Титановое чудо часть 4-я.Начало см.часть 1,2,3
Самая глубоководная
В 1984 году в состав ВМФ СССР вступила атомная подводная лодка «К-278», впоследствии названная «Комсомолец». Об этом корабле, единственном в серии, создавались мифы. Так, в западной прессе писали, что это самая большая подлодка в мире. Называли «К-278» и самой быстроходной. Корабль, действительно был велик: его длина составляла 122 метра, ширина - 11,5, а водоизмещение — 9700 тонн. И хотя ни первое, ни второе утверждение не соответствовало действительности, тем не менее корабль был настоящим чудом.
Его сверхпрочный титановый корпус выдерживал погружение на глубину, которой не достигала ни одна лодка в мире - 1000 м. Этот небывалый в истории подводного плавания рекорд был установлен 5 августа 1984 года. По словам штурмана «Комсомольца» капитана 3 ранга Александра Бородина, обжатие было таким, что койку выгнуло, как лук. Гидроакустик, который слушал погружение лодки с обеспечивавшего надводного корабля, вспоминал: «Я из-за вас чуть не поседел... Стоял такой скрип, такой скрежет...»
http://lib.rus.ec/b/266230
Но титановый панцирь «Комсомольца» выдержал. Строилась лодка необычайно долго, и на флоте ее прозвали «золотой рыбкой». Корпус был изготовлен из чистого титана, а в ходе использования этого металла возникает, как правило, множество трудностей. Он агрессивен к другим металлам, и сопряжение титановых конструкций с серийным оборудованием потребовало новых технических решений. Однако когда лодка прошла глубоководные испытания на столь ошеломляющей глубине, все усилия оказались оправданными.
Уникальный титановый корабль можно было сравнить разве что с орбитальной космической станцией. Его основное назначение состояло в изучении комплекса научно-технических и океанологических проблем. Он был одновременно лабораторией, испытательным стендом и прототипом будущего гражданского подводного флота — более скоростного, чем надводные торговые и пассажирские корабли, более надежного, чем авиация, ибо эксплуатация подводных лодок не зависит от времени года и погоды. На борту «К-278» имелась одна ядерная установка и вооружение: ракеты и торпеды. Однако лодка не предназначалась для нанесения ядерных ударов по берегу: ее боевая задача заключалась в защите от подводных ракетоносцев противника - «убийц городов».
Не пройдет и пяти лет после столь знаменитого погружения на километровую глубину, как во всех средствах массовой информации появится сообщение в траурной рамке:
ОТ МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР И ГЛАВНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ АРМИИ И ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА
«Министерство Обороны СССР и Главное Политическое Управление Советской Армии и Военно-Морского флота извещают, что 7 апреля на торпедной подводной лодке с атомной энергоустановкой, находящейся в нейтральных водах в Норвежском море, возник пожар. Подводная лодка была переведена в надводное положение. Более 5-ти часов личный состав вел мужественную борьбу за живучесть корабля. Однако, принятые экипажем меры результатов не дали. Подводная лодка затонула в районе юго-западнее острова Медвежий на глубине 1500 метров. Имеются человеческие жертвы. С чувством скорби Министерство Обороны СССР и Главное Политическое Управление Советской Армии и Военно-морского флота выражают глубокое соболезнование родным и близким погибших. Светлая память о верных сынах родины навсегда сохранится в сердцах воинов армии и флота, всех советских людей».
Безжизненная «К-278» легла на дно океана, похоронив с собою 42 моряка...
Гибель «Комсомольца», произошедшая уже в период гласности, породила поток публикаций в еще недавно немой прессе. Впервые в истории советского подводного флота подробно описывались обстоятельства трагедии и анализировались ее причины. Общественность узнала наконец о множестве проблем, ранее скрываемых от нее под предлогом секретности.
Что же произошло на «Комсомольце» в роковой день 7 апреля 1989 года?
Объемный пожар
Лодка возвращалась из автономного плавания на небольшой глубине. На борту был второй экипаж под командованием капитана 1 ранга Евгения Алексеевича Ванина. И поскольку она находилась в нейтральных водах Норвежского моря, в 180 км к юго-западу от острова Медвежий и в 490 км от норвежского побережья, до родных берегов оставалось рукой подать...
В 11.00 был объявлен подъем для первой боевой смены, третья — готовилась к обеду. По заведенному порядку, вахтенный офицер Александр Верезгов принял доклады из отсеков. В седьдом — необитаемом — находился вахтенный матрос Нодар Бухникашвили. Черноусый парень из Абхазии не знал еще, что произносит свои последние в жизни слова: «Седьмой осмотрен. Сопротивление изоляции и газовый состав воздуха в норме. Замечаний нет». Последние, потому что уже в 12.03 на пульте вахтенного механика Вячеслава Юдина выпал сигнал: «Температура в седьмом отсеке больше 70°». Юдин немедленно доложил командиру, и тот объявил аварийную тревогу.
