В течение длительного времени заседала
правительственная комиссия по расследованию причин аварии и мерах по
спасению лодки. Решался вопрос нейтрализации радиоактивного излучения
реактора левого борта, которое превышало установленные нормы. Какие
вопросы там обсуждались, я не знаю, да нас и не информировали об этом. В
конце концов, академик Александров, бывший в этой комиссии, сказал, что
надо «глушить» реактор, т.е. экранировать его так, чтобы уменьшилось
излучение. Он сказал, что если обслуживать реактор без экранирования,
тогда у нас в стране людей не хватит. А поскольку в то время отношения
наши с бывшим союзником Китаем были далеко не дружественными и надеяться
на то, что они «помогут» нам своими людьми, не приходится, единственно
правильный выход – заэкранировать свинцом реактор. Эти рассуждения
Александрова (касательно китайцев) были в определённой мере юмором, но
по существу были единственно верными.На фотографии сверху.Эпипаж апл К-27 .Гремиха.1970г.
Ну, вы знаете об операции «Дробь», когда со всего Союза собрали свинцовую охотничью дробь, нашили небольшие мешочки, наполнили их мелкой дробью, и личный состав всех кораблей 17 дивизии подводных лодок во главе с командирами лодок прошёл через 4-й отсек К-27 и забросал этими мешочками с дробью реактор левого борта. Это дало возможность привести практически в норму радиационную обстановку. Но до этого момента условия, повторяю, были весьма сложными.
Так вот, как пример самоотверженности личного состава, могу привести тот факт, что не было ни одного случая, когда бы матросы, старшины и офицеры пожаловались бы на то, что им приходится работать на корабле в условиях повышенной радиации.
А когда мы с Полетаевым собрали личный состав и поставили перед ним главную задачу экипажа в тот период, то на мой вопрос, что необходимо сделать, чтобы обеспечить выполнение, матросы и старшины попросили обеспечить горячий чай для той смены вахтенных, которые будут сменяться в 24 часа. Конечно, это было сделано, и о просьбе личного состава я, докладывая члену Военного совета, также проинформировал его, он только и сказал: «Молодцы, сыновья».
На отношение личного состава к своим обязанностям повлиял и трагический случай гибели электрика старшины 2 ст. Ивана Пономаренко. Он погиб где-то через несколько дней, когда лодка стояла у причала. Как дежурный электрик, он должен был спуститься вниз в кормовой входной люк и пройти в носовые отсеки, выполняя необходимые меры. По приказу вахтенные, проходя через четвёртый отсек, должны были одевать ИДА. Ну, вы, вероятно, помните, что ИДА обычно одевали с помощью второго человека, и там необходимо было соблюдать выдержку, после включения в аппарат 1,5–2 минуты, чтобы убедиться, что аппарат заработал. До конца все эти требования не были соблюдены, и Пономаренко, спустившись в 7-й отсек, успел только перейти в 6-й и задохнулся от кислородного голодания. В дыхательный мешок кислород не поступал, а того, что там в мешке было, хватило только на время спуска и на несколько шагов до 6 отсека. Случай трагический, тело погибшего моряка отправили на родину в Обуховский р-н Киевской области.
Но этот случай ещё больше повлиял на повышение ответственности каждого подводника при обслуживании корабля.
Николай Логунов (слева). 1963 г.
Думается, что факт, который я вам сообщил, тоже может вызвать интерес у читателей вашей будущей книги. Не знаю, чем объяснить его, но излагаю фактическую сторону дела.
