Работая
над книгой, автор познакомился с капитаном 1 ранга в запасе Сергеем Петровичем
Бодриковым, бывшим в то время старшим помощником гидрографического корабля
"Харитон Лаптев". Бывший старший помощник рассказал почти невероятное
- с "Лаптева" наблюдали всплывшую подводную лодку, но... не придали
этому значения...
- До сих пор мне не дает покоя мысль, что мы были первыми, кто видел лодку в момент ее всплытия, - рассказал мне во время одной из наших встреч Сергей Петрович. - Днем 8 апреля по приказанию с КП Северного флота мы лежали в дрейфе и должны были прослушивать шумы моря. Район был очень близок к месту всплытия К-8. Вечером в 22.30 я поднялся на мостик, чтобы подменить на вечерний чай вахтенного офицера. Корабль шел курсом на Гибралтар под одной машиной, скорость была около четырех узлов, море почти штилевое. Вскоре радиометрист доложил о внезапном появлении цели в десяти милях по корме. Запросил сигнальщиков, доложили, что в указанном направлении целей не обнаружено. Цель на локаторе была мало-подвижная. После доклада командиру (мы посчитали, что это был рыбак) получил приказание следовать по плану. Я не хочу, да и не имею права утверждать, что это была К-8, но и сейчас, когда вспоминаю об этом случае, мне становится не по себе. Ведь если это была К-8 и мы бы подошли к ней, все дальнейшие события могли бы сложиться совсем по-иному! Но тогда никому и в голову не могло прийти, что буквально рядом с нами терпит бедствие наш атомоход и мы с каждым часом уходили от него все дальше и дальше...
- До сих пор мне не дает покоя мысль, что мы были первыми, кто видел лодку в момент ее всплытия, - рассказал мне во время одной из наших встреч Сергей Петрович. - Днем 8 апреля по приказанию с КП Северного флота мы лежали в дрейфе и должны были прослушивать шумы моря. Район был очень близок к месту всплытия К-8. Вечером в 22.30 я поднялся на мостик, чтобы подменить на вечерний чай вахтенного офицера. Корабль шел курсом на Гибралтар под одной машиной, скорость была около четырех узлов, море почти штилевое. Вскоре радиометрист доложил о внезапном появлении цели в десяти милях по корме. Запросил сигнальщиков, доложили, что в указанном направлении целей не обнаружено. Цель на локаторе была мало-подвижная. После доклада командиру (мы посчитали, что это был рыбак) получил приказание следовать по плану. Я не хочу, да и не имею права утверждать, что это была К-8, но и сейчас, когда вспоминаю об этом случае, мне становится не по себе. Ведь если это была К-8 и мы бы подошли к ней, все дальнейшие события могли бы сложиться совсем по-иному! Но тогда никому и в голову не могло прийти, что буквально рядом с нами терпит бедствие наш атомоход и мы с каждым часом уходили от него все дальше и дальше...
* * *
Утром
9 апреля Бессонов с Каширским провели перекличку личного состава. Из ста
двадцати пяти членов экипажа за время пожара погибли тридцать. Шестнадцать из
них лежали в надстройке, остальные же четырнадцать остались внизу в горящих и
загазованных отсеках.
Теперь экипаж располагался лишь в двух носовых отсеках: первом и втором. Народу там скопилось много: сидели и лежали вповалку. Был штиль, и многие расположились прямо на верхней палубе. Полумертвый атомоход слегка покачивался на пологой океанской волне. Будто огромный черный кит, тяжело раненный, но еще живой.
На ходовом мостике совещались, что делать дальше? Ведь положение корабля было самым угрожающим. С заглушенными реакторами, без электроэнергии, хода и связи он был теперь совершенно бессилен против океанской стихии. Внутри же все еще продолжал бушевать огонь.
Перво-наперво собрали все оставшиеся ИДА и ИПы, затем назначили аварийные партии. Надо было снова идти в огонь центрального поста, чтобы любой ценой ввести в строй радиопередатчик и сообщить Москве о происшедшей трагедии, Неизвестной оставалась и судьба мичмана Станислава Посохина, оставшегося в третьем отсеке. Времени после оставления отсека прошло уже достаточно, и на то, что Посохин остался жив, особых надежд не было, тем неожиданней был доклад вышедшего из четвертого отсека старшего лейтенанта Аджиева, что перед тем, как покинуть свой отсек, он слышал стук в носовую переборку.
Немедленно открыли верхний рубочный люк. Кричали:
- Посохин, выходи!
Спустя несколько минут средь дыма, как из преисподней, показался мичман Посохин. Сорвав маску, он с хрипом вдыхал воздух обожженным ртом.