Одеваясь на ходу, на главный командный пункт прибежали старшие офицеры. В центральном посту находились командир капитан 1 ранга Е.Ванин, Б.Коледа (старший на борту), командир БЧ-V В. Бабенко, командир дивизиона живучести В.Юдин, а также боцман В. Ткач. Лихорадочно запрашивали объятый пламенем отсек - Седьмой! Седьмой!..
- Люди там есть? - спросил командир.
- Старший матрос Бухникашвили. На связь не выходит...
Глубина 157 метров, лодка потеряла ход. Главная задача - всплыть. Уже дан ЛОХ (система пожаротушения) в седьмой отсек. Лопнула магистраль воздуха высокого давления, и подавать сейчас воздух на продувание значит «подливать масла в огонь». Точнее, подавать кислород в отсек, где бушует пламя. Мичман Владимир Каданцев по приказанию командира подает воздух в корму. Через 11 минут после начала пожара лодка всплыла на поверхность. Согласно записи в журнале центрального поста, это произошло в 11.14, но участникам аварии показалось, что прошла вечность. Поднят перископ, в него видно, как валит пар в районе седьмого отсека, а противогидролокационное резиновое покрытие вспучилось и слезает с легкого титанового корпуса, как чулок.
Между тем огонь из седьмого отсека перекинулся в шестой, и это означало: между ними разгерметизирована переборка. Более того, когда лодка была уже в надводном положении - примерно в 11.40, полыхнул пожар и в пятом отсеке. Вот как доложил об этом Правительственной комиссии при опросе капитан-лейтенант С.А.Дворов (магнитофонная запись): «В этот момент возник объемный взрыв или пожар, не знаю как назвать, в пятом отсеке. На высоте годного метра над палубой и до самого подволока пронеслось пламя голубого цвета, как из огнемета, по всему проходу от кормовой до носовой переборки. Это свидетельствовало о появлении нового очага, связанного с каким-то новым источником возгорания. Но сноп пламени прошел, и через минуту его уже не было. Загорелась одежда, волосы. Люди тушили на себе одежду. У Волкова сильно обгорели руки, у него в руках расплавилась маска. Пострадали и другие. Предполагаю, что это были пары масла, возможно, из масляных цистерн...».
О вспышке в пятом отсеке говорил комиссии и матрос Ю.В. Козлов: «Лежа на правом боку, краем глаза видел: пронеслось что-то синевато-голубого цвета типа вспышки. По времени это заняло секунду, но мне обожгло руку».
Хроника событий
Пожар упорно продвигался из кормы в нос, заставляя людей отступать шаг за шагом. По состоянию на 12.10 обстановка на лодке была крайне сложной: из семи отсеков четыре горят, связи с ними центральный пост не имеет уже почти в течение часа.
Из уцелевших трех отсеков два сильно задымлены. Но провентилировать их невозможно - не запустить вытяжной общекорабельный вентилятор, хотя лодка в надводном положении. Не запущен дизель-генератор, следовательно драгоценная емкость аккумуляторной батареи тает на глазах, и неминуемо приближает то время, когда лодка останется без электроэнергии и не сможет дать радиосигнал. Потерян почти весь запас воздуха высокого давления - его выдуло через неотсеченные разгерметизировавшиеся магистральные трубы в седьмом отсеке. Единственный выход с лодки – это всплывающая камера. Та самая, в которой потом останутся и погибший командир Е.Ванин, и с ним еще четыре подводника.
Что же записано в вахтенном журнале на этот момент?
12.10 - Передано 8 сигналов аварии. Квитанций нет.
12.11 - В первом обстановка нормальная. Водород, кислород, углекислый газ в норме. Состояние личного состава хорошее.
12.12 - Головченко, Краснов во втором потеряли сознание.
12.15 - Перенесли личный состав второго отсека, потерявший сознание, наверх. Всплывающая камера готова принять четырех человек.
Совершенно очевидно, что центральный пост подводной лодки, то есть главный командный пункт, в лице командира (и его помощников), обстановкой не владеет, и что делается в отсеках - не знает.
Следующий сеанс связи начнется только в 13.27. Но уже есть первые жертвы: двоих моряков откачать не удалось, врач дает заключение о смерти мичмана С. Бондаря и матроса В. Кулипина - отравление угарным газом.
Командир дивизиона живучести В.Юдин по приказанию центрального поста с аварийной партией пытается проникнуть в шестой отсек, чтобы оценить обстановку.