Вы знаете, что старшиной команды спецтрюмных в нашем 2-м экипаже был Николай Логунов, тогда он, кажется, был главным старшиной. Он был женат, имел сына, годика три ему, кажется, было, во всяком случае, был ещё маленький. Логунов Н. получил такую дозу радиации, что по всем медицинским данным он должен был умереть в числе первых. Когда их (я имею в виду наиболее пострадавших) переправили в медицинскую Академию в Ленинград, его жена Маша забрала ребёнка и находилась в академии (ей там дали уголок) при Николае. Она знала, как начали умирать ребята, а они лежали в отдельных палатах, но Николаю говорила, что все ещё живы, и в то время, когда муж переносил тяжёлые формы лучевой болезни и понимал, что ему долго не протянуть, она настойчиво внушала ему, что он будет жить, что он должен жить, не может он оставить такого маленького сыночка. И многие другие доводы она приводила мужу, делала всё возможное, чтобы облегчить страдания Николая. Ну, как известно, он остался жив. Правда, ему отняли до колена одну ногу, на руке у него долго не заживала язва, ему пришивали руку к животу и таким образом залечили эту язву.
Короче говоря, он остался жив, и когда я поехал в 1968 году в отпуск в конце декабря, то по дороге на юг заезжал к нему в академию: он ещё там лежал. В Ленинграде я встретил нашего бывшего спецтрюмного Ращупкина и спросил его, как Николай себя чувствует, можно ли ему что-либо пить. Он сказал: «Берите коньяк и идите, это он уже может». Так вот я встретился с ним, распили мы этот коньяк. Маша тоже была при нём. В общем, он остался жив: дали ему квартиру в Ленинграде, и он там находился длительное время под наблюдением медицины.
Кстати, весной этого года, когда на все лады в нашей, да и в российской печати в особенности, и на телевидении «разыгрывалась» карта трагедии с «Курском», в одной из телепередач показывали Николая Логунова, не знаю, какого года эта запись, но он там говорил о себе и сказал, что он стал алкоголиком. Какая его судьба – не знаю.
Последнее фото Николая Логунова. С внучкой. 2003 г.
Отступая от изложения, скажу, не знаю как вы, а я резко отрицательно отношусь к этой «гласности», к этим шоу, которые разыгрываются на трагедии «Курска». Это ведь кому-то нужно держать в напряжении миллионы людей, не считаться с чувствами родных, близких, да и тысяч моряков-подводников. Во всяком случае, в таких делах надо знать меру. Кстати, люди моего возраста, особенно друзья-подводники, тоже придерживаются такого же мнения.
Так вот, этот феноменальный случай с выздоровлением (вернее, что остался жить) Н.Логунова ещё раз свидетельствует, может и косвенно, о значении и роли женской любви и верности в жизни человека вообще, а у моряков в особенности.
Да известен же вам, наверное, и тот факт, что молодая жена спецтрюмного Петрова (это был спецтрюмный из нашего экипажа), а он только-только зарегистрировал свой брак с ней, и она жила где-то в центре России, когда её вызвали в Ленинград, и она его увидела, сказала, что жить с ним не будет. Не знаю, каким образом (мне об этом рассказывали наши моряки, вернувшиеся из Ленинграда) ему стало об этом известно, он отказался от лечения и вскоре умер. Думаю, что это факт тоже довольно красноречивый.
Николай Логунов, его сын. Жены подводников - Мария Логунова, Светлана Петрова, Людмила Немченко (справа налево).1967 год. Северодвинск.
В заключение хочу сказать, что деятельность личного состава К-27 и первого, и второго экипажа, заслуживает высокой оценки. Без шума и крика работало абсолютное большинство не на страх, а на совесть, не ожидая и не требуя наград и поощрений. Сегодня нам кажется, с точки зрения сегодняшнего дня, сделано было не всё, чего заслуживали эти люди. Но тем не менее, я думаю, если вам удастся закончить эту работу, которую вы начали, написать о трагедии К-27, то надо, чтобы это была память не о людях, обиженных тогда и не получивших должного признания, а о людях, верных до конца своему долгу, наследниках традиций нашего флота и поколения, одержавшего победу в Отечественной войне. Как бы ни ругали Советскую власть нынешние правители – грабители и воры, но возникает большое сомнение в том, что они сумеют воспитать сегодня людей, подобных нашим, уже ушедшим и ещё живущим товарищам.
