К-27 - навечно подводная лодка?

В Карском море, омывающем скалистые утесы Новой Земли и берега Ямала, лежит в заливе Степового атомная и навечно подводная лодка К-27. Как она там оказалась? Неизвестная миру катастрофа вроде "Комсомольца" или "Курска"? Да, катастрофа, но совсем иного свойства... "Золотая рыбка" под маскировочной сетью В октябре 1963 года была спущена на воду и сдана Богу в руки, а флоту в опытовую эксплуатацию уникальная атомарина. Нарекли ее К-27. Литера "К" означала принадлежность ее к классу подводных крейсеров. Это была, как утверждают старожилы Северного флота, первая в мире атомная охотница на подводные лодки. Уникальность ее определялась тремя буквами - ЖМТ, что в расшифровке обозначает жидкометаллический теплоноситель. Это значит, что в парогенераторы вместо воды, как на других атомаринах, поступала расплавленная жаром реактора свинцово-висмутовая лава. О первых походах необычного корабля рассказывает старший помощник командира К-27 капитан 2 ранга Юрий Воробьев: - В 1964 и 1965 годах К-27 (получившая у моряков на Северном флоте название "Золотой рыбки") совершила два автономных похода. Первая "автономка" по длительности пребывания под водой стала для ВМФ рекордной для того времени и подтвердила высокие эксплуатационные качества корабля. В походе нам поступило сообщение, что создателям ПЛА (часть из них была на борту) присуждена Ленинская премия. Впоследствии высокие государственные награды получили и члены экипажа. Огромный интерес проявляла к нам американская военная разведка. Первый выход "Золотой рыбки" в дальние моря осуществлялся в условиях строжайшей секретности. Лодка вышла из базы на Кольском полуострове, погрузилась и после перехода всплыла в Средиземном море, у борта находившейся там плавбазы с заранее натянутым тентом для скрытности. Так вот, сразу же после всплытия подлетел вертолет американских ВМС, снизился, и из него в мегафон на чистом русском языке поздравили командира и экипаж с благополучным прибытием... В Мурманске живет один из первопроходцев советского атомного подводного флота контр-адмирал Николай Григорьевич Мормуль. Ныне он стал летописцем Северного флота, написал несколько книг. Мы встретились с ним в те дни, когда вся страна следила за работой водолазов на погибшем атомном подводном крейсере "Курск". Зашла речь и о К-27, к которой мой собеседник имел прямое касательство как бывший начальник технического управления Северного флота. Вот что он поведал о дальнейшей судьбе "Золотой рыбки": - Вернувшись из Средиземного моря, лодка пришла в Северодвинск на судоверфь, которая ее родила, и встала к тому же причалу, от которого ее оторвали, словно ребенка от пуповины. Здесь К-27 снова прочно и надолго связали береговыми коммуникациями, обеспечивавшими жизнь реактора. Предстояла перезарядка реакторов, и кульминационным моментом этой операции была выемка из реактора отработанной активной зоны. Хочу пояснить: "активная зона" - это блок, в который вмонтированы урановые стержни. Забавно вспоминать, что в первые годы обучения экипажей в Обнинске слово "реактор" произносить запрещалось. Это приравнивалось к разглашению государственной тайны. Даже на лекциях перед своими слушателями преподаватели реактор называли "кристаллизатором". Хотя из магазинных очередей в Северодвинске наши жены приносили порой такие тайны, что мы только диву давались... В мае 1968 года субмарина совершила переход из Северодвинска в главную базу и приступила к отработке курсовых задач. За 2-3 дня К-27 должна была провести контрольный выход и развить 100-процентную мощность. Однако парогенераторы на левом борту давали хронические микротечи. Командир БЧ-5 Алексей Анатольевич Иванов давно требовал температурной регенерации сплава. Эта операция связана со стоянкой подлодки у причала, а такую возможность найти было не просто, ведь лодка связана с другими системами флота, зависит от погоды, авиации и прочего. И хотя Иванов записал в журнал: "БЧ-5 к выходу в море не готова", мнение главного инженера корабля попросту проигнорировали. Лодка вышла в полигон боевой подготовки. Кроме 124 человек штатного личного состава, на ее борту находились представители главного конструктора по реакторной установке В. Новожилов, И. Тачков и представитель НИИ Новосельский. - И что же потом случилось? - Вот вам моя только что вышедшая книга "Катастрофы под водой". Читайте! Авария Читаю: "24 мая 1968 года стрелка прибора, показывающего мощность реактора левого борта, вдруг резко пошла