Температура переборки между пятым и шестым отсеками не оставляет сомнений: в отсеке продолжается пожар. Уже запущен дизель и провентилированы четвертый, третий и второй отсеки. Дан ЛОХ в шестой отсек из пятого. В 14.18 установлена связь на УКВ с самолетом. На него передают сообщение для командного пункта Северного флота и ВМФ: «Поступлений воды нет, пожар тушится герметизацией отсеков».
Трудно понять успокоительный тон донесения. Ведь постоянный контроль за осадкой и дифферентом лодки не осуществлялся. Между тем, осадка ее увеличивалась, а дифферент на корму возрастал постоянно. Как потом показал анализ снимков с самолета, за неполных два часа — с 15.00 до 16.45 — осадка лодки увеличилась с 8,5 до 10 метров, а дифферент на корму возрос с 2 до 3,5 градусов.
Заместитель главного конструктора «Комсомольца» Дмитрий Андреевич Романов так оценивает состояние корабля в 16.30: «Величина продольной остойчивости достигала столь малых значений, что рост дифферента чреват трагическим исходом, мог бы увидеть и невооруженный глаз специалиста. А посадка подводной лодки не оставляла ни единого проблеска надежды...». Это подтверждается и показаниями членов экипажа.
Например, лейтенант А.В.Зайцев, командир группы живучести сообщил комиссии: «Один градус на корму был приблизительное 13.00, до 16.00 было 3 градуса. С 16.30 до 17.00 дифферент начал резко возрастать. Около 17.00 он составил 6,2 градуса...».
В 16.35 на командный пункт Северного флота с «К-278» поступило донесение: пожар усиливается, необходима эвакуация личного состава. Такой доклад был неожиданностью для командования Северного флота. Командующий СФ передал приказ приготовить всплывающую камеру и доложить обстановку. Его интересовало, заглушен ли реактор, и каково давление в аварийных отсеках, использовались ли там газогенераторы и главный осушительный насос? Эти вопросы свидетельствовали об отсутствии нужной информации на командном пункте флота. С лодки же достаточно уверенно ответили: «Обстановка в пятом отсеке нормальная, газогенераторы не использовались, борьба за живучесть продолжается».
Хотя, в это же самое время в вахтенном журнале появляется запись: «В 16.42 - Приготовиться к эвакуации. Исполнителям сдать секретную литературу. Приготовить секретную литературу к эвакуации». Звучит невероятно, но, посылая бодрое донесение на командный пункт Северного флота, командование лодки считало корабль обреченным и отдавало команду на эвакуацию экипажа. Только вот не сказало, куда именно эвакуироваться... Ведь вокруг, кроме холодных волн Норвежского моря, ничего не было. Наверно, у экипажа был шанс поддержать лодку на плаву в последние часы аварии и дождаться плавбазы «Алексей Хлобыстов», используй он командирский запас воздуха высокого давления для продувания кормовой группы цистерн главного балласта. И такой приказ, отмечу, на «К-278» был получен. Командующий Северным флотом велел личному составу использовать эту группу воздуха для продувания кормовой группы балластных цистерн и докладывать об изменении крена и дифферента.
Однако, как пишет заместитель главного конструктора «Комсомольца», личный состав не мог использовать этот запас воздуха, экипаж не знал, как это сделать... Пытались разобраться по схеме системы воздуха высокого давления, но не сумели. Сказалось отсутствие руководящих документов по использованию технических средств, которое должно разрабатывать командование ВМФ.
За 16 минут до гибели было отправлено последнее донесение с «Комсомольца»: «Дифферент резко нарастает. Весь личный состав находится наверху». Подводная лодка начала погружаться с дифферентом на корму около 80 градусов.
Почему же на «К-278» не выполнили весьма здравый приказ командующего о приготовлении всплывающей камеры? Если бы его успели выполнить, то, вполне возможно, личный состав не переохладился и число жертв было бы минимальным.
Здесь необходимо пояснить, что же такое всплывающая камера на подводной лодке. Если коротко — «групповой парашют» для спасения личного состава с затонувшей подводной лодки. Появились они в 60-е годы, и сначала это были многоразовые устройства с механическим приводом. Принцип использования был прост. В камеру заходило несколько человек, камеру изнутри герметизируют, и она, как мячик, начинает всплывать. Одерживают ее с помощью лебедки, расположенной на подводной лодке. А после подъема, затягивается лебедкой назад, чтобы поднять следующую партию. Потом появились всплывающие камеры на весь экипаж, в виде отдельного отсека. На «Комсомольце» спасательная всплывающая камера была встроена в ограждение рубки, и войти и выйти из подводной лодки можно было только через нее. Камера представляла сферическую капсулу, равнопрочную с корпусом подводной лодки, вместимостью на весь экипаж.
