Несправедливо забытый командир С-270

Капитан 3 ранга Свербилов

Сообщение об аварии было принято находящейся на позиции полярнинской "С-270" под командованием капитана 3 ранга Свербилова. Командир "эски" оставил позицию и полным ходом направился по указанным координатам.

К счастью для аварийного экипажа Жан Свербилов был самостоятельным, решительным и героическим человеком, ибо он принял решение, которое не каждый командир решится принять в принципе (а тем более в те теперь далекие и непростые 60-е). Просто для сведения, а не для оценки, сообщим, что когда в 1986 году после столкновения с американской ПЛ в районе Бермуд тонула "К-219" под командованием Британова, следовавший с боевой службы в базу капитан 1 ранга Попов (будущий Командующий СФ), получив информацию о ЧП, после крепкого раздумья, не стал менять курс вверенного ему атомохода. Как следует из книги подводника Игоря Курдина (в прошлом старпома "К-219", а затем командира ракетной ПЛА) "Враждебные воды" немаловажным фактором принятия Поповым решения не менять курс были последствия, которые "ощутил" в 1961 году за оставление позиции без приказа командир "С-270"... Жан Свербилов.
Погода благоприятствовала морякам: океан был спокоен, светило солнце. Следуя полным ходом "эска" через 4 часа обнаружила точку на горизонте, которая при приближении и оказалась "К-19", носовая надстройка атомохода была полна людей.
По рассказам старших товарищей-подводников появление на Севере первых атомоходов сопровождалось мерами особой секретности, вплоть до того, что при выходе их из базы надводные корабли обязаны были уходить за пределы их видимости, а дизельные подлодки погружаться. Командир первого отечественного атомохода ("К-3", впоследствии "Ленинский комсомол") Леонид Гаврилович Осипенко упоминает дымовые завесы, выставляемые кораблями сопровождения при появлении на встречном курсе атомохода отечественных судов.
Во всяком случае и Свербилов свидетельствует, что ему впервые пришлось увидеть отечественную атомную субмарину.
В 14 часов 4 июля он подошел к борту атомохода. Уровень радиации достигал здесь 7 рентген/час. На вопрос, в какой нуждаются помощи, Затеев попросил обеспечить связь с берегом и принять на борт тяжелобольных.
Так как лодки, уходя в море, оставляют свои сходни на пирсе, эвакуировать пострадавших с атомохода пришлось по отваленным носовым рулям, под которые Свербилов загнал форштевень своей "эски". Троих -Корчилова, Рыжикова и Ордочкина - перенесли по ним на носилках, восемь перебежали сами (пока еще сами). Все одиннадцать были размещены в 1-м отсеке, уровень радиации в котором сразу достиг величины 9 р/час, пострадавших рвало, врач Юрий Салиенко оказывал им посильную помощь.
На КП флота было отправлено радиодонесение: "Стою у борта К-19. Принял 11 тяжелобольных. Обеспечиваю К-19 радиосвязью. Жду указаний. Командир С-270", на которое через час был получен "радиоразнос" почти одинакового содержания от главкома С.Г. Горшкова и комфлотом А.Т. Чабаненко: "Почему покинули завесу? Что делаете у борта "19-й"? За самовольство ответите..."
Только через сутки после аварии (около 3-х часов утра 5 июля), получив приказ КП флота, подошли "С-159" Григория Вассера и "С-266" Геннадия Нефедова.
Погода продолжала оставаться хорошей. Ни авиации, ни надводных кораблей и судов не наблюдалось.
С КП флота поступила команда личному составу атомохода перейти на дизельные подлодки, причем Нефедову следовало отойти из зоны повышенной радиоактивности на 1 милю и ожидать прибытия надводных кораблей СФ, а Свербилову и Вассеру двигаться полным ходом в сторону базы для передачи пораженных на надводные корабли, уже вышедшие навстречу. А до базы было (еще раз повторим) около полутора тысяч миль!
На "С-270" перешло еще 68 человек и были приняты мешки с секретной документацией. Моряки шли по отваленным рулям атомохода голые, неся в руках автоматы Калашникова, которые изымал у них старпом "270-й" Иван Свищ и выбрасывал (?) за борт. Документы (партийные и комсомольские билеты) и деньги были помещены в герметичный кранец.
Затеев, покинув корабль последним, разместился на лодке Вассера вместе с остальными членами своего экипажа.
Оставленная командой "К-19" осталась под "присмотром" торпедных аппаратов нефедовской "эски" ожидать прибытия спасательного отряда.
Погода изменилась, и трое суток перехода в точку рандеву прошли в условиях шторма, с большой волной, дождем и ветром. К моменту встречи с отрядом из трех эскадренных миноносцев условий для эвакуации пострадавших не было, но командир отряда, находившийся на ЭМ "Бывалый", по УКВ настаивал на передаче, ссылаясь на категорический приказ Командующего СФ. В это время на мостик лодки поднялся врач и доложил, что состояние нескольких человек критическое, и он делает все, что может. Только тогда Свербилов принял решение передавать пострадавших.
Став против волны своим левым бортом под правый борт "Бывалого", и прикрываемый другим эсминцем, стоящим лагом к волнам, попробовали начать передачу. По круто сброшенному на лодочную рубку трапу удалось перебежать на борт "Бывалого" тридцати наиболее здоровым людям, прежде чем сносимый волнами и ветром прикрывавший операцию эсминец, чтобы избежать навала дал ход. Лодку с "Бывалым" развернуло по волне и начало бить друг о друга, боковой киль эсминца распорол весь левый борт "эски".
Все тяжело пораженные остались на "С-270", которая, выровняв возникший крен заполнением балластных цистерн правого борта, борясь со штормом, 6-ти узловым ходом продолжила свой путь.
На исходе вторых суток (!) было получено "радио", что в районе Нордкапа (северное побережье Норвегии) эвакуированные с "К-19" будут приняты на надводные корабли. Погода несколько улучшилась, но, по мнению Свербилова, продолжала представлять опасность для его серьезно поврежденной "эски". Встреча с двумя эсминцами проекта 30-бис состоялась, вскоре подошла лодка Вассера.
Для большей надежности 11 июля, Свербилов, ошвартовавшись к "тридцатке-бис", передал оставшихся 49 человек на спокойной воде, зайдя в пустынный фиорд в районе Нордкина (территория и акватория Норвегии). Здесь же Вассер передал людей шлюпками, спущенными с другого миноносца.
Покинув чужой фиорд, лодки взяли курс на Полярный.

