Шестнадцать ракет над холодным морем

В десятом часу вечера 9 августа 1991 года на экранах американского центра наблюдения и дальней разведки вдруг почти одновременно возникло несколько отметок, обозначающих запуск ракет. Одна, две, три, четыре… шестнадцать! Спутник сразу же точно определил координаты старта: Баренцево море, полигон советских подводных лодок. В Белый дом и в Пентагон тут же полетели тревожные доклады, но вскоре следом отправились и успокаивающие сообщения: 14 ракет взорвались в пределах акватории полигона, а две по баллистической траектории направились на восток, к советскому камчатскому полигону… Стало ясно, что «империя зла» проводит очередные учения.
http://www.vsr.mil.by/index/159__1.html?publication=159 

Глядя на две удаляющиеся от Европы мерцающие черточки, оператор центра с иронической ухмылкой доложил шефу: «Похоже, русские сегодня гуляют, сэр!».

Он даже не догадывался, насколько его слова близки к истине! Русские действительно имели повод хорошо погулять: они первыми в мире выполнили сложнейшую учебно-боевую задачу — одним залпом выпустили весь боекомплект баллистических ракет с борта стратегического подводного ракетоносца!

Но вот в чем вопрос: стал ли мир от этого лучше?

Диалектика залповой стрельбы

Как только не называли мои зарубежные собратья по перу этот старт 16 ракет: и «Генеральной репетицией Апокалипсиса», и «Последним залпом СССР», и «Салютом погибающей «империи зла» и даже «Последней угрозой с Востока»! Однако дома об этом залпе знали считанные люди — все детали операции, носившей кодовое название «Бегемот-2», были долгие годы засекречены. Впрочем, населению скорчившейся в агонии политического, социального, экономического и нравственного кризисов страны не было никакого дела до того, что где-то кто-то чем-то куда-то выстрелил… Если помните, тогда на одной шестой части суши стреляли почти на каждой улице! И только через несколько лет подробности этой уникальной операции (да и то не все) попали на страницы газет.

«Эка невидаль, пальнули залпом! И всего-то делов! — усмехнется скептически настроенный читатель. — Вон в кино сколько раз показывали, как корабли (и морские, и межзвездные) лупят друг по другу из пушек залпами, ракеты пускают сотнями, и лазерным оружием супостатов на куски режут! А тут всего 16 ракет — было бы чем гордиться!»

Увы, это кинематографистам гордиться нечем… Если отбросить фантастические сценарии различных звездных войн и вернуться в земные моря и океаны, то с грустью приходится констатировать, что сценаристы, режиссеры и живописцы представляют себе морской бой вообще и стрельбу из орудий или ракетный залп в частности на уровне жизненного опыта первоклассника.

Тут, как и в любом другом деле, есть свои нюансы и диалектические моменты. Во‑первых, корабль несет в своих погребах ограниченное количество боеприпасов, пополнить запас которых он может, только вернувшись в базу. Поэтому огонь ведется очень экономно и морские артиллеристы стреляют только прицельно! Во‑вторых, стволы крупнокалиберных орудий рассчитаны на сравнительно небольшое (всего несколько сотен) количество выстрелов. Канал ствола под воздействием чудовищного давления и огромных температур быстро изнашивается, и снаряды начинают попадать куда угодно, но только не в цель. После нескольких стрельб стволы приходится менять, а это дорогостоящая, трудоемкая и долгая операция, на время проведения которой боевая единица полностью теряет боеспособность. В‑третьих, любой выстрел сопровождается мощной отдачей, которая вызывает деформацию корабельного корпуса: расходятся швы обшивки, трещат трубопроводы, опасно натягиваются кабеля, барахлят и выходят из строя приборы. Ремонт значительной части этого оборудования можно произвести только в базе, до которой еще надо дойти после боя. Поэтому в 99 случаях из ста стрельба ведется не залпом, а поорудийно; ураганный огонь из всех пушек открывается только в самом крайнем, критическом случае, когда кораблю грозит почти неминуемая гибель.

