И снова Маринеско.

Гибель «Вильгельма Густлофа»: правда и домыслы

Морозов М.И.
кандидат исторических наук

 

Достаточно спросить любого, мало-мальски сведущего россиянина, какие славные деяния нашего флота в минувшей войне ему известны, чтобы услышать стандартный ответ: на Севере Лунин на «К-21» повредил могучий линкор «Тирпиц», а на Балтике Маринеско на «С-13» потопил лайнер «Вильгельм Густлоф» с большим числом немецких подводников.
Указанные случаи стали настолько хрестоматийными, что даже широкая аудитория вряд ли нуждается в уточнениях, кто эти люди и что это за корабли. Содержание и известность данных подвигов давно вышли за рамки специальной литературы, они описаны в художественных книгах о войне, в бессчетном количестве журнальных статей и газетных публикаций. Деяния Лунина и Маринеско стали настоящими легендами, как с точки зрения внедрения в военно-исторический эпос нашей Родины, так и с точки зрения их соотношения с реальными событиями..

.

Как и подобает воспетому подвигу история с «С-13» и «Вильгельмом Густлофым» имеет обширную историографию. Ее скрупулезное изучение показало, что все работы условно делятся на две неравные группы. Их общей частью является сам факт потопления судна, который, как правило, сопровождается готовым набором штампов, таких как «крупнейший и комфортабельнейший лайнер Германии», «атака века», «уничтожение 8000 гитлеровцев, в число которых входило 80 укомплектованных экипажей подводных лодок, а остальные эсэсовцы и фашистские бонзы», объявление командира лодки Александра Маринеско «личным врагом фюрера», расстрел командира конвоя, и, наконец, объявление в Германии трехдневного траура по поводу гибели «Густлофа».

Дальше направления работ разветвляются. В большей их части пишется, что Александр Маринеско настоящий народный герой, чей подвиг «потряс гитлеровский рейх до основания» и чуть ли не спас Англию от поражения в тотальной подводной войне, которую собирались вести погибшие подводники. «Почему Маринеско не Герой Советского Союза?» - вопрошают авторы (в публикациях до мая 1990 г.), или «Родина воздала герою по заслугам, но очень поздно» (в публикациях после 1990 г.). В меньшей части работ пишется, что Маринеско вовсе и не герой никакой, а так, недисциплинированный офицер, на долю которого выпал случайный успех. Любопытно другое: в своих публикациях авторы обоих направлений не гнушаются грубого передергивания фактов, купирования истории и другими недостойными приемами - если Маринеско герой, так герой во всем, а все кто писал на него критические аттестации - по меньшей мере штабные крысы и лизоблюды; если командир «С-13» аморальный тип и пьяница, то таким он был во всем. За этой, в общем-то, позорной дискуссией совершенно в сторону уходят два других куда более важных вопроса, которым и будет посвящена настоящая статья:

1. Был ли в действиях командира и экипажа «С-13» элемент героизма, подвиг (героический, самоотверженный поступок человека, группы людей, народа в целом; важное по своему значению действие, совершенное в трудных условиях - так трактует это понятие «Советская военная энциклопедия»)?
2. Из первого вопроса вытекает второй: имело ли место само «важное по своему значению действие», насколько был велик военный и политический эффект от гибели лайнера для третьего рейха, который к концу января 1945 г. и так находился у последней черты?

Об атаке «С-13» написано настолько много, что даже дать простую оценку всем многочисленным пунктам ее легендарного похода, биографии ее командира у нас просто нет возможности. За наиболее достоверной информацией лучше всего отправиться к первоисточникам - архивным данным, не подвергшимся обработке дилетантов от журналистики. В нашем конкретном случае они являются общедоступными, поскольку подборка документов о боевом пути Маринеско опубликована в апрельском «Морском сборнике» за 1990 г. Двумя выпавшими из нее по неведомой причине фактами являются лишь пара партийных взысканий, полученных Маринеско за аморальное поведение на берегу в конце лета 1943 г., и статья, по которой он был осужден к трем годам лишения свободы в 1949 г. - «за разбазаривание социалистической собственности». Все остальное - чистая правда или, по крайней мере, ее версия времен войны (к этому вопросу мы вернемся позже).