На этом можно было бы и закончить, но не станем торопиться расстаться с Жаном Михайловичем и его славным экипажем.
На третьем пирсе Екатерининской гавани было полно начальства - весь штаб Северного флота во главе с начальником, вице-адмиралом А.И.Рассохо, выделялись красными лампасами прибывшие из Ленинграда генералы медслужбы.
После доклада командира "С-270" начальнику штаба флота на пирс вынесли мешки с эвакуированными секретными документами, а когда дозиметрический контроль показал высокую степень их загрязнения оказавшийся рядом начсан флота генерал-майор Ципичев Иван Трофимович по-кавалерийски энергично потребовал их немедленного сожжения.
Стоит упомянуть, что сданные позднее Свербиловым и его замполитом С. Сафоновым начальнику политотдела своей бригады капитану 1 ранга М. Репину партийные документы личного состава "К-19" вызвали у последнего состояние, близкое к потрясению, и он поручил молодой вольнонаемной секретарше унести их подальше в сейф и там запереть.
После построения на пирсе экипаж в полном составе прошел тщательную помывку с дозиметрическим контролем в бане, потом всех переодели в матросские робы и разместили на специально подогнанной плавбазе "Пинега". Там же разместили и экипаж Григория Вассера: матросов - в кубриках, а офицеров - каютах.
Еще во время службы на лодках мне приходилось слышать об эпизоде с попыткой неподчинения, пресеченной Свербиловым во время спасательной операции. Дело заключалось в том, что первым на борт "эски" (еще до эвакуации носилочных пострадавших) перескочил один из членов экипажа атомохода. Свербилов, обратившись к нему как к матросу (я думаю, он знал, что перед ним не матрос), поручил передать на борт Затееву квитанцию о переданной радиограмме, на что услышал, что тот - никакой не матрос, а старший офицер одного из управлений штаба флота и назад на аварийную лодку не пойдет. Тогда Свербилов приказал ему следовать в первый отсек "эски", но получив и на этот раз отказ, приказал своему старпому вынести пистолет на мостик и расстрелять бунтовщика у кормового флага. Сообразив, что с ним не шутят, штабник, подчинился. В воспоминаниях командира "эски" есть этот эпизод, по его словам он не называет имени струсившего потому, что "позже за участие в указанных событиях тот был награжден орденом, а у нас зря орденами не награждают".
А упоминание вольнодумца Жана Михайловича о встрече со своими коллегами - командирами на борту "Пинеги" хотелось бы привести дословно.
Вот эти строки:
"Мы много говорили и пили в эту ночь. Разошлись в 4 утра. Перед тем, как заснуть, я думал о том, что наш экипаж сделал святое дело. Все лодки, участвовавшие в учениях, приняли радио Коли Затеева, но никто, кроме нас, к нему не пошел. Если бы не наша "С-270", они бы все погибли, а их было более 100 человек...

И если Бог есть, предположил я, мы будем в раю. С надеждой на это я заснул."
Командованием Северного флота командир "С-270" был представлен к званию Героя Советского Союза, но глава государства, возможно не разобравшись, с кем приключилась авария, написал на представлении к званию: "Мы за аварии не награждаем!" Естественно, никто не нашел смелости настаивать.
Экипажу "С-"270" придется еще неделю провести в условиях повышенной радиоактивности - вырубать все деревянные конструкции, снимать линолеумные покрытия и т.п. потому что служба радиационной безопасности не даст разрешения на проведение доковых работ по заделке разорванного борта, как представляющие опасность для здоровья рабочих судоремонта.
Никаких отметок о полученных дозах в медицинских книжках членов экипажей всех трех участвующих в спасательной операции "эсок" сделано не было.
По-мужски прямые и честные воспоминания Жана Свербилова были опубликованы в 1991 году ("ЧП, которого не было", журнал "Звезда" № 3).