К 50-летнему юбилею похода подводных лодок 69-й бригады на Кубу. В.В.Наумов. Часть 2.
0Командир согласился со словами: «Правильно, нечего нам идти в сторону позиции Шумкова, на "Б-130" старые аккумуляторы, нельзя его подводить и привлекать за собой к нему противолодочные силы США».
С началом циркуляции последовал тревожный доклад акустиков о появлении сильных и быстро нарастающих шумов винтов двух эсминцев. "Б-36" немедленно срочно погрузилась, но ещё до прихода на безопасную от таранного удара глубину во всех отсеках подводники услышали над головами сильный свистящий шум работающих винтов эсминцев.
Затем эсминцы начали ходить вокруг "Б-36" по кругу с радиусом около 15-20 кабельтов со скоростью около 20 узлов, работая гидролокаторами на своих курсовых углах 90 градусов левого борта, двигаясь против часовой стрелки и смещая окружность, как бы набрасывая петли в сторону смещения подводной лодки из центра этого круга. Контакт поддерживался надёжно и не оставлял нам никаких шансов оторваться от слежения с нашей разряженной батареей.
Мы маневрировали на 3-4 узлах, производя апериодические изменения курса, слабо надеясь на возможное изменение обстановки или погоды. О присутствии эсминцев всё это время знал весь экипаж, прослушивая посылки гидролокаторов, которые звучно били по корпусу лодки и людским нервам, мешая отдыхать.
Примерно через сутки нас остался караулить при поддержке авиации ПЛО только эсминец радиолокационного дозора, прошедший переоборудование и модернизацию из эсминца типа Гиринг, построенного во время Второй Мировой.
Приняли решение оторваться от слежения. Когда эсминец, продолжая описывать вокруг "Б-36" круги против часовой стрелки, проходил траверз лодки по правому борту, "Б-36", увеличив ход до 9 узлов повернула ему за корму, а эсминец, продолжая циркуляцию влево, удалялся от лодки. По окончании циркуляции, обнаружив, что "Б-36" вышла из круга, эсминец бросился за ней в погоню, неминуемо сокращая траверзное расстояние. Приведя подводную лодку на траверз своего левого борта, эсминец опять начал циркуляцию влево, а "Б-36" снова повернула на 90 градусов вправо за корму эсминца, выйдя за пределы окружности, и стала быстро удаляться от эсминца, который, в свою очередь, продолжая циркуляцию, тоже отходил от лодки, как минимум, на диаметр своей циркуляции.
К этому моменту акустики доложили командиру "Б-36", что эсминец потерял контакт с лодкой и перешел на круговой поиск. К сожалению, командир тут же воспользовался советом грамотнейшего акустика инструктора 69 бригады подводных лодок мичмана Панкова. Он дал грамотный совет, с акустической точки зрения, повернуть носом на эсминец для уменьшения отражающей поверхности корпуса подводной лодки, но не учел тот фактор, что повернув на эсминец, "Б-36" прекратит отрыв и сблизится с эсминцем, облегчив ему задачу поиска.
Что и произошло, командир, доверившись авторитету мастера военного дела, возражений против такого маневра не послушал, и эсминец восстановил акустический контакт с "Б-36". Эта попытка была последней возможностью оторваться от слежения, теперь наша аккумуляторная батарея больше трёх узлов не могла обеспечить. Оставалось надеяться только на чудо. Но тропических чудес в виде штормов и ураганов не появлялось, погода оставалась курортной, а батарея неминуемо разряжалась.
Чтобы оттянуть приближающуюся необходимость всплытия на поверхность командир принял решение максимально сократить расход электроэнергии вплоть до остановки гребных электродвигателей и удержания необходимой глубины с помощью откачки и приёма необходимых порций воды в уравнительную цистерну с помощью главного осушительного насоса. И вот в наступившей полутьме "Б-36" зависла на глубине 70 метров без хода.