Неизмеримо сложнее произвести ракетный залп с субмарины, находящейся в подводном положении. Во‑первых, необходимо точно выдерживать заданную глубину погружения и скорость корабля, иначе давление воды не позволит ракетам выйти из шахт или переломает их как спички. Во‑вторых, в момент выстрела изменяются физические параметры подлодки — прежде всего ее масса, а следовательно, и гидродинамические показатели, и скорость. Поэтому надо мгновенно вносить в расчеты новые поправки. В‑третьих, деформация корпуса многократно возрастает, усиливается из-за давления воды на него. А еще есть «в‑четвертых», «в‑пятых»…

Поэтому ракетный залп с борта атомной подводной лодки К-407, прогремевший в Баренцевом море в августе 1991 года, вполне можно считать подвигом, который совершили советские военные моряки. Напишу еще раз: до сих пор ни один военно-морской флот мира не рискнул его повторить.

Супероружие «холодной войны»

Атомный ракетный подводный крейсер стратегического назначения (РПКСН) К-407 (этот класс кораблей также называют подводными лодками атомными с ракетами баллистическими, сокращенно ПЛАРБ), успешно осуществивший уникальную операцию «Бегемот-2», принадлежал к третьему поколению атомных субмарин.

Работы по созданию кораблей этого типа с 1975 года вело Центральное конструкторское бюро морской техники (ЦКБМТ) «Рубин» под руководством генерального конструктора дважды Героя Социалистического Труда академика Сергея Никитича Ковалева. Проект получил индекс 667 БРДМ и шифр «Дельфин». Он предназначался для размещения нового ракетного комплекса Д-9РМ с 16 межконтинентальными жидкотопливными ракетами Р-29РМ, имеющими увеличенные дальность стрельбы и точность попадания. Разработка его велась в КБ машиностроения под руководством дважды Героя Социалистического Труда академика Виктора Петровича Макеева.

Обоим конструкторским коллективам предстояло создать новую систему оружия с впечатляющими характеристиками. И это им удалось!
В 1986 году, уже после смерти Макеева, был принят на вооружение комплекс Д-9РМ, и в Красноярске, и в Златоусте началось производство собственно ракет и всех деталей комплекса. Но еще 23 февраля 1981 года на судостроительном заводе «Красное Сормово» в Горьком (ныне — Нижний Новгород) состоялась закладка головного корабля нового типа (заводской № 379). При закладке субмарина получила имя, характерное для той эпохи, — К-51 «Имени XXVI съезда КПСС».

Новые корабли строились очень быстро. Не успели «пятьдесят первую» спустить на воду, как рядом начали строить следующую, К-84, затем третью — К-64, потом еще одну… Всего было построено семь лодок данного проекта. Последняя, К-407, вошла в строй флота в конце 1990 года.

Конструкторы, инженеры и рабочие создали подлинное чудо техники. Каждый «Дельфин» имел надводное водоизмещение 11.700 тонн, а подводное — 18.200. То есть субмарина эта была в 2,5 раза больше крейсера «Аврора» и на 4.700 тонн тяжелее броненосца «Потемкин». Длина корабля составляла 167 метров (1,5 футбольного поля), ширина — 11,7 метра.

Два ядерных реактора субмарины имели общую мощность 60.000 л/с — в 4,9 раза больше, чем паровая установка «Авроры», и в 5,6 раза — чем машины «Потемкина». Два малошумных пятилопастных винта позволяли кораблю двигаться под водой со скоростью 42,6 км/ч.
Подводный ракетоносец спокойно «работал» на глубине 400 метров, хотя мог погрузиться в пучину вод и на 650 метров — в шесть раз глубже, чем самые лучшие подводные лодки периода Второй мировой войны.

Экипаж корабля насчитывал 140 матросов, старшин, мичманов и офицеров — это в 5,8 раза меньше, чем на легендарном броненосце. Условия обитания подводников тоже выгодно отличались от «потемкинских» — комфортабельные каюты, солярий, сауна, спортзал, почти ресторанное питание, воздух, содержащий около 25 процентов кислорода…

Главным оружием новой советской атомарины были 16 трехступенчатых баллистических ракет Р-29РМ. Эти ракеты до сих пор, спустя два с лишним десятилетия «со дня своего рождения», считаются лучшими в своем классе. Если сравнить данную ракету с американской UGM-133A Трайдент II (D5), которая на пять лет «моложе» своей советской визави, то мы обнаружим, что Р-29РМ на 18,8 тонны легче (40,3 против 59,1), всего на 60 см длиннее (14 м против 13,4 м) и на 21 см «тоньше» (1,9 м против 2,11 м) своей заокеанской соперницы.