вниз. На пульте управления главной энергоустановки находился в это время и командир БЧ-5. Иванов понял: чего он опасался, все-таки случилось... Окислы теплоносителя закупорили урановые каналы в реакторе, как тромбы кровеносную систему человека. Кроме того, вышел из строя насос, откачивающий конденсат. В последующем расчеты показали, что разрушилось до 20 процентов каналов. Из этих разрушенных от температурного перегрева, - попросту говоря, сгоревших - каналов реактора теплоноситель разносил высокоактивный уран по первому контуру, создавая опасную для жизни людей радиационную обстановку. Даже во втором отсеке, где расположены кают-компания и каюты офицеров, уровень радиации достиг 5 рентген. В реакторном отсеке он подскакивал до 1000 рентген, в районе парогенераторов - до 500... Напомню, что допустимая для человека норма - 15 микрорентген. Переоблучился весь экипаж, но смертельную дозу получили в первую очередь те, кто работал в аварийной зоне". - В марте 1998 года, спустя 30 лет после аварии на К-27, - продолжает свой рассказ Николай Мормуль, - я в очередной раз находился на излечении в Научно-лечебном центре ветеранов подразделений особого риска и встретился там со своим сослуживцем по атомным подводным лодкам на Северном флоте контр-адмиралом Валерием Тимофеевичем Поливановым. Через некоторое время он прислал мне письмо, в котором рассказал об аварии на К-27. В 1968 году капитан 1 ранга Поливанов был начальником политотдела дивизии, и о событиях на лодке осведомлен был очень хорошо. Вот что он сообщил: "25 мая 1968 года мы с командиром дивизии контр-адмиралом Михаилом Проскуновым прибыли на плавпричал - встречать пришедшую с моря подводную лодку К-27. После швартовки на пирс вышел командир капитан 1 ранга Павел Леонов и доложил: - Товарищ комдив, лодка прибыла с моря, замечаний нет! Мы с ним поздоровались, а следом за командиром на причал сошли заместитель командира по политчасти капитан 2 ранга Владимир Анисов и начальник медслужбы майор медицинской службы Борис Ефремов. Оба, словно в нерешительности, остановились в нескольких шагах от нас. Я подошел к ним, и доктор доложил: обстановка на подводной лодке ненормальная... Специалисты и командир реакторного отсека едва ходят, больше лежат, травят. Короче, налицо все признаки острой лучевой болезни. Я подвел их к командиру дивизии и командиру Леонову и попросил доктора повторить то, о чем он только что рассказал мне. Командир корабля Леонов посмотрел в его сторону и мрачно произнес: - Уже доложили!.. Доклад врача Леонов прерывал комментариями: дескать, личный состав долго не был в море. В море - зыбь, поэтому травят... И не стоит поднимать паники, если моряки укачались. В это время к нам подошел специалист из береговой службы радиационной безопасности с прибором в руках и заявил: - Товарищ адмирал, здесь находиться нельзя, опасно!!! - А что показывает твой прибор? - спросил я. И услышал в ответ: - У меня прибор зашкаливает. Оценив обстановку, комдив объявил боевую тревогу. Подводные лодки, стоявшие на соседних причалах, были выведены в точки рассредоточения. Мы с комдивом убыли в штаб дивизии. Командующему Северным флотом доложили о ЧП по "закрытому" телефону и шифровкой. Было принято решение убрать весь личный состав с подводной лодки кроме необходимых специалистов, которые должны обеспечивать расхолаживание энергоустановки. Я вновь поехал на причал. По пути приказал сажать в автобус в первую очередь спецтрюмных, вышедших с подводной лодки, видел, как вели под руки лейтенанта Офмана. Его держали двое, и он с трудом двигал ногами... Пятнадцать человек, наиболее тяжелых, сразу же поместили в дивизионную санчасть. Вспомнив о подобной ситуации с К-19, мы с комдивом пошли в госпиталь: надо было поить облученных апельсиновым соком и спиртом. На флоте бытовало мнение, что алкоголь повышает сопротивляемость организма к радиации. На следующий день к нам, в забытый богом край, прилетел вертолет с военным и гражданским медперсоналом. С ними же прибыл главный радиолог Министерства здравоохранения СССР А. Гуськова. Посетив больных, которые еще не пришли в себя, она пожурила нас за самодеятельность со спиртом. Гуськова безотлучно находилась при больных до самой их отправки в первый Военно-Морской госпиталь Ленинграда. Был установлен воздушный мост из вертолетов (аэродрома в Гремихе нет), и в дивизию оперативно доставляли нужных специалистов, материалы, оборудование и медикаменты. 27 мая прибыли академики А.А. Александров и А.