К вечеру концентрацию активных газов удалось сбить до 1,5 предельно допустимых концентраций. Разрешили проход через реакторный отсек методом шлюзования. Поиск «дырки» так и не дал результатов. Будем наблюдать дальше и держать ухо востро.
28 августа 1965 года. С утра последний раз произвели контрольные замеры и убедились, что радиационная обстановка в реакторном отсеке пришла в норму. Таким образом, происшедший позавчера выброс газов будем считать явлением случайным. Где-то кто-то прохлопал при вакуумировании или при выравнивании давления. Это хоть и неприятно, но не смертельно.
28 августа 1965 года. С утра последний раз произвели контрольные замеры и убедились, что радиационная обстановка в реакторном отсеке пришла в норму. Таким образом, происшедший позавчера выброс газов будем считать явлением случайным. Где-то кто-то прохлопал при вакуумировании или при выравнивании давления. Это хоть и неприятно, но не смертельно.
На фотографии .Мои сослуживцы Виктор Тиняев,Алексей Куст,Николай Остапчук,Иван Набока ,Вячеслав Карасев(слева направо).Гремиха.
4 сентября 1965 года. Сегодня утром компенсирующие стержни пришлось окончательно и полностью вывести из активной зоны. Правда, реактор ещё некоторое время может работать, поскольку сейчас он «отравлен» ксеноном. Если снизить мощность, то наступит «разотравление», за счёт которого высвободится некоторый запас реактивности. Однако снизить мощность реактора – это значит уменьшить скорость лодки, а это, в свою очередь, приведёт к увеличению времени, необходимого для возвращения в базу.
Так и пришлось поступить. Снизили мощность на левом борту, реактор вошёл в режим «разотравления», за счёт которого всё ещё функционирует на 35 процентов.
Правый реактор пока не иссяк, однако его хватит суток на пять–шесть...
6 сентября 1965 года. Левый реактор продолжает работать в режиме «разотравления», благодаря чему мы всё ещё делаем до 14 узлов.
Когда иссякнет «подкожный» запас реактивности, никто точно сказать не может, так как количество ксенона, отравившего активную зону, величина случайная. Следовательно, случайной величиной (безусловно, имеющей математическое ожидание, дисперсию, начальные и центральные моменты) является и период «разотравления», и глубина отравления, и величина дополнительно высвободившейся реактивности.
Пессимисты полагают, что реактор проработает максимум сутки. Следовательно, завтра придётся левый реактор останавливать и идти только на правом, который также дня через четыре полностью израсходует запас реактивности и сможет работать только на пониженной мощности за счёт «разотравления». В этом случае мы сможем иметь ход не более 8 узлов, и, следовательно, придём в базу не ранее 18 сентября.
Однако есть и оптимисты. Эти считают, что ксенона в зоне скопилось много и, следовательно, мы до самой базы так и будем чесать по 14 узлов, а это значит, что придём 14 сентября. Вот что значит плавать на исходе кампании реакторов.
8 сентября 1965 года. Левый реактор пришлось всё-таки исключить из работы энергетической установки, выведя его на уровень мощности, необходимой только для самоподогрева и поддержания сплава в жидком состоянии.
Зато «разотравление» на нём пошло бурными темпами. Дня через три мы с этого реактора опять сможем снять до 40 процентов мощности, ну а пока топаем только на правом реакторе, снизив скорость до 12 узлов...
10 сентября 1965 года. Ещё один пожар! Сегодня около 15 часов подводную тишину опять разрезали короткие, тревожные звонки аварийной тревоги. Пожар в шестом отсеке (шестой отсек – это отсек главных турбин), горит масло в трюме. Ликвидация пожара с помощью всё того же ВПЛ-52 (всё более убеждаюсь в том, что наша новая противопожарная система исключительно хороша) заняла всего три минуты. Трюм шестого отсека буквально мгновенно был залит плотной пламегасящей пеной.
Источник возгорания масла всё тот же – регенерация. Крошки регенеративного вещества в результате недостаточного внимания вахты при перезарядке РДУ сильной тягой вентиляторов кондиционирования были затянуты в трюм. Контакт с маслом, всегда загрязняющим трюм, огонь, дым, пожар. Третий случай за поход! Это уж действительно, «ни в какие рамки не лезет!»
За кормой лодки в этом походе осталось 15000 миль, общая продолжительность плавания – 60 суток. Я специально привёл аварийную хронику этого, в общем-то, успешного плавания.
Завершив второй автономный поход, К-27 вернулась для ремонта в Северодвинск. Предстояло также частично обновить электронное вооружение АПЛ. При доковании корабля осенью 1966 года, когда плановый ремонт уже подходил к концу, выяснилось, что лёгкий корпус, выполненный из новой, тоже испытываемой на этом корабле, маломагнитной стали, имеет многочисленные трещины, которые скрывались под гидроакустическим покрытием. Сказалась недостаточно отработанная технология изготовления новой стали и конструкций из неё.
Объём и продолжительность осмотра значительно возросли.
После ремонта и сдачи задач экипаж атомохода готовился в свой третий боевой поход, один из самых длительных. Речь шла, как сегодня стало известно, о том. чтобы пройти без всплытия вокруг Земного шара.
Но судьба преподнесла экипажу и атомоходу другое испытание.»
И снова я хочу возвратиться в очередной раз к комментариям уважаемого контр-адмирала Наумова В.В., в отношении того, что он думает о назначении капитана 1-го ранга (1965) Героя Советского Союза А.П. Михайловского старшим похода, и его записям в дневнике. Вот, что написал Наумов В.В.:
«У Михайловского в 1965 году положение старшего в походе было хуже некуда. В это время он служил НШ (начальник штаба) 11 ДиПЛ 1-й флотилии 675 проекта в Западной Лице, имел до этой должности опыт командования и подледного перехода на ТОФ командиром 658 проекта, за что получил звание Героя Советского Союза. Зная повадки комдива 11-й ДиПЛ Н.Ф.Рензаева, я не сомневаюсь, что Михайловский временно передал дела НШ за 1-2 суток до похода. Так что оказать какое-либо влияние на отработку экипажа и улучшение организации службы он мог только в походе. А что касается особенностей ядерной установки на АПЛ К-27, то он о них понятия не имел. Ведение дневника и его рассуждения об отравлении реактора объясняется его склонностью к научной и литературной деятельности (не зря он доктор военных наук).