Но воспользоваться ею весь экипаж не успел. Готовили камеру командир дивизиона живучести и два мичмана. Личный состав был уже наверху - на верхней палубе и в рубке. Командир лодки спустился сверху, видимо - проверить, как идет подготовка. При резком возрастании дифферента верхний люк камеры быстро захлопнули сверху, чтобы в нее не попала вода. Впрочем, вода в камеру все же попала, уменьшив запас ее плавучести. Мичман В.Слюсаренко задержался в лодке - он оповещал оставшегося на вахте капитана 3 ранга Испенкова о выходе наверх. Испенкова спасти не удалось, а мичмана Слюсаренко втащили в камеру за руки и закрыли нижний люк. Вот так, по стечению обстоятельств, в камере остались всего пять человек: командир Ванин, капитан 3 ранга Юдин, мичманы Слюсаренко, Черников и Краснобаев. Лодка стала стремительно тонуть.
После того, как камера всплыла на поверхность и люк самопроизвольно отдраился, избыточным давлением выбросило мичмана Слюсаренко. И он единственный из пятерых, кому удалось выжить. Позже мичман так рассказывал комиссии (магнитофонная запись):
«Лодка погружалась, и слышно было, как трескались переборки... Глубиномер показывал 400 м и стрелку зашкаливало. Я спросил: „Какая глубина моря?“ Кто-то ответил - 1500 метров. А командир сказал, что если достигнем дна, то камеру раздавит. И тут под нами раздался удар, как будто взорвалась бомба, затем началась мощная вибрация... Кто-то крикнул: „Включиться в индивидуальные дыхательные аппараты“. Включились только я и Черников: Юдин потерял сознание, у него была судорога, он хрипел. Краснобаев лежал на боку и никаких признаков жизни не подавал. Командир с верхнего яруса стал давать указание, чтобы мы включили в аппарат Юдина, что мы с Черниковым и сделали с большим трудом. После того, как Юдин стал делать редкие, но глубокие вдохи, я полез наверх - посмотреть, что с командиром, так как его уже не было слышно. Он сидел на скамеечке, свесив голову, и хрипел, у его ног лежал дыхательный аппарат. В течение одной или двух минут камера всплывала. И когда она достигла поверхности, избыточным давлением, которое было внутри камеры, с защелки сорвало верхний люк. Черникова пробкой выбросило наверх. Меня тоже выбросило. В открытый люк хлынула вода, в течение пяти-семи секунд капсула набралась воды и камнем ушла на дно. А я остался наверху. Метрах в двадцати от меня плавал мертвый Черников.»
В 18.20 плавбаза «Алексей Хлобыстов» поднимет на борт 30 оставшихся в живых подводников. Таким образом, из 69 членов экипажа четверо погибли во время пожара, 38 утонули или умерли от переохлаждения.
На помощь лодке
Под давлением прессы и общественного мнения военным руководителям пришлось давать отчет о своих действиях. Так, подробный анализ операции по спасению «Комсомольца» сделал в прессе Министр обороны СССР Д.Язов. Вот что он писал в «Литературной газете» 17 мая 1989 года в ответ на запрос народного депутата СССР Г. Петрова:
«Первый сигнал об аварии был получен на командном пункте главного штаба ВМФ и на КП Северного флота в 11.41. Однако ввиду больших искажений нельзя было определить, с какой именно лодки он поступил. Не дожидаясь уточнения обстановки, оперативный дежурный флота объявил боевую тревогу спасательному отряду. В 12.19 был получен четкий сигнал с указанием местонахождения лодки. В 12.34-13.10 в район аварии из Североморска вышел отряд в составе спасательного судна подводных лодок - „Карабах“ и спасательного буксира СБ-406. В 13.17 начали движение плавбаза объединения „Севрыба“ „Алексей Хлобыстов“ и рыболовецкий траулер СТР-612, находившиеся ближе всех к субмарине, на расстоянии 51 мили (около 94 км). На атомном крейсере „Киров“ был отправлен резервный экипаж, прошедший обучение на подводной лодке „Комсомолец“. Нужнее всего в районе бедствия вертолеты, однако авария произошла в 980 км от советских берегов, и запас топлива не позволял им достичь места происшествия.»
Полезны были бы и гидросамолеты, несмотря на то, что их скорость конечно незначительна. Но, во-первых, советские гидросамолеты не могут приводняться при более-менее значительном волнении, а сила ветра составляла 2-3 балла. Во-вторых, угадать время эвакуации было трудно, а при автономном полете гидросамолет может находиться в воздухе не более 20 минут.