Рассмотрение первого из двух поставленных в статье вопросов, видимо, следует начать с краткого анализа боевого (подчеркиваем, именно боевого, а не дисциплинарного) пути командира «С-13». Ведь любые действия подводной лодки, это прежде всего командир, его замысел и его воля. Даже работа экипажа в ходе выполнения боевой задачи, это та же воля командира, только уже опосредовано. Во всех случаях мастерство моряков зависит от того, как командир поставил на своем корабле процессы воинского обучения и воспитания, какую атмосферу, микроклимат он создал на своей субмарине.

Командиром подводной лодки «М-96» Краснознаменного Балтийского флота 26-летний Александр Иванович Маринеско стал летом 1939 г. Несмотря на то, что экипаж корабля энергично работал над освоением новой техники, реально в боевой состав флота «М-96» вошла лишь в январе 1940 г., не успев, таким образом, принять участия в событиях советско-финляндской войны - суровые условия зимы 1939/1940 гг. заставили командование КБФ в начале этого месяца принять решение о прекращении действий подводных лодок. И все же командир «малютки» добился признания, что называется «не мытьем, так катаньем». Напряженная боевая подготовка дала свои плоды. По итогам 1940 г. «М-96» стала лучшей лодкой флота, смогла выйти в 1-ю линию (т.е. была признана отработавшей все боевые задачи по «Курсу боевой подготовки подводных лодок», что было весьма не просто из-за порочной системы организации учебного процесса того времени), а Маринеско получил от командования ценный подарок - золотые часы.

22 июня лодка встретила в составе 8-го дивизиона 2-й бригады ПЛ на Ханко, откуда в первый же день войны ей пришлось перейти в Палдиски. Переизбыток лодок в составе КБФ привел к тому, что «малютка» оказалась востребованной в 1941 г. для боевой службы всего лишь раз - в период с 27 (по другим данным с 22-го) по 31 июля - для несения прибрежного дозора в зоне ответственности БОБРа (Береговой обороны Балтийских, т.е. Моонзундских, островов). Встреч с противником лодка не имела. Не вызывает сомнения, что в скором времени для лодки Маринеско нашлась бы более интересная задача, если бы на нее не пал выбор для отправки на Каспий в качестве учебной. В начале августа 1941 г. «М-96» перешла в Ленинград и начала подготовку к переброске. С этим периодом связаны первые «трудности» в боевой карьере будущего командира «С-13». По-видимому, он рвался в бой, а ему не давали проявить себя, посылали подальше от фронта. Хотя неблагоприятное развитие сухопутной обстановки под Ленинградом не позволило командованию осуществить план, «обиженный» Маринеско «залил обиду» настолько сильно, что в октябре 1941 г. был исключен из кандидатов в члены ВКП(б).

Следующей неудачей, на этот раз по независящим от Маринеско причинам, стало повреждение «М-96» 14 февраля 1942 г. в результате попадания артиллерийского снаряда осадной батареи. Через полутораметровую пробоину в прочном корпусе затопило 4-й и 5-й отсеки, вышли из строя многие приборы. Ремонт корабля занял шесть месяцев. Получается, что когда 12 августа 1942 г. субмарина вышла в очередной поход, ее экипаж и командир не только не имели на протяжении года нормальной боевой подготовки, предусматривавшей погружения и учебные торпедные атаки, но даже ни разу не видели на море настоящего врага! Почти наверняка можно утверждать, что личный состав «М-96» за истекшие полтора года значительно обновился. Иное в блокадном Ленинграде, судьба которого решалась на сухопутном фронте, просто трудно представить.