В дневнике Михайловский упоминает о 6-ти неисправностях и аварийных предпосылках за 60 суток похода в Средиземку. Это же очень немного, и я не сомневаюсь, что их было намного больше, просто он о них не писал в дневнике.»
Во время похода в Средиземное море произошло два серьёзных инцидента, которые могли очень печально закончиться для корабля и его экипажа, и о которых старший похода не упоминает в своих записях.
Лодка всплыла на перископную глубину, старпом Умрихин подошёл к перископу, повернул его влево через диаметральную плоскость на курсовой угол примерно 135 градусов левого борта и вдруг, закричал: "Заполнить быструю, опустить выдвижные устройства, боцман, срочно ныряй на глубину 40 метров!"
Как только АПЛ ушла на глубину, раздался доклад гидроакустика "Слева 135 шум винтов транспорта".
Командир Леонов даёт команду: "Боевая тревога, погружаемся на глубину 140 метров, обе турбины – средний вперёд!" Когда штурман Валентин Милованов провёл боевую прокладку и её наложили на курс лодки, то оказалось, что танкер, шедший со скоростью 14 узлов, водоизмещением порядка 40 тыс. тонн, находился к моменту обнаружения всего в 5-ти кабельтовых от лодки и шёл пересекающимся курсом. Учитывая, что АПЛ К-27 шла под перископом со скоростью 6 узлов, жить ей и всему экипажу оставалось 2 минуты...
Второй случай, когда только оперативность того же штурмана Валентина Милованова спасла лодку от столкновения с подводной преградой. Но лучше об этом расскажет сам Валентин Николаевич Милованов, ныне капитан 1-го ранга в запасе.
«Относительно избавления мною столкновения со скалой в подводном положении. Кажется, это было в Тирренском море, Боря Ефремов порой слонялся по кораблю и, конечно, не пропускал самое интересное – штурманскую рубку. За время многих плаваний я научил его пользоваться эхолотом. Когда он зашёл ко мне в штурманскую рубку, я дал ему команду «измерять глубину под килем». Он включил, я смотрю на ленту самописца и вижу, что глубина под килем резко уменьшается. Первое, что у меня в мозгу промелькнуло – ошибка в исчислении, идём на берег. Пот прошиб. Выбегаю на ЦП и вахтенному офицеру Толе Гужеленко: «Лево на борт, всплывай на 40 метров!» Сам к эхолоту. Короче, глубина сначала продолжала уменьшаться, мы отвернули на обратный курс, глубина стала увеличиваться. Далее легли на рекомендованный курс – замечаний не было. Горизонт глубин в том районе (Ионическое море, к юго-востоку от о-ва Сицилия) где-то 2500–3000 метров. Мы шли на глубине около 80–100. И вдруг, если мне не изменяет память, – 300-400 метров!!! Куда делись тыщи метров?! Потом я дал подробный отчёт по этому случаю. Поинтересовался у флагманского штурмана, подтвердилась ли зафиксированная мною аномалия? Он дал отрицательный ответ. Я тогда выдвинул три версии происшедшего: 1) под нами был мощный слой т.н. «жидкого грунта». Иногда ПЛ даже ложатся на такой грунт, как настоящий; 2) под нами был мощный косяк рыбы; 3) под нами была американская АПЛ (такое в моей практике было). Но тогда я считал, что мы шли на какую-то скалу прямым ходом. Поскольку во всём этом принимал участие Борька Ефремов, то часто в компании он и рассказывал про то, как мы чуть в скалу не врезались.
.
А вот что касается инцидента с Гибралтарским проливом, то если бы командир не дал бы возможности определить место, то очень была высока вероятность, что нас ждали печальные последствия.»
Возможно, Валентин Николаевич из-за скоромности не написал, что ему пришлось сделать в черновом вахтенном журнале тогда в походе по этому случаю следующею запись: «На обращения к командиру разрешить лично определить место перед проходом узкости – отказано. Проложенный командиром курс ведёт к катастрофе. Ответственность за безопасность кораблевождения с себя снимаю. Командир БЧ-1, капитан-лейтенант Милованов.»
К этому только хотелось бы добавить, вот если бы так поступили в мае 1968 года командир 1-го дивизиона Лев Пастухов, начальник химслужбы Вадим Донченко, то может быть и не было таких тяжёлых последствий.
Вот ещё что хотелось бы отметить. В 2002 году в своей повести "Трагедия атомной подводной лодки К-27" я немного исказил высказывания А.П.Михайловского, старшего похода в Средиземное море, в адрес Валентина Милованова. Мною было написано, что Милованов, словами Михайловского, – "лучший штурман флота". Впоследствии Валентин Николаевич поправил меня и просил исправить ошибку. Я это делаю в настоящей книге. Тогда старший похода, собрав офицерский состав дословно сказал: "Товарищи офицеры, ставлю всем в пример службу штурмана капитан-лейтенанта Милованова Валентина Николаевича. Все свободны!"
Автор книги Мазуренко Вячеслав, справа - экс-командующий ВМС Украины, вице-адмирал Безкоровайный Владимир Григорьевич. г. Киев.
В 2005 году я встречался с вице-адмиралом Владимиром Безкоровайным, который в 1970-х годах служил старпомом у командира АПЛ К-450 Милованова В.Н. Так вот он сказал тогда о своём командире так: "Милованов Валентин – моряк был отменный, учить командиров любил. И самое главное – у него было то, чему надо было учить, в отличие от многих других, с кем приходилось служить и которых, к сожалению, не увольняли, а растили. Скажу больше: Милованов –это был штурман от Бога!" На этом я и поставлю точку.
