ЗАКОН И ПРАВО КОМАНДИРА ТУШИНА

Он был одним из лучших подводников Советского Союза. Потому что всегда помнил уроки своих учителей. Накануне Дня подводного флота России (19 марта) хочу рассказать об этом замечательном офицере. Когда прогрохотали залпы ружейного салюта, над кладбищем внезапно появилась большая стая чаек - настоящих, белых, морских... Они кружили в высоте, куда пронзительно летела оркестровая медь марша, и отпевавший покойного священник сказал: «Верно, это какой-то знак». На земле - «Прощание славянки», в небе - чайки. Это Море прощалось с преданным своим Моряком - капитаном I ранга Николаем Алексеевичем Тушиным. Написать о Николае Алексеевиче я собирался, еще когда был он с нами. Точнее, писал о нем, но, как мне казалось и по сей день кажется, рассказать тогда удалось мало и далеко не обо всем. А заслуживал он большего. Но, как это часто, по скверному обыкновению, случается, всякий раз злодейка текучка уводила в сторону, и задуманный большой очерк так и остался в черновых набросках. Сегодня перелистываю эти прошлые странички и казню себя: не успел! О нем как об истом моряке можно было бы рассказать очень много: такая ему выпала служба - щедрая на морские походы. Но сейчас о главном. С кем бы я ни разговаривал о Николае Алексеевиче - со служивыми ли, с заводскими ли, с кем выводил он в моря современнейшие атомные лодки, все сходились в одном: работу экипажей под его началом отличала надежность. В море это качество ценится особенно, подводниками, очевидно, вдвойне, потому что за грубые просчеты и ошибки одного на лодке могут ответить все. Таков закон выживания в подплаве. В минуту откровенности большинство бывалых подводников признаются: редким автономкам суждено было обойтись без ЧП... Отчего же на лодках командира Тушина их почти не было, а если и случались, то с наименьшими негативными последствиями? Сколько раз я ни «подъезжал» к Николаю Алексеевичу с этим вопросом, он то ли не считал нужным говорить, то ли стеснялся и раз за разом от ответа уходил. Но однажды все-таки сдался. Привожу его рассказ, каким был, по восстановленной записи... Не расслабляйся! «С училищем мне повезло: поступил как раз в тот период, когда туда стали приходить уцелевшие в войне офицеры-подводники. Среди преподавателей почти не было тыловых, базовых, в основном - с действующих подлодок. Словом, победители. И вот от них-то мы вдруг узнаем (не напрямую, конечно, иначе и нельзя было, но они находили, как донести это до нас без опасения получить ярлык космополита), что лодки наши не были лучшими - немцы нам фору давали и по скорости, и по глубине, и по автономности особенно. Но это ладно. Главное, что немецкий подплав воевал рассудком и брал дисциплиной - вот их козырь! Тогда, помнится, это просто поразило: как же так, мы войну выиграли, а они воевали лучше!.. И так, не у всех, правда, у некоторых из нас, зацепилось-заронилось: а почему? отчего? Тогда уже было что почитать из закрытых документов, а потом, уже в академии, тем более - и все разложилось по полочкам. Потому, в частности, и выиграли, что людей, честно говоря, мы не жалели. Надо - значит, любой ценой! И правда, войны без жертв не бывает, но сколько же экипажей своих мы загубили понапрасну, по обыкновенной нашей русской дури?! И какая цена человеческой жизни тогда была? Кто ее и чем мерил?.. Но ведь и немцев тоже топили, и где же у них, элитных, натасканных, слабина была? Засел за статистику, закрытую, конечно, и вот что потрясло: 85 процентов их экипажей гибли при возвращении на базу. Не на позициях - в стычках или на минах, а когда шли домой! Вот оно как, «расслабуха», оказывается, даже немцев губила, а что уж нам-то делать с нашим природным разгильдяйством?! Вывод такой: хочешь жить - не расслабляйся, а если ты командир и с тебя спрос, не расслабляйся сам и не давай этого делать всем - от старпома до рядового матроса. Это закон! И поначалу он все-таки существовал как бы в теории. Но очень скоро представилась и практика... С Дальнего Востока мы под Америку часто ходили. На лодках 629-го проекта с тремя ракетами. Та автономка выдалась - белый свет только в перископ и видели: авиация супостата нас под водой держала. И чем ближе срок - шторм за штормом, да такие, что на перископной глубине будь здоров валяет. Одна неделя, другая. Идем домой, вахта с ног валится, извините, нечем блевать. У меня у самого круги зеленые в глазах. Но когда кораблик домой бежит, это как бы дело второе. Другое страшно... О чем мужики тогда на вахтах больше думают? О чарке да как под теплый женский бок пристроиться, а не о том, что лодка тоже устала и над головой все те же 100 метров воды... Вот и ползал я по отсекам вроде второго замполита со своей теорией «Не расслабляйся» и со своей «педагогикой»: стращать бесполезно, окриком тем более не взять. У немцев оно, быть может, и подействовало бы, но не у нас. Пришли, стали к пирсу. Огляделись. Крепко же нам досталось: ограждение рубки, ракетных шахт шторм разнес в клочья! Поползли по отсекам, по