Тайна блицкрига Сердюкова. Часть 2.

БИТВА КЛАНОВ: АМЕРИКАНСКИЙ ОПЫТ

Как известно, Министерство (Департамент) обороны Соединенных Штатов было создано в 1947 г. путем слияния до этого самостоятельного Военного министерства (переименованного при слиянии в Министерство Армии, то есть Сухопутных сил) с Министерством ВМС. Основной целью объединения было не столько укрепление гражданского контроля за военными, сколько предотвращение соперничества между моряками, сухопутчиками и летчиками, резко обострившегося в годы Второй мировой войны.

http://voenipoteka.ucoz.ru/publ/tajna_blickriga_serdjukova_chast_2/1-1-0-23 

Все они имели собственные взгляды на ведение войны и последовательно проводили их в жизнь. Армия, например, считала, что победа должна достигаться посредством наземного вторжения на территорию противника. ВМС были убеждены, что для этого достаточно плотной блокады с моря. ВВС, хотя и входившие в состав Армии, но ставшие фактически самостоятельной силой, доказывали, что война может быть выиграна массированными бомбардировками с воздуха.

При этом ни Армия, ни авиация, ни флот не желали учитывать интересы друг друга. Так, несмотря на доказанную эффективность использования авиации в противолодочной войне и установке морских мин, командование армейских ВВС решительно отказывалось помогать ВМС в проведении подобных операций. Как говорил Гарри Трумэн, тогда еще вице-президент США, воюй Армия и ВМС с Германией с таким же ожесточением, с каким они воюют друг с другом, война была бы закончена много раньше. Требования о более тесном взаимодействии, направлявшиеся в адрес командующих видами Вооруженных сил президентом страны Франклином Делано Рузвельтом, оставались, как правило, безрезультатными.

Формальный акт создания единого Министерства обороны не привел, однако, к уменьшению соперничества между видами Вооруженных сил. Скорее оно стало еще более ожесточенным, особенно в первое десятилетие после введения поста министра. Объяснялось это как первоначальной слабостью ведомства (аппарат первого министра состоял всего из трех гражданских помощников, покольку назначать военнослужащих было запрещено), так и появлением ядерного оружия и дорогостоящих средств его доставки. И ВМС, и ВВС, ставшие в 1947 г. самостоятельными видами Вооруженных сил, рвались к монопольному обладанию и тем и другим, рассчитывая, что тогда именно они будут определять всю военную стратегию.

Беспощадность методов, применявшихся в борьбе за право быть главным видом Вооруженных сил и, следовательно, получать львиную долю военного бюджета, можно проиллюстрировать на следующем примере.

Командование ВМС понимало, что появление в составе ВВС мощной бомбардировочной авиации с практически неограниченным радиусом действия и вооруженной ядерными средствами способно низвести роль флота до простого перевозчика войск и боеприпасов к театрам военных действий. Поэтому оно стремилось сорвать развертывание производства межконтинентального бомбардировщика B-36, способного достичь любых объектов на территории СССР. Одновременно оно решило придать флоту способность самому поражать цели в глубоком советском тылу. Воспользовавшись тем, что первым министром обороны Соединенных Штатов стал бывший военно-морской министр Джеймс Форрестол, всячески поддерживавший флот, руководство ВМС добилось от Конгресса выделения ассигнований на строительство серии из 12 суперавианосцев, на борту которых могли бы базироваться тяжелые бомбардировщики с атомным оружием.

Киль первого авианосца, названного United States, был торжественно заложен 18 апреля1949 г. А неделю спустя, 23 апреля, новый министр обороны Луис Джонсон, сменивший отправленного в отставку Форрестола, аннулировал контракт на строительство. Основанием стали обвинения со стороны ВВС в том, что с целью получения контракта флот занизил стоимость сооружения авианосцев более чем в три раза.

Аннулирование контракта флот воспринял как акт войны со стороны ВВС и Министерства обороны. В знак протеста министр ВМС Джон Салливан подал в отставку, а открытые выступления против принятого решения флотских военачальников вошли в историю как «бунт адмиралов». Конгрессмен Джеймс Ван Зандт, офицер военно-морского резерва, ссылаясь на имеющееся у него анонимное письмо, обвинил министра обороны Джонсона, министра ВВС Стюарта Саймингтона, начальника штаба ВВС Хойта Ванденберга и ряд других авиационных начальников в коррупции при принятии решения о закупке B-36. Одновременно он заявил, что B-36 присущи недопустимые технические недостатки. Кстати, случилось это 25 мая, в день похорон совершившего самоубийство Форрестола.