Во время нахождения в Средиземке командир Леонов блестяще провёл учебную боевую атаку (со слов того же Валентина Милованова и других офицеров, с кем мне приходилось говорить, в частности, с Ходяковым Владимиром) на американский авианосец, преодолев при этом всю его защитную надводную армаду кораблей, и нанёс ядерный торпедный удар (конечно, имитация). Цель была уничтожена... Потом, правда, кораблю пришлось несколько часов на максимальной скорости, резко меняя курс, глубины уходить от погони. Ибо американцы могли просто потопить советскую субмарину.
Леонова Павла Фёдоровича часто упрекали в том, что он позволял в море ходить на крайне рискованных глубинах. Это он делал ещё тогда, когда служил на дизельных лодках. Это я слышал лично от вице-адмирала, Героя Советского Союза Евгения Дмитриевича Чернова при разговоре с ним по телефону, в 1950-х годах он служил под началом Леонова старпомом на дизельной подводной лодке.
Вице-адмирал Евгений Дмитриевич Чернов. - Специальный выпуск альманаха "Тайфун" (2001 г.) посвящен 40-летию со дня образования 3-й дивизии ПЛ СФ.
Е.Д.Чернов оправдывал его действия. Ведь в военное время, при боевых действиях, всё возможно, и все средства оправданы для спасения экипажа и выполнения боевой задачи. А виновником пожара, который так испугал старшего похода, был старшина Хутченко, который при тушении пожара получил сильные ожоги ног. Впоследствии его передали на надводный корабль для госпитализации. Пожар оперативно потушили. Подоспевшие в отсек командир БЧ-5 Алексей Иванов и командир отсека Владимир Резник включили систему пожаротушения и загасили пламя. Во время тушения пожара Леонов дал команду всплыть с глубины 150 метров на 40 метров. Потом на перископную. На горизонте маячили несколько транспортов. Значит, о том, чтобы всплывать не поверхность, отдраить люк, провентилировать отсек в атмосферу, не могло быть и речи.
Кораблю пришлось снова погрузиться на 40 метров и экипажу заняться борьбой за живучесть под водой.
Прошло ещё несколько часов, пока в отсеках не восстановилась нормальная обстановка в содержании газа. Исчезла загазованность. Экипаж продолжал нести свою боевую службу. За это происшествие досталось боевой смене, которую возглавлял помощник командира корабля капитан-лейтенант Геннадий Фытов. Виновные были нещадно отруганы. Но пожары на атомных лодках – одна из главных бед сегодня. Такова уж служба моряков-подводников. Хорошо, что всё хорошо кончается.
Андрей Алексеевич Хутченко (умер в 2007 г.)
Не всё было гладко и в работе механизмов реакторного отсека. Вот один из тех случаев, который мог привести к печальным последствиям радиоактивного загрязнения всего корабля, а значит, и к поражению личного состава.
Вспоминает один из участников того похода, командир реакторного отсека, ныне капитан 3-го ранга в отставке Домбровский Владислав Владимирович:
«На левом борту давлением подорвало крышку среднего парогенератора. Такие случаи у нас уже были, и мы имели опыт устранения этой неисправности. Но занимались этим на берегу с обеспечением береговой службы, с большим объёмом работ с последующей дезактивацией. Разгерметизация парогенератора приводила к сильному загрязнению отсека радиоактивностью. Я не знаю, чем бы закончилась вообще эта авария, если бы её не обнаружил сразу Гриша Раина и мы её быстро не устранили. Дозиметристы взяли под свой контроль рост радиоактивности после нашего доклада. Меня сразу подменили на пульте, и я занялся устранением неисправности. Сложность ремонта состояла в том, что парогенератор был горячим. Температура крышки – 350 градусов по Цельсию. «Отсекли» парогенератор (ПГ) по 1-му и 2-му контуру, снизить температуру удалось до 250 градусов по Цельсию, и приступили к устранению аварии. (На берегу эти работы проводились на «холодном» ПГ с организацией местной вентиляции, и это занимало 3–4 рабочих дня). Я, Гриша Раина, и Саша Осюков в тяжелейших условиях устранили такую неисправность за шесть часов.
На крышку ПГ (250 градусов по Цельсию) положили асбестовый мат (его диаметр был на полметра меньше диаметра ПГ), на него две доски, которые в процессе ремонта обуглились, и начали затягивать гайки на шпильках. А их больше полсотни (точно не помню). Затягивать гайки надо было очень осторожно, и внимательно производить замеры микрометром, чтобы не выйти за допуск. Пот лил ручьём и закипал на раскалённой «сковородке» – крышке ПГ. Пообжигали себе руки. В отсеке температура поднялась до 80 градусов по Цельсию. Как мы выдержали, не знаю. Спасибо Бересневичу (наш снабженец) – он приносил нам холодный яблочный сок в отсек в трёхлитровых банках. Мы их выпили штук шесть. Закончили работу в полуобморочном состоянии.
4 сентября 1965 года. Сегодня утром компенсирующие стержни пришлось окончательно и полностью вывести из активной зоны. Правда, реактор ещё некоторое время может работать, поскольку сейчас он «отравлен» ксеноном. Если снизить мощность, то наступит «разотравление», за счёт которого высвободится некоторый запас реактивности. Однако снизить мощность реактора – это значит уменьшить скорость лодки, а это, в свою очередь, приведёт к увеличению времени, необходимого для возвращения в базу.
Так и пришлось поступить. Снизили мощность на левом борту, реактор вошёл в режим «разотравления», за счёт которого всё ещё функционирует на 35 процентов.
Правый реактор пока не иссяк, однако его хватит суток на пять–шесть...