Вячеслав Николаевич, теперь о некоторых людях, которых следовало бы вспомнить. Можно привести в пример наших прекрасных офицеров. Одним из них был Егор Андреевич Томко, капитан 2-го ранга, старший помощник командира экипажа. Служил он в экипаже немного. Он пришёл в экипаж несколько позже меня в 1966 году. До этого служил на средних дизельных лодках, прошёл школу строевых офицеров, затем год проучился на факультете политического состава Высших специальных офицерских классов ВМФ и в Гремиху пришёл на должность заместителя командира пл по политической части на дизельную«эску». С неё и был назначен в старпомы на экипаж. Офицер был прекрасный, грамотный моряк, высокоорганизованный, справедливый и требовательный, нравственный, хороший семьянин, замечательный товарищ. Вы знаете, какие высокие требования предъявляет служба на подводных лодках. Так вот, Томко Е.А. не переставал никогда учиться и учить других, у личного состава он пользовался непререкаемым авторитетом. И неслучайно, что он в своей дальнейшей службе заслужил звание Героя Советского Союза за освоение новой техники, занимал высокие должности и был назначен начальником Военно-морского училища подводного плавания им. Ленинского комсомола. Где он сейчас, чем занимается, не знаю.
Герой Советского Союза Томко Егор Андреевич. Похоронен в Санкт-Петербурге на Смоленском православном кладбище.
О Новицком Геннадии Гелиодоровиче. Фигура и личность этого человека далеко неоднозначная. Задатки у него были хорошие. Энергичный, инициативный, имел хорошую физическую подготовку, любил спорт. Общительный в коллективе, контактный человек. Море любил, службой не тяготился, имел хорошие организаторские способности, мог поднять личный состав на решение задач службы.
Всегда старался, и у него это получалось, чтобы его экипаж, кубрик, где размещался личный состав, корабль был лучшим. Как пример этого, когда лодка пришла в 1965 году в Северодвинск, её обслуживал первый, ваш экипаж. Мы жили на берегу. В казарме в кубрике одну из комнат Новицкий, как старпом, оборудовал под спортзал: маты для борьбы «достал» в Доме офицеров, снаряжение для бокса (перчатки, груши и т.п.) приобрел там же, штанга, гири, гантели, лавки для спортзала, шведская стенка, с художниками оборудовал стенд по истории олимпийского движения. В своё время, когда приезжал в Северодвинск адмирал Касатонов В., зам. главкома ВМФ, командир бригады ПЛ привёл его в кубрик к Новицкому. Адмирал, посмотрев этот «спортзал» (а это была обыкновенная комната), сказал командующему флотом: «Распространите этот опыт на флоте» и, подойдя к скамейке, взял двухпудовую гирю и выжал её несколько раз. Мы потом смеялись: он показал, что рано некоторые метят на его место.
Новицкий Геннадий Геллиодорович
Вот ещё пример: вы знаете, что на флоте в наше время «шило» (спирт) было «всеобщим эквивалентом». Г.Г. нужно было «провернуть» какую-то сделку. В это время 1-й экипаж уехал в отпуск, и лодку обслуживали мы. Г.Г. в качестве командира пообещал работникам завода, связанным со спиртом, «достать» в августе путёвки в Крым, зная о том, что в августе мы лодку передадим 1-му экипажу. Конечно, работники пошли на сделку, дали спирт, а в августе пришли к командиру ЖМТ за путёвками. Когда их привели на плавбазе к «командиру»: там сидел Паша Леонов, ни сном, ни духом не имевший понятия о каких-то путёвках. Никогда за четыре года, что я с ним служил, он ни с одной своей сделки лично для себя не имел ни копейки. Его интересовала не материальная цена, а достижение поставленной цели.
Если говорить о Новицком как об офицере-командире, то в его назначении командиром второго экипажа сыграло его умение заботиться о чести экипажа, забота о моряках.
Мои отношения с ним были нормальные. Ко мне он относился, когда было нужно, официально, я это воспринимал как должное, в повседневной жизни смотрел на меня, как на старшего товарища, прислушивался к моим советам, активно помогал решать сложные бытовые вопросы. Надо сказать, что он писал хорошие стихи, юмористические пожелания.