- Ну, Станислав, - похлопал его по плечу командир. - Теперь сто лет жить будешь!
Подвиг мичмана Посохина уникален. Подобных примеров в мировой практике единицы. Несколько часов один в горящем загазованном отсеке, сменив несколько дыхательных аппаратов, он не только сохранил свою жизнь, но и боролся с пожаром. Какими эпитетами охарактеризовать совершенное Посохиным? Наверное, прежде иных качеств он показал высочайший профессионализм, совершенное знание корабля и техники и умение не потеряться в столь безнадежной обстановке. А вот рассказ и самого мичмана Посохина о пережитом: "...Вбежав в центральный пост, я увидел дым. Вместе с другими тушил пожар с помощью системы ВПЛ-52... Включился в ИДА. В гиропосту осталось гореть две лампочки. Задымленность отсека была очень большая... Пришел мичман Нуриахметов и сказал, что надо выходить наверх. Говорил он через маску, и я не понял зачем и не пошел. Слышал, как продувались средняя и носовая группы ЦГБ, что лодка всплыла в надводное положение. Услышал, как пустили дизели... Задымленность не уменьшалась. Я посмотрел на часы - было 23.30. Еще через полчаса я почувствовал ожог шеи. Как мог тушил Пожар, дважды выходя из гиропоста в отсек, но было очень дымно и наверх я не поднимался. Проверил вентилятор... он не работал. В районе перископа горела лампочка... Я пошел в корму и стал перестукиваться с 4-м отсеком. Мне ответили. Я понял, что в третьем остался один. "Каштан" был залит пеной от ВПЛ и не работал. Из грибков вентиляции валил дым. Все приборы забрызганы коричневой маслянистой пылью. Двери рубок были открыты и хлопали. Рубка гидроакустиков была черной. Я пошел в нее и стал перестукиваться со 2-м отсеком. Ответил капитан 2 ранга Пашин. Он сказал, чтобы я отдраил нижний рубочный люк, но я не смог, так как кончился кислород. Снова спустился в гиропост. На ощупь нашел и включился в ИП, а потом в новый ИДА. Поднялся наверх. Рубочный люк оказался отдраенным. Услышал голоса, кто-то спускался в отсек. Мы вместе поднялись наверх. Отдышавшись, я перешел в 1-й отсек и был на связи с 9-м. Потом еще два раза спускался в центральный пост в составе аварийных партий".
Теперь экипаж располагался лишь в двух носовых отсеках: первом и втором. Народу там скопилось много: сидели и лежали вповалку. Был штиль, и многие расположились прямо на верхней палубе. Полумертвый атомоход слегка покачивался на пологой океанской волне. Будто огромный черный кит, тяжело раненный, но еще живой.
На ходовом мостике совещались, что делать дальше? Ведь положение корабля было самым угрожающим. С заглушенными реакторами, без электроэнергии, хода и связи он был теперь совершенно бессилен против океанской стихии. Внутри же все еще продолжал бушевать огонь.
Перво-наперво собрали все оставшиеся ИДА и ИПы, затем назначили аварийные партии. Надо было снова идти в огонь центрального поста, чтобы любой ценой ввести в строй радиопередатчик и сообщить Москве о происшедшей трагедии, Неизвестной оставалась и судьба мичмана Станислава Посохина, оставшегося в третьем отсеке. Времени после оставления отсека прошло уже достаточно, и на то, что Посохин остался жив, особых надежд не было, тем неожиданней был доклад вышедшего из четвертого отсека старшего лейтенанта Аджиева, что перед тем, как покинуть свой отсек, он слышал стук в носовую переборку.
Немедленно открыли верхний рубочный люк. Кричали:
- Посохин, выходи!
Спустя несколько минут средь дыма, как из преисподней, показался мичман Посохин. Сорвав маску, он с хрипом вдыхал воздух обожженным ртом.
- Ну, Станислав, - похлопал его по плечу командир. - Теперь сто лет жить будешь!