6 сентября 1965 года. Левый реактор продолжает работать в режиме «разотравления», благодаря чему мы всё ещё делаем до 14 узлов.
Когда иссякнет «подкожный» запас реактивности, никто точно сказать не может, так как количество ксенона, отравившего активную зону, величина случайная. Следовательно, случайной величиной (безусловно, имеющей математическое ожидание, дисперсию, начальные и центральные моменты) является и период «разотравления», и глубина отравления, и величина дополнительно высвободившейся реактивности.
Пессимисты полагают, что реактор проработает максимум сутки. Следовательно, завтра придётся левый реактор останавливать и идти только на правом, который также дня через четыре полностью израсходует запас реактивности и сможет работать только на пониженной мощности за счёт «разотравления». В этом случае мы сможем иметь ход не более 8 узлов, и, следовательно, придём в базу не ранее 18 сентября.
Однако есть и оптимисты. Эти считают, что ксенона в зоне скопилось много и, следовательно, мы до самой базы так и будем чесать по 14 узлов, а это значит, что придём 14 сентября. Вот что значит плавать на исходе кампании реакторов.
8 сентября 1965 года. Левый реактор пришлось всё-таки исключить из работы энергетической установки, выведя его на уровень мощности, необходимой только для самоподогрева и поддержания сплава в жидком состоянии.
Зато «разотравление» на нём пошло бурными темпами. Дня через три мы с этого реактора опять сможем снять до 40 процентов мощности, ну а пока топаем только на правом реакторе, снизив скорость до 12 узлов...
10 сентября 1965 года. Ещё один пожар! Сегодня около 15 часов подводную тишину опять разрезали короткие, тревожные звонки аварийной тревоги. Пожар в шестом отсеке (шестой отсек – это отсек главных турбин), горит масло в трюме. Ликвидация пожара с помощью всё того же ВПЛ-52 (всё более убеждаюсь в том, что наша новая противопожарная система исключительно хороша) заняла всего три минуты. Трюм шестого отсека буквально мгновенно был залит плотной пламегасящей пеной.
Источник возгорания масла всё тот же – регенерация. Крошки регенеративного вещества в результате недостаточного внимания вахты при перезарядке РДУ сильной тягой вентиляторов кондиционирования были затянуты в трюм. Контакт с маслом, всегда загрязняющим трюм, огонь, дым, пожар. Третий случай за поход! Это уж действительно, «ни в какие рамки не лезет!»
За кормой лодки в этом походе осталось 15000 миль, общая продолжительность плавания – 60 суток. Я специально привёл аварийную хронику этого, в общем-то, успешного плавания.
Завершив второй автономный поход, К-27 вернулась для ремонта в Северодвинск. Предстояло также частично обновить электронное вооружение АПЛ. При доковании корабля осенью 1966 года, когда плановый ремонт уже подходил к концу, выяснилось, что лёгкий корпус, выполненный из новой, тоже испытываемой на этом корабле, маломагнитной стали, имеет многочисленные трещины, которые скрывались под гидроакустическим покрытием. Сказалась недостаточно отработанная технология изготовления новой стали и конструкций из неё.
Объём и продолжительность осмотра значительно возросли.
После ремонта и сдачи задач экипаж атомохода готовился в свой третий боевой поход, один из самых длительных. Речь шла, как сегодня стало известно, о том. чтобы пройти без всплытия вокруг Земного шара.
Но судьба преподнесла экипажу и атомоходу другое испытание.»
И снова я хочу возвратиться в очередной раз к комментариям уважаемого контр-адмирала Наумова В.В., в отношении того, что он думает о назначении капитана 1-го ранга (1965) Героя Советского Союза А.П. Михайловского старшим похода, и его записям в дневнике. Вот, что написал Наумов В.В.:
«У Михайловского в 1965 году положение старшего в походе было хуже некуда. В это время он служил НШ (начальник штаба) 11 ДиПЛ 1-й флотилии 675 проекта в Западной Лице, имел до этой должности опыт командования и подледного перехода на ТОФ командиром 658 проекта, за что получил звание Героя Советского Союза. Зная повадки комдива 11-й ДиПЛ Н.Ф.Рензаева, я не сомневаюсь, что Михайловский временно передал дела НШ за 1-2 суток до похода. Так что оказать какое-либо влияние на отработку экипажа и улучшение организации службы он мог только в походе. А что касается особенностей ядерной установки на АПЛ К-27, то он о них понятия не имел. Ведение дневника и его рассуждения об отравлении реактора объясняется его склонностью к научной и литературной деятельности (не зря он доктор военных наук).
В дневнике Михайловский упоминает о 6-ти неисправностях и аварийных предпосылках за 60 суток похода в Средиземку. Это же очень немного, и я не сомневаюсь, что их было намного больше, просто он о них не писал в дневнике.»
Во время похода в Средиземное море произошло два серьёзных инцидента, которые могли очень печально закончиться для корабля и его экипажа, и о которых старший похода не упоминает в своих записях.
Лодка всплыла на перископную глубину, старпом Умрихин подошёл к перископу, повернул его влево через диаметральную плоскость на курсовой угол примерно 135 градусов левого борта и вдруг, закричал: "Заполнить быструю, опустить выдвижные устройства, боцман, срочно ныряй на глубину 40 метров!"
Как только АПЛ ушла на глубину, раздался доклад гидроакустика "Слева 135 шум винтов транспорта".
Командир Леонов даёт команду: "Боевая тревога, погружаемся на глубину 140 метров, обе турбины – средний вперёд!" Когда штурман Валентин Милованов провёл боевую прокладку и её наложили на курс лодки, то оказалось, что танкер, шедший со скоростью 14 узлов, водоизмещением порядка 40 тыс. тонн, находился к моменту обнаружения всего в 5-ти кабельтовых от лодки и шёл пересекающимся курсом. Учитывая, что АПЛ К-27 шла под перископом со скоростью 6 узлов, жить ей и всему экипажу оставалось 2 минуты...