В глазах моряков и старшин срочной службы Новицкий был «своим» командиром, они ему доверяли и готовы были выполнить любое указание, приказ. Они его уважали за доступность и за то, что он делал всё, чтобы у него в команде всё было лучшим. Ну, вы, наверное, помните, что в кубрике у Новицкого и на берегу только у него был дневной свет – это штрих, но он для него характерный.
Расстались мы с ним искренне, по-товарищески. Я впоследствии узнал, что он был назначен начальником тыла на флотилии, которая организовалась в Гремихе. А это была его стихия. Чем его служба закончилась в Гремихе, не знаю. Знаю только, что Гена многое сделал, чтобы в Гремихе поставили памятник экипажу К-8, потонувшей в 1970 году, кстати, ходил на ней в поход В.В.Анисов, зам. командира по политчасти первого экипажа К-27.
Подводники АПЛ 1974-1977гг. Стоят слева на право: Пашикян Р., Беляев Саша – гидроаккустик, Бакаунин Женя – трюмный, Козин Сергей – электрик, Астров – турбинист, Скурихин Юра – рефрежераторщик, Абдрафиков Рома – торпедный электрик, сидят – Филипов Андрей – турбинист, Богомазов Олег – турбинист, Новицкий Г.Г. – командир АПЛ, Терентьев Алексей – турбогенераторщик, Маслобойников Юра – спецтрюмный.
В этом году весной ко Дню Победы мне присылал письмо контр-адмирал Борис Манишвили, бывший командир К-5, а затем начальник тыла Иоканьгской ВМБ, так он мне сообщал, что трагически погиб Новицкий. Но где, не сообщил.Есть сведения, что помощник командира экипажа капитан-лейтенант Сальников А.М. дослужился до звания адмирала и был командиром Беломорской военно-морской базы в Северодвинске.
Уважаемый Вячеслав Николаевич! На этом я, пожалуй, и закончу то, что помню. Время службы на К-27 я вспоминаю, как хорошие годы и в службе, и в жизни. Это были и годы моей относительной молодости, счастья в семейной жизни. А жена у меня была прекрасный друг и верная спутница в моей нелёгкой флотской жизни. Вот уже пятый год, как она ушла их жизни, а в памяти до сих пор, как всегда живая, вот только что вышедшая из дому. Пока до свидания. Желаю вам крепкого здоровья, счастья вам и вашим близким, успеха в деле, которое вы начали.»
Командование 17 ДПЛ. Гремиха. 1968 г. П.Ф.Леонов (сидит первый слева), В.И.Божко (сидит первый справа), Ю.Н.Воробьев (стоит второй справа).
Перед Вами, уважаемый читатель, воспоминания старпома АПЛ К-27 капитана 2-го ранга Воробьёва Юрия Николаевича (умер в 2005 году).
«После окончания класса командиров ПЛ ВСОЛК ВМФ в 1966 году был назначен ст. помощником командира на свою прежнюю ПЛ С-273 в п. Гремиха, организация службы на которой за год отсутствия была развалена, – пришлось всё восстанавливать, что удалось… По всей вероятности, поэтому Приказом ГК ВМФ от 03.10.1967 г. был назначен старшим помощником командира АПЛ К-27.
С приходом на новую лодку, естественно, столкнулся с целым рядом трудностей – вхождение в новый экипаж никогда не бывает простым. Тем более что лодка только вернулась из ремонта из Северодвинска, что всегда связано с понижением уровня организации службы. Началась очень напряжённая работа, к тому же лодку нужно было приготовить к длительному выходу в море. Отношения в экипаже с офицерами, сверхсрочниками и моряками срочной службы складывались относительно нормально, хотя и не без исключений. Экипаж был несколько избалован вниманием командования – единственная в мире лодка с такой энергетической установкой! К тому же прислали старпома с какой-то несчастной дизелюхи!
ПЛ 613 проекта. В.И.Тихоновский.