Поэтому больше всего шансов оказать реальную помощь потерпевшей бедствие «К-278» было у авиаторов. Спасательные силы Северного флота поднялись по тревоге в 11.54 - через девять минут после того, как всплывшая субмарина сумела связаться с берегом. Подразделение имело достаточно большой опыт по спасению рыбаков, перевозке больных из отдаленных сел Кольского полуострова, по вызволению летчиков, совершивших вынужденную посадку на воде.
В район бедствия послали «ИЛ-38» - мощный многомоторный самолет, способный часами летать над океаном на огромном удалении от берегов. Экипажу майора Геннадия Петроградского поставили задачу установить связь с кораблем и непрерывно докладывать в штаб флота обстановку, а также все просьбы командира.
На подготовку аварийно-спасательного вылета отводился час двадцать минут. За это время нужно было снять вооружение и установить на его месте аварийно-спасательные контейнеры. Но уже через 49 минут самолет оторвался от взлетной полосы...
В 14.18 экипаж Петроградского установил связь с субмариной и уведомил подводников, что ему поручено наводить на лодку корабли и что эта работа уже начата. Спустя полчаса, пробив нижнюю кромку облаков, летчики увидели лодку. Она стояла неподвижная, в направлении север-юг с едва заметным креном на правый борт. У кормы по левому борту обильно пенилась вода, а из боевой рубки тянулся шлейф светлого дыма.,
К 14.40 в небе между островом Медвежий и Мурманском расположились еще три самолета: они вели ретрансляцию переговоров командира лодки со штабом флота. Обстановка ни у кого не вызывала опасений. В 15.20 Ванин попросил прислать на помощь буксир, и Петроградский понял, что, опасаясь последствий пожара, командир лодки принял решение заглушить реактор. Однако в 16.35 летчика замечают, что лодка оседает на корму. На «К-278» уже некому делать записи в вахтенном журнале, и полнее всего дальнейшие события можно восстановить по донесениям Петроградского:
«16.38 - наблюдается дифферент на корму и крен на правый борт.
16.40 - при увеличившемся дифференте из воды показывается задранный нос лодки.
16.44 - дифферент все больше. Вода подступила к основанию боевой рубки.
16.47 — боевая рубка наполовину скрылась в воде.
16.50 — командир лодки передает радиограмму: „Готовлю к эвакуации 69 человек“.
17.00 - рядом с лодкой показались два аварийно-спасательных плотика, на двадцать человек каждый. Из лодки начали эвакуироваться моряки».
Петроградский, спустив самолет к самой воде, с поразительной точностью сбрасывает прямо между плотиками спасательный контейнер. Он видел, как моряки вскрыли его и как надулась лодка. В лодку стали забираться люди... Однако при следующем заходе летчик не обнаружил ни лодки, ни одного из плотиков. Какая мука - быть в нескольких десятках метров от гибнущих людей и чувствовать свое бессилие!
Подлетевший второй самолет, майора Вотинцева, также начал сбрасывать аварийные контейнеры. К сожалению, воспользоваться ими уже никто не смог. В 17.08 «К-278» скрылась в пучине.
Оставшиеся в живых моряки будут подняты на борт плавбазы «Алексей Хлобыстов» через 81 минуту - в 18.29. В день трагедии плавбаза вела промысел в районе банки Копытовская. В 12.15 начальник радиостанции Г. Гаврилов принял радиограмму о бедствии моряков, в которой приводились координаты подводной лодки. Плавбаза немедленно взяла курс в район происшествия. Судно наводилось не только по показаниям приборов, но и ракетами, запускаемыми с борта Ил-38. Как только заметили два плотика, капитан В. Кургузов распорядился спустить на воду два моторных катера. Один из них направился к плотику, на котором находились люди, второй стал подбирать державшихся на плаву.
Следом в район бедствия пришел рыболовный траулер БИ-0612 Беломорской базы гослова. Его экипаж во главе с капитаном М.Гриневичем также спустил катер и включился в спасательные работы. Позднее к ним присоединился экипаж гидрографического судна «Колгуев».
Спасатели тщательно прочесали весь район. На борт плавбазы были подняты тела пяти погибших и двадцать пять уцелевших подводников. Ими тут же занялась медицинская группа во главе со старшим врачом Н. Петровым.
В течение многих дней суда Северного флота продолжали контролировать радиационный фон и искать погибших, чьи тела не обнаружили в день трагедии. Корреспондент флотильской газеты гарнизона Западная Лица Ф.Кольянов записал рассказы, оставшихся в живых членов экипажа «Комсомольца». Сегодня этот документ бесценен. И зная, как недолог век газетной страницы, я привожу статью целиком:
«Они собрались в одной из палат, сели на кровати и стали вспоминать те страшные часы. Никогда не забуду полных боли и тревоги глаз моряков во время этого интервью. Впрочем, какого интервью!.. Я не задавал ни одного вопроса, просто сидел и слушал взволнованный рассказ моряков, записывал. Они говорили все вместе и порознь, перепрыгивая с одного эпизода на другой, и вновь возвращались к уже сказанному.»