Дальность стрельбы нашей ракетой составляла 8.300 км. Это означало, что, находясь на позиции в Норвежском море, она «доставала» все восточное побережье США, а из Японского моря — весь западный берег североамериканского континента. Р-29РМ несла четыре ядерные боеголовки мощностью по 200 килотонн каждая. Если вспомнить, что смертоносный заряд атомной бомбы «Малыш», сровнявшей с землей Хиросиму, равнялся «всего» 20 килотоннам, то можно посчитать, что каждый советский «Дельфин» нес 640 (!) Хиросим… Посчитайте сами, что могли бы сотворить с планетой все семь советских РПКСН нового поколения…

Однако давайте вспомним, что в стране «подлинной демократии» в это время тоже не страдали от приступов пацифизма. Там с 1976 года также шло интенсивное строительство своего нового подводного «хиросимоносителя» — 18 атомарин типа «Огайо». Каждая из них должна была нести по 24 ракеты мощностью по 800 килотонн каждая. Итого: полторы дюжины кораблей и по 960 Хиросим на каждом из них…

Давайте посчитаем, что бы получилось, если бы две эти эскадры вдруг «разрядились» по намеченным целям. Перемножим цифры и сложим произведения — получим 21.120 уничтоженных городов. Поэтому прозвища «убийцы городов» и «стиратели континентов» эти атомарины носили заслуженно.

…Вам не кажется, читатель, что человечество тогда, в годы «холодной войны», уцелело, так сказать, чисто случайно?..

И еще. На сегодняшний день в боевом составе ВМС США 14 ракетоносцев типа «Огайо» — 336 ракет морского базирования. В составе ВМФ РФ 12 подводных ракетоносцев (в том числе шесть «Дельфинов») со 160 пусковыми установками. А это значит, что мы, независимо от места жительства, гражданства и социального статуса, до сих пор живем под ядерным мечом современного Дамокла. Какой вывод из этого факта следует сделать нам, народу маленькой безъядерной страны? Один-единственный: надо всегда держать порох сухим, несмотря на все попытки нас разоружить. Ибо еще в древности сказано: «Владение оружием делает нацию свободной»…

О флотской чести

Все эти подсчеты, которые мы произвели выше, были сделаны военно-политическим руководством обеих противостоящих систем еще четверть века тому назад. Однако нельзя сказать, что полученные данные их остановили — гонка вооружений продолжалась. Во что она обошлась человечеству, сказать трудно. Можно только догадываться, зная, например, что строительство одной лодки класса «Огайо» в 1980 году обходилось заокеанским демократам и республиканцам в полтора миллиарда вечнозеленых банкнот. Думаю, что и «Дельфины» стоили нашим мамам и папам примерно столько же…

Это не могло не аукнуться в середине 80‑х годов прошлого века, когда кризис экономики заставил советское руководство подумать об ограничении военных расходов. В частности, встал вопрос о том, чтобы определить наиболее эффективные системы оружия, которые необходимо оставить в арсенале страны. Устаревшие, неэффективные «мечи» и «щиты» предполагалось снять с вооружения и тем самым облегчить казне бремя несения «военного налога».

В связи с этим отдельные представители военного руководства страны «заподозрили» в неэффективности именно систему морских стратегических вооружений. В доказательство своих претензий они высказали следующие соображения. Во‑первых, морские «стратеги» стоят неизмеримо дороже, чем наземный или воздушный компонент «ядерной триады». Во‑вторых, РПКСН нигде в мире никогда не применяли свое оружие в боевых целях и, следовательно, еще неизвестно, как поведут они себя во время «Ч». В‑третьих, современные средства противолодочной борьбы не дадут им возможности применить свое оружие в полную силу — лодка будет обнаружена и уничтожена после пуска первой же ракеты.

Моряки восприняли эти доводы как брошенное им страшное обвинение в непрофессионализме. Решено было продемонстрировать партии и правительству боевые возможности атомных «пенителей морей». Для этого разработали операцию «Бегемот» — ракетный залп с борта новейшего подводного крейсера.