Эти обстоятельства необходимо учесть при оценки первой торпедной атаки, имевшей место спустя двое суток после выхода, в районе финского маяка Порккалан-Калбода. Обнаружив конвой в составе транспорта (реально - тяжелая артиллерийская батарея «SAT 4» «Хелене», 400 брт) и двух шхун, охранявшихся тремя сторожевыми катерами, Маринеско в 11:17 атаковал его. По транспорту с дистанции 12 кабельтовых была выпущена одна торпеда. Уже спустя минуту на лодке услышали треск, который приняли за признак попадания. Простой расчет показывает, что через такой временной интервал могла попасть лишь торпеда, шедшая со скоростью... 72 узла!!! Еще через минуту субмарина, не имевшая, видимо, системы БТС (беспузырной торпедной стрельбы), после неудачной попытки удержаться на заданной глубине, выскочила на 4,8 метра, так, что над водой показался перископ, а возможно и ограждение рубки. Через него командир успел, якобы увидеть транспорт, который имел дифферент на нос и тонул. Поскольку на самом деле плавбатарея отделалась лишь «легким испугом» (в 1946 г. «потопленную» плавбатарею советский ВМФ получил по репарациям), случай фиктивного потопления 7000-тонного транспорта может вызвать лишь досаду и разочарование у поклонников Александра Ивановича. С нашей же точки зрения куда более удивительным выглядел бы противоположный результат - лодка с неподготовленным экипажем и несовершенной техникой одиночной торпедой со сравнительно большой дистанции утопила корабль врага. Другое «пятно на китель», легшее уже при возвращении из похода, целиком на совести Маринеско. Не предупредив штаб по радио о досрочном возвращении с позиции он невольно поставил под удар жизнь всего экипажа. «М-96», не давшую сразу опознавательных сигналов, атаковали свои же катера МО. К счастью, трагедии удалось избежать.

Второй кратковременный поход, произошедший спустя 2,5 месяца после первого, имел специальную задачу - высадку разведгруппы на побережье Нарвского залива. Хотя в нем встреч с противником не было, два небольших «глотка» военного воздуха окрылили Маринеско, придали ему новый интерес к службе и восстановили в глазах начальства. За «потопление» транспорта он получил свою самую высокую прижизненную награду - Орден Ленина, звание капитана 3 ранга, его вновь принимают в кандидаты в партию, пишут хорошую аттестацию и даже посылают на учебу в Военно-морскую академию. Пиком служебной лестницы становится апрельское 1943 г. назначение командиром на среднюю подводную лодку «С-13».

Здесь хочется сделать небольшое отступление, нанести маленький штрих, характеризующий атмосферу того времени. До этого «С-13» командовал капитан-лейтенант Петр Петрович Маланченко. Поскольку новейшая «эска» вышла из «организационного периода» (термин, обозначавший минимальную готовность экипажа подводной лодки к выполнению боевых задач) лишь к осени 1941 г., ее боевая судьба также насчитывала всего один боевой поход, в сентябре - начале октября 1942 г. Несмотря на то, что в крейсерство в качестве обеспечивающего ходил командир дивизиона капитан 2 ранга Е.Г. Юнаков, за поход лодка получила крайне низкую оценку. Поводом для нее послужило то обстоятельство, что действия в районе со слабой ПЛО (в Ботническом заливе) велись неактивно и малоуспешно. В общей сложности Маланченко за месяц атаковал три одиночных торговых судна и один конвой, по которым произвел восемь торпедных и две артиллерийские атаки. Из десяти выпущенных торпед в цель попало лишь две. Тем не менее, все три одиночных транспорта («Гера», «Юсси Х» и «Анна В», в сумме 3994 брт) были реально уничтожены. Маланченко наградили Орденом Ленина, но с лодки предпочли убрать. Заметьте, в данном случае реальный боевой успех не стал поводом для объявления командира лодки героем, а его действия - подвигом. А что тут удивительного, подумаете вы, ведь не каждый успех является подвигом! Все правильно, но в свое время по отношению к Маринеско подобное положение будет воспринято иначе...

Назначение на «С-13» нового командира фактически избавило субмарину от печальной участи четырех других лодок (в том числе двух типа «С») погибнуть при форсировании Нарген-Порккала-Удской противолодочной позиции. Субмарина готовилась к выходу, но позже, в случае успеха товарищей, которые так и не вернулись из походов. Снова выпавший из активной деятельности, переживающий смерть боевых друзей Маринеско попал в очередную «пьяную» историю со всеми вытекающими последствиями. С различной интенсивностью подобные происшествия продолжались и в дальнейшем, что дало командованию повод написать в одной из аттестаций (ноябрь 1944 г.):«С боевой характеристикой (данной командиром дивизиона) согласен. Необходимо указать на продолжающиеся случаи аморальных явлений, несмотря на указания в прошлой (конца 1943 г. - прим. М.М.) аттестации».