Для них эти воспоминания были свежи своей горечью, и еще не поддавались полному осмыслению, не выстраивались в определенный порядок. Поэтому пусть моряки простят меня за то, что работая над этим материалом, я то записал воспоминания в хронологической последовательности. Я сделал это лишь для читателя. Рассказы самих же подводников постарался привести так, как слышал, ничего не меняя и не добавляя.
В отсеках
Мичман Анисимов: В первом отсеке находились Сперанский, я, Григорян и Кожанов. Мы периодически слышали команды, подаваемые в аварийные отсеки. Больше всего боялись, что вспыхнут аккумуляторные батареи... Начали переснаряжать воздушно-пенную систему пожаротушения, - команда была такая – все подготовили, начали давать давление, а его нет... Когда всплыли, был заметен крен на левый борт... У нас в отсеке все водолазное имущество было готово. Если бы поступила команда надеть его, мы бы в течение пяти минут одели друг друга.
Капитан-лейтенант Калинин: В пятом выжили те, кто включился в индивидуальные дыхательные аппараты. А кто включился в шланговый дыхательный аппарат - это такая групповая система дыхания, герметичная от отсека, - те отравились. Система ВСД разгерметизировалась и по ней угарный газ пошел в шланговый... Бондарь и Кулагин от этого погибли.
Капитан-лейтенант Калинин: В пятом только Дворов не обгорел. Он перед вспышкой нагнулся сильно, почти залез под насос, все смотрел, что же с ним такое случилось. И оказался ниже огненного потока. Но сначала все, конечно, были живы, хоть и обгорели.
Надстройка
Капитан-лейтенант Калинин: Первых троих со второго отсека мы откачали быстро, коков Суханова, Головченко и Грундуля доктор быстро ввел в строй. Мы укрыли их одеялами, выставили людей, чтобы следили за ними. Потом Дворов вытащил двоих из пятого - Бондаря и Куханина. Очень тяжелые они были. Доктор делал массаж сердца, я - искусственное дыхание Куханину. Рот в рот. Помню как начальник политотдела искал ампулы адреналина, доктор его еще торопил. До последнего мы за ребят боролись. Уже потом посмотрел на зрачки - вижу: все... Потом поднялись обгоревшие ребята из пятого, у них кожа свисала с рук. Это были Волков, Шостак, Ткачев. Мы их забинтовали, одели.
Борьба за живучесть
Мичман Каданцев: После вспышки в пятом была задымленность. Но минут через 15-20 уже все провентилировали. Без пяти пять механик Бабенко дал мне команду задраить кормовую переборку и сказал: «Постарайся задраить первый запор по вытяжной.» Я туда. Подбежал к кормовой переборке между пятым и шестым отсеками, задраил переборочную дверь и уже на две трети первый запор закрыл, как слышу - вода зажурчала, пошла по трубопроводу. Я понял: лодка садится. Пришлось бросить все, побежал закрывать переборочную дверь между третьим и четвертым.
Капитан-лейтенант Грегулев: Нас в отсеке было четыре человека. Мы с Черниковым в нем приборку делали. Убирали и разговаривали. Он говорит: «Сейчас плавбаза подойдет, но я, наверное, останусь». Мы и предположить не могли, что лодка не выдержит. И тут Каданцев пробегает, говорит: «Вода в четвертом!».
Мичман Каданцев: Прибегаю в центральный, докладываю механику и сразу слышу голос командира: «Срочно всем покинуть корабль!».
Покинуть корабль
Капитан-лейтенант Грегулев: Когда дали команду, я схватил свой приемник (мне флагманский его в день рождения в море подарил), брюки, китель и - наверх. Вижу: придется плыть. Поэтому все оставил и прыгнул в воду.
Мичман Анисимов: А нам Калинин постучал и сказал: «Ребята, одевайтесь потеплее и наверх выходите». Я два мешка с «секретами» взял, потом ящик с документами на спину надел. Когда поднимался услышал, как командир сказал: «Растет дифферент на корму». Наверху с меня волной ящик сбило, сам задержался за козырек. Когда волна сошла, увидел метрах в двадцати плот.
Мичман Каданцев: Когда я выбрался наверх, лодка уже низко сидела. Перед прыжком метр до воды примерно оставался.