И. Лейпунский (он был разработчиком отечественной ЖМТ-установки), заместитель министра судостроительной промышленности Л.Н. Резунов и другие важные персоны. Командование ВМФ решило отправить весь экипаж в 1-й госпиталь ВМФ в Ленинград. Пробыли больные там до конца июля. В течение первого месяца умерли пять человек. А остальные были освидетельствованы, признаны годными к службе на атомных лодках и отправлены в отпуск". Но вернемся за хлебосольный стол старого адмирала: - Как-то в ноябре 1999 года я, будучи в Питере, зашел в клуб моряков-подводников, что на Васильевском острове, и получил там ксерокопии писем старшины 2-й статьи Мазуренко Вячеслава Николаевича, который служил на К-27 турбогенераторщиком. "Вот уже более 30 лет как произошла авария ядерного реактора на К-27, которая повлекла гибель нескольких моих сослуживцев по атомоходу. 28 мая на личном самолете командующего Северным флотом адмирала Лобова, - пишет старшина Мазуренко, - нас первых десять человек отправили в Ленинград. Через пару недель пятеро из прибывших умерли. За эти 30 лет жизнь разбросала моих друзей в различные уголки нашей бывшей Великой страны. Я стараюсь поддерживать связь, ни на Украине, ни в России никто не получил материальной компенсации ни за потерю кормильца, ни за потерю здоровья". Увы, но это так... - Николай Григорьевич, как сложилась судьба самой "Золотой рыбки"? - Почти пятнадцать лет К-27 простояла в Гремихе. На ней проводили различные технические эксперименты, даже вышли на мощность правым бортом. Потом перебазировали в Северодвинск, чтобы подготовить к затоплению. В конце 1981 года, будучи начальником Технического управления Северного флота, я зашел на стоящую в заводском доке субмарину. Встретил меня капитан 1 ранга Алексей Иванов. Да-да, тот самый инженер-механик, взявший на себя смелость записать в журнале: "БЧ-5 к выходу в море не готова". Во время аварии Иванов получил более 300 рентген, однако, отлежавшись в госпитале, попросил оставить его на своей лодке. Он ведь в состав первого экипажа К-27 вошел еще в 1958 году. Лейтенантом, командиром турбинной группы принимал подлодку из новостроя и более 20 лет преданно ей служил. Для Иванова не было секретом, что авария навсегда угробила уникальный атомоход. И что выйти в море ему больше не суждено. Единственное, что светило его кораблю в будущем - это "саркофаг" для реактора да могила на глубине 4000 метров (такова была рекомендация МАГАТЭ для минимальной глубины захоронения твердых радиоактивных отходов). Мы прошлись с Ивановым от центрального отсека до кормового. В основном меня интересовал реакторный - там готовили "слоеный пирог" из твердеющей смеси, битума и других защитных долговечных материалов. И я, и Иванов знали, что подводную лодку готовят к захоронению, но об этом, не сговариваясь, молчали. Поразило идеальное содержание отсеков. Чистота там царила такая, что за поручни можно было держаться в белых перчатках. И это - при сокращенном в три раза экипаже. С какой же любовью содержал корабль его последний командир и бессменный старожил Иванов!.. "Я свернул флаг и заплакал..." Распрощавшись с Мормулем, я отправился в Питер искать теперь уже почти легендарного для меня Иванова. Последний командир К-27 капитан 1 ранга в отставке Алексей Анатольевич Иванов живет на Васильевском острове. Еду к нему на улицу Кораблестроителей. Встретил меня высокий, сухощавый, очень спокойный и очень грустный человек. Расспрашиваю Алексея Анатольевича, что и как было дальше: - Стали мы готовить К-27 к ее последнему погружению. Сняли турбины, еще кое-какие агрегаты... Восстановили плавучесть, навели в отсеках такую чистоту, какая и на боевых кораблях не снилась. Все-таки в последний путь голубушку провожали... - Почему ее решили затопить? Ведь столько старых атомарин в отстое ныне... - Дело было не в возрасте. Дело в том, что после аварии, после мощного перегрева расплавленный уран вместе с металлом-теплоносителем вымыло в первый контур. При скоплении в системе урана в количестве более килограмма могла возникнуть критическая масса и начаться цепная реакция... - А с реакторами как поступили? Почему их не вырезали? - Активные зоны в них были новые, невыработанные... И не поддавались выгрузке. Поэтому весь первый контур залили фурфуролом, он кристаллизуется и становится как гранит. Весь реакторный отсек залили битумом. Подгоняли на причал асфальтовозы, и через съемный лист - в отсек... Говорили, что на сто лет такой защиты хватит. - Ну, вот уже 18 лет