Неожиданно в центральном посту открывается кормовая переборочная дверь и через неё буквально вваливается здоровый молодой мужчина, в рваных трусах и в поту, в чине капитан-лейтенанта в полуобморочном состоянии. «Где? Где командир?» - спросил прикомандированный к нам на поход офицер. «А что случилось …?» - тревожно среагировал на запрос, выйдя из не менее полуобморочного состояния старпом, находящийся на командирской вахте. Показывая рукой в корму, вошедший сказал: « Там, там люди гибнут, нужно всплыть и дать бой!» «Ничего, некоторые спасутся», - сказал успокоившийся капитан 3 ранга Аркадий Копейкин. «Да?» - спросил посетитель. «Да!» - ответил старпом, и офицер удалился в корму.
Через короткое время из кормового 7 отсека в центральный пост поступила просьба прислать доктора. Оказалось, что офицер, добравшись до 7 отсека, взял с поддона под машинкой клапана вентиляции балластной цистерны кружку с накапавшей в неё гидравликой, приняв её за воду, и выпил. Люди в отсеке ахнули и испугались за здоровье офицера, а он испугался ещё больше.
Первые слова, которые услышал от него капитан Виктор Буйневич: «Доктор, я умру?» Буйневич сказал, что он не умрёт, а в отличие от остальных будет иметь меньше проблем с запором.
Нужно отметить, что к этому времени весь экипаж уже несколько суток не пользовался гальюном (туалетом). Вся жидкость уходила из организмов через поры кожи с потом, а пища в жару просто не лезла в горло, её буквально заталкивали в рот в небольших количествах с помощью сухого вина, выдаваемого каждому по норме 50 грамм в день.
Так что заявление о том, что в отсеках люди гибнут, было не так уж далеко от действительности. Микроклимат в отсеках был близок к пределу возможности обитания. Температура в отсеках находилась в пределах от 40 до 65 градусов по Цельсию при высочайшей влажности в отсеках, повышенном содержании в воздухе давно не вентилированных отсеков углекислого газа и вредных испарений от топлива, масла, электролита.
Покрытые потом, люди постоянно носили только тапки с обрезанными задниками и разорванные на лепестки разовые трусы, как набедренные повязки из пальмовых листьев у дикарей. Причём повязка из трусов была привилегией для офицеров и сверхрочнослужащих, матросы и старшины срочной службы изготавливали повязки из разовых кальсон, выданных для них береговой базой вместо трусов. Это не было модой, просто каждый лепесток одежды на теле создавал впечатление отдельной грелки, поэтому хотелось иметь их поменьше. В этой атмосфере под воздействием пота синие разовые трусы и кальсоны стали линять и раскрасили тела подводников синими разводами. К «боевой» раскраске свою лепту внесла потница, покрасившая в красную крапинку тела подводников.
Пресная вода на корабле была дефицитом, но если удавалось перехватить лишний стаканчик, то можно было на своем теле проследить странное явление. Когда я выпил залпом доставшийся мне стакан холодной водички, то через несколько секунд ощутил шевеление буквально всей кожи. Обратив на неё внимание, я увидел, что по всему телу под тонким прозрачным слоем кожи появились светлые мелкие пузырьки воды. Они легко ликвидировались полотенцем, имевшимся у каждого в руках для борьбы с потом. Полотенце изрядно промокло, его пришлось отжимать, к слякоти на палубе центрального поста добавилась лужа.
На этом всё и кончилось, я остался таким же разгоряченным, потным и мучимый жаждой, каким и был до стакана воды.
Несмотря на неблагоприятную обстановку, весь экипаж безропотно выполнял свой долг, на постах, где температура приближалась к 70 градусам, электрики, гидроакустики даже при сокращённой продолжительности вахты вынуждены были нести её с нашатырём из-за нередких случаев потери сознания. Тем временем американскому эсминцу надоело крутиться вокруг неподвижной "Б-36" и он начал взрывать сигнальные гранаты, очевидно, приглашая нас к всплытию.
У меня был опыт прослушивания взрывов гранат, имитирующих взрывы глубинных бомб на совместных учениях "С-178" и противолодочных кораблей Камчатской Военной Флотилии ТОФ, но взрывы американских гранат по интенсивности не выдерживали никакого сравнения с тем, что я слышал на ТОФе. Они гулко отражались на корпусе лодки, вызывая мигание лампочек и осыпание крошек пробковой изоляции с подволоков отсеков.