Капитан-лейтенант Калинин: Еще до того, как мы начали покидать корабль, я отдал Мише Смирнову партбилет, у меня карманов совсем не было, а он в «канадке» был. Потом, когда лодку покидали, первым делом его взглядом нашел, Миша плотик сбрасывал. Потом хотел плотик перевернуть, но оказался в воде, и его волна головой о рули ударила.
Капитан-лейтенант Дворов: Когда лодка стала погружаться, у меня страха не было. Я с рубки, словно с тумбочки в бассейне, прыгнул: головой вниз и руки вперед.
Мичман Каданцев: А верхний люк всплывающей камеры мичман Копейка захлопнул, он как раз со стороны выдвижных вылезал. Механик со старпомом Авенесовым крикнули: «Закройте срочно люк, там люди!». Копейка ногой - хлоп, и крышка встала на защелку. Если бы те пятеро кто в камере остался, задраили ее изнутри, все было бы хорошо. Но оставшиеся не сумели этого сделать, в камере давление большое создалось. Отсеки лодки заполнялись водой, люди слышали, как переборки рвались и воздух шел в камеру до тех пор, пока в ней не закрыли нижнюю крышку. Поэтому-то, когда камеру вытащило из глубины и она выпрыгнула на поверхность, защелка верхнего люка не выдержала. Крышка слетела...
Капитан-лейтенант Грегулев: Бухникашвили в седьмом сгорел. Колотилин в шестом. Испенков в лодке остался, он на дизеле до последнего сидел, во всплывающую камеру уже не успел.
Капитан-лейтенант Калинин: Володин уже в воде погиб. Он говорил, что поставил станцию на уничтожение.
Капитан-лейтенант Грегулев: Из связистов я Ковалева видел. Он еще шнур на одну руку намотал, а другой греб. Манякин погиб когда уже баркас к нам шел. Буквально нескольких минут ему не хватило.
Мичман Каданцев: Я уже в числе последних уходил, за плот вместе с секретарем парторганизации, Калининым держался. Сначала шесть человек пытались плот опрокинуть, но ничего не получилось, это и спасло...
Капитан-лейтенант Калинин: Если бы мы перевернули плот, его захлестывало бы волнами, и с людьми он утонул бы.
Мичман Каданцев: А так мы на его днище, как в гамаке были.
Капитан-лейтенант Калинин: Те, кто находился на плоту, были как в воде, волна сильная была. Шостак погиб - он из-за сильных ожогов мог только лежать и захлебнулся.
В ледяной воде
Мичман Анисимов: Мне на плот Володя Каданцев помог залезть. Там такой прогиб был, вроде ямы, и в ней все собирались в кучу. Сначала я держался, потом начал захлебываться, но из последних сил встал-таки на колени. Рядом Талант Амиджанович лежал, начальник политотдела. Я все спрашивал у него: «Талант Амиджанович, как себя чувствуете?». Он отвечал так тихо: «Хорошо, хорошо». Потом меня стащило за борт, я за Калинина ухватился. Рядом был Сперанский, силы у него уже были на исходе. Очередная волна ударила, и все, смыло его. И как Волкова смыло, я тоже видел. Умирали все молча. Никто не кричал.
Сам старался двигаться, чувствовал себя плохо, но все время думал о детях, трое их у меня. Как подумаю о них, так сил прибавляется. А Верезгов на жилете был. Рядом с ним Нахалов и Капуста держались. Первым Нахалов погиб от переохлаждения, потом Капуста... Очень тяжело было смотреть, когда на твоих глазах такое происходит, и ничего не можешь сделать. Но все-таки мы в одной связке были до последнего, старались держать друг друга.
Капитан-лейтенант Грегулев: Я глазам своим не верил, когда увидел, как корабль тонет. На сто процентов был уверен, что с ним ничего не случится. Эх, мы столько в него вложили!.. Когда плыл к плоту, мне волны били в лицо. Я воды хлебнул, ориентир потерял и такая мысль промелькнула: «Ну и черт с ним! Сложить руки и вниз». Но потом нашел силы. О семье вспомнил. А еще рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни». Его герой полз по тундре, боролся с волками. Нет уж, думаю, надо жить! У одного из наших на плоту руки отказали от холода, так он зубами ухватился за какую-то шинель, вот как держались... Я сейчас смотрю вот телевизор, в Грузии бастуют, а я говорю: «Ну чего вы, вы ведь живете...». Но тяжелее всего было на плавбазе, когда Молчанов умер, мы дружили.
Капитан-лейтенант Калинин: Филиппов погиб, Науменко, Аванесов... Старпом ни о чем никого не просил, держался за плот молча, и только глаза у него были... не передать!