Подвиг мичмана Посохина уникален. Подобных примеров в мировой практике единицы. Несколько часов один в горящем загазованном отсеке, сменив несколько дыхательных аппаратов, он не только сохранил свою жизнь, но и боролся с пожаром. Какими эпитетами охарактеризовать совершенное Посохиным? Наверное, прежде иных качеств он показал высочайший профессионализм, совершенное знание корабля и техники и умение не потеряться в столь безнадежной обстановке. А вот рассказ и самого мичмана Посохина о пережитом: "...Вбежав в центральный пост, я увидел дым. Вместе с другими тушил пожар с помощью системы ВПЛ-52... Включился в ИДА. В гиропосту осталось гореть две лампочки. Задымленность отсека была очень большая... Пришел мичман Нуриахметов и сказал, что надо выходить наверх. Говорил он через маску, и я не понял зачем и не пошел. Слышал, как продувались средняя и носовая группы ЦГБ, что лодка всплыла в надводное положение. Услышал, как пустили дизели... Задымленность не уменьшалась. Я посмотрел на часы - было 23.30. Еще через полчаса я почувствовал ожог шеи. Как мог тушил Пожар, дважды выходя из гиропоста в отсек, но было очень дымно и наверх я не поднимался. Проверил вентилятор... он не работал. В районе перископа горела лампочка... Я пошел в корму и стал перестукиваться с 4-м отсеком. Мне ответили. Я понял, что в третьем остался один. "Каштан" был залит пеной от ВПЛ и не работал. Из грибков вентиляции валил дым. Все приборы забрызганы коричневой маслянистой пылью. Двери рубок были открыты и хлопали. Рубка гидроакустиков была черной. Я пошел в нее и стал перестукиваться со 2-м отсеком. Ответил капитан 2 ранга Пашин. Он сказал, чтобы я отдраил нижний рубочный люк, но я не смог, так как кончился кислород. Снова спустился в гиропост. На ощупь нашел и включился в ИП, а потом в новый ИДА. Поднялся наверх. Рубочный люк оказался отдраенным. Услышал голоса, кто-то спускался в отсек. Мы вместе поднялись наверх. Отдышавшись, я перешел в 1-й отсек и был на связи с 9-м. Потом еще два раза спускался в центральный пост в составе аварийных партий".
* * *
...Вновь
решено было послать аварийную партию в центральный пост. Добровольцев идти было
много: старший помощник Ткачев, помощник командира Фалеев, старший лейтенант
Шмаков, лейтенант Шабанов, матросы... Отбирал командир. По его приказанию
аварийную партию возглавил капитан 3 ранга Фалеев, служивший до этого в
должности командира боевой части связи. С ним Шмаков, Шабанов и главстаршина
Старосек. Фалееву командир поставил задачу так:
- Олег, произведи осмотр отсека. Постарайся выявить и потушить очаг пожара, задрай переборочный люк из третьего в четвертый и поищи Гусева, может, еще жив! Если обнаружишь пламя, будем тушить забортной водой!
Отдраили верхний рубочный люк. Сразу тошнотворно пахнуло горелым. Надели ИДА и вперед. Первым Фалеев. Поручни трапа были раскалены настолько, что держаться за них руками было невозможно. Не выдержав, помощник спрыгнул, за ним попрыгали в дым центрального поста остальные. Осмотрелись. Было дымно и жарко, откуда-то светила оранжевым светом сигнальная лампа. "Каштан" не работал. Прошли в корму отсека, руками проверяя температуру предметов. Все было раскалено. У рубки гидроакустиков над самым подволоком стоял столб какого-то дьявольского сине-зеленого пламени. Оставив подчиненных тушить рубку, Фалеев пошел дальше в четвертый отсек искать Гусева. В четвертом дыма было немного меньше. Тускло горела сигнализация гидравлики. В тамбуре холодильной установки у умывальника Фалеев увидел лежащего ничком человека без изоляционного аппарата. Помощник перевернул его лицом верх. По бороде понял - это Гусев. Пощупал пульс, послушал сердце. Мертв... Попытался тащить, не получилось. Тогда поспешил на помощь товарищам, тушившим пожар.
Наверно, для многих покажется невероятным, но пожар в центральном посту тушили, выстроившись в цепь и подавая сверху лагуны с забортной водой. Другого выхода просто не было... Но пламя все же сбили и залили.
- Все, теперь надо герметизировать! - распорядился Фалеев. - Все наверх!
Наверху Бессонов, Каширский и Пашин выслушали помощника.
- Теперь надо и передатчиком заняться! - высказал общую мысль замкомандира дивизии.
Готовиться к спуску стал радист старший матрос Коваль. Старшим снова капитан 3 ранга Фалеев. Помощник лишь сбегал в первый отсек, где накинул поверх хлопчатобумажной куртки РБ канадку. На страховке встал командир БЧ-4-Р старший лейтенант Лавриненко. Одновременно готовили еще одну партию. Мичман Петров и матрос Колмыков должны были осмотреть трюм, отключить находящиеся там приборы и пройти в пятый отсек. Вниз опустили лампу-переноску и страховочный конец. Первым спускался Фалеев с радистом. Но едва спрыгнув с трапа, помощник стал задыхаться - маска И ДА совершенно не держала. Поднялся наверх, заменил маску, снова спустился и снова подвела маска. Пришлось вновь возвращаться, брать третью и опять вниз в дым и чад выгоревшего отсека. Вместе с Фалеевым пошел и Лавриненко. Оба долго копались в радиоаппаратуре. Наконец вышли. Лавриненко доложил:
- Передатчик настроить не удается, сильно обгорел!