Анализ дальнейшей боевой карьеры Маринеско показывает, что именно в это время у Александра Ивановича произошел какой-то внутренний надлом. К сожалению, его дальнейшие действия свидетельствуют от том, что интерес к настоящей службе, к боевой инициативе у него начинает постепенно исчезать. И первое тому доказательство - октябрьский поход 1944 г.

Казалось бы, долгожданный момент - подводники Балтики снова вырвались на оперативный простор, ан нет. 1 октября лодка покинула Кронштадт, прошла по внутренним фарватерам финских шхер и уже утром 8-го заняла отведенную позицию севернее полуострова Хель, на подходах к Данцигской бухте. Обнаружение цели в районе, где сходились две главные морские коммуникации немцев на Балтике в то время (Готенхафен - Либава и Готенхафен - порты западной Балтики), не заставило себя долго ждать. На исходе первых суток, ранним утром 9 октября был обнаружен одиночный транспорт (реально - немецкий рыболовный траулер «Зигфрид», 563 брт). Сблизившись с ним Маринеско произвел трехторпедный залп. В данном случае дистанция составляла всего 4,5 кабельтовых, и все-таки произошел промах. Промах повторился спустя две минуты, когда последняя торпеда, имевшаяся в носовых аппаратах, также минула цель. По этому поводу в послепоходном заключении командир дивизиона капитан 1 ранга А.Е. Орел (которого многие ярые апологеты Маринеско рисуют в качестве завистника и злого гения народного героя) написал:«Заявление командира, что ТР в момент 3-торпедного залпа застопорил ход, а в момент одиночного выстрела дал ход, и этим объясняются промахи, неверно, т.к. торпеда должна была попасть в ТР через 32 сек., а ТР, застопорив ход и сразу же погасив инерцию (чего быть не может), не дошел бы до точки встречи с торпедой только 90 метров, что при стрельбе веером с растворением 2 градуса 20 минут в обе стороны при такой дистанции все равно привело бы к попаданию. Такой же расчет можно сделать и для повторного выпуска по стоящему ТР одной торпеды».

В данном случае удручает не сам факт промаха, а то, что Маринеско слукавил, не захотел признать свою ошибку. Еще раз он слукавил несколькими минутами позже, когда выпустив по транспорту 39 100-мм и 15 45-мм снарядов и насчитав в общей сложности 11 попаданий, он объявил судно потопленным. На самом деле траулер только потерял ход и накренился, что не помешало немцам, после ухода «С-13» устранить повреждения и отбуксировать судно в базу. Еще более досадным и непонятным фактом является попытка Маринеско «повысить» атакованного рыболова до ранга 5000-тонного транспорта. Случайная ошибка в данном случае опять же исключается, поскольку Маринеско не только имел возможность рассматривать траулер в течение часа с любых дистанций, но и как командир-профессионал обязан был знать массо-габаритные и архитектурные различия между разными типами судов. Так или иначе, даже это скромное суденышко не удается занести на счет «подводника N 1», что впрочем не явилось препятствием для награждения Маринеско орденом «Красного Знамени». До 21 октября, когда лодка была переведена в новый район, Маринеско, в соответствии с данными своего же вахтенного журнала, имел еще три возможности атаковать, но их не использовал. На новой позиции - западнее Виндавы - командир удерживал лодку в 15-20 милях от берега, в то время, как немецкая водная артерия пролегала непосредственно вдоль побережья. В том, что контактов с врагом не было, вряд ли виновата разведка КБФ. Находившиеся в то же время у Виндавы лодки «Щ-307» и «Щ-310», хотя и не добились реальных боевых успехов, по крайней мере неоднократно выходили в атаки на корабли противника. 11 ноября «С-13» ошвартовалась у причалов Ханко и в начале следующего месяца прошла докование в Хельсинки.

Вот тут-то мы и подходим к истории знаменитого январско-февральского похода лодки. Как читатель мог убедиться из вышеизложенного, к тому времени ни сама «С-13», ни Маринеско ни по реальным, ни по декларируемым победам явно не входили на флоте в число лидеров. Как же получилось, что всего месяц спустя субмарина, ее командир и экипаж добились не одного, а сразу двух крупных успехов, что никак не может считаться случайностью?