Особенно это проявлялось со стороны командира БЧ-5 капитана 2-го ранга Иванова, с которым, к сожалению, нормальный контакт установить не удалось до самого конца.
Всё начало 1968 года было заполнено всякими учениями, тренировками, сдачей задач и т.п. – время было очень напряжённым. 22 мая 1968 года вышли в море на трое суток на контрольное испытание энергетической установки. Н.Мормуль в одной из своих книг говорит о том, что командир БЧ-5 капитан 2-го ранга Иванов сделал запись в Вахтенном журнале о неготовности боевой части 5 к выходу в море. Я, как непосредственно отвечающий за ведение журнала вахтенными офицерами, наличие такой записи категорически отрицаю – её не было! И тот же т. Мормуль утверждает, что в момент аварии реактора командиру БЧ-5 всё сразу стало ясно…
Почему же он не смог на эту тему доложить командиру ничего вразумительного?
Описывать все детали аварии и последующих действий не буду – об этом уже многие писали и говорили. Могу сказать только одно – в тот момент никто ничего не понимал – с этим связаны некоторые упущения и ошибки. Впрочем, все комиссии в конечном итоге пришли к выводу, что действия экипажа были правильными. А сама причина аварии могла быть выяснена только в результате вскрытия и осмотра реактора, что сделать было невозможно. Поэтому, как всегда в аналогичных случаях, остаются только версии, догадки и предположения.
В течение определённого времени экипаж был эвакуирован из Гремихи по госпиталям: 24 человека – старший капитан 1-го ранга Леонов – в Североморск; 83 человека – старший капитан 2-го ранга Воробьёв – в 1 ВМОЛГ г. Ленинград, 5 человек – в Москву.
Фотография на память после окончания лечения в 1-ВМОЛГ.
Самыми трудными в госпитале были первые 10-15 суток – начали умирать наши ребята в спецотделении – общее мнение у всех: нас ожидает то же самое. Реакция на это, естественно, у всех была разная. В конечном счетё, всё прояснилось – будем жить! Но настроения появились разные – часть начала утверждать, что вина во всём лежит на командире. У меня лично с командиром отношения складывались и сложились сугубо служебные, и я продолжаю его уважать за знания, выдержку, и уверен, что в аварии и последствиях его вины нет. В госпитале экипаж расслабился – возникали случаи конфликтов с обслуживающим персоналом (хотя отношение к нам было самым радушным) – речь шла о некотором разложении. Марку отличного экипажа нужно было сохранить, во что бы то ни стало, и мы это выполнили с помощью многих офицеров (майор Ефремов, капитан-лейтенант Резник и др.), сверхсрочников и матросов. Приходилось неоднократно собирать всех и утверждать, что командир в аварии невиновен, что всякая новая техника требует жертв и т.д. Хотя и были разочарования – некоторые (к счастью, немногие!) говорили, что они умрут и всё остальное их не интересует (даже офицеры). Всё время пребывания в госпитале связь с внешним миром (а мы были изолированы) поддерживал заместитель начальника политотдела 17-й дивизии капитан 2-го ранга Зверев, который почти каждый день бывал у нас.
После смерти В.Гриценко (16.06.1968 г. 15 ч 45 мин) я обратился к нему – нужно его или наградить, или как-то увековечить память об этом прекрасном мальчике – то ли школу, где он учился назвать его именем, то ли поставить мемориальную доску…
Ответ: «Была авария, и ни о каких наградах речи быть не может».
В конечном счёте, мы все (кроме умерших) были выписаны из госпиталя через дом отдыха в Зеленогорске с диагнозом «острая лучевая болезнь» разной степени, зашифрованная под названием «астеновегетативный синдром» – ни один врач потом не мог понять, что это такое.
И всё было названо своими именами с получением справок только через несколько лет, после аварии на Чернобыльской АЭС.
Низко кланяюсь всему экипажу нашей лодки – все до конца остались настоящими моряками и людьми, хотя многих уже нет.
Старший помощник командира К-27 капитан 2-го ранга в отставке Воробьёв Ю.Н.»
Завершить главу воспоминаний мне бы хотелось письмами вдов офицеров-подводников К-27, которые не дожили до нашего времени. Двое были моими непосредственными командирами на атомной подводной лодке К-27 во 2-м дивизионе БЧ-5. Душевные, добрые (если можно так сказать), но принципиальные командиры для нас, команды турбогенераторщиков и электриков. Они горой стояли за своих подчинённых. Но и строго спрашивали с нас за те или иные проступки. И мы никогда не обижались за это на своих непосредственных командиров 2-го дивизиона.
Спиридонов Иван пришёл на АПЛ К-27 в октябре 1964 года, Николай Маркин – в 1967 году. Иван Спиридонов успел до прихода своего заместителя побывать в Средиземном море, получить орден Красной Звезды, у Николая Маркина после К-27 походы в различные точки мирового океана ещё предстояли. А третье письмо – это письмо вдовы старшего лейтенанта Мстислава Гусева, который героически погиб на АПЛ К-8 в апреле 1970 года.
Спиридонов Иван Александрович-1968г
«Вячеслав! Ты прекрасно понимаешь, как мне трудно писать о человеке, с которым прожила 33 года, и который умер в расцвете сил от того, что очень любил Родину, свою специальность, служить верно и честно ему привили в Суворовском училище, куда он поступил в десятилетнем возрасте. Почти 8 лет я вдова, смириться с этим очень трудно. Теперь я стала отец-мать, я делаю всё, чтобы внуки у Спиридонова были во всём похожи на него, человека с большой буквы. Мне трудно всё вспоминать, у меня поднимается высокое давление. В письме я дала тебе канву жизни Иван, прошу тебя, отредактируй мои сумбурные мысли и сам его охарактеризуй таким, каким ты его знаешь, знали его друзья. Это письмо пройдёт много границ, прежде чем попадёт к тебе, но у меня нет выбора, я самым неожиданным образом улетела в Турцию и теперь, наверное, надолго.
С искренним уважением, Наталья Спиридонова»
Спиридонов Иван Александрович родился 2 апреля 1939 года в г. Саратов в семье рабочего. Отец погиб в годы Великой Отечественной войны, мать трагически погибла в 1949 году (попала под поезд). Остался сиротой в возрасте 10 лет. Судьбу его решил дальний родственник матери, устроив его в Саратовское Суворовское училище, где он учился с 1950 по 1958 год. В училище, помимо военных дисциплин, углублённо изучали английский язык, все предметы по программе велись только на нём, и большое внимание уделялось спорту. В одном спортзале Иван занимался с мастером спорта Юрием Власовым, занимался с огромным увлечением, очень разносторонне, спортивные разряды у него были такие: 1 разряд по гимнастике и акробатике, вольной борьбе, волейболу (между прочим как делается шпагат он показывал внукам за два года перед смертью, а волейболом перестал заниматься в 50 лет). Отсюда и красивая спортивная походка, выправка настоящего кадета. Нести знамя Суворовского училища на парадах поручали только ему.
Курсант Иван Спиридонов.1961г
После окончания училища он был принят без экзаменов (так как был высокий балл аттестата) в Высшее Военно-Морское ордена Ленина училище им. Ф.Э.Дзержинского на электрофак, которое окончил в 1964 году лейтенантом, и был направлен служить на Северный флот в п. Гремиха на атомную лодку К-27. В 1963 году в семье Спиридонова было радостное событие – родилась дочь Елена. В Гремихе она проживала с родителями с полуторагодовалого возраста и до окончания средней школы.
В октябре 1964 года ехали молодые офицеры к новому месту службы с жёнами (детей пока не брали) на пароходе «Державин», на котором просачивалась повсюду вода, бегали крысы (кстати, его потом очень быстро списали на металлолом) в п. Гремиха. Была сильная качка на море, наступала полярная ночь, дул очень сильный ветер, никакой сигнализации, в посёлке было несколько домов. И все, кто ехал из лейтенантов - Агафонов, Шеремет, Самарин, Папильнух, Домбровский, Невесенко, Додзин, Резник, Надточий - остались для Ивана большими друзьями, дружили семьями, особенно были дружны, когда мужья уходили в море.