Бывший главнокомандующий ВМФ СССР Герой Советского Союза адмирал флота Владимир Николаевич Чернавин позже вспоминал: «Ракеты подводного базирования были признаны самым надежным компонентом стратегических ядерных сил и в СССР, и в США. Возможно, именно поэтому под шумок переговоров о необходимости ограничений стратегических вооружений стали подбираться к атомным подводным крейсерам стратегического назначения. Во всяком случае, в последние годы печально знаменитой перестройки в Министерстве обороны СССР все чаще и чаще раздавались голоса: дескать, подводные ракетоносцы весьма ненадежные носители баллистических ракет, мол, они способны сделать не более двух-трех пусков, и потому нужно избавляться от них в первую очередь. Так возникла необходимость демонстрации полноракетного подводного старта. Дело это весьма дорогостоящее и непростое, но надо было отстаивать честь оружия, и я поручил эту миссию экипажу атомного подводного ракетоносца «Новомосковск» (тогда это была номерная лодка), которым командовал капитан 2 ранга Сергей Егоров».

Тут надо отметить, что еще в 1969 году подлодка К-140 под командованием капитана 2 ранга Юрия Бекетова удачно отстрелялась восемью ракетами — произвели «два пуска по четыре снаряда».

Но, когда через 20 лет, в 1989 году это упражнение (операция «Бегемот») попытался повторить экипаж К-84 «Екатеринбург», его постигла неудача. За несколько минут до старта еще при закрытых крышках ракетных шахт из-за отказа одного из приборов произошла разгерметизация баков горючего и окислителя ракеты. В одной из шахт началось «слаботекущее возгорание». Рассказывать о том, что такое пожар на субмарине, бесполезно — словами это не описать, а лично пережить… Нет, лучше не надо!

Но… От резкого повышения давления в шахте была вырвана крышка шахты и произошел «частичный выброс ракеты». Лодка вернулась в базу, а поседевший враз командир еще долго благодарил Всевышнего за то, что все, кто был на борту, остались живы…

Как рассказывали позже участники того драматического похода, «одной из причин нештатной ситуации стала общая нервозность экипажа на субмарине из-за наличия на борту огромного количества флотского начальства, желающего получить награды «за успешное проведение учений»…

После этого эпизода репутация флота оказалась подмоченной, морякам срочно требовалось реабилитироваться. Для этого был разработан план операции «Бегемот-2». Главным действующим лицом этого мероприятия стала новейшая атомарина К-407. Командиром этого корабля был в то время капитан 2 ранга Сергей Егоров.

…К «Бегемоту-2» готовились полтора года! Изнурительные тренировки экипажа продолжались много месяцев. Егоров больше года гонял своих людей на тренажерах, пять раз выходил в море отрабатывать с экипажем главную задачу. Он гонял подчиненных до седьмого пота, добиваясь полного автоматизма в выполнении всех операций.
Из разрозненных воль, душ, интеллектов, сноровок Егоров сплел, создал, смонтировал отлаженный человеческий механизм, который позволял разрядить громадный подводный ракетодром столь же лихо и безотказно, как выпустить очередь из автомата Калашникова. В этом был его великий командирский труд, в этом был его подвиг…

Только так можно было обеспечить выполнение боевой задачи, когда на карту были поставлены не только карьеры офицеров, но и честь флота. А это, поверьте, во все времена было важнее чьих-то амбиций и личных судеб… Потому что слова, сказанные много лет назад императором Александром III о том, что у России есть только два верных союзника — ее армия и ее флот, не теряют своей актуальности никогда. Никогда!

Готовились люди, готовилась техника. Комиссии сменяли друг друга, но все проверяющие могли только констатировать, что подготовка идет по графику и причин для ее прекращения нет.

Наконец из Москвы, где по-прежнему царили сомнения, перераставшие в недоверие к подчиненным, прибыл начальник отдела боевой подготовки подводных сил ВМФ контр-адмирал Юрий Федоров с последней проверкой. Он имел негласный приказ: не допустить проведения стрельб. Слишком памятна была первая неудача, и в «верхах» не очень верили в успех. Но контр-адмирал, опытный подводник, лично облазив всю лодку от трюмов до перископа, убедился в обратном: экипаж готов и как никогда велика вероятность благоприятного исхода эксперимента. В Москву ушла шифрограмма: «Экипаж и матчасть проверил зпт стрельбу допускаю тчк федоров». А чтобы впавшие в панику столичные штабисты его не… «покалечили» (скажем так), Федоров тут же убыл в дальний гарнизон, связь с которым осуществлялась «только по праздникам».

(Дописал я до этой фразы, и тут рядом появился один мой хороший знакомый, который многие годы носил на плечах офицерские погоны и службу знает не понаслышке. Он прочел текст и удовлетворенно произнес: «Молодец адмирал! Лодку в море выпихнул, а сам на берегу остался… Знал, что в случае чего с него взятки гладки — он ни при чем…». Я возразил: «Да ведь эта телеграмма и есть его подпись под «смертным приговором». А что на борт не полез, так ведь знал, что обилие начальства при командире — залог благополучно заваленного задания». Приятель со мной не согласился… Но я вам так скажу: Михаил Жванецкий утверждает, что фраза «Я вами руководил и за все отвечу!» до сих пор дается большим начальникам с большим трудом. А Федоров ответственность взял на себя! Эх, если бы все они, начальники, всегда брали бы на себя ответственность, может быть, и великая страна уцелела бы?!)

…Больше ничто не держало корабль в базе, и в начале августа 1991 года лодка покинула свой обжитой пирс в бухте Оленья Губа. Вошли в Кольский залив, оставив по правому борту Екатерининскую гавань и здание штаба Северного флота, многие обитатели которого уже чересчур нервничали и готовы были вернуть корабль обратно в базу. С какими мыслями шли подводники в этот поход? Егоров вспоминал неудачу К-84 «Екатеринбург»: «Тогда на борту было свыше полусотни человек всевозможного начальства. Только одних политработников пять душ. Многие ведь пошли за орденами. Но когда лодка провалилась на глубину и раздавило ракету, кое-кто очень быстро перебрался на спасательный буксир. Нам в этом плане было легче: со мной вышли только два начальника — контр-адмиралы Сальников (начальник штурманской службы Северного флота. — А. Д.) и Макеев (командир дивизии РПКСН. — А. Д.). Ну и еще генеральный конструктор корабля Ковалев вместе с замом генерального по ракетному оружию Величко, что обоим делает честь. Так в старину инженеры доказывали прочность своих сооружений: стояли под мостом, пока по нему не пройдет поезд… В общем, чужих на борту не было.
Контр-адмирал Сальников предупредил Макеева, нашего комдива: «Хоть одно слово скажешь — выгоню из центрального поста!». Чтоб никто не вклинивался в цепь моих команд! У нас и так все было отработано до полного автоматизма. Любое лишнее слово — совет или распоряжение — могло сбить темп и без того перенапряженнейшей работы всего экипажа».

«Автоматная очередь»… с собственного загривка

…Огромная субмарина, сопровождаемая небольшим сторожевым кораблем, пришла в район запуска ракет. Штурманы (на флоте, правда, говорят «штурмана» с ударением на последнем слоге) еще раз определили точное место корабля; командир, бросив задумчивый взгляд на небо, последним сошел вниз…

Погрузились на глубину 55 метров, дали ход в пять узлов (9,26 км/ч), прозвучала команда:
— Боевая тревога, ракетная атака! Начать предстартовую подготовку!

Люди работали, как на Байконуре: предварительный наддув, кольцевые зазоры ракетных шахт заполняются водой, предстартовый наддув, готовы открыть крышки ракетных шахт.

О чем думал командир в тот момент? «Одно дело — запускать ракету из наземной шахты, глядя на старт за километр из бетонного бункера. Другое — запускать ее, как мы: вот отсюда!.. – Сергей Владимирович красноречиво стучит себя по шее. – С загривка».

Ракетный залп из-под воды требует сверхслаженной работы всего экипажа. Это посложнее, чем стрельба из пистолета по-македонски — с двух рук, навскидку. Егоров вспоминает: «Судите сами: на залповой глубине открываются крышки шахт, они встают торчком и сразу же возрастает гидродинамическое сопротивление корпуса, снижается скорость; турбинисты должны немедленно прибавить обороты, чтобы выдержать заданные параметры хода. Все 16 шахт перед пуском заполняются водой, вес лодки резко увеличивается на многие тонны, она начинает погружаться, но ее надо удержать точно в стартовом коридоре. Значит, трюмные должны вовремя продуть излишек балласта, иначе лодка раскачается, корма пойдет вниз, а нос вверх, пусть ненамного, но при длине корабля в полтораста метров разница в глубине на ракете скажется отрицательно, и она уйдет, как мы говорим, «в отмену». Ведь за несколько секунд до старта некоторые ее агрегаты включаются в необратимом режиме. И в случае отмены старта они подлежат заводской замене, а это немалые деньги».