Второй случай, когда только оперативность того же штурмана Валентина Милованова спасла лодку от столкновения с подводной преградой. Но лучше об этом расскажет сам Валентин Николаевич Милованов, ныне капитан 1-го ранга в запасе.
«Относительно избавления мною столкновения со скалой в подводном положении. Кажется, это было в Тирренском море, Боря Ефремов порой слонялся по кораблю и, конечно, не пропускал самое интересное – штурманскую рубку. За время многих плаваний я научил его пользоваться эхолотом. Когда он зашёл ко мне в штурманскую рубку, я дал ему команду «измерять глубину под килем». Он включил, я смотрю на ленту самописца и вижу, что глубина под килем резко уменьшается. Первое, что у меня в мозгу промелькнуло – ошибка в исчислении, идём на берег. Пот прошиб. Выбегаю на ЦП и вахтенному офицеру Толе Гужеленко: «Лево на борт, всплывай на 40 метров!» Сам к эхолоту. Короче, глубина сначала продолжала уменьшаться, мы отвернули на обратный курс, глубина стала увеличиваться. Далее легли на рекомендованный курс – замечаний не было. Горизонт глубин в том районе (Ионическое море, к юго-востоку от о-ва Сицилия) где-то 2500–3000 метров. Мы шли на глубине около 80–100. И вдруг, если мне не изменяет память, – 300-400 метров!!! Куда делись тыщи метров?! Потом я дал подробный отчёт по этому случаю. Поинтересовался у флагманского штурмана, подтвердилась ли зафиксированная мною аномалия? Он дал отрицательный ответ. Я тогда выдвинул три версии происшедшего: 1) под нами был мощный слой т.н. «жидкого грунта». Иногда ПЛ даже ложатся на такой грунт, как настоящий; 2) под нами был мощный косяк рыбы; 3) под нами была американская АПЛ (такое в моей практике было). Но тогда я считал, что мы шли на какую-то скалу прямым ходом. Поскольку во всём этом принимал участие Борька Ефремов, то часто в компании он и рассказывал про то, как мы чуть в скалу не врезались.
.
А вот что касается инцидента с Гибралтарским проливом, то если бы командир не дал бы возможности определить место, то очень была высока вероятность, что нас ждали печальные последствия.»
Возможно, Валентин Николаевич из-за скоромности не написал, что ему пришлось сделать в черновом вахтенном журнале тогда в походе по этому случаю следующею запись: «На обращения к командиру разрешить лично определить место перед проходом узкости – отказано. Проложенный командиром курс ведёт к катастрофе. Ответственность за безопасность кораблевождения с себя снимаю. Командир БЧ-1, капитан-лейтенант Милованов.»
К этому только хотелось бы добавить, вот если бы так поступили в мае 1968 года командир 1-го дивизиона Лев Пастухов, начальник химслужбы Вадим Донченко, то может быть и не было таких тяжёлых последствий.
Вот ещё что хотелось бы отметить. В 2002 году в своей повести "Трагедия атомной подводной лодки К-27" я немного исказил высказывания А.П.Михайловского, старшего похода в Средиземное море, в адрес Валентина Милованова. Мною было написано, что Милованов, словами Михайловского, – "лучший штурман флота". Впоследствии Валентин Николаевич поправил меня и просил исправить ошибку. Я это делаю в настоящей книге. Тогда старший похода, собрав офицерский состав дословно сказал: "Товарищи офицеры, ставлю всем в пример службу штурмана капитан-лейтенанта Милованова Валентина Николаевича. Все свободны!"
Автор книги Мазуренко Вячеслав, справа - экс-командующий ВМС Украины, вице-адмирал Безкоровайный Владимир Григорьевич. г. Киев.
В 2005 году я встречался с вице-адмиралом Владимиром Безкоровайным, который в 1970-х годах служил старпомом у командира АПЛ К-450 Милованова В.Н. Так вот он сказал тогда о своём командире так: "Милованов Валентин – моряк был отменный, учить командиров любил. И самое главное – у него было то, чему надо было учить, в отличие от многих других, с кем приходилось служить и которых, к сожалению, не увольняли, а растили. Скажу больше: Милованов –это был штурман от Бога!" На этом я и поставлю точку.
Во время нахождения в Средиземке командир Леонов блестяще провёл учебную боевую атаку (со слов того же Валентина Милованова и других офицеров, с кем мне приходилось говорить, в частности, с Ходяковым Владимиром) на американский авианосец, преодолев при этом всю его защитную надводную армаду кораблей, и нанёс ядерный торпедный удар (конечно, имитация). Цель была уничтожена... Потом, правда, кораблю пришлось несколько часов на максимальной скорости, резко меняя курс, глубины уходить от погони. Ибо американцы могли просто потопить советскую субмарину.
Леонова Павла Фёдоровича часто упрекали в том, что он позволял в море ходить на крайне рискованных глубинах. Это он делал ещё тогда, когда служил на дизельных лодках. Это я слышал лично от вице-адмирала, Героя Советского Союза Евгения Дмитриевича Чернова при разговоре с ним по телефону, в 1950-х годах он служил под началом Леонова старпомом на дизельной подводной лодке.
Вице-адмирал Евгений Дмитриевич Чернов. - Специальный выпуск альманаха "Тайфун" (2001 г.) посвящен 40-летию со дня образования 3-й дивизии ПЛ СФ.
Е.Д.Чернов оправдывал его действия. Ведь в военное время, при боевых действиях, всё возможно, и все средства оправданы для спасения экипажа и выполнения боевой задачи. А виновником пожара, который так испугал старшего похода, был старшина Хутченко, который при тушении пожара получил сильные ожоги ног. Впоследствии его передали на надводный корабль для госпитализации. Пожар оперативно потушили. Подоспевшие в отсек командир БЧ-5 Алексей Иванов и командир отсека Владимир Резник включили систему пожаротушения и загасили пламя. Во время тушения пожара Леонов дал команду всплыть с глубины 150 метров на 40 метров. Потом на перископную. На горизонте маячили несколько транспортов. Значит, о том, чтобы всплывать не поверхность, отдраить люк, провентилировать отсек в атмосферу, не могло быть и речи.