Наверх вынесли станцию УКВ, но толку от нее было немного. Дальность ее действия была не более десяти миль, а горизонт был чист.
- Олег, произведи осмотр отсека. Постарайся выявить и потушить очаг пожара, задрай переборочный люк из третьего в четвертый и поищи Гусева, может, еще жив! Если обнаружишь пламя, будем тушить забортной водой!
Отдраили верхний рубочный люк. Сразу тошнотворно пахнуло горелым. Надели ИДА и вперед. Первым Фалеев. Поручни трапа были раскалены настолько, что держаться за них руками было невозможно. Не выдержав, помощник спрыгнул, за ним попрыгали в дым центрального поста остальные. Осмотрелись. Было дымно и жарко, откуда-то светила оранжевым светом сигнальная лампа. "Каштан" не работал. Прошли в корму отсека, руками проверяя температуру предметов. Все было раскалено. У рубки гидроакустиков над самым подволоком стоял столб какого-то дьявольского сине-зеленого пламени. Оставив подчиненных тушить рубку, Фалеев пошел дальше в четвертый отсек искать Гусева. В четвертом дыма было немного меньше. Тускло горела сигнализация гидравлики. В тамбуре холодильной установки у умывальника Фалеев увидел лежащего ничком человека без изоляционного аппарата. Помощник перевернул его лицом верх. По бороде понял - это Гусев. Пощупал пульс, послушал сердце. Мертв... Попытался тащить, не получилось. Тогда поспешил на помощь товарищам, тушившим пожар.
Наверно, для многих покажется невероятным, но пожар в центральном посту тушили, выстроившись в цепь и подавая сверху лагуны с забортной водой. Другого выхода просто не было... Но пламя все же сбили и залили.
- Все, теперь надо герметизировать! - распорядился Фалеев. - Все наверх!
Наверху Бессонов, Каширский и Пашин выслушали помощника.
- Теперь надо и передатчиком заняться! - высказал общую мысль замкомандира дивизии.
Готовиться к спуску стал радист старший матрос Коваль. Старшим снова капитан 3 ранга Фалеев. Помощник лишь сбегал в первый отсек, где накинул поверх хлопчатобумажной куртки РБ канадку. На страховке встал командир БЧ-4-Р старший лейтенант Лавриненко. Одновременно готовили еще одну партию. Мичман Петров и матрос Колмыков должны были осмотреть трюм, отключить находящиеся там приборы и пройти в пятый отсек. Вниз опустили лампу-переноску и страховочный конец. Первым спускался Фалеев с радистом. Но едва спрыгнув с трапа, помощник стал задыхаться - маска И ДА совершенно не держала. Поднялся наверх, заменил маску, снова спустился и снова подвела маска. Пришлось вновь возвращаться, брать третью и опять вниз в дым и чад выгоревшего отсека. Вместе с Фалеевым пошел и Лавриненко. Оба долго копались в радиоаппаратуре. Наконец вышли. Лавриненко доложил:
- Передатчик настроить не удается, сильно обгорел!
Наверх вынесли станцию УКВ, но толку от нее было немного. Дальность ее действия была не более десяти миль, а горизонт был чист.
К
полудню стала быстро ухудшаться погода. На ходовом мостике, где сгрудилось
большинство офицеров, царило молчание. Все понимали, что надвигающийся шторм
серьезно осложнит борьбу за спасение лодки.
- Бискай есть Бискай! - мрачно оглядывал пенные гребни волн Бессонов. - Будем надеяться, что серьезного шторма не будет!
Находившихся на верхней палубе матросов он отправил в носовые отсеки. Скользя по кренящейся палубе, подводники гуськом потянулись к люку первого отсека. Палуба быстро опустела, а лодку с каждой минутой раскачивало все сильнее и сильнее. Вскоре кормовую надстройку стала периодически захлестывать волна.
- Смотрите! - бывшие на мостике разом обернулись на голос старпома Ткачева.
Над верхней палубой в районе седьмого отсека густо поднимался пар. Это могло означать лишь одно - седьмой продолжал гореть.
- Справа по траверзу судно! - внезапно закричал сигнальщик.
Бессонов инстинктивно глянул на часы. Было 14 часов 15минут.
- Давайте ракеты! - приказал он.
- Какие?
- Пять красных!
