на серьёзные неполадки с ремонтом матчасти корабля, также полагаю, что и приказ закончить устранение последствий случившейся 10.08.1985 года ядерной аварии на ПЛА К-431 к понедельнику12.08.1985 года отдал один и тот же военный чиновник.
Фотографии того времени оцифровать не получилось, поэтому высылаю что имеется. На ней я такая же, как и сейчас.
С уважением.
Вяткина И.П.
Немає коментарів:
Дописати коментар