Кораблю пришлось снова погрузиться на 40 метров и экипажу заняться борьбой за живучесть под водой.
Прошло ещё несколько часов, пока в отсеках не восстановилась нормальная обстановка в содержании газа. Исчезла загазованность. Экипаж продолжал нести свою боевую службу. За это происшествие досталось боевой смене, которую возглавлял помощник командира корабля капитан-лейтенант Геннадий Фытов. Виновные были нещадно отруганы. Но пожары на атомных лодках – одна из главных бед сегодня. Такова уж служба моряков-подводников. Хорошо, что всё хорошо кончается.
Андрей Алексеевич Хутченко (умер в 2007 г.)
Не всё было гладко и в работе механизмов реакторного отсека. Вот один из тех случаев, который мог привести к печальным последствиям радиоактивного загрязнения всего корабля, а значит, и к поражению личного состава.
Вспоминает один из участников того похода, командир реакторного отсека, ныне капитан 3-го ранга в отставке Домбровский Владислав Владимирович:
«На левом борту давлением подорвало крышку среднего парогенератора. Такие случаи у нас уже были, и мы имели опыт устранения этой неисправности. Но занимались этим на берегу с обеспечением береговой службы, с большим объёмом работ с последующей дезактивацией. Разгерметизация парогенератора приводила к сильному загрязнению отсека радиоактивностью. Я не знаю, чем бы закончилась вообще эта авария, если бы её не обнаружил сразу Гриша Раина и мы её быстро не устранили. Дозиметристы взяли под свой контроль рост радиоактивности после нашего доклада. Меня сразу подменили на пульте, и я занялся устранением неисправности. Сложность ремонта состояла в том, что парогенератор был горячим. Температура крышки – 350 градусов по Цельсию. «Отсекли» парогенератор (ПГ) по 1-му и 2-му контуру, снизить температуру удалось до 250 градусов по Цельсию, и приступили к устранению аварии. (На берегу эти работы проводились на «холодном» ПГ с организацией местной вентиляции, и это занимало 3–4 рабочих дня). Я, Гриша Раина, и Саша Осюков в тяжелейших условиях устранили такую неисправность за шесть часов.
На крышку ПГ (250 градусов по Цельсию) положили асбестовый мат (его диаметр был на полметра меньше диаметра ПГ), на него две доски, которые в процессе ремонта обуглились, и начали затягивать гайки на шпильках. А их больше полсотни (точно не помню). Затягивать гайки надо было очень осторожно, и внимательно производить замеры микрометром, чтобы не выйти за допуск. Пот лил ручьём и закипал на раскалённой «сковородке» – крышке ПГ. Пообжигали себе руки. В отсеке температура поднялась до 80 градусов по Цельсию. Как мы выдержали, не знаю. Спасибо Бересневичу (наш снабженец) – он приносил нам холодный яблочный сок в отсек в трёхлитровых банках. Мы их выпили штук шесть. Закончили работу в полуобморочном состоянии.
Капитан 3-го ранга в отставке Владислав Владимирович Домбровский. Командир реакторного отсека.
После ремонта еле отмылись – на руках было больше 1000 распадов. Но, главное! Удалось «не запачкать» отсек ПГ, закрыли штатными матами, одежду и обувь забрали дозики.»
Конечно, помимо пожаров, поломки механизмов, напряжённого труда на грани человеческих возможностей были у личного состава за время похода и счастливые приятные минуты.
Отметил свой 30-летний юбилей Юрий Васильевич Комов, капитан 3-го ранга, командир дивизиона живучести и одновременно командир третьего отсека. Так же за время похода свои дни рождения отметили: Домбровский Владислав – лейтенант, Иванов Валерий – лейтенант - КИП, Корбут Николай – лейтенант - КГДУ, Анатолий Гужеленко – командир БЧ-4-РТС, капитан 3-го ранга. По этому случаю кок корабля готовил большой торт, выдавались 50 грамм – подводных, и торжественно зачитывалось поздравление командира корабля, замполита.
А разве можно забыть пребывание офицеров, мичманов и матросов на борту крейсера "Михаил Кутузов"?!
Август 1965 года. К-27 прошла успешно, без приключений, Мальту. Потом, более суток, через море Сифра, в заливе Большой Сирт для встречи с крейсером.
9 августа в полутора десятках миль от побережья Африки атомная лодка всплыла. Недалеко стоял крейсер "Михаил Кутузов".
После швартовки лодки к "Кутузову" на его борт поднялись старший похода капитан 1-го ранга Михайловский А.П., командир лодки Леонов Л.Ф., офицеры, мичманы, старшины и матросы, свободные от вахты.
. Средиземное море.
Надводники очень радушно встретили моряков атомохода. Подводники были поражены загаром и "фигурами" моряков-надводников, а те – белизной тех, кто поднялся на палубу крейсера с лодки. Но больше всего был поражён командир крейсера капитан 1-го ранга Владимир Матвеевич Леоненков, когда он увидел отношения между офицерами, мичманами и матросами атомной лодки. Он не мог понять, как это может быть, чтобы офицер обращался к матросу по имени, а тот его называл по отчеству или по имени и отчеству. Ведь это грубое нарушение Устава. Потом, как вспоминали моряки К-27, командир крейсера подошёл к командиру лодки и поинтересовался, когда те покинут крейсер, ибо таким вот "панибратским" отношением друг с другом подводники разлагают ему дисциплину на крейсере. Трудно, наверно, командиру крейсера было понять психологию моряков-подводников. Для этого надо было быть подводником. Отдых на крейсере продолжался два дня. Командиры кораблей обменялись обедом и ужином. Моряки-черноморцы, попавшие на борт атомной субмарины, были удивлены теми блюдами, которые употребляют подводники, температурой в отсеках. Но всему хорошему приходит конец. 11 августа в 4 часа утра атомная подводная лодка отошла от крейсера.