Боюсь быть заклейменным злейшим врагом «подводника N 1», ну да шила в мешке не утаишь! Выскажу свое личное суждение - не было бы счастья, да несчастье помогло. Всему «виной» те экстраорденарные обстоятельства, при которых лодка вышла в поход. Случилось так, что в предновогоднюю ночь Маринеско с товарищем покинул борт «С-13» и вернулся назад лишь спустя двое суток. Ситуация усугублялась тем, что за время отсутствия командира экипаж успел «отличиться» выяснением отношений с местным населением. Суровому времени - суровые меры. Командующий КБФ адмирал В.Ф. Трибуц решил передать безвестного Маринеско суду военного трибунала. Однако рациональное зерно взяло верх. Смена командира на крупной лодке, да еще такого, в котором экипаж души не чаял, грозила новым выводом субмарины в организационный период до конца войны, и это в то время, когда число действующих подлодок на флоте сократилось до пятнадцати! Рассудив подобным образом Трибуц предоставил возможность командиру и экипажу «С-13» искупить вину в предстоящем походе, что до боли напоминает «искупление вины кровью» в штрафном батальоне. Таким образом, к числу прочих рекордов, относящихся к походу героической субмарины, надо добавить еще и тот, что она стала единственной «штрафной подлодкой» советского ВМФ за все годы войны.

Лодка покинула базу 11 января и находилась на позиции N 4 (маяк Риксхёфт - Кольберг) с вечера 13-го числа. «Правильность понимания» боевой задачи явствует уже из первых действий на позиции. Несмотря на то, что к исходу суток факт присутствия «С-13» в районе был зафиксирован противником и она подверглась преследованию группы ПЛО, Маринеско активно искал объекты для атаки. 16 января лодка пыталась выйти на обнаруженный авиаразведкой конвой. Отказаться от перехвата заставил лишь 8-бальный шторм. После успокоения моря, 21 января группа ПЛО вновь восстанавливает контакт с субмариной. Несмотря на энергичные действия охотников, немцам не удается вытеснить «С-13» с позиции. Маринеско не желает прибегнуть к «коронному номеру» многих командиров лодок Балтфлота, попадавших в подобные передряги - уходу на двое-трое суток к берегам Швеции для ремонта или «для определения собственного места». Он продолжает искать возможность совершить подвиг.

Куда девалась октябрьская безынициативность? 21-го и 24-го лодка обнаруживает и преследует конвои, и лишь противодействие кораблей охранения мешает ей выйти в атаку. В ночь на 29 января «С-13» почти удается настигнуть добычу, которая оказалась сторожевым кораблем или судном-ловушкой. Обстрелянная автоматическими пушками подлодка ложится на грунт, но не уходит из района, где непогода вновь разыгрывается не на шутку. Прошло чуть меньше двух суток и вот, вечернее всплытие 30-го приводит к обнаружению крупного лайнера. Им оказался «Вильгельм Густлоф»...

Теперь обратимся к детальному анализу «атаки века».

Наблюдатели субмарины обнаружили будущую жертву на курсовом угле 30 градусов левого борта в 21:10, и спустя пять минут идентифицировали ее как лайнер, перед которым идет дозорный СКР. Что же на самом деле представлял из себя обнаруженный конвой?

«Вильгельм Густлоф» покинул рейд косы Хель в 14:30 (в статье использовано московское время) 30 января. По плану лайнер, вышедший еще раньше из Готенхафена, должен был встретиться в вышеуказанном месте с пароходом «Ганза», и далее следовать в составе конвоя в Киль. Сильное волнение (6-7 баллов) и ветер бросили это судно на остов линейного корабля «Шлезвиг-Гольштейн» и оно повредило руль. После некоторых раздумий командир «сил охранения Готенхафена» корветен-капитан Вольфганг Леонхардт приказал «Густлофу» следовать на запад одному в охранении миноносца «Лёве» и торпедолова «ТF 1»(см. ссылку №1). Вскоре после выхода из Данцигской бухты в открытое море торпедолов просигналил о возникновении течи и убыл назад в базу. Лайнер и миноносец остались вдвоем.