Когда "Б-36" дала ход моторами, взрывы прекратились, а разрядка аккумуляторных батарей ускорилась, неизбежно приближая момент вынужденного всплытия. Наконец, этот момент наступил. На "Б-36" был продут весь главный балласт сразу, как только эсминец прошел наш траверз и оставил лодку за кормой. Одновременно началась передача на ГКП ВМФ радио о всплытии и преследовании лодки противолодочными силами США.
Прежде чем отдраить рубочный люк, пришлось через шахту вдувной вентиляции сравнять давление в отсеках с атмосферным. Это действие вызвало в отсеках шипение испаряющейся с палуб слякоти, на короткое время появление сиреневого тумана, с исчезновением которого палубы отсеков оказались совершенно сухими. Люк отдраивал помощник командира капитан-лейтенант Анатолий Андреев.
Прежде чем подняться на мостик, он через рубочный люк просунул радиоантенну «Штырь» с привязанным к ней военно-морским флагом СССР, а затем вышел на мостик, держа антенну с флагом высоко над рубкой. К этому моменту «Чарльз П. Сессил» приближался к лодке с её кормовых углов, а очень низко над рубкой чуть ли не задевая поднятый на штыре флаг, пролетел противолодочный самолёт базовой патрульной авиации ВМС США типа Нептун.
На эсминце был поднят сигнал из четырёх флагов расцвечивания, который мы долго не могли разобрать, пока не разглядели, что такие же флаги нарисованы на его боевой рубке. Тут мы догадались, что это международные позывные эсминца, которые он поднял на мачте в качестве представления при знакомстве. Следующий сигнал из трёх флагов, поднятый эсминцем я легко нашел в Международном трёхфлажном своде сигналов (МСС). Он означал запрос с эсминца: «Что случилось? Нужна ли помощь?»
Содержание сигнала я доложил на мостик, где уже были командир и старпом "Б-36", а в ответ услышал переданное командиром приказание: «Не отвечать». Вероятно, он принял мой доклад за доклад от радистов. После неоднократной передачи радио на ГКП ВМФ о вынужденном всплытии мы получили все необходимые квитанции на радио, но никаких указаний не получали, пока не донесли об успешном отрыве от преследования и слежения.
Плаванье в сопровождении американского эсминца оказалось на редкость спокойным, и если бы не моральные терзания о проигрыше в своеобразной дуэли с ПЛС ВМС США, его можно было бы назвать комфортным. На "Б-3"6 непрерывно вентилировались отсеки свежим воздухом, шла полноценная зарядка аккумуляторной батареи, был удалён весь мусор и испорченные продукты, на верхней палубе перебирались оставшиеся овощи и шел ремонт отдельных механизмов. Трюмные ремонтировали верхнюю крышку устройства ВИПС, мотористы что-то делали с газоотводами дизелей, а я на мостике ремонтировал залитый водой пеленгаторный репитер.
Одновременно все, кто имел отношение к маневрированию подводной лодки, продумывали и разрабатывали план предстоящего отрыва от слежения. "Б-36", продолжая зарядку аккумуляторной батареи, имела ход не более 4-х узлов. Такая маленькая скорость для эсминца США была затруднительна, поэтому он постоянно маневрировал вдоль левого борта подводной лодки, не удаляясь от неё более чем на 5 кабельтов. После прохода вдоль корпуса "Б-36" параллельным курсом на траверсном расстоянии от неё около 50 метров и удалившись от неё на 5 кабельтов, эсминец поворачивал влево на обратный курс и проходил контркурсом, не удаляясь от лодки далее 5 кабельтовых, после чего опять ложился на параллельный курс. Такое, я бы сказал, деликатное маневрирование, соответствующее высокой морской культуре, продолжалось непрерывно до самого погружения "Б-36".
Этого нельзя было сказать о действиях вертолётов и самолётов ВМС США. Они периодически пролетали над лодкой на очень малых высотах, производя телевизионную и фотосъёмку.