Впрочем, были и другие думы: «Все эмоции ушли куда-то в подкорку. В голове прокручивал только схему стрельбы. Можно сказать, шел на автомате. Хотя, конечно же, в моей судьбе от исхода операции «Бегемот» зависело многое. Мне даже очередное звание слегка придержали. Мол, по результату… И академия светила только по итогу стрельбы. Да и вся жизнь была поставлена на карту. Карту Баренцева моря…».

Все шло гладко, но вдруг… Пропала звукоподводная связь с надводным кораблем, который должен был фиксировать результаты стрельбы. Лодка его слышит, а он ее нет. Сторожевик был стареньким, на нем, как позже выяснилось, приемный тракт аппаратуры связи барахлил.
Инструкция запрещала стрельбу без двухсторонней связи. Но ведь столько готовились! И контр-адмирал Сальников, старший на борту, взял всю ответственность на себя: «Стреляй, командир!». («Я вами руководил и за все отвечу!»)

Егоров говорит: «Я верил в свой корабль, я ж его на заводе принимал, плавать учил, в линию (в состав боеготовых кораблей. — А. Д.) вводил. Верил в своих людей, особенно в старпома, ракетчика и механика. Верил в опыт своего предшественника — капитана 1 ранга Юрия Бекетова. Правда, тот стрелял только восемью ракетами, но все прошло без сучка и задоринки. Мне же сказали, что даже если тринадцать выпустим, то и это успех». Поэтому он уверенно приказал:
— Открыть крышки шахт!

В холодной глубине медленно распахнулись 16 кратеров ядерного вулкана…

— Старт!

…Несколько лет назад мне удалось посмотреть ту видеозапись, сделанную с борта сторожевика. Я видел почти спокойное холодное море, над которым недавно встало солнце (это в другом полушарии был уже вечер), почти прозрачные облака. Казалось, никаким силам не суждено нарушить эту великую гармонию природы. Но внезапно из воды выпрыгнул огромный черный «карандаш». Он на мгновение замер в воздухе, почти касаясь соплами волн, вздрогнул и выпустил из кормы желто-красный огненный столб! Опираясь на него, ракета, набирая скорость, устремилась к горизонту. Но тут же на поверхности «проклюнулась» голова новой ракеты: она, словно нехотя, вставала из соленого моря, и пенные струи стекали с ее боков. А чуть дальше поднималась еще одна ракета… Это было похоже на автоматную очередь, выпущенную каким-то великаном из гигантского подводного АК-74!

Все 16 ракет вышли за две минуты и 10 секунд. На глубине 55 метров, в отсеке центрального поста К-407, контр-адмирал Сальников вручил погоны с двумя просветами и тремя большими звездами командиру корабля. В Москву и в штаб Северного флота ушли соответствующие телеграммы. В Главном штабе ВМФ заполнялись наградные листы — Егорова представили к званию Героя Советского Союза, других офицеров — к орденам и медалям. На камбузе штаба флота жарился жирный поросенок, которым, по многолетней традиции, встречали экипаж корабля, успешно выполнившего боевую задачу. В трюме субмарины группка старослужащих матросов разлила по кружкам спирт, контрабандно доставленный на борт перед началом похода…

…Ракеты исчезли в небе. Но можно ли его было по-прежнему считать мирным?

Размышления
об увиденном
и услышанном

Но что же я видел на старой кинопленке? Репетицию атомного Апокалипсиса или пресловутый ядерный щит Советского Союза? Голубей мира или смертоносных предвестников конца света? Концентрированное Добро или сгустки Зла?

И вот ведь над чем поневоле задумаешься. Вся эта мощь была в руках одного-единственного человека — я имею в виду не командира корабля, а обладателя ядерного чемоданчика. Но скажите мне, читатель, если офицера-ракетчика неоднократно бдительно проверяли многочисленные, в том числе и медицинские, комиссии, то кто проверял обитателя кремлевского или «белодомовского» кабинета? Кто мог поручиться за то, что он в один, далеко не прекрасный день, вдруг не решит разом покончить с чуждым ему образом жизни нажатием «той самой кнопки»? Почему судьбой мира распоряжался в те годы именно он, а не Он? Кто дал ему, вчерашнему конгрессмену или секретарю обкома партии, это право — право разрешать нам жить и отнимать жизнь у всех нас?