Командир судна капитан Фридрих Петерсен прекрасно понимал, что продолжение движения на запад содержит в себе известный риск. Выход мог быть найден только в оригинальном решении и оно не заставило себя долго ждать. Принимая во внимание штормовую погоду и сравнительно большую скорость лайнера Петерсен решил прорваться глубоководным фарватером N 58, что проходил севернее банки Штольпе. Из представленного после катастрофы отчета следует, что капитан рассуждал примерно так: «Шторм и снегопад затруднит противнику обнаружение судна. Если двигаться с максимальной скоростью с рассветом оно будет уже на подходах к Кильской бухте. Вражескую авиацию, таким образом в расчет можно не принимать. Глубоководный фарватер застрахует от подрыва на минах. Подводным лодкам противника будет тяжело обнаружить «Густлоф», и еще сложнее - занять позицию для атаки в условиях шторма». И действительно, будь на месте «С-13» любая из более многочисленных «щук» КБФ с их «парадной» надводной скоростью в 11,5 узлов атака бы не состоялось. Однако на этот раз все совпадения выстроились не в пользу немцев, да и не мог Петерсен учесть, что ему предстоит встреча не с простой советской подлодкой, а с «С-13», «запрограмированной на подвиг». В 21.00 германские корабли легли на курс 280 градусов и развили 12-узловой ход. Противолодочный зигзаг (который так «помог» авианосцу «Синано» встретиться с торпедами субмарины «Арчер-фиш») после выхода из бухты не осуществлялся. Спустя 10 минут после этого их и обнаружила «С-13».

В момент обнаружения лодка двигалась в направлении 105 градусов, что являлось почти строгим контркурсом относительно курса «Густлофа». Скорости хода противников по иронии судьбы были одинаковы и составляли 12 узлов, хотя вахтенный приписал «немцу» на три узла больше, что, впрочем, опровергается германскими документами. При быстроте сближения, равной 24 узлам Маринеско потребовалось 14 минут, чтобы определить приблизительные элементы движения цели и начать с ней сближение. Не трудно посчитать, что за это время расстояние между кораблями сократилось почти на 6 миль (в 21:20 «С-13» уменьшила ход до 9 узлов), что при сравнительно высокой скорости лайнера (об этом можно было бы догадаться в момент классификации цели) легко могло привести к потере контакта, и уж точно привело бы, заметь противник советскую подлодку. Условия атаки усложнялись, хотя в этом вряд ли можно винить немцев, продолжавших «переть» на запад по прямой с постоянной скоростью. Враг словно проверял готовность советских подводников к осуществлению атаки в простейших условиях. Переходящая из одного отечественного издания в другое версия об особом «мастерстве» Маринеско, зашедшего в атаку со стороны берега, откуда враг не ожидал нападения из-за малой глубины, не выдерживает никакой критики. Во-первых, цель изначально была мористее «С-13» и на протяжении всей атаки лодка оставалась ближе к берегу, во-вторых, фарватер N 58 проходил от берега на расстоянии 12 миль, что совершенно не исключало возможность появления подводных лодок с любых направлений. Глубина дна в месте торпедирования «Густлофа» достигала 61 метра, в то время, как в годы войны неоднократно имели место атаки советских подлодок с глубин до 15 метров (или даже 8 метров в Одесском заливе, где действовали лодки типа «М»).

Да, в эту ночь все обстоятельства повернулись против пассажиров несчастного лайнера. Капитан Петерсен, зная, что в море находится еще несколько германских конвоев, приказал включить позиционные огни (именно «благодаря» им «Густлоф» был обнаружен ночью на большой дистанции), а вслед за этим дал команду миноносцу «Лёве» переместиться на кормовые курсовые углы судна. Вскоре, не выдерживая 12-узлового хода при сильном волнении и боковом северо-западном ветре, «Лёве» начал отставать. Очевидно, командир миноносца капитан-лейтенант Пауль Прюфе не придал этому слишком большого значения. Данных о наличии в этом районе агрессивно настроенной русской подлодки у него не было - предупреждение о нахождении в районе банки Штольпе «С-13», переданное штабом сил охранения ВМБ Готенхафен, не было принято на кораблях конвоя из-за атмосферных помех. По немецким данным в момент торпедирования «Густлофа» «Лёве» находился от него всего на расстоянии 300-400 м, во что, однако, трудно поверить, поскольку с «С-13» его не наблюдали.