С шипением в воздух взвилась первая ракета, за ней еще и еще. Бессонов, Каширский и замполит Амосов не отрываясь смотрели в бинокли.
- Кажется, заметил и повернул на нас! - обрадовано бросил стоящим на мостике Каширский.
Вскоре стало ясно, что идущее к лодке судно - сухогруз. Затем по маркировке трубы определили государственную принадлежность - Канада. Еще несколько минут и восьмикратная оптика выхватила название судна - "Глоу Де ор". Каширский с Бессоновым нервно переглянулись. Оба стояли теперь перед тяжелейшей дилеммой: отказаться от помощи иностранца, принадлежавшего к тому же к государству блока НАТО и тем самым еще больше затруднить спасательные работы, или же протянуть руку за помощью, что однозначно навлекло бы гнев Москвы. Еще бы, советский атомоход на буксире судна вероятного противника! Не будем забывать, что шел семидесятый год и "холодная война" была в самом разгаре! Надо ли говорить, как отреагировали бы руководители Советского Союза, получив доклад о том, что только что начавшиеся грандиозные маневры "Океан" увенчались не только обнаружением (что само по себе уже ЧП), но и "захватом" нашего атомохода. Тем более что происшедшее могло серьезно омрачить празднование столетнего юбилея со дня рождения В. И. Ленина.
К молчавшим Каширскому и Бессонову подошел шедший на лодке замначальника Особого отдела дивизии капитан 3 ранга Арго Вилль. Кто-кто, а он прекрасно понимал, чем вызвано это затянувшееся молчание замкомдива и командира. Спустя годы, оставшиеся в живых члены экипажа К-8 с теплотой будут вспоминать своего особиста. За что? За мужество!
- Запрашивайте помощь! - сказал он. - Готов нести ответственность наравне с вами!
Каширский с Бессоновым понимающе переглянулись. Теперь их, взваливших на себя тяжкую ношу ответа за возможные последствия, стало трое. Замкомдив с командиром тоже высказались за принятие помощи. Итак, советские подводники, презрев во имя спасения людей все возможные политические сложности, были готовы принять помощь даже от натовского судна. Теперь слово было за канадцами: сделают ли шаг навстречу, и великое морское противостояние ознаменуется первым дружественным актом взаимовыручки. Канадское судно меж тем быстро приближалось. Еще несколько минут - и произойдет событие дотоле небывалое: канадские моряки придут на помощь советским атомоходчикам! Но произошло почти невероятное! Подойдя к дрейфующей подводной лодке кабельтов на пятнадцать, канадский сухогруз обошел ее по дуге и несмотря на все призывы о помощи, внезапно развернувшись на обратный курс, дал полный ход. На палубе канадского сухогруза толпилась любопытствующая команда.
На мостике "восьмерки" сдержанно матерились.
- А может, оно и к лучшему! - вздохнул замполит Амосов, поправляя спадающие очки. - От такого спасателя хлопот больше, чем пользы.
Почему столь недостойно поступил канадский капитан, так и осталось тайной. Может, вид терпящей аварию советской подводной лодки не вызвал у него ничего, кроме злорадного любопытства, удовлетворив которое, он поспешил убраться восвояси? Может быть, и то, что вид раненого атомного монстра просто напугал канадских мореходов? Как бы то ни было, но великую заповедь мореплавателей всех времен об оказании помощи терпящим бедствие они проигнорировали... Но, как говорится, Бог им судья!
Уходивший "канадец" еще не скрылся за горизонтом, а волны уже начали захлестывать лодку вовсю. Командир электромеханической боевой части Пашин долго смотрел в корму лодки, затем озабоченно подошел к командиру:
- Командир, кормовую надстройку заливает. Боюсь, что лодка набирает дифферент на корму!
Бессонов нервно оглянулся. С мостика было отчетливо видно, как пенные шапки волн захлестывают кормовой стабилизатор. Некоторое время командир молчал.
- Ничего страшного, - махнул он затем рукой Пашину. - Погода ухудшается и это лишь кажущийся эффект!
Но командир электромеханической боевой части не успокоился.
- Мы валимся на корму и надо немедленно продуть кормовую группу цистерн! - заявил он Бессонову. После недолгого раздумья тот согласился:
- Продувай!
Через несколько минут освобожденный из тесных оков стальных баллонов сжатый воздух с шипением заполнил цистерны. Корма немного подвсплыла.
Темнело. Заканчивались первые сутки аварии. Москва все так же еще ничего не знала о постигшей К-8 беде, и подводники были по-прежнему предоставлены сами себе. Пронзительно свистел ветер. Сигнальщики, да и все находившиеся на мостике, напряженно всматривались вдаль. Не мель-кнут ли где вдалеке ходовые огни проходящего мимо судна? Однако все было напрасно. Океан был пустынен. А волны все сильнее и сильнее били в борт.