Капитан-лейтенант Грегулев: Мы с Максимовым, зама Максимчука держали минут 40. Он был в «канадке», она намокла и тянула сильно. А потом у меня сильно замерзли руки, не чувствую его. Говорю: «Юра, держись, держись!». Вдруг волна. Я рукой в воде, раз, раз... а его уже нет... А у боцмана Ткача часы шли. Он кричал: «Мужики держитесь, к шести подойдет плавбаза!» Марков шутил до самого конца. Манякин тоже подбрасывал: Ну, что говорил, попались, мужики?!
Капитан-лейтенант Верезгов: Волков обожжен был сильно, но не жаловался. Шостак стонал тихо, тихо, ему было очень больно. Еленик не мог плыть, так ему Коннов свой мешок отдал, за который сам держался.
Капитан-лейтенант Калинин: Если держаться, двигаться, холода почти не чувствуешь. Многих с плота смывало, они снова взбирались. Снова смывало, и снова карабкались наверх. Кто работал, тот и спасся. А кто неуверенно держался, те переохладились и почти все погибли.
Капитан-лейтенант Дворов: Я наплавался очень много, наверно с версту проплыл. Поплыл к плоту, там уже целая гроздь. висит. Игорь Калинин был наверху. Я подплыл, говорю: «Игорь, дай руку!». Он начал меня подтягивать. Тут я чувствую, что если он будет меня так тянуть, то своей грудью я подомну кого-нибудь другого. Тогда говорю: «Брось руку!».
Капитан-лейтенант Калинин: Причем спокойно так говорит... Капитан-лейтенант Дворов; Игорь продолжает тянуть, не бросает. Я опять: «Брось, отпусти!». Игорь отпустил. Я тогда переплыл на другую сторону плота, и сам на него залез. Схватил Орлова, подтянул за шиворот, он уже почти захлебывался. Потом чувствую, валиться начал, волна была сильная. Я на самом краю висел, начал падать и схватился за руку Григоряна. Держу одной рукой Орлова, а Григорян меня тянет. Так мы втроем и висели.
Капитан-лейтенант Калинин: Очень важно было держаться, не расслабляться. Я сам кричал: «Ребята, спасатели идут!!!» — хотя не видел их.
Капитан-лейтенант Грегулев: Ты еще кричал: «Второй плот уже ближе!». Это давало заряд, люди думали, что часть людей пересадят на тот плот.
Капитан-лейтенант Дворов: Я тоже о втором плоте думал. Он в метрах ста от нас находился. Я уже с Юрой Парамоновым плыть настроился. Сейчас, думаю, оттолкнусь, что есть силы и поплыву. Потом уже прикинул расстояние, плот все время сдувает и я остался.
Капитан-лейтенант Калинин: Некоторые испугались стихии. Не верили, чтб в этой воде можно выжить. Да, у меня самого вертелось в голове: 6-15 минут, 6-15 минут. До сих пор считалось, что при такой температуре человек больше не продержится. Лучше бы мы этого не знали. Но вообще обстановка была спокойная, смотришь на соседа, видишь, что он не паникует в ледяной воде, и сам успокаиваешься. И еще надо обязательно чем-то заниматься.
Ведь из тех, кто был на плоту понимал: ну что такого ладошкой грести. Но гребли. Воду шапкой вычерпывали. При волне-то такой!
Капитан-лейтенант Грегулев: А некоторые плавать не умели. Вот матрос Михалев, трюмный. Хороший, добросовестный моряк. И вот он тихо так, молча, ушел только потому, что плавать не умел. Я вспоминаю, как нас в первые годы в училище гоняли. Плавать, бегать учили... Многим это помогло выжить.
Капитан-лейтенант Дворов: Некоторые погибли потому, что сердце остановилось, но плавать они умели. Некоторые оставались на поверхности, спинами вверх. Рядом с плотом плавали Коля Волков, старпом...
Капитан-лейтенант Парамонов: Я был все время в полном сознании и понимал, что на одном плоту будет тяжело продержаться. А тут второй подогнало метров на 50. Вижу, такое безвыходное положение, все можем погибнуть, и решил сплавать за вторым плотом.
Капитан-лейтенант Грегулев: У меня тоже была такая мысль. Но я уже чувствовал, что замерзают ноги. Я скорее снял ботинки и стал растирать ноги.
Капитан-лейтенант Парамонов: Я все же решился. Прыгнул в воду, поплыл. Потом думаю, что это я в ватнике плыву? Снял ватник, шапку снял. Плыть пришлось против волны и второй плот я совсем не видел. Одним словом, потерял ориентир и вернулся назад. Опять залез на наш плот. Потом я на коленях стоял, озирался вокруг, не идут ли корабли? Понимаете, нужно прежде всего морально держаться. Мы и «Варяга» пели, лишь бы в сознании быть, не уходить в себя.
Немає коментарів:
Дописати коментар