самым закоулкам... Не стану утомлять рассказом про кислородную систему и маслопроводы - скажу так: случись малейший сбой, зевни тогда вахта - и не видать бы нам берега. Грохнуло б - и сгорели! Я человек неверующий, но тогда мысленно перекрестился. И о 85 процентах немецких лодок еще раз вспомнил, и заповедь «Не расслабляйся» усвоил на всю жизнь...» «Век вывихнут...» Он не производил впечатления старого служаки, хотя автономок за его плечами было - дай бог каждому! Всегда выдержанный, спокойный, в разговоре ровный, даже мягкий. Большой аккуратист - это открылось мне, когда вместе работали с лоциями и навигационными картами. Впоследствии, уже после смерти Николая Алексеевича, я нашел еще тому подтверждение, когда знакомился с его рабочими записями, конспектами... Таблица соответствия числа оборотов скорости хода, тактико-технические выкладки гидроакустических станций, схемы связи и графики вероятности обнаружения подлодки самолетными РЛС и прочие, прочие документы были им оформлены так, что даже топографисты с их изящными убористыми почерками могли позавидовать. И совершенно неожиданные открытия ждали меня в дневнике Николая Алексеевича, который позволили прочесть его родственники. Тушин вел дневник во всех автономках, доверяя небольшим разлинованным страницам порой самые сокровенные мысли. О жизни, о службе. И о семье, к которой был нежно и трогательно привязан... В свое время с Николаем Алексеевичем мы много говорили о том, прежнем, послевоенном флоте, где он начинал курсантом, о первых автономках наших ракетоносцев в Тихом океане, где получал он командирские навыки. И о делах на флоте 90-х говорили тоже. В том числе и о культе отчетности, и о штабном бумаготворчестве, о корнях неуставщины и вечного нашего «как бы чего не вышло». И, конечно, вели речь, отчего в последнее десятилетие катастрофически упал престиж морского офицера. Помню, Тушин никого не ругал, порядков нынешней службы не хаял, да мне и представить невозможно, чтобы интеллигентный Николай Алексеевич мог делать это, но в какой-то момент я понял: сегодняшний нравственный развал флота объясняет известная фраза шекспировского героя: «Век вывихнут - прервалась связь времен...» У Тушина в училище, в академии были талантливые учителя - не паркетные чино-дралы, а подводники Великой Отечественной, практики. От них он унаследовал все лучшее. И столь же талантливо упо-требил. То, военное поколение учителей давно ушло. К несчастью для сегодняшней России, их ученики тоже уходят. Как ушел и Тушин, несправедливо рано - в шестьдесят... Героя не дали... Николай Алексеевич получил боевую награду в мирное время - в 1976-м. То, что он сумел сделать на К-241 за ту автономку в 81 сутки, вполне тянуло на Героя. Но Героя ему не дали: в экипаже проштрафился начхим, и командиру вручили орден Боевого Красного Знамени. Тушин не был первым, не был последним, кого матушка Россия обошла наградами. Те же, кто служил с ним, ходил с ним под воду, уважали его больше, чем иных сегодняшних Героев. Было за что. В северодвинскую бригаду строящихся кораблей его рекомендовал сам главком Чернавин. Это тоже многое значит. Удивительно, но о надежности, которая исходила от командира Тушина, говорили все без исключения, с кем мне довелось вспоминать Николая Алексеевича. И они же, все как один, говорили о его интеллигентности. Многого на корабле можно добиться горлом, можно жестким спросом, можно не слишком праведным образом. Тушин же брал профессиональным знанием дела и интеллигентностью. Сейчас понятия «интеллигент» и «офицер» порой несовместимы. Когда-то было и наоборот. Был ли Тушин строгим командиром? Был. Но строгость эта, как говорил один из его сослуживцев, всегда была к месту и по уму. Мне же запомнилось, как однажды Николай Алексеевич сказал: «У командира есть большая власть и устав, где все расписано от и до. Правильней его разве что Библия. Вот только жить по уставу нельзя». Осенью 1976 года на испытаниях в Белом море головная наша АПЛ протаранила подводную скалу. Многим история эта с 355-м «заказом» хорошо знакома. Кораблем тем командовали далеко не новички, а, наоборот, «крупнозвездные, маститые», но, верно, переоценившие свои командирские способности. Мне, впервые писавшему о той аварии подробно, нужно было детально разобраться, как же все произошло, как такое вообще могло случиться. И кто виноват? Мне порекомендовали капитана I ранга Тушина. Не только потому, что в его послужном списке на тот момент уже были и боевая практика послевоенных автономок, и первый наш «Гранит», и уникальная «Андромеда», и еще 11 новейших северодвинских атомных лодок, для которых он, командир Николай Тушин, стал «крестным». Нужен был не только матерый профессионал, но и человек, по жизни и по совести обладавший моральным правом стать судьей коллегам. Сегодня я еще больше уверен: Николай Алексеевич Тушин имел на это право. Олег ХИМАНЫЧ. 13/03/2008 Copyright © 2008, Правда Севера. При использовании материалов сайта ссылка на www.pravdasevera.ru обязательна.