Незадолго до завершения всех необходимых мероприятий по подготовке "Б-36" к длительному подводному плаванью, как всем нам показалось, представился удобный случай для осуществления погружения и отрыва от слежения. В вечерних сумерках показалось судно с огнями, дававшими возможность предположить, что это танкер. Когда танкер подошёл к нам на одну милю, эсминец направился к нему. Памятуя, каким не простым процессом в советском ВМФ, являлась приёмка топлива в море на ходу, командир дал команду «Приготовиться к погружению». Каково же было изумление всех подводников, когда ещё до выполнения этой команды на подводной лодке, эсминец отошел от танкера, а наша радиоразведка перехватила его донесение на берег о приёме с танкера 150 тонн топлива.
Закончив все работы, для выполнения которых необходимо было находиться в надводном положении, экипаж "Б-36" встал перед необходимостью осуществить отрыв от слежения. Надо сказать, что к этому моменту предпосылки к успешному отрыву значительно возросли. В отсеках установился нормальный микроклимат, всё что требовало неотложного ремонта было отремонтировано, после ремонта верхней крышки устройства ВИПС лодка получила возможность выстреливать приборы помех корабельным гидроакустикам и погружаться до рабочей глубины 240 метров, а полностью заряженная аккумуляторная батарея позволяла использовать весь диапазон скоростей подводной лодки.
Но, , самым главным фактором успеха в отрыве от слежения в кратчайший срок явилось решение командира корабля капитана 2 ранга Дубивко Алексея Федосеевича применить технический приём подавления гидролокатора эсминца, предложенный мичманом Панковым. Дело в том, что во время всего совместного плаванья эсминец непрерывно работал радиолокатором и гидролокатором. Мичман Панков, определив частоту работы гидролокатора, заметил, что она входит в диапазон частот нашей станции гидроакустической связи «Свияга» и предложил настроить её на частоту гидролокатора эсминца, чтобы сделать его в нужный момент бесполезным с помощью непрерывного направленного сигнала «Свияги».
Успешность выполнения маневра отрыва превзошла все ожидания. Практически с момента погружения "Б-36" эсминец не смог ни на минуту установить с ней контакт. Маневр был начат, когда эсминец, следуя параллельным курсом, ушел на 2-3 кабельтова вперёд. Лодка экстренно погрузилась на ходу 12 узлов, пересекая кильватерную струю эсминца, выставила на глубине 60 метров из устройства ВИПС имитационный патрон, создавший из пузырьков облако, имитирующее для гидролокатора корпус подводной лодки, затем, продолжая погружение до глубины 200 метров, привела эсминец за корму и стала быстро удалятся. Одновременно, когда эсминец дважды начинал работать в сторону лодки гидролокатором, акустики "Б-36" подавляли «Свиягой» его работу, и эсминец выключал свой гидролокатор. При третьем включении гидролокатор эсминца работал в круговом поиске, был достаточно далеко и не опасен для лодки, поэтому решили ему не мешать и продолжали увеличивать дистанцию.
Помня об опыте неудачного отрыва от эсминца, временно потерявшего акустический контакт с "Б-36", я был озабочен необходимостью в этот раз как можно быстрей и больше её увеличить. А у командира корабля, зашедшего ко мне в штурманскую рубку, появилось намерение экономить заряд аккумуляторной батареи, поэтому мне пришлось при докладах ему значительно занижать текущую дистанцию до эсминца, чтобы продолжать отрыв. В моем намерении мне помог помощник командира капитан-лейтенант Андреев, вошедший в рубку после командира, перекрыв своим корпусом выход из рубки и закрыв дверь, начал высказывать мнение о необходимости продолжать отрыв. Убедившись, что "Б-36" отошла от места погружения не менее чем на 12 миль, я доложил командиру об этом расстоянии и высказал предположение о возможности сбавить скорость.
С этого момента у "Б-36" никаких встреч с кораблями ВМС США до конца похода не было. Об отрыве от слежения было немедленно доложено на ГКП ВМФ и получена квитанция о приёме нашего донесения. Через короткое время пришли нам указания по связи, но командир ждал радио с указанием наших дальнейших действий, а о них на корабле ничего не было известно. И только спустя более суток, получив очередную служебную радиограмму, шифровальщик пришел к радистам и заявил, что, судя по его показательным группам, радисты пропустили одну радиограмму. Оказалось, что после приёма указаний по связи вскоре пришло второе радио с той же показательной для радистов группой, что и радио с указаниями по связи. Считая, что это повторение первого радио, радисты не передали его шифровальщику, а отправили его в корзину.