- Не дай Бог заштормит надолго, - переговаривались на мостике. - Тогда уж нам не поздоровится!
- Бискай есть Бискай! - мрачно оглядывал пенные гребни волн Бессонов. - Будем надеяться, что серьезного шторма не будет!
Находившихся на верхней палубе матросов он отправил в носовые отсеки. Скользя по кренящейся палубе, подводники гуськом потянулись к люку первого отсека. Палуба быстро опустела, а лодку с каждой минутой раскачивало все сильнее и сильнее. Вскоре кормовую надстройку стала периодически захлестывать волна.
- Смотрите! - бывшие на мостике разом обернулись на голос старпома Ткачева.
Над верхней палубой в районе седьмого отсека густо поднимался пар. Это могло означать лишь одно - седьмой продолжал гореть.
- Справа по траверзу судно! - внезапно закричал сигнальщик.
Бессонов инстинктивно глянул на часы. Было 14 часов 15минут.
- Давайте ракеты! - приказал он.
- Какие?
- Пять красных!
С шипением в воздух взвилась первая ракета, за ней еще и еще. Бессонов, Каширский и замполит Амосов не отрываясь смотрели в бинокли.
- Кажется, заметил и повернул на нас! - обрадовано бросил стоящим на мостике Каширский.
Вскоре стало ясно, что идущее к лодке судно - сухогруз. Затем по маркировке трубы определили государственную принадлежность - Канада. Еще несколько минут и восьмикратная оптика выхватила название судна - "Глоу Де ор". Каширский с Бессоновым нервно переглянулись. Оба стояли теперь перед тяжелейшей дилеммой: отказаться от помощи иностранца, принадлежавшего к тому же к государству блока НАТО и тем самым еще больше затруднить спасательные работы, или же протянуть руку за помощью, что однозначно навлекло бы гнев Москвы. Еще бы, советский атомоход на буксире судна вероятного противника! Не будем забывать, что шел семидесятый год и "холодная война" была в самом разгаре! Надо ли говорить, как отреагировали бы руководители Советского Союза, получив доклад о том, что только что начавшиеся грандиозные маневры "Океан" увенчались не только обнаружением (что само по себе уже ЧП), но и "захватом" нашего атомохода. Тем более что происшедшее могло серьезно омрачить празднование столетнего юбилея со дня рождения В. И. Ленина.
К молчавшим Каширскому и Бессонову подошел шедший на лодке замначальника Особого отдела дивизии капитан 3 ранга Арго Вилль. Кто-кто, а он прекрасно понимал, чем вызвано это затянувшееся молчание замкомдива и командира. Спустя годы, оставшиеся в живых члены экипажа К-8 с теплотой будут вспоминать своего особиста. За что? За мужество!
- Запрашивайте помощь! - сказал он. - Готов нести ответственность наравне с вами!
Каширский с Бессоновым понимающе переглянулись. Теперь их, взваливших на себя тяжкую ношу ответа за возможные последствия, стало трое. Замкомдив с командиром тоже высказались за принятие помощи. Итак, советские подводники, презрев во имя спасения людей все возможные политические сложности, были готовы принять помощь даже от натовского судна. Теперь слово было за канадцами: сделают ли шаг навстречу, и великое морское противостояние ознаменуется первым дружественным актом взаимовыручки. Канадское судно меж тем быстро приближалось. Еще несколько минут - и произойдет событие дотоле небывалое: канадские моряки придут на помощь советским атомоходчикам! Но произошло почти невероятное! Подойдя к дрейфующей подводной лодке кабельтов на пятнадцать, канадский сухогруз обошел ее по дуге и несмотря на все призывы о помощи, внезапно развернувшись на обратный курс, дал полный ход. На палубе канадского сухогруза толпилась любопытствующая команда.
На мостике "восьмерки" сдержанно матерились.
- А может, оно и к лучшему! - вздохнул замполит Амосов, поправляя спадающие очки. - От такого спасателя хлопот больше, чем пользы.
Почему столь недостойно поступил канадский капитан, так и осталось тайной. Может, вид терпящей аварию советской подводной лодки не вызвал у него ничего, кроме злорадного любопытства, удовлетворив которое, он поспешил убраться восвояси? Может быть, и то, что вид раненого атомного монстра просто напугал канадских мореходов? Как бы то ни было, но великую заповедь мореплавателей всех времен об оказании помощи терпящим бедствие они проигнорировали... Но, как говорится, Бог им судья!
Уходивший "канадец" еще не скрылся за горизонтом, а волны уже начали захлестывать лодку вовсю. Командир электромеханической боевой части Пашин долго смотрел в корму лодки, затем озабоченно подошел к командиру:
- Командир, кормовую надстройку заливает. Боюсь, что лодка набирает дифферент на корму!
Бессонов нервно оглянулся. С мостика было отчетливо видно, как пенные шапки волн захлестывают кормовой стабилизатор. Некоторое время командир молчал.
- Ничего страшного, - махнул он затем рукой Пашину. - Погода ухудшается и это лишь кажущийся эффект!
Но командир электромеханической боевой части не успокоился.
- Мы валимся на корму и надо немедленно продуть кормовую группу цистерн! - заявил он Бессонову. После недолгого раздумья тот согласился:
- Продувай!
Через несколько минут освобожденный из тесных оков стальных баллонов сжатый воздух с шипением заполнил цистерны. Корма немного подвсплыла.
Темнело. Заканчивались первые сутки аварии. Москва все так же еще ничего не знала о постигшей К-8 беде, и подводники были по-прежнему предоставлены сами себе. Пронзительно свистел ветер. Сигнальщики, да и все находившиеся на мостике, напряженно всматривались вдаль. Не мель-кнут ли где вдалеке ходовые огни проходящего мимо судна? Однако все было напрасно. Океан был пустынен. А волны все сильнее и сильнее били в борт.
- Не дай Бог заштормит надолго, - переговаривались на мостике. - Тогда уж нам не поздоровится!
* * *
К
утру корма стала снова оседать в воду. После недолгого совещания ее снова
решили поддуть сжатым воздухом. И замкомдив и командир пошли на это неохотно -
воздуха высокого давления в резерве осталось совсем немного, а пополнить его
было нечем: компрессоры были давно обесточены, но другого выхода, увы, не
оставалось. Начавшийся рассвет был безрадостен: пожар, шторм, отсутствие связи
и полная неизвестность впереди.
- Ходовые огни! Вижу ходовые огни! — закричал внезапно сигнальщик.
;Люди на мостике встрепенулись:
- Где? Где?
- Справа пятнадцать! Да вон же хорошо видно! - уже рукой показывал старшина -й статьи Чекмарев.
Прикрывая глаза от ветра, офицеры стали вглядываться по указанному направлению. Точно! Справа отчетливо просматривался красный бортовой огонь и два желтых на мачтах.
- Похоже, транспорт! - посмотрев в бинокль, высказал предположение капитан 2 ранга Ткачев.
- Давайте ракеты! - распорядился командир. Одна за другой в небо ушло еще пять красных ракет.
- Поворачивает на нас! - сразу крикнуло несколько голосов.
Быстро светало. На мостике Каширский, Бессонов и Анисов, торопясь, шифровали радиограмму. Когда судно несколько приблизилось, с лодки на него передали сигнал "Иже Веди", что по международному своду означает "Хочу установить связь". Затем передали еще две буквы: "Люди" и "Мыслети" - "Прошу остановить машины, есть важное сообщение" и "Не имею хода". С судна просигналили, что все поняли.
Теперь было отчетливо видно, что подошедшее к атомоходу судно - сухогруз. На желтой дымовой трубе хорошо выделялась широкая красная полоса.
- Кажется, наши! - обрадовались на мостике К-8.
- Укажите вашу принадлежность! - крикнул в свернутый из галетной банки мегафон Каширский.
В ответ что-то махали руками, но слова относил в сторону ветер.
- Вы русские?
- Русские! Русские! - обрадовано закричали с судна.
На лодке сразу оживились. Сухогруз подвернул и на его корме отчетливо проступила надпись "Авиор" и порт приписки "Варна".
- Все одно свои, братушки! - переговаривались между собой подводники. - Теперь уж дело пойдет на лад.
Тем временем командование атомохода выяснило возможность передачи радиограммы. С "Авиора" разводили руками:
- Вашей частоты не имеем. Наш передатчик дискретный!
- Что будем делать? - обвел взглядом стоящих рядом с ним офицеров Каширский. - Остается одно - давать РДО через Варну!
Командир, замполит и особист утвердительно кивнули. Вновь вооружившись мегафоном, замкомдив продиктовал на болгарское судно шифрованную радиограмму - бессвязный набор цифр для передачи в Москву.
С "Авиора" кричали:
- Остаюсь около вас, пока не получу подтверждения из Варны!
- Дайте наше место и прогноз! - попросили с лодки.
- Широта 48' 10' северная. Долгота 20' 06' западная, - немедленно отозвались с судна. - А прогноз плохой. Западнее Азор идет циклон "Флора", и в нашем районе к вечеру ожидается баллов 6 - 7. В чем нуждаетесь?
- В сигаретах! - сразу выкрикнуло несколько человек.
На сухогрузе засуетились. Видно было, как там расстелили на палубе брезент и моряки ссыпали туда в кучу все имевшиеся у них сигареты. Затем среди сигаретных пачек уложили пару бутылок коньяка, все завязали в пак и лихо перебросили на палубу лодки.
- Спасибо, ребята! - махали руками подводники. - Царский подарок!
Ответным скромным даром североморцев стала банка тараньки, также совершившая удачный полет над волнами.
На верхней палубе "восьмерки" жадно курили. Сигареты распределял лично старший помощник. На сигаретных пачках значилось кратко "Шипка", словно немое послание пращуров, насмерть стоявших вместе сто лет назад на знаменитом перевале, нынешнему поколению россиян и болгар, бросившим вызов стихии в далекой Атлантике.
- Ходовые огни! Вижу ходовые огни! — закричал внезапно сигнальщик.
;Люди на мостике встрепенулись:
- Где? Где?
- Справа пятнадцать! Да вон же хорошо видно! - уже рукой показывал старшина -й статьи Чекмарев.
Прикрывая глаза от ветра, офицеры стали вглядываться по указанному направлению. Точно! Справа отчетливо просматривался красный бортовой огонь и два желтых на мачтах.
- Похоже, транспорт! - посмотрев в бинокль, высказал предположение капитан 2 ранга Ткачев.
- Давайте ракеты! - распорядился командир. Одна за другой в небо ушло еще пять красных ракет.
- Поворачивает на нас! - сразу крикнуло несколько голосов.
Быстро светало. На мостике Каширский, Бессонов и Анисов, торопясь, шифровали радиограмму. Когда судно несколько приблизилось, с лодки на него передали сигнал "Иже Веди", что по международному своду означает "Хочу установить связь". Затем передали еще две буквы: "Люди" и "Мыслети" - "Прошу остановить машины, есть важное сообщение" и "Не имею хода". С судна просигналили, что все поняли.
Теперь было отчетливо видно, что подошедшее к атомоходу судно - сухогруз. На желтой дымовой трубе хорошо выделялась широкая красная полоса.
- Кажется, наши! - обрадовались на мостике К-8.
- Укажите вашу принадлежность! - крикнул в свернутый из галетной банки мегафон Каширский.
В ответ что-то махали руками, но слова относил в сторону ветер.
- Вы русские?
- Русские! Русские! - обрадовано закричали с судна.
На лодке сразу оживились. Сухогруз подвернул и на его корме отчетливо проступила надпись "Авиор" и порт приписки "Варна".
- Все одно свои, братушки! - переговаривались между собой подводники. - Теперь уж дело пойдет на лад.
Тем временем командование атомохода выяснило возможность передачи радиограммы. С "Авиора" разводили руками:
- Вашей частоты не имеем. Наш передатчик дискретный!
- Что будем делать? - обвел взглядом стоящих рядом с ним офицеров Каширский. - Остается одно - давать РДО через Варну!
Командир, замполит и особист утвердительно кивнули. Вновь вооружившись мегафоном, замкомдив продиктовал на болгарское судно шифрованную радиограмму - бессвязный набор цифр для передачи в Москву.
С "Авиора" кричали:
- Остаюсь около вас, пока не получу подтверждения из Варны!
- Дайте наше место и прогноз! - попросили с лодки.
- Широта 48' 10' северная. Долгота 20' 06' западная, - немедленно отозвались с судна. - А прогноз плохой. Западнее Азор идет циклон "Флора", и в нашем районе к вечеру ожидается баллов 6 - 7. В чем нуждаетесь?
- В сигаретах! - сразу выкрикнуло несколько человек.
На сухогрузе засуетились. Видно было, как там расстелили на палубе брезент и моряки ссыпали туда в кучу все имевшиеся у них сигареты. Затем среди сигаретных пачек уложили пару бутылок коньяка, все завязали в пак и лихо перебросили на палубу лодки.
- Спасибо, ребята! - махали руками подводники. - Царский подарок!
Ответным скромным даром североморцев стала банка тараньки, также совершившая удачный полет над волнами.
На верхней палубе "восьмерки" жадно курили. Сигареты распределял лично старший помощник. На сигаретных пачках значилось кратко "Шипка", словно немое послание пращуров, насмерть стоявших вместе сто лет назад на знаменитом перевале, нынешнему поколению россиян и болгар, бросившим вызов стихии в далекой Атлантике.
(продолжение следует)
Немає коментарів:
Дописати коментар