В вахтенном журнале «С-13» «исчезновение» СКР датируется 21:25. Для героической «атаки века» исчезла последняя помеха!

Минутой раньше Маринеско начинает решительное сближение с противником. Хотя корабль охранения пропал из вида, в 21:27 командир «эски» отдает приказ о переходе в позиционное положение. Одновременно он начинает понимать, что цель ускользает. Об этом свидетельствует ряд поворотов влево, фактически уже вслед проходящему мимо судну. В 21:35 ход вновь увеличивается до 12 узлов. Позиционное положение препятствует достижению еще большей скорости, которая в этот момент весьма необходима. В 21:41 в концевых группах продувают главный балласт и спустя три минуты лодка развивает уже 14 узлов.

К 21:55, в тот момент, когда дистанция составляет уже не более 35 кабельтовых, Маринеско окончательно убеждается, в том, что с выходом в атаку он опоздал. Курсовой угол лайнера на подводную лодку - 120 градусов левого борта. Не приняв дополнительного решения цель не атакуешь. Но что же мешает лодке обогнать теплоход и занять выгодную позицию вновь? СКР уже полчаса не просматривается, субмарину с судна не обнаружили, жертва идет постоянной скоростью и курсом. Для войны с таким сильным и умелым противником, каким были немцы данные условия можно считать беспрецедентно легкими, а здесь еще и «горячий командирский наказ» без победы не возвращаться. В принципе, даже нет проблемы выбора. В 21:55 «С-13» ложится на курс 280 градусов и начинает длительный, часовой обгон ничего не подозревающего «Густлофа». В течение последнего получаса лодка развивает 18-узловой ход (по всей вероятности из-за сильного волнения реальная скорость была несколько меньшей, чем об этом можно было судить по числу оборотов гребных валов) чего она возможно не делала даже на сдаточных испытаниях в 1941 г. Вне всякого сомнения, поддержание подобной скорости делает честь электро-механической БЧ субмарины, однако не снимает с атаки привкуса «полигонности».

Наконец в 23:04 «атака века» достигает своей кульминации - лодка ложится на боевой курс 15 градусов, который выводит ее строго перпендикулярно левому борту лайнера. Через четыре минуты Маринеско дает команду «пли». Дистанция до цели - 4,5 кабельтовых, расчетный угол встречи - 85 градусов. Это не «Зигфрид», здесь командир ошибиться права не имеет. Полный залп четырьмя носовыми аппаратами на практике стал трехторпедным - не сработал до конца автомат-коробка торпедной стрельбы. Впрочем, для «Густлофа» это уже не имеет значения. Спустя 37 секунд первая торпеда поражает левый борт цели в районе капитанского мостика. Вслед за эти почти сразу следует еще два взрыва. Атака в полигонных условиях не могла закончиться иначе как со 100-процентным результатом. Фактически Маринеско стрелял залпом не для того, чтобы добиться хотя бы одного попадания, а чтобы потопить столь крупное судно наверняка. И это, как мы знаем, ему удалось.

Послезалповое маневрирование субмарины также свидетельствует о том, что командир «С-13» стремился довести уничтожение лайнера до конца. Он не стал тут же отдавать приказ о погружении или об отходе полным ходом в надводном положении в темную южную часть горизонта. Он остался наблюдать результаты атаки, подвергая и себя и экипаж определенному риску. В вахтенном журнале появляются следующие строки: «23:09 ... Лайнер накренился и начал тонуть ... 23:10 Левый борт лайнера ушел под воду ...».

В эту же минуту наконец-то «объявилось» охранение. Наблюдатели подлодки зафиксировали свет прожектора на горизонте по пеленгу 25 градусов. Хотя непосредственно в этот момент лодке ничего не угрожало, в 23:10 Маринеско поспешил начать маневр уклонения и приказал срочно погрузиться. Прошло еще 16 минут прежде чем акустик зафиксировал работу вражеского гидролокатора по пеленгу 240 градусов. Судя по данным противной стороны в этом направлении мог быть только «Лёве», которому, опять же, если верить немцам, за пару дней до эскортирования злополучного «Густлофа» срезало антенну ГАС при ударе о льдину. Очевидно поэтому миноносец даже не пытался сбрасывать глубинных бомб. Больше всего в тот момент капитан-лейтенанта Прюфе интересовала возможность швартовки к кормовой части теплохода для приема людей. Нараставший с каждой минутой крен сделал это невозможным, но уже через 30 минут после взрыва торпед «Лёве» снимал со шлюпок первых пострадавших.

