Советская Хиросима. Ядерные испытания на Тоцком полигоне.

Репетиция Апокалипсиса. 14 сентября 1954 года на Тоцком полигоне в ходе войсковых учений была взорвана атомная бомба мощностью 40 килотонн в тротиловом эквиваленте. Она почти в два раза превосходила по своей разрушительной силе каждую из тех бомб, что американцы в августе 1945-го сбросили на Хиросиму и Нагасаки. Удивительные свидетельства очевидцев атомных испытаний на которых советская власть испытывала эту бомбу...

«Ту-4» с бомбой, которую создатели нарекли женским именем «Татьяна», поднялся с аэродрома НИИ Военновоздушных сил в Ахтубинске Астраханской области. За десять минут до взрыва был дан сигнал «Атомная тревога», по которому все должны были уйти в укрытия, а экипажи танков, САУ и бронетранспортеров занять места в своих машинах и задраить люки. В девять часов тридцать три минуты по местному времени прозвучало: «Сброс!» За мгновение до этого на борту бомбардировщика штурманбомбардир капитан Л. Кокорин нажал кнопку сброса. «Татьяна» отделилась от «Туполева» на высоте 8 тысяч метров. Спустя 45 секунд, когда бомба находилась в 350 метрах от земли, произошел взрыв.
Вспоминает Г.С. Якименко: «Я находился на наблюдательном пункте, в укрытии. И когда грянул взрыв, лежал в противогазе на дне окопа. Земля ухнула, задрожала. Между вспышкой и взрывной волной был прогал 12–15 секунд. Они мне вечностью показались. Потом почувствовал, будто кто-то крепко прижимает меня мягкой подушкой к земле. Поднявшись, увидел взметнувшийся в небо на полкилометра атомный гриб...»

Если верить полковнику Кривому (чья книга представляет собой апологию тоцкого взрыва), при подлете самолета «Ту-4» с бомбой к цели командующий учениями маршал Жуков находился на пункте наблюдения в районе горы Медвежьей (10,5 км на юго-восток от эпицентра) и прошел на открытую деревянную смотровую площадку, предпочтя ее траншеям и бетонному бункеру с амбразурами. Вслед за ним направились все советские военачальники и зарубежные гости.
После взрыва атомной бомбы мощная взрывная волна дошла и до этого наблюдательного пункта, посшибав головные уборы и с самого Жукова, и с маршалов Конева и Рокоссовского, сметя со смотровой площадки табуреты, приготовленные для руководителей учений и приглашенных. Маршалы же, как утверждают очевидцы, даже бровью не повели, лишь адъютанты бросились догонять фуражки своих патронов.

Утром 14 сентября лейтенант В.Я.Бенцианов находился в блиндаже неподалеку от эпицентра. Вот что рассказывает он: «В 9.00 мы услышали слабый звук — имитацию взрыва. А в 9.33 под нами качнулась земля. Мы в блиндаже сидели на ящике. Полковник мне говорит: «Ты чего, Бенцианов, ящик качаешь?» Едва успел ответить: «Я ничего не качаю, товарищ полковник», — как тут же словно удар трамбовкой по земле, усиленный в миллион раз… На крышу нашего блиндажа (восемь перекрытий!) мы закатили двадцатипудовый камень. Сдуло, как пушинку, мы его так и не нашли…»


Н.Б.Курапов описывал взрыв, пожалуй, скрупулезнее остальных: «После взрыва — страшный гуд. Земля качнулась в одну, потом в другую сторону в считанные доли секунды. Потом почувствовалось сильное давление воздуха. Взрывная волна прошла, и стало секунды на две тяжело дышать — видно, образовалось безвоздушное пространство. Барабанные перепонки сначала давило внутрь, а потом изнутри. Мы с соседом лежали за плетнем, ногами к эпицентру, как нам сказали. В ушах свист, звон со скрежетом. Такое давление было, что когда барабанные перепонки вставали на место, издавали звон на низких тонах вроде колокольного. Мы залезли на крышу, хотя и предупреждали нас, что нельзя. Гриб был — ножка черная, а шляпка красная. Как из трубы в морозный день, все перемешалось в ней: клубы дыма, пыли, обломки…»

М.К. Щевелева, вместе с односельчанами эвакуированная в Каменную Сарму, на 20 километров западнее родной Елшанки, тоже хорошо запомнила взрыв: «Свет был действительно ярче солнца, но у меня в детской памяти осталось сравнение с молнией и сильной грозой. Бабушка упала на колени перед иконой и истово молилась — слезы текли ручьем. Взрослые тут же побежали к правлению колхоза: что это? и что с селом?! Меня тоже понесло туда. Снова плач, стоны, шум. Отец потом говорил, выделили группу людей и направили узнать, что же с нашим селом. Оно все горело…»
Тоцкий полигон (примерно 10 на 10 километров) находится в густонаселенном районе всего в сорока километрах от Бузулука и в тридцати от Сорочинска, окружен поселками и селами. Почему взорвали именно здесь?
Вот что рассказал в октябре 1989 года Федор Илларионович Колесов, в 1954 году занимавший пост председателя Тоцкого райисполкома: «Я у военных, кто это готовил, спрашивал: «Почему не в песках взорвать, мало ли у нас песков?» А они говорят: «Нам надо знать, как здесь будет, тут такой же изгиб земли, как в Германии. И населено так же…»
Вот рассказ Ф.И. Колесова: «Запрещали населению рыть окопы, велели сидеть дома. Которые не слушались, выкопали, сидели, а кому охота поглядеть было — поглядели... Вот на Первомайской улице за пять лет умерли, считай, все мужики, да и женщины многие. Мужики — больше, они выходили чаще в лес. Скотину пасли: молоко-то надо. Никто не знал и не говорил, что нельзя... Заметно было, что люди больше болеют, умирают. Врачи приезжали, смотрели, щупали. Лекарств никаких не давали».
Жителям Елшанки разрешили вернуться к своим домам, когда село еще горело.
Вспоминает М.К. Щевелева: «Родители со старшими дочками выгребали картошку из погреба, а я залезла за чем-то очень интересным в пепел от горящего дома. Пепел еще не остыл, я сильно обожгла ноги. Мама кинулась ко мне, на руках несла бегом куда-то. Оказалось — к колодцу. За ручки меня держали, а в воде ножки оказались... Я до сих пор помню тяжелое дыхание моей матери (была неповоротливая — ну конечно же, через два месяца родила сестренку, которую мы до сих пор зовем «атомная»)...»
С 1955 по 1960 год количество онкологических больных в области выросло со 103,6 до 152,6 человека на 100 тыс. населения. В полтора раза!
Г.В. Теркина, жительница Сорочинска: «Что говорить о простых людях, когда умирали руководители района! В селе Пронькино погибли один за другим, через год-два, председатель сельского совета Старосельцев, председатель колхоза имени Ленина Новиков, жена директора школы Бобылева, сам он погиб, а в селе Маховка умерли его брат, отец... Умерли жена секретаря райкома Малютина, жена начальника гражданской обороны Трунова, заведующая культотделом Додонова, директор мехлесхоза Рязанов…»
35 лет длился заговор молчания вокруг Тоцких учений и их последствий. Лишь в 1989 году в центральной прессе появились первые робкие статьи на эту тему.

А.М. Русанов, в 1994-м начальник отдела охраны природной среды и природопользования областной администрации: «Мы долго сотрудничали с одним институтом в Подмосковье... Больше всего мы работали с отделом радиации. И был там один майор, фамилию его я знаю, но называть не стану.
Когда мы начинали исследования и контактировали с петербургскими учеными, он направлял ход наших мыслей на то, что «наш» взрыв был не плутониевый, а урановый. А исследования по плутонию были очень дорогостоящие, и нам не хотелось тратить те гроши, что выделялись, попусту. Поэтому мы спрашивали: «Ну скажите, какой был взрыв?» — «Урановый, конечно, откуда тогда могла взяться плутониевая бомба?!»
Но с каждым годом у нас прибавлялось доказательств того, что заряд был не урановый... А выяснилось это только в 1995 году, в последнем году, когда нам давали деньги из госбюджета... Период полураспада плутония — две тысячи четыреста лет. Мы с ним (майором) встретились позже, и я у него спросил: «Слушай, товарищ, что же ты нам в то время правды не сказал?» Ответ был такой, почти дословно: «Ты видишь, сколько у меня звезд на погонах? Правильно, три. А если бы я тогда вам растрепал про бомбу, глядишь, так бы с одной и ходил».
  The New Times