Вспоминается большой поход в 1965 году, после которого Иван был награждён орденом Красной Звезды. Встречали экипаж с необыкновенно красиво обставленным столом. Кто мог, поехали на пирс с детьми, а ребята вышли из лодки никакие: уставшие, опухшие – им просто было ни до чего. Спиридонов на застолье не пошёл, его просто отвезли домой. А в одном походе ребята отпустили бороды, причём приз должен был получить тот, у кого самая красивая борода и у кого самая страшная. Иван получил большой приз за самую некрасивую кустистую бороду.
Капитан 3- го ранга Иван Спиридонов-1972г(слева первый)
Ребята умели служить и веселиться в свободное от службы время: ездили на Совиху за грибами, ходили за морошками и ягодами (черникой, брусникой). В декабре 1965 года уехали на ремонт в Северодвинск, прожили там до июня 1967 года. Первое время жили с детьми в казарме, жильё нам не предоставляли. Было очень холодно, свои одеяла ребята отдали детям. Жёнам всё это надоело, и пошли все к начальнику политотдела. Мы с Ниной Ивановой, Линой Донченко очень долго его уговаривали, а в это время наши дети под столом разобрали кресло плетёное, очень плакали, мы их перед походом нашим не покормили.
Начпо задал нам вопрос: «А зачем вы вообще сюда приехали, ну, мужья ваши понятно, на ремонт?» На это мы дружно ответили: «Ведь вы же спите со своей женой в одной постели и всегда вместе, а почему мы, молодые, должны мучиться только из-за того, что нам не предоставляют жильё?» К концу следующего дня почти все были обеспечены жильём. В Северодвинске все жили дружно, дни рождения справляли в ресторане, а праздники – в Доме ИТР. Никто не думал, что почти через год после возвращения из Северодвинска придёт в экипаж большая беда.
Май 1968 года. Авария на лодке. Начали терять друзей после аварии – личный состав был расформирован. Спиридонову предоставили должность помощника флагманского механика по электромеханической части в штабе дивизии, считая, что он очень мало пострадал во время аварии, т.к. стоял дежурным вахтенным офицером. На врачебной комиссии в Североморске после взятия на анализ костного мозга, сочли его годным к дальнейшему прохождению службы. Но они ошиблись, в декабре 1968 года Иван попал в главный госпиталь с диагнозом лучевой дерматит, лечился в течение двух месяцев, но всё равно своё заключение врачи не изменили. В Гремихе Иван служил до апреля 1980 года, было у него к тому времени 13 автономных плаваний. Он очень смеялся, когда получил ордер на квартиру при переводе к новому месту службы в г. Севастополь в доме № 13. Основными друзьями в то время были Елетины, Касаткины, Братченко.
Иван Спиридонов.1978г.Средиземное море.
С мая 1980 по декабрь 1984 года служил в 5-й Средиземноморской эскадре: 4 месяца в Тартусе, 2 месяца отдыхал дома. Знание английского языка очень помогло ему при прохождении службы на эскадре. Адмиралы Рябинский и Селиванов брали всегда его с собой в составе военной комиссии на приёмы, чтобы уточнить правильность перевода сирийских переводчиков.
2 марта 1984 года Иван тяжёло добирался до Севастополя, несколько раз менял корабли и не успел побриться, задержался у командующего с докладом, я попросила оперативного флота, чтобы он передал нашему «дедушке», что мы очень спешим домой. Иван понял это в том смысле, что я как бы подтруниваю над ним из-за его щетины и несколько обиделся, но когда узнал, что 28 февраля 1984 года он стал действительно дедушкой (родилась внучка Наташа), то сразу же заказал ящик шампанского, пили прямо на пирсе. А через год в нашей семье родился внук Саша. Своих внуков Иван очень любил, Саша очень похож на деда и лицом, и манерами.
Продолжение следует
Немає коментарів:
Дописати коментар