В 20-минутном интервале с 23:26 до 23:45 присутствие противника на лодке никак не ощущалось. «С-13» продолжала медленно двигаться под водой курсом 80 градусов на расстоянии не более 2 миль от гибнущего судна. Вероятно, шум тысяч тонн воды, врывающейся во внутренние отсеки, звучал для ее экипажа сладкой музыкой. «Сделал дело - гуляй смело», и Маринеско «гулял» не пытаясь узнать, что же творится на верху. Между тем, если бы он мог знать настоящее положение дел, он был бы по меньшей мере взволнован - с северо-востока с максимальной скоростью по прямой к месту катастрофы спешил тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер»(см. ссылку №2) и миноносец «Т 36» (типа «Эльбинг»; именно его прожектор и видели сигнальщики «С-13» на горизонте). В 23.45 шум винтов «Т 36» фиксируется на лодке, после чего она ложится на курс 0 градусов.

Тем временем немцы с головой ушли в спасательные работы. С «Т 36» замечают темную громаду «Густлофа» и корабль устремляется прямо к ней. Тяжелый крейсер идет следом. В 00:00 достигнуто место катастрофы, но почти сразу же миноносец устанавливает гидроакустический контакт с подводной лодкой. Хотя дистанция до обнаруженного объекта составляет 18-22 кабельтовых и он не выказывает агрессивных намерений, командир «Хиппера» капитан цур зее Хенигст, уже было отдавший приказ приступить к спасению утопающих, принимает решение срочно возобновить движение на запад, оставив для оказания помощи только свой эскорт.

Покидая место спасательных работ матросы «Хиппера» могли наблюдать, как в 00:10 сильно погрузившийся в воду лайнер лег на левый борт и затонул. Оба миноносца продолжали подбирать людей, одновременно наблюдая за «поведением» «С-13». Хотя вахтенный журнал лодки свидетельствует, что все это время она продолжала медленно удаляться от места катастрофы в общем направлении на северо-восток, в 00:47 акустик «Т 36» зафиксировал наличие второго крупного подводного объекта в северо-западном направлении, который якобы пытался сблизится с миноносцем. Корабль был вынужден прервать прием людей и контратаковать «субмарину». При этом немцы утверждают, что они наблюдали след торпеды, от которой «Т 36» с трудом сумел уклониться. В ответ было сброшено двенадцать глубинных бомб. К тому моменту «Эльбинг» принял на борт уже 564 человека (в дополнение к 250, взятым в Готенхафене), и, согласно рапорту командира, не мог использовать зенитное вооружение. Около 01:00 «Т 36» развил полный ход и взял курс на Заснитц. Вновь «Лёве» остался один.

Прошел еще час, прежде чем на сцене трагического представления, появились новые участники. Ими были корабли, входившие в т.н. конвой «Орион»: теплоход «Готенланд» (5312 брт; на его борту находилось около 3300 беженцев из Пиллау), тральщики «М 341» и «М 387». Они сразу же приступили к спасательным работам. Незадолго до 03:00 к ним присоединился еще один конвой - пароход «Гёттинген» (6267 брт; 2436 раненных и 1190 беженцев из Пиллау), тральщик «М 375» и торпедолов «ТF 19». Эти шесть кораблей (перегруженный «Лёве», имея на борту 472 человека, убыл около 03:30) продолжали поиск потерпевших до 06:00 утра 31 января. Все это время Маринеско осуществлял акустическое наблюдение за судами с дистанции 11-15 миль, не делая при этом никаких попыток сблизиться. В 04.00 в вахтенном журнале лодки появляется запись: «Оторвались от преследования двух СКР, одного ТЩ. Во время преследования было сброшено 12 глубинных бомб. ПЛ повреждений не имеет». В 04:15 лодка всплыла и спокойно направилась в северную часть позиции, продолжая производить прерванную атакой зарядку аккумуляторов.
http://www.podlodka.su/03/Books/Morozov_M_Gustlov_01.php