По требованию Ван Зандта письмо было опубликовано в официальном издании Конгресса Congressional Record, а Комитет по делам Вооруженных сил Палаты представителей начал расследование. Возглавлял этот комитет Карл Винсон – в прошлом один из руководителей ВМС (его имя носит один из нынешних американских авианосцев). Членом комитета был и Ван Зандт.

Анонимное письмо содержало 55 пунктов обвинений в адрес руководства ВВС. В наиболее скандальных из них утверждалось, что Саймингтон одобрил закупку полного дефектов самолета за взятку, предложенную Флойдом Одлумом, владельцем компании Convair, разработавшей B-36, а также за обещание предоставить Саймингтону в будущем пост президента Convair. Что касается генерала Ванденберга, то тот якобы подписал контракт потому, что состоял в любовной связи с женой Одлума – знаменитой летчицей Жаклин Кохран. Впрочем, согласно автору, такую же связь с Кохран поддерживал и Саймингтон.

Расследования в Конгрессе тянулись до 25 августа 1949 г. и закончились полной реабилитацией авиационного командования. С помощью Федерального бюро расследований контрразведке ВВС (в США каждый вид Вооруженных сил имеет собственную контрразведку) удалось найти с использованием незаконных методов пишущую машинку, на которой была напечатана анонимка. Выяснилось, что она принадлежала специальному помощнику заместителя министра ВМС. Помощник признался, что все обвинения – ложь, однако утверждал, что военно-морское начальство ничего не знало о письме. В итоге помощник был уволен, а массовое производство B-36 получило зеленый свет. И следующие 10 лет флот больше не оспаривал ведущую роль ВВС в области стратегических вооружений. Но не переставал думать о реванше. И такой реванш состоялся с появлением подводной системы Polaris.

Ничего специфически американского в остром соперничестве между видами и родами войск нет. Как пишет автор книги по истории Пентагона «Дом войны» Джеймс Кэрролл, «соперничество является неотъемлемой частью военного этоса. Воздушные десантники верят, что именно они являются самой важной частью Вооруженных сил. Им просто необходимо в это верить, чтобы преодолевать естественный страх при прыжке с самолета. Подводники и спецназовцы, летчики-истребители и морские пехотинцы, саперы и танкисты – короче, каждый боец должен быть убежден в том, что ему отведена решающая роль на войне. Иначе он просто не будет эффективен».

Удержание в узде военачальников, преследующих собственные и при этом нередко несовместимые цели, а также принуждение их к сотрудничеству во имя общенациональных интересов представляет собой чрезвычайно трудную задачу. Нынешний министр обороны Соединенных Штатов Роберт Гейтс однажды сказал, что с момента образования военного ведомства усилия по обеспечению сотрудничества «носили характер постоянно вспыхивающих войн, которые приходилось вести вновь и вновь».

БИТВА КЛАНОВ: РОССИЙСКИЙ ОПЫТ

Американские гражданские министры обороны постепенно научились купировать наиболее очевидные проявления эгоизма видов и родов войск. А вот у российских генералов, дорывавшихся до поста главы военного ведомства, никаких внешних тормозов на пути оттеснения соперников от военного бюджета и перекройки структуры Вооруженных сил под собственные предпочтения не было.

Первым вволю покуражился Павел Грачёв. Так как основная задача, полученная им сверху, состояла в проведении максимально возможного сокращения армии, то, будучи выходцем из сравнительно немногочисленного рода войск (ВДВ), пощады при «урезании» остальных составных частей Вооруженных сил он не знал. За какие-то четыре года Грачёв сократил численность армии и флота на 1 миллион 122 тысяч человек. А вот родные ВДВ он стремился сберечь и даже задумал превратить их в основную ударную силу Вооруженных сил.

Задачей военного строительства Грачёв объявил создание мобильных сил как нового оперативно-стратегического объединения в составе Воздушно-десантных войск, морской пехоты, легких соединений Сухопутных войск, части военно-транспортной авиации, других необходимых сил и средств переброски, поддержки и усиления войск. В целях повышения роли ВДВ он создал в составе 104-й (Ульяновской) дивизии ВДВ тяжелый танковый полк, хотя нигде в мире тяжелых танков в воздушно-десантных войсках не бывает.

14 ноября 1994 г. Борис Ельцин заявил на сборе руководящего состава Вооруженных сил, что «создание мобильных войск заканчивается». Правда, ввод войск в Чечню, осуществленный три неделю спустя, показал, как на деле обстоят дела с их мобильностью.