прошло, а что будет через оставшиеся 82 года? - Поднимать ее, конечно, надо. Вот на "Курске" новые судоподъемные технологии освоят, и хорошо бы К-27 заняться. Она лежит на недопустимо малой глубине. Все в Арктике почище будет. - Почему же ее затопили всего на 33 метрах? - Точку затопления определяли в Москве. Со мной, сами понимаете, не советовались. В сентябре 1982 года лодку отбуксировали в Карское море. Недалеко от северо-восточного берега Новой Земли было намечено место ее затопления. Открыли кингстоны, заполнили главную осушительную магистраль. Я поднялся на мостик, снял флаг и положил его за пазуху. Сходил с корабля последним. Вся моя жизнь практически была отдана этой подводной лодке... С буксира торопили криками и жестами, я прыгнул в шлюпку. Стальное тело лодки, каждый сантиметр которого был мне знаком, спокойно колыхалось совсем рядом. Я поцеловал корабельный металл и, не выдержав, заплакал... Но субмарина не спешила тонуть: она все больше заваливалась на нос и, наконец, застыла с задранным хвостовым оперением. Было ясно, что ее нос уперся в грунт: длина лодки составляла всего 109 метров, а топили ее вопреки рекомендациям МАГАТЭ на глубине 33 метров. Оставить К-27 в таком положении, конечно, было невозможно. Буксир-спасатель "наехал" на хвост, пробив балластные цистерны, и вскоре вода сомкнулась над ней. Это произошло в точке с координатами 72б31 северной широты и 55б30' восточной долготы. - А как вы себя сегодня чувствуете? - По врачам не хожу. Курить бросил... Правда, головные боли дают знать, кровь иногда беспричинно из носа идет. Зуб только один остался... А в остальном - держусь. - А дозу большую схватили? - Кто же ее знает? Нам не объявляли... Думаю, не меньше 400 рентген. Алексей Анатольевич, слава Богу, держится еще молодцом, чего не скажешь о других его сослуживцах, нахватавшихся "бэров". Как и большинство бывших подводников, ударился он в огородничество - огурчики, капуста, все свое, с дачного участочка на Карельском перешейке. Если бы американские коллеги Иванова, инженер-механики с таких же "термоядерных исполинов" увидели его дом (по средним питерским меркам вполне нормальное жилище), они бы решили, что это многоэтажный барак для военнопленных, взятых после исхода холодной войны. Панельные стены, сработанные грубо, зримо, неряшливо, если не рабами Рима, то уж наверняка военными строителями со всей пролетарской ненавистью к тем, кто будет жить в этих многоэтажных "хоромах". Как и повсюду у нас, стены лифта исписаны матом и хитом - именами поп-групп, поп-звезд и прочих "поп..." Исполосованные бритвой объявления на стенах... Всюду следы вандализма, бунтующей злобы. Это тоже радиация, не менее зловредная для души, чем жесткие "гаммы" уранового излучения. Среда нашей жизни отравлена точно так же, как воды Северного Ледовитого океана. С чего мы начнем свое великое очищение? С подъема "Курска"? С подъема К-27? С подъема затопленных ядерных реакторов ледокола "Ленин"?
Николай ЧЕРКАШИН. Москва - Санкт-Петербург - Мурманск.
На фотографиях.Слева автор статьи Н.А.Черкашин.Справа.Командир БЧ-5 апл К-27 Иванов А.А.

Умерли после радиационной аварии в Баренцевом море на атомной подводной лодке К-27 24 мая 1968 года: 1. Мичман Владимир Воевода - 07.06.1968 г. 2. Мичман Николай Логунов - 09.01.1995г. 3. Старшина 2-й статьи Виктор Гриценко - 16.06.1968 г. 4. Старшина 2-й статьи Александр Петров - 24.06.1968 г. 5. Старшина 2-й статьи Владимир Пономарев - 29.05.1968 г. 6. Старший матрос Владимир Куликов - 18.06.1968 г. © "Российская газета", 1998-2007
P/S/

Николай Андреевич Черкашин - советский офицер-подводник, капитан 1 ранга , писатель-маринист, автор исторических расследований, книг про гибель линкора «Новороссийск», утонувшую в 1989 г. подлодку К-278 «Комсомолец». Родился в 1946 году в городе Волковыске Гродненской области. С отличием окончил философский факультет Московского государственного университета, а затем и аспирантуру МГУ по специальности «история русской философии». С 1975 года служил на Северном флоте - на 4-й эскадре подводных лодок, базировавшейся на Полярный.
Автор более 30-ти книг, среди которых «Повседневная жизнь моряка-подводника», «Унесенные бездной» (посвященная АПРК «Курск»), «Одиночное плавание», «Жизнь в отсеках» и др.. И в каждой - море, моряки, долг, верность и честь. По-другому Николай Андреевич писать не может, это его священный долг перед теми кто служил, служит и будет служить в Военно-морском флоте России.
Проживает в г. Москве.