Мы же помним, как в одной цивилизованной стране пришел к власти бывший ефрейтор разбитой армии! К чему привел он свой народ и все человечество? Горы трупов, чудовищные фабрики смерти и ядерный демон, выпущенный на свободу в конце этой трагической эпохи…

Спросите себя, читатель: а существует ли гарантия, что эта история не повторится вновь, только теперь, так сказать, «на атомном витке»? Как избежать человечеству повторения 21.000 Хиросим или одного Чернобыля, когда террористы с легкостью захватывают порой целые города, а наркобароны правят странами? (Ну да, правильный ответ (см. выше): держать порох … — и далее по тексту. Но ведь не только мы одни держим его в пороховницах — вот в чем штука!)

Я вспоминаю жуткие фотографии японских детишек, обожженных атомным смерчем американского «Малыша». Ау, добрый дядя из Вашингтона, ты не переворачиваешься в своем гробу? В чем ты опередил бывшего ефрейтора, загнавшего в крематории миллионы людей? Победив Зло Злом же, не становишься лучше… Ну хорошо, ефрейтор не читал Достоевского, но неужели знаменитый диалог его героев о счастье человечества, купленном ценой жизни замученного ребенка, был неизвестен людям, снаряжавшим в тот полет полковника Тибетса?
Что скажешь ты, автор перестройки, на Страшном суде, глядя в пустые глазницы неродившихся чернобыльских детей и слушая плач тех женщин, которым пришлось убить своих мальчиков и девочек в материнских своих утробах?.. Тоже не читал книги Федора Михайловича?

Ну ладно, прекратим тревожить политических покойников. Интересно, что думают о ядерном кошмаре его непосредственные, так сказать, штурмана (естественно, с ударением на последнем слоге)?

Когда-то, много лет назад, мне удалось поговорить, скажем так, в неформальной обстановке с бывшим командиром одного из советских РПКСН. Я попросил его представить себе ситуацию, когда ядерный дьявол уже вырвался на свободу, «полпланеты раскрошив».

— И вот, зная, что команда «Старт!» из секретного бункера уже никогда не прозвучит, что счет жертвам уже идет на миллиарды, вы бы сами, без команды, нажали бы «ту самую кнопку»? Вы бы выполнили приказ, зная, что сожженных заживо уже не вернешь, зная, что тем самым вы только увеличите мартиролог погибших?

Нет, я не провокатор, я знаю, что нельзя интересоваться у военного человека, выполнит он приказ или нет. В конце концов, именно для этого его учили, воспитывали, вооружали и платили ему «нехилое», как говорит нынче молодежь, денежное довольствие. Но мне было важно знать, кто из них двоих — бывший секретарь обкома партии или бывший командир ракетоносной подлодки — окажется в этой ситуации более здравомыслящим. Речь шла о судьбе планеты и всех ее обитателей — тут уж было не до соблюдения условностей!

Мой собеседник долго думал, что ответить. Дорого я бы отдал за то, чтобы прочесть в тот момент его мысли! Но — чего не было, того не было… А по лицу моряка в те минуты ни о чем невозможно было догадаться — пожилые офицеры, как правило, хорошо контролируют свои эмоции. Наконец он сказал:
— Я не знаю, нажал бы или нет… — но тут же добавил: — Главное, чтобы о моем сомнении не узнал такой же, как я, командир «вражеской» субмарины…

И я тогда не знал и до сих пор не знаю, радоваться мне или негодовать, услышав такой ответ… Аплодировать гуманизму (а вдруг он ложный?) или возмущаться офицером, сомневающимся в целесообразности выполнения приказа (но кроме, как «людоедским», сей приказ и назвать-то никак нельзя!)?

…Порой человечество похоже на слепца, который с палочкой в руке пробирается по узкой тропинке, вьющейся вдоль края пропасти. Вообще-то этот незрячий коллективный индивидуум ступает осторожно, ощупывая дорогу тросточкой своей мудрости, чутко принюхиваясь к запаху собственного опыта и вслушиваясь в шум опасности. Но, когда дорожка временами сужается до невозможности, он вдруг почему-то отбрасывает палочку, перестает нюхать, слушать и… ускоряет шаг! Зачем, где логика?

И самые важные вопросы: так почему же все-таки слепец до сих пор не сломал себе шею и сколько еще раз он будет испытывать судьбу?

* * *

Звание Героя Советского Союза капитан 1 ранга Егоров так и не получил — пока документы его «ходили» из одного кабинета в другой, начался августовский путч 1991 года. Те, кто нами руководил, ответили наконец-то за все…

Человечество вступало в новую эпоху. Подвиг (или все-таки не подвиг?) советских моряков был позабыт.