Отправленного 17 июня 1996 г. в отставку Грачёва сменил общевойсковой генерал Игорь Родионов, исповедовавший прямо противоположные взгляды. Он открыто заявлял, что решающим средством сдерживания любой агрессии являются не стратегические ядерные силы, не высокоточное оружие и уж тем более не мобильные силы, а высокое оборонное сознание народа. При его наличии, заверял он, «мы любого агрессора перебьем палками». Воевать он, конечно, собирался не палками, а танками и пехотой, поэтому категорически отказывался сокращать и тех, и других. Зато с азартом принялся крушить Воздушно-десантные войска. Он объявил, что для России пять дивизий и восемь бригад ВДВ – это непозволительная роскошь, так как даже США имеют всего две такие дивизии. В одной из своих первых директив он предписал сократить ВДВ, а также переподчинить ряд соединений и частей ВДВ командующим военными округами. Распущен был и пресловутый «летающий» танковый полк.

Решение Родионова едва не привело к открытому неповиновению со стороны десантников. 15 октября 1996 г. военный совет ВДВ выразил несогласие с директивой, а слова явившегося на заседание генерала Александра Лебедя, в то время секретаря Совета безопасности РФ, о «преступном приказе» были встречены возгласами одобрения и аплодисментами.

Впрочем, реализовать в полном объеме свое намерение сократить ВДВ Родионов не успел, потому что 22 мая 1997 г. был уволен. Не за то, что собирался «потеснить» ВДВ, а за требование денег на реформу армии и отказ от ее масштабного сокращения.

Освободившееся место занял бывший главком Ракетных войск стратегического назначения (РВСН) Игорь Сергеев. Ошибок предшественника он решил не повторять, поэтому денег на реформы не просил, а указ президента Ельцина от 16 июля 1997 г. о сокращении армии на 500 тысяч человек в течение двух лет и доведении ее численности к 1 января 1999 г. до 1,2 миллиона военнослужащих выполнил беспрекословно.

Новый глава военного ведомства начал с претворения в жизнь давней задумки стратегических ракетчиков – поглощения Военно-космических сил (ВКС) и войск Ракетно-космической обороны (РКО). Предложения об объединении РВСН, ВКС и РКО прорабатывались в Генеральном штабе не менее 10 лет, получили одобрение Академии военных наук и многократно рекомендовались различными комиссиями Генштаба. Но всегда терпели неудачу ввиду сопротивления руководства Войск противовоздушной обороны (ПВО), в состав которых входили Войска РКО, а также ВКС, ставшие самостоятельным родом войск в 1982 г. (до этого космические силы подчинялись РВСН). Теперь же, имея «своего человека» в кресле министра, ракетчики добились цели. Уже в1997 г. РКО и ВКС влились в РВСН.

Разумеется, слияние оправдывалось необходимостью сокращения численности интегрируемых войск и расходов на их содержание. По данным Владимира Яковлева, сменившего Сергеева на посту главкома РВСН, объединение позволило сократить суммарную численность РВСН, РКО и ВКС на 85 тысяч человек, а расходы на их содержание – на 20 % в год.

Основное бремя полумиллионного сокращения армии легло, однако, на плечи других структур Вооруженных сил. При этом больше всех пострадали Сухопутные войска – традиционно главный и наиболее многочисленный компонент как Советской армии, так и Российской армии. Они были не только радикально сокращены, но и практически ликвидированы как самостоятельный вид Вооруженных сил. Главное командование Сухопутных войск упразднено, а вместо него создано подчиненное Генштабу Главное управление Сухопутных войск с более низкими должностными категориями и правами. Сами же войска переданы в подчинение командующих военными округами под предлогом придания последним статуса оперативно-стратегических командований на стратегических направлениях. Ликвидирован и еще один самостоятельный вид Вооруженных сил – Войска ПВО. Часть их (упомянутые выше Войска РКО) вошла в состав РВСН, а оставшиеся присоединены к ВВС.

Основательной перекройке подверглась и территориальная нарезка военных округов. Все эти перемены также проводились под флагом уменьшения численности управленческого аппарата. Так, утверждалось, что слияние Сибирского и Забайкальского военного округов высвободило 5 тысяч военнослужащих, в том числе 1 тысячу офицеров. С той же целью «оптимизации» численности армии с 1 августа 1997 г. из состава Вооруженных сил были выведены Железнодорожные войска общей численностью 54 тысячи человек.

