Валентин Соколов. Подо льдами Арктики. Страницы из дневника командира атомной подводной лодки.
Средняя палуба – жилая. На ней каюты офицеров, кают-компания комсостава и душевая. Все помещения – кроме кают-компании, весьма скромных размеров – отделаны деревянными панелями, под ногами лежат ковровые дорожки. Офицеры живут по два-три человека в тесных каютах, напоминающих поездные купе. Минимум пространства для вещей, у всех на самом видном месте – ИДА, индивидуальные дыхательные аппараты, продержаться без которых при пожаре на подлодке можно не более 10 секунд.
Тут же, по проекту, размещена каюта командира, что оказалось на практике достаточно неудачным решением. В аварийной ситуации он мог не успеть вовремя прибыть в центральный пост, поэтому большинство из нас предпочитало отдыхать прямо в кресле командного пункта подлодки, что в многомесячном походе было весьма утомительным делом. Выход нашелся во время первых плановых ремонтов. Под палубой центрального поста во втором отсеке удалось выгородить небольшую каюту, и теперь командир не рисковал быть отрезанным от КП задраенным по тревоге люком переборки.
В трюме первого отсека располагается круглосуточно работающий камбуз и ДУК – специальное устройство для удаления мусора с подводной лодки, своего рода миниатюрный торпедный аппарат.
На верхней палубе второго отсека, также разделенного на три уровня, находится центр управления субмариной. Здесь расположены пульт управления пространственным маневрированием подводной лодки «Шпат», система автоматического управления средствами борьбы с аварийными дифферентами и провалами по глубине «Турмалин» и пульт управления общекорабельными системами. Это мозг «К-438». Из центрального поста по вертикальному трапу можно подняться в боевую рубку, а оттуда – на ходовой мостик подлодки.
Палубой ниже размещается разнообразная аппаратура контроля и управления, радиорубка и уже упоминавшаяся каюта командира. Место сомнительное с точки зрения радиационной безопасности – при выводе реактора на полную мощность, что обычно происходит уже под водой, радисты вынуждены покидать свой пост из-за угрозы облучения. На атомной субмарине приходится часто идти на осознанный риск.
Третий отсек – реакторный. На подавляющем большинстве советских лодок, в том числе и «К-438», в отличие от американских, установлены сразу две атомные паропроизводящие установки. Это существенно усложняет эксплуатацию, но подо льдом с двойным резервом чувствуешь себя гораздо спокойнее. В этой части подлодки моряки бывают только эпизодически. В запутанных «шхерах» этой части атомохода всегда хватает радиации, и без особой нужды сюда не приходят. Между реакторами проложен укутанный биологической защитой коридор, соединяющий носовые и кормовые отсеки.
Следующий отсек является вместилищем главного двигателя – паровой турбины и двух электростанций – автономных паротурбогенераторов. Это самое жаркое место на корабле. Перегретый до температуры в несколько сот градусов пар вращает многотонные агрегаты. Четвертый отсек – главный источник шумов на субмарине, поэтому все оборудование помещено на специальные амортизированные фундаменты.
Здесь же располагается опреснительная установка. В отличие от старых дизельных подводных лодок, где норма пресной воды составляла 3-4 литра в день на человека, воды теперь вдоволь, можно пользоваться даже такой немыслимой прежде для подводника роскошью, как пресный душ.
Пятый отсек – электромеханический. Тут установлены преобразователи, пароэжекторные холодильные установки, где отработанный в турбине пар снова превращается в воду, и пульт управления главной энергетической установкой. На нем круглосуточную вахту постоянно несут два человека, которые управляют работой реактора. В верхней части отсека находится аварийно-спасательный люк – последняя надежда обитателей кормовых отсеков в случае катастрофы. У тех, кто окажется в этот момент в носовой части подлодки, возможностей больше. Они могут выбраться на поверхность через боевую рубку или торпедные аппараты.
Коша – любимая игра подводников
Предпоследний кормовой отсек – шестой, как и первый, предназначен для размещения экипажа. Здесь каюты инженеров – офицеров, обслуживающих главную энергетическую установку, врача, кают-компания старшин, которая в случае необходимости может быть переоборудована в операционную. По левому борту установлен аварийный дизель-генератор, требующий особого внимания. В критической ситуации автоматика прекращает работу реактора, субмарина получает электроэнергию от аккумуляторной батареи, находящейся в трюме первого отсека. Емкость АКБ ограничена, и после экстренного всплытия на поверхность вся надежда – на аварийный дизель. История катастроф в подводном флоте СССР знает немало примеров, когда запустить его не удавалось, и обесточенная субмарина оказывалась обреченной на гибель.