Таким образом, по вине передающего радиоцентра в Москве "Б-36" более суток оставалась без управления с ГКП. Когда шифровальщик расшифровал извлеченную из корзины радиограмму, оказалось, что для "Б-36" назначена новая позиция, находящаяся в пятистах милях в северо-восточном направлении от нашего местонахождения, в которую мы уже опаздываем. Пришлось всплыть и полными ходами выполнять полученное приказание. К общему удивлению и удовольствию первые 400 миль этого перехода проходили при полном отсутствии противодействия со стороны противолодочных сил противника.
Окончание следует.
С началом циркуляции последовал тревожный доклад акустиков о появлении сильных и быстро нарастающих шумов винтов двух эсминцев. "Б-36" немедленно срочно погрузилась, но ещё до прихода на безопасную от таранного удара глубину во всех отсеках подводники услышали над головами сильный свистящий шум работающих винтов эсминцев.
Затем эсминцы начали ходить вокруг "Б-36" по кругу с радиусом около 15-20 кабельтов со скоростью около 20 узлов, работая гидролокаторами на своих курсовых углах 90 градусов левого борта, двигаясь против часовой стрелки и смещая окружность, как бы набрасывая петли в сторону смещения подводной лодки из центра этого круга. Контакт поддерживался надёжно и не оставлял нам никаких шансов оторваться от слежения с нашей разряженной батареей.
Мы маневрировали на 3-4 узлах, производя апериодические изменения курса, слабо надеясь на возможное изменение обстановки или погоды. О присутствии эсминцев всё это время знал весь экипаж, прослушивая посылки гидролокаторов, которые звучно били по корпусу лодки и людским нервам, мешая отдыхать.
Примерно через сутки нас остался караулить при поддержке авиации ПЛО только эсминец радиолокационного дозора, прошедший переоборудование и модернизацию из эсминца типа Гиринг, построенного во время Второй Мировой.
Приняли решение оторваться от слежения. Когда эсминец, продолжая описывать вокруг "Б-36" круги против часовой стрелки, проходил траверз лодки по правому борту, "Б-36", увеличив ход до 9 узлов повернула ему за корму, а эсминец, продолжая циркуляцию влево, удалялся от лодки. По окончании циркуляции, обнаружив, что "Б-36" вышла из круга, эсминец бросился за ней в погоню, неминуемо сокращая траверзное расстояние. Приведя подводную лодку на траверз своего левого борта, эсминец опять начал циркуляцию влево, а "Б-36" снова повернула на 90 градусов вправо за корму эсминца, выйдя за пределы окружности, и стала быстро удаляться от эсминца, который, в свою очередь, продолжая циркуляцию, тоже отходил от лодки, как минимум, на диаметр своей циркуляции.
К этому моменту акустики доложили командиру "Б-36", что эсминец потерял контакт с лодкой и перешел на круговой поиск. К сожалению, командир тут же воспользовался советом грамотнейшего акустика инструктора 69 бригады подводных лодок мичмана Панкова. Он дал грамотный совет, с акустической точки зрения, повернуть носом на эсминец для уменьшения отражающей поверхности корпуса подводной лодки, но не учел тот фактор, что повернув на эсминец, "Б-36" прекратит отрыв и сблизится с эсминцем, облегчив ему задачу поиска.
Что и произошло, командир, доверившись авторитету мастера военного дела, возражений против такого маневра не послушал, и эсминец восстановил акустический контакт с "Б-36". Эта попытка была последней возможностью оторваться от слежения, теперь наша аккумуляторная батарея больше трёх узлов не могла обеспечить. Оставалось надеяться только на чудо. Но тропических чудес в виде штормов и ураганов не появлялось, погода оставалась курортной, а батарея неминуемо разряжалась.
Чтобы оттянуть приближающуюся необходимость всплытия на поверхность командир принял решение максимально сократить расход электроэнергии вплоть до остановки гребных электродвигателей и удержания необходимой глубины с помощью откачки и приёма необходимых порций воды в уравнительную цистерну с помощью главного осушительного насоса. И вот в наступившей полутьме "Б-36" зависла на глубине 70 метров без хода.