Перед командиром лодки стояла задача – уйти незаметно от авиации 6-го флота США, которая практически непрерывно вела наблюдения за лодкой и кораблём.
Было решено погрузиться и под шумы крейсера, которые должны замаскировать шумы лодки – резко свернуть от курса с одновременным погружением на глубину 240 метров.
Этот манёвр удался, и К-27 продолжила свой поход в Левантийское море, где её экипаж занялся поиском подводных лодок в течение около 10 суток.
В отсеках, после "отдыха" на палубе крейсера, жизнь вошла в своё русло. В третьем отсеке заместитель командира по политчасти капитан 2-го ранга Анисов Владимир Владимирович проверял и делал замечания по выпускаемым в отсеках "Боевым листкам". Он составил очередной план соцсоревнований по отсекам, сменам. Если говорить о замполитах, то самое страшное для подводников, если к ним в экипаж приходил замполит-самодур, а такие, к сожалению, были. Думаю, это не относится к первому замполиту корабля Петухову М.А., да и к Анисову В.В. тоже, хотя он был объектом насмешек у подводников. Дело в том, что перед тем, как подводная лодка уйдёт в автономку, на борт загружали книги и кинофильмы, тематику которых подбирал замполит. За этим делом Владимир Васильевич следил строго. Загружались книги по истории КПСС, учебники по научному коммунизму и материализму и тому подобное. В фильмотеку входили такие "шедевры" как "Ленин в октябре", "Человек с ружьём", "Два бойца", "Чапаев" и многие другие художественные ленты про Ленина или о Ленине, революции и т.п.
Наверное, никто не навредил больше коммунистической партии, чем такие замполиты. Вот уж действительно: "Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт". Людей буквально изматывала двухмесячная напряжённая служба в замкнутом пространстве с одними и теми же лицами и приборами. После вахты взять бы и почитать увлекательный детектив, любовный роман, триллер, или посмотреть кинокомедию. Людей уже тошнило от этой политической макулатуры.
Владимир Владимирович Анисов -замполит К-27
К-27 завершала свой длительный поход в Средиземное море. Подводники знают, как медленно тянутся последние дни перед приходом в родную базу. Дни кажутся месяцами. Усталость всё больше и больше давит на организм. Главное – это благополучно прийти в родную базу, увидеть родные лица. Поход завершается. Вот только снова, как и в первом походе, командир корабля и старший похода не знают, куда возвращаться. То ли в Гремиху, где постоянное место базирования лодки, где находится штаб 11 дивизии, где проживают семьи моряков, или в Западную Лицу, откуда атомоход вышел в свой поход? Через несколько часов прояснилось – атомной лодке К-27 приказано прибыть в Западную Лицу. После расчёта сообщили командованию, что прибытие К-27 планируется 13 сентября, после полудня. Капитан 2-го ранга Леонов Павел Фёдорович после 60-суточного боевого дежурства пришвартовал свой корабль с экипажем к одному из пирсов Западной Лицы. Позади пожары, операция Ганжы, которому майор Борис Ефремов удалил аппендицит, успешная "атака" на американский авианосец, отдых на крейсере "Михаил Кутузов", устранение серьёзной поломки в четвёртом отсеке, успешно собранные разведанные о предполагаемом противнике –всё это уже позади.
Завершая свой рассказ о походе атомной подводной лодки К-27 в Средиземное море, хочу отметить, что радость возвращения в базу снова, как и после первого испытательного плавания, была омрачена. Экипаж по прибытию в Западную Лицу никто не встречал.
Как пишет Аркадий Петрович Михайловский в своих мемуарах, их, по-видимому, . Встречу организовала только дежурная часть, которая приняла от моряков лодки швартовые концы. Думаю, что когда спустя десятилетия, уважаемый адмирал писал эти строки, он немного лукавил. Не могли в Западной Лице не знать о приходе атомной лодки с 60-суточного похода.
Думаю, знали о том, когда и в какое время придёт К-27 в Западную Лицу. Но пусть это останется на совести тех, кто тогда в далёком сентябре 1965 года не удосужился встретить корабль и поблагодарить подводников за их тяжёлый труд в походе.
Через несколько минут появился начальник штаба флотилии капитан 1-го ранга В.Кичев, и только для того, чтобы пробормотать о каких-то секретных документах, сообщить, что Рензаев Н.Ф. командир флотилии получил контр-адмирала, и убраться восвояси с пирса.
, контр-адмирал, командующий 12 эскадрой ПО СФ (1967-02.1969), начальник Оперативного управления Главного штаба ВМФ (1969-1971), начальник штаба СФ (1971-74), 1-й зам начальника ВМА по учебной работе (1974-84). Вице-адмирал, помощник представителя главнокомандующего Объединенными Вооруженными силами государств - участников Варшавского договора по Военно-морским силам в Национальной народной армии ГДР (1984-89).
Видя такое отношение со стороны командования флотилии Западной Лицы к экипажу атомной лодки К-27, старший похода капитан 1-го ранга, Герой Советского Союза Аркадий Петрович Михайловский приказал Леонову построить на причале тех моряков, которые были свободны от вахты, и лично поблагодарил их и всех остальных подводников с успешным завершением похода в Средиземное море. Он выразил уверенность, что по прибытии в родную базу, Гремиху, экипаж ожидает торжественная встреча и традиционный поросёнок. Через пару дней К-27, разгрузив оружие, тихо, безо всякого шума ушла в свою Гремиху.
Самое интересное, как потом вспоминает адмирал Михайловский А.П., он с удивлением обнаружил, что никто от него не требует отчёта о первом в истории флота СССР походе атомной лодки в Средиземное море, и даже не интересуется личными впечатлениями и обстоятельствами плавания! Почему это произошло? Думаю, что те, кто тогда стоял у командования дивизии, флотилии в Западной Лице, думали о том, какая их ждёт награда после того, как будет совершён группой поход атомных подводных лодок вокруг Земного шара. Флотилия готовилась к этому серьёзному мероприятию. Лампасы, звёздочки, Золотые Звёзды Героев, должности и тому подобное, наверно, это в первую очередь волновало командиров дивизии и флотилии. Им было не до уникальной атомной подводной лодки К-27 и её экипажа. Только так можно расценить такое хамское отношение к экипажу, совершившему свой первый поход в Средиземное море, давшему науке много ценного, и не только науке, но и государству!
По прибытии в Гремиху было всё: торжественная встреча, лица жён и детей, традиционный поросёнок. Экипаж встречал Командующий Северным флотом , первый командир Гуляев И.И. Вот только осадок в душах моряков-подводников после захода в Западную Лицу и от той встречи остался... На годы, навсегда.
.
В.В.Наумов
В оценке действий командования 1-й флотилии АПЛ в Западной Лице отностельно экипажа К-27 автор не прав.
Обиду членов экипажа, особенно срочной службы. понять можно. Они восприняли деловой заход К-27 в Западную Лицу, как возвращение домой из похода, а он был связан только со срочной необходимостью возвращения в 11-ю дивизию ее начальника штаба капитана 1 ранга А.П.Михайловского. Недаром на причал прибыл начальник штаба 1-й флотилии контр-адмирал Кичев для всречи с Михайловским, на которой он поставил ему новую срочную задачу, ввел Михайловского в курс дела и заодно сообщил, что командир 11-й дивизии Н.Ф.Рензев (а не командующий флотилией, как у автора) получил звание контр-адмирала.
Что касается похода К-27, то он заканчивался в Гремихе, там ее ждали и готовили встречу, как героев, связанную не со сложностью и уникальностью похода, а с освоением в походе новой техники, которой являлась опытовая главная энергетическая установка К-27.
Жаль, что экипажу заранее никто не объяснил цель захода в Западную Лицу.
А.П.Михайловский совершенно правильно и закономерно, прощаясь с экипажем как старший на походе, поблагодарил людей за совместное плавание. Что касается остального командования 1-й флотилии, они, конечно, знали и, вероятнее всего. выпросили у флота заход К-27 в Западную Лицу для срочной доставки НШ 11-й дивизии, для более качественной подготовки к походу "сырого" экипажа 675 проекта под командованием капитана 1 ранга Виноградова, но ни о каком чествовании К-27 не помышляли. Об особенностях похода К-27 в 1-й флотилии и понятия не имели, ибо это никак не входило в их обязанности.
Подводные лодки 1-й флотилии, возвращавшиеся с боевой службы в лучшем случае встречало командование дивизии, и только летом 1967 года К-104, где я служил помощником, встретил командующий флотилии вице-адмирал А.И.Сорокин, который сказал, что экипаж К-104 хорошо отдохнул в Атлантике, тогда как вся флотилия выдержала тяжелейшую инспекторскую проверку, поэтому К-104 вместо отдыха пойдет на Белое море обеспечивать выполнение ракетных стрельб силами главных командных пунктов и ракетных расчетов с других кораблей.
Вообще существовала в ВМФ СССР практика, когда об особенностях походов и деятельности кораблей даже соседних соединений, не говоря уже о других базах, моряки узнавали из приказов о наказании за аварийные происшествия и редко из листовок политуправлений флотов, связанных с достижениями в соцсоревнованиях.
А командованию 1-й флотилии при заходе К-27 мечталось не о новых званиях, орденах и лампасах, а о том, чтобы решить сложнейшую задачу подготовки двух разнородных кораблей с еще достаточно "сырыми" экипажами к сложнейшему переходу на ТОФ через опасный из-за айсбергов пролив Дрейка да еще и уложиться в назначенные сроки.
Экипаж атомной подводной лодки К-27 после награждения орденами и медалями. 1966 г
Пробыв немного в Гремихе, атомоход убыл в г. Северодвинск, на завод, где он родился. Убыл, чтобы пройти капитальный ремонт, поменять активную зону в реакторах и готовиться в свой третий поход. Чтобы выполнять пожелания вице-адмирала Холостякова Г.Н., который после первого испытательного похода в Атлантику записал в отчёте: «К-27 после ремонта и устранения выявленных недостатков в работе агрегатов и механизмов, может совершить 70-суточный поход вокруг земного шара без всплытия».
Пройдёт ещё несколько месяцев, и в марте 1966 года выйдет долгожданный указ о присвоении звания Героя Советского Союза первому командиру АПЛ К-27 Гуляеву Ивану Ивановичу. Орденом Ленина будет награждён второй командир корабля Павел Леонов, капитан-лейтенант Юрий Сорокин и ещё четверо моряков. Орденами Красного Знамени будут награждены старпом лодки Геннадий Умрихин, командир БЧ-1 Валентин Милованов, командир БЧ-5 Алексей Иванов, командир БЧ-4 РТС Анатолий Гужеленко, помощник командира корабля Геннадий Фытов, замполит Владимир Анисов, командир 2- го дивизиона Валентин Зубков, старшина спецтрюмных Николай Ганжа и др. Остальные офицеры, мичманы, старшины, матросы были отмечены орденами Красной Звезды, медалью Ушакова, "За боевые заслуги" и "За отвагу". Всего экипажу атомной подводной лодки К-27 за два её уникальных похода в 1964 и 1965 годах было вручено 6 орденов Ленина, 15 орденов Красного Знамени, 25 орденов Красной Звезды, 10 медалей "За боевые заслуги", 67 медалей Ушакова. Заслуженные боевые награды получены моряками-подводниками атомной подводной лодки К-27 в мирное время.
Продолжение следует
Немає коментарів:
Дописати коментар