Все эти сокращения и реорганизации Игорь Сергеев провел, не встречая открытого сопротивления со стороны руководства затронутых ими военных структур. Однако положение резко изменилось, когда он покусился на прерогативы Генштаба. В ноябре1998 г. министр обороны обратился к президенту России c предложением осуществить в течение 1999 г. переход на трехвидовую структуру Вооруженных сил в составе Сухопутных войск, ВВС и ВМФ с одновременным созданием Объединенного главного командования (ОГК) Стратегических сил сдерживания (ССС). В ОГК ССС должны были войти РВСН и 12-е Главное управление Минобороны, отвечающее за ядерное оружие. Ему же передавались в оперативное подчинение морские и авиационные стратегические ядерные силы (СЯС), входившие в состав ВМФ и ВВС. При этом главнокомандующий ССС становился первым заместителем министра обороны.

Формально статус РВСН, согласно плану Сергеева, понижался, так как они из вида Вооруженных сил преобразовывались всего лишь в их род. На деле же они становились ядром нового супервида таких сил в лице ОГК ССС, выводимого, по сути, из прямого подчинения Генеральному штабу. А именно на Генштаб еще несколько десятилетий назад был возложен контроль за применением стратегических ядерных сил. Ясно, что предложение Сергеева было неприемлемо для Генштаба. Не могли поддержать его и главкомы ВВС и ВМФ, терявшие оперативный контроль над стратегическими ядерными компонентами своих сил. Между министром обороны и его оппонентами вспыхнул конфликт, при этом обе стороны сочли допустимым вынести сор из избы, подключив к нему СМИ. По степени ожесточенности взаимных обвинений и применению методов «ниже пояса» российские военачальники мало в чем уступали американским коллегам в приведенном выше описании их схватки за контроль над ядерным оружием и долю бюджетного пирога в конце 1940-х гг.

В результате Сергеев потерпел поражение, а поддержку получил альтернативный план реформирования, представленный начальником Генштаба Анатолием Квашниным через голову Сергеева в Совет безопасности РФ, который в то время возглавлял Сергей Иванов. Он-то и занял в марте 2001 г. пост министра обороны, после того как Сергеева отправили в отставку. Хотя Иванов и объявил себя гражданским министром, демонстративно отказавшись от звания генерал-лейтенанта ФСБ (став, тем не менее, впоследствии генерал-полковником запаса), действовал он, во всяком случае первоначально, как типичный министр в лампасах. Он не стал создавать гражданские управленческие структуры, заявив, что в его ведомстве «на подавляющем большинстве должностей должны быть военные». А затем попросту отменил большинство решений предшественника.

Уже 24 марта 2001 г. воссоздано упраздненное в 1998 г. Главное управление Сухопутных войск, а исполнявшее его функции 2-е управление Главного оперативного управления Генштаба вошло в состав воссозданного Главкомата. Военно-космические силы и Войска РКО были выведены из состава РВСН, а последние низведены до рода войск. В стремлении к реставрации прежних структур Иванов пошел дальше. Тогда же, 24 марта2001 г., указом президента РФ вторично был образован Приволжско-Уральский военный округ. В первый раз Приволжский и Уральский военные округа были объединены еще в1989 г. Затем, в 1992 г. Павел Грачёв восстановил их самостоятельность.

Принимая сторону одной военной группировки против другой, Сергей Иванов посеял и семена распри между генералами, которую теперь придется улаживать Анатолию Сердюкову, отвлекаясь от и без того трудных задач придания армии нового облика. Сейчас Сухопутные войска и ВДВ все решительнее требуют передачи им армейской (вертолетной) авиации, которую Иванов отобрал у сухопутчиков и передал ВВС, хотя подобное решение противоречит мировой практике военного строительства. Летчики в лице своего главкома столь же твердо убеждены, что все, что летает, должно находиться под одним командованием.

Дело, конечно, не в злом волшебнике, который заставляет военных одной и той же армии наскакивать друг на друга как боевые петухи, а в имманентных свойствах военной профессии, о которых пишет Джеймс Кэрролл. «Остудить» их может только арбитр в лице гражданского министра, лишенный клановых и профессиональных пристрастий, опирающийся на квалифицированный аппарат и независимых экспертов.

С какими опасностями сопряжена российская традиция назначения на пост министра обороны людей в военной форме или держащих такую форму в шкафу можно проиллюстрировать на примере ведущихся переговоров по СНВ-1. Сейчас, когда наши переговорщики бьются с американскими за каждую боеголовку и пусковую установку, мало кто вспоминает, что Анатолий Квашнин в азарте борьбы с Игорем Сергеевым предлагал сократить РВСН с 19 до 2 (!) дивизий. Стань он министром обороны, о чем бы мы сейчас разговаривали с Бараком Обамой? И что осталось бы от армии, получи она еще двух-трех военных министров обороны?

К счастью, пагубная практика приостановлена. Чтобы осознать глубину произошедших перемен, достаточно указать хотя бы на то, что в России есть теперь первая почти за полтора века (со времен реформ царского военного министра Дмитрия Милютина в 1861–1881 гг.) полностью боеготовая армия мирного времени. То есть армия, способная обходиться без кадрированных дивизий и частей неполного состава.

НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ, – УЧИСЬ У ДРУГИХ

Есть еще одна причина (на этот раз сугубо субъективного характера), позволившая Анатолию Сердюкову осуществить преобразования в предельно сжатые сроки. Он первый снял табу на изучение и использование зарубежного опыта военного строительства.

До прихода в военное ведомство Сердюков, человек со стороны и с незамутненным военной спецификой умом, вряд ли имел собственную точку зрения по конкретным вопросам преобразования армии. Убедившись, что генералитет не имеет ответов на волновавшие его вопросы, а проводившиеся на протяжении последних 20 лет так называемые реформы просто разрушают армию, он решил использовать чужой опыт, метод, неоднократно проверенный в российской истории военными реформаторами. Еще Пётр I, заложивший основы одной из самых современных и победоносных армий XVIII века в условиях, когда Россия была еще относительно бедной и малонаселенной страной (14 млн жителей по сравнению с 20 млн во Франции), дал рецепт выхода из подобных ситуаций: не знаешь, что делать, – учись у других. И не просто копируй чью-то понравившуюся армию, а синтезируй чужой опыт, выбирая из него все лучшее и наиболее подходящее для национальных условий.

Конечно, каждая страна в построении вооруженных сил идет собственным путем, исходя из национальной специфики. В результате современные армии мира отличаются большим многообразием. Однако существуют такие принципы и пути военного строительства, которые давно уже носят аксиоматичный характер, приняты во всех ведущих правовых государствах и не требуют каких-то долгих прогнозных исследований, экспериментов или разработок доктринальных положений. И внедрять их можно без дополнительных дискуссий, поскольку они накапливались и отрабатывались десятилетиями и, по существу, безальтернативны с точки зрения нормального функционирования боеспособных армий и флотов для самых различных условий.

Именно такой подход был предложен Министерству обороны РФ в 2004 г. в обширном докладе «Военное строительство и модернизация Вооруженных сил России», подготовленном Советом по внешней и оборонной политике. В нем, в частности, содержался составленный мною (я был руководителем авторского коллектива) список из полутора десятка характеристик, присущих всем армиям мира и отсутствующих в Вооруженных силах нашей страны. Мы предлагали, в частности, радикальное сокращение численности офицерского корпуса, упразднение института прапорщиков и мичманов, подготовку кадровых сержантов, введение военной полиции и многие другие меры, которые уже реализованы в ходе первого этапа сердюковских преобразований. И, естественно, учреждение полновластного гражданского Министерства обороны.

В Генштабе эти предложения были тогда отвергнуты в самой грубой форме. Нас обвиняли в попытке толкнуть армию на натовский путь, а фраза из доклада, что «все страны СНГ уже давно изучают зарубежный опыт, и только Россия одиноко стоит в стороне», была названа провокацией. Особенно подчеркивалось, что доклад ни в коем случае не должен быть направлен президенту РФ, хотя мы и не собирались это делать.

Тем не менее мы проявили выдержку, считая, что любой диалог с военными полезен. В итоге мы подготовили восемь версий доклада, стараясь учесть их точку зрения. С каждой переработкой доклад становился все хуже и хуже. В частности, список общих черт зарубежных армий из начала доклада задвинули в самый конец. Но основные положения удалось сохранить.

Ни мои коллеги, ни я, конечно же, не претендуем на авторство нововведений Сердюкова. И я склонен думать, что большинство из них были предложены самими генералами. Ибо все новшества продиктованы исключительно здравым смыслом, которого не лишены многие генералы. А вот чего они были нередко лишены, так это министров, готовых прислушаться к здравым суждениям. Сердюков с самого начала не отдавал себе отчет в том, какую грандиозную реформу он запускает. Но теперь лавина тронулась с места, и за первыми преобразованиями неизбежно последуют другие.

Важно, конечно, не путать боеготовность, то есть степень укомплектованности армии по штатам военного времени, с ее боевыми возможностями. Известно, что в армии сейчас только 10 % новой техники, соответствующей лучшим мировым образцам. Об этом предупредил и президент Дмитрий Медведев. Выступая 26 октября 2009 г. в Реутове, он сказал, что «через два месяца должны завершиться мероприятия по структурному обновлению Вооруженных сил». После чего добавил: «Следующая наша задача более сложная – техническое перевооружение армии и флота». И здесь одним здравым смыслом обойтись вряд ли удастся.