Неожиданно в центральном посту открывается кормовая переборочная дверь и через неё буквально вваливается здоровый молодой мужчина, в рваных трусах и в поту, в чине капитан-лейтенанта в полуобморочном состоянии. «Где? Где командир?» - спросил прикомандированный к нам на поход офицер. «А что случилось …?» - тревожно среагировал на запрос, выйдя из не менее полуобморочного состояния старпом, находящийся на командирской вахте. Показывая рукой в корму, вошедший сказал: « Там, там люди гибнут, нужно всплыть и дать бой!» «Ничего, некоторые спасутся», - сказал успокоившийся капитан 3 ранга Аркадий Копейкин. «Да?» - спросил посетитель. «Да!» - ответил старпом, и офицер удалился в корму.
Через короткое время из кормового 7 отсека в центральный пост поступила просьба прислать доктора. Оказалось, что офицер, добравшись до 7 отсека, взял с поддона под машинкой клапана вентиляции балластной цистерны кружку с накапавшей в неё гидравликой, приняв её за воду, и выпил. Люди в отсеке ахнули и испугались за здоровье офицера, а он испугался ещё больше.
Первые слова, которые услышал от него капитан Виктор Буйневич: «Доктор, я умру?» Буйневич сказал, что он не умрёт, а в отличие от остальных будет иметь меньше проблем с запором.
Нужно отметить, что к этому времени весь экипаж уже несколько суток не пользовался гальюном (туалетом). Вся жидкость уходила из организмов через поры кожи с потом, а пища в жару просто не лезла в горло, её буквально заталкивали в рот в небольших количествах с помощью сухого вина, выдаваемого каждому по норме 50 грамм в день.
Так что заявление о том, что в отсеках люди гибнут, было не так уж далеко от действительности. Микроклимат в отсеках был близок к пределу возможности обитания. Температура в отсеках находилась в пределах от 40 до 65 градусов по Цельсию при высочайшей влажности в отсеках, повышенном содержании в воздухе давно не вентилированных отсеков углекислого газа и вредных испарений от топлива, масла, электролита.
Покрытые потом, люди постоянно носили только тапки с обрезанными задниками и разорванные на лепестки разовые трусы, как набедренные повязки из пальмовых листьев у дикарей. Причём повязка из трусов была привилегией для офицеров и сверхрочнослужащих, матросы и старшины срочной службы изготавливали повязки из разовых кальсон, выданных для них береговой базой вместо трусов. Это не было модой, просто каждый лепесток одежды на теле создавал впечатление отдельной грелки, поэтому хотелось иметь их поменьше. В этой атмосфере под воздействием пота синие разовые трусы и кальсоны стали линять и раскрасили тела подводников синими разводами. К «боевой» раскраске свою лепту внесла потница, покрасившая в красную крапинку тела подводников.
Пресная вода на корабле была дефицитом, но если удавалось перехватить лишний стаканчик, то можно было на своем теле проследить странное явление. Когда я выпил залпом доставшийся мне стакан холодной водички, то через несколько секунд ощутил шевеление буквально всей кожи. Обратив на неё внимание, я увидел, что по всему телу под тонким прозрачным слоем кожи появились светлые мелкие пузырьки воды. Они легко ликвидировались полотенцем, имевшимся у каждого в руках для борьбы с потом. Полотенце изрядно промокло, его пришлось отжимать, к слякоти на палубе центрального поста добавилась лужа.
На этом всё и кончилось, я остался таким же разгоряченным, потным и мучимый жаждой, каким и был до стакана воды.
Несмотря на неблагоприятную обстановку, весь экипаж безропотно выполнял свой долг, на постах, где температура приближалась к 70 градусам, электрики, гидроакустики даже при сокращённой продолжительности вахты вынуждены были нести её с нашатырём из-за нередких случаев потери сознания. Тем временем американскому эсминцу надоело крутиться вокруг неподвижной "Б-36" и он начал взрывать сигнальные гранаты, очевидно, приглашая нас к всплытию.