И, наконец, седьмой, самый тесный, отсек, где расположены механизмы, приводы рулей и химический пост. Он необитаем, лишь время от времени его посещают вахтенные матросы. За кормовой переборкой отсека вращается пятилопастный саблевидный винт, способный под водой разогнать подлодку до скорости автомобиля.
Всем хороша была наша подлодка, вот только вопросам бытового удобства на ней, как на подавляющем большинстве советских кораблей того времени, уделялось даже не второстепенное, а третьестепенное значение. Не знаю, о чем думали заказчики и проектанты субмарины, предусмотрев на добрую сотню человек всего несколько санузлов и душевых кабин. Может, они полагали, что очереди в места общего пользования способствуют сплочению экипажа ? Когда мне довелось побывать в музее подводного флота в Великобритании, я был поражен уровнем комфорта, который был обеспечен на подлодках, которые строились во времена второй мировой войны. Стоит ли упоминать об автоматах для приготовления попкорна, установленных в отсеках американских атомоходов? Впрочем, обо всем этом мы, пребывая за «железным занавесом», во времена нашей службы не знали, и потому все тяготы и неудобства воспринимали как само собой разумеющееся…
Обход занимает добрых полчаса. Четкий доклад командира отсека, краткое общение с членами экипажа – и снова передо мной отдраивается тяжелый круглый люк. На первый взгляд на субмарине все в порядке. Но такое же внешние благополучие было и вчера, до сигнала тревоги.
…День завершается небольшим торжеством. В команде электриков матросам Черкасову и Логинову вместе исполнилось 42 года. Как обычно, командир произнес краткую речь по корабельной трансляции, коки вручили именинникам торты собственной выпечки, а комиссар памятный адрес и арктические одноразовые рубашки.
Понедельник, 15 августа.
Из вахтенного журнала: «Глубина 150 метров. Над нами сплошной лед, под килем более 3 км. Ход 12 узлов».
Уже много часов от акустиков поступают монотонные доклады: «Горизонт чист». Мы идем в мире полного безмолвия. Становится немного не по себе. Нигде прежде не приходилось встречать такой леденящей тишины за бортом. Временами кажется, что мы попали в какую-то временную призму и нас окружает первобытный океан, в котором только зарождается жизнь.
Я, как, наверное, многие из офицеров «К-438», надеялся повстречать в этих водах субмарину американцев. Сколько раз твердили - наши «вероятные противники» активно осваивают район Северного полюса, преследуя свои агрессивные империалистические цели. Было известно, что до 1970 года атомные подводные лодки США 24 раза всплывали во льдах Арктики. В 1971 году здесь впервые побывала английская АПЛ «Дредноут». Однако десятки полярных походов советских подводных крейсеров заканчивались безрезультатно – контакта с американскими кораблями установить не удавалось. Приходящие с обычной боевой службы подлодки то и дело предоставляли командованию документальные свидетельства многочасового слежения за субмаринами блока НАТО, бывало, дело доходило до непреднамеренных таранных ударов, но околополюсные воды оставались самой спокойной зоной, где ничего и никогда не происходило. Привезти из похода доклад о встрече в районе Северного полюса с американской подлодкой было бы большой удачей, но, похоже, и на этот раз «историческая» встреча не состоится.
Судя по расчетам штурманов, до вершины планеты остается не более 15 часов хода. В штурманской рубке Вагиф Кулиев непрерывно колдует над картой. Внезапно он появляется в двери и взволнованно сообщает:
– Над нами полынья, и довольно крупных размеров. Предлагаю сделать разворот и повторить прохождение.
Вагиф немного лукавит. Какое прохождение, если в этом районе американские спутники слепы, а значит, мы вполне можем попытаться всплыть почти у самого полюса. Правда, в боевом распоряжении о такой возможности ничего не сказано, но кто осудит командира, который сумеет выполнить такой важный для подлодки маневр?
Фотографии с телевизионного экрана системы наблюдения за поверхностью льда: полынья средних размеров с мелкобитым льдом, малая полынья в сплошном льду
– Анатолий, выходим на полынью, - командую я вахтенному офицеру, старпому Елькину. Он дублирует распоряжение сидящему на рулях боцману, и через мгновение субмарина плавно заваливается на левый борт, выполняя, словно истребитель, крутой вираж в черных водах спящего подо льдом океана. Через несколько минут она уже лежит на обратном курсе. Пока подлодка плавно замедляет ход, мысленно просчитываю варианты дальнейших действий. Для начала станем под перископ, а затем, если полынья действительно большая, попытаемся всплыть хотя бы в позиционное положение. Воображение уже рисует картину футбольного матча на льдине – как правило, подводники, которым удавалось всплыть в Арктике, не отказывали себе в удовольствии немного размяться после вынужденной гиподинамии в тесных отсеках.
Однако этим планам было не суждено сбыться. Когда «К-438» вышла в зафиксированную штурманом точку, приборы показали наличие наверху обычного ледяного поля. Стало немного не по себе. Каждый из нас знал, что полынья вместе со льдами может под влиянием ветра и течений сдрейфовать в сторону, но слишком уж малый промежуток времени занял наш поворот на новый курс. Пытаясь найти просвет во льдах, мы сделали еще несколько галсов, но полынья исчезла, как мираж в пустыне.
Вспомнился эпизод, описанный командиром американской атомной подводной лодки Джеймсом Калвертом. Ему удалось всплыть в полярных льдах, и после краткой прогулки по окрестностям, кто-то предложил заснять всплытие субмарины в полынье. Калверт, не разгадавший в то время коварный характер Арктики, отдал приказ погружаться, оставив на льдине несколько человек. Вернуться обратно он сумел лишь чудом, когда замерзающие наверху люди уже были близки к отчаянию…
Субмарина снова легла на курс к полюсу. В центральном посту повисло тягостное молчание. Я хорошо понимал, о чем думали мои товарищи. Два дня назад нам, возможно, пришлось бы выходить на полынью, проделанную нашими «спасательными» торпедами. Безуспешный поиск пути наверх еще раз подтвердил – весь экипаж является заложником собственного корабля.
Чтобы отвлечься от дурных мыслей, я приказал поникшему Кулиеву рассчитать точное время прохождения полюса. Через минуту штурман сообщил – вершину планеты мы должны достичь завтра, около полудня. Стараниями замполита через час об этом знал весь экипаж.
Вторник, 16 августа. Северный полюс Земли.
Этот день начался с геофизических работ. Наших ученых интересовала обстановка в районе полюса. Сведения, которые привозили отсюда прежние экспедиции, зачастую были противоречивы, и поэтому исследователи использовали каждую возможность, чтобы перепроверить полученные результаты. Все свободные от вахты украдкой бросали взгляды на экраны подводных телевизоров, словно надеясь первыми увидеть там земную ось. Но картинка там оставалась прежней, не меняющейся уже многие сутки. Ледовое покрытие над лодкой, идущей на глубине 200 метров, представляло собой нескончаемый монолит толщиной 2-3 метра, и казалось, что субмарина скользит по поверхности какого-то огромного шара.
Район, в котором находилась наша подлодка, был единственным местом на Земле, не положенным на крупномасштабные карты, и штурмана чувствовали себя неуютно, прокладывая курс на чистом от всяких пометок листе. Нарисованная карандашом линия почти вплотную подошла к заветной точке схождения меридианов. Все с нетерпением поглядывали в сторону штурманской рубки.
Наконец я услышал голос вахтенного штурмана, лейтенанта Сергея Монахова:
– Товарищ командир, до полюса – одна миля.
Сразу же последовала команда вахтенного офицера:
– Турбине 60 оборотов! Боцман, держать глубину 120 метров.
Лодка замедлила ход до 6 узлов. Через считанные минуты мы оказались на вершине Земли. В центральном посту собрались все свободные от вахты моряки. Вовсю щелкали фотоаппараты, стараясь запечатлеть исторический момент.
Если быть до конца откровенным, то следует признать, что, оказавшись на полюсе, никаких особых чувств я не испытал. Позже, во время разговоров с сослуживцами, довелось узнать, что такая реакция была характерной для многих офицеров. Ожидания чего-то особого не оправдались. Наверное, так уж устроен человек, что ему необходимы хотя бы условные признаки долгожданного события. У нас же все оставалось по-прежнему – микромир внутри стальной сигары ничуть не изменился, и мы продолжали свое опасное плавание под толщей льдов. Единственным заслуживающим внимания событием стала новая прокладка на штурманской карте. Линия курса повернулась на 90 градусов.
Нам еще предстояла многодневная работа по исследованию околополюсных районов, но само осознание того факта, что вершина уже пройдена, поднимало настроение экипажа.
Слегка огорченными были лишь акустики – все их попытки услышать нашего попутчика на пути к полюсу, атомный ледокол «Арктика», оказались безуспешными. Его удалось запеленговать только у самой кромки льдов, на пути домой. Как и предполагали мы с Коржевым, совместным поход оказался только на бумаге.
Немає коментарів:
Дописати коментар