У меня был опыт прослушивания взрывов гранат, имитирующих взрывы глубинных бомб на совместных учениях "С-178" и противолодочных кораблей Камчатской Военной Флотилии ТОФ, но взрывы американских гранат по интенсивности не выдерживали никакого сравнения с тем, что я слышал на ТОФе. Они гулко отражались на корпусе лодки, вызывая мигание лампочек и осыпание крошек пробковой изоляции с подволоков отсеков.
Когда "Б-36" дала ход моторами, взрывы прекратились, а разрядка аккумуляторных батарей ускорилась, неизбежно приближая момент вынужденного всплытия. Наконец, этот момент наступил. На "Б-36" был продут весь главный балласт сразу, как только эсминец прошел наш траверз и оставил лодку за кормой. Одновременно началась передача на ГКП ВМФ радио о всплытии и преследовании лодки противолодочными силами США.
Прежде чем отдраить рубочный люк, пришлось через шахту вдувной вентиляции сравнять давление в отсеках с атмосферным. Это действие вызвало в отсеках шипение испаряющейся с палуб слякоти, на короткое время появление сиреневого тумана, с исчезновением которого палубы отсеков оказались совершенно сухими. Люк отдраивал помощник командира капитан-лейтенант Анатолий Андреев.
Прежде чем подняться на мостик, он через рубочный люк просунул радиоантенну «Штырь» с привязанным к ней военно-морским флагом СССР, а затем вышел на мостик, держа антенну с флагом высоко над рубкой. К этому моменту «Чарльз П. Сессил» приближался к лодке с её кормовых углов, а очень низко над рубкой чуть ли не задевая поднятый на штыре флаг, пролетел противолодочный самолёт базовой патрульной авиации ВМС США типа Нептун.
На эсминце был поднят сигнал из четырёх флагов расцвечивания, который мы долго не могли разобрать, пока не разглядели, что такие же флаги нарисованы на его боевой рубке. Тут мы догадались, что это международные позывные эсминца, которые он поднял на мачте в качестве представления при знакомстве. Следующий сигнал из трёх флагов, поднятый эсминцем я легко нашел в Международном трёхфлажном своде сигналов (МСС). Он означал запрос с эсминца: «Что случилось? Нужна ли помощь?»
Содержание сигнала я доложил на мостик, где уже были командир и старпом "Б-36", а в ответ услышал переданное командиром приказание: «Не отвечать». Вероятно, он принял мой доклад за доклад от радистов. После неоднократной передачи радио на ГКП ВМФ о вынужденном всплытии мы получили все необходимые квитанции на радио, но никаких указаний не получали, пока не донесли об успешном отрыве от преследования и слежения.
Плаванье в сопровождении американского эсминца оказалось на редкость спокойным, и если бы не моральные терзания о проигрыше в своеобразной дуэли с ПЛС ВМС США, его можно было бы назвать комфортным. На "Б-3"6 непрерывно вентилировались отсеки свежим воздухом, шла полноценная зарядка аккумуляторной батареи, был удалён весь мусор и испорченные продукты, на верхней палубе перебирались оставшиеся овощи и шел ремонт отдельных механизмов. Трюмные ремонтировали верхнюю крышку устройства ВИПС, мотористы что-то делали с газоотводами дизелей, а я на мостике ремонтировал залитый водой пеленгаторный репитер.
Одновременно все, кто имел отношение к маневрированию подводной лодки, продумывали и разрабатывали план предстоящего отрыва от слежения. "Б-36", продолжая зарядку аккумуляторной батареи, имела ход не более 4-х узлов. Такая маленькая скорость для эсминца США была затруднительна, поэтому он постоянно маневрировал вдоль левого борта подводной лодки, не удаляясь от неё более чем на 5 кабельтов. После прохода вдоль корпуса "Б-36" параллельным курсом на траверсном расстоянии от неё около 50 метров и удалившись от неё на 5 кабельтов, эсминец поворачивал влево на обратный курс и проходил контркурсом, не удаляясь от лодки далее 5 кабельтовых, после чего опять ложился на параллельный курс. Такое, я бы сказал, деликатное маневрирование, соответствующее высокой морской культуре, продолжалось непрерывно до самого погружения "Б-36".
Этого нельзя было сказать о действиях вертолётов и самолётов ВМС США. Они периодически пролетали над лодкой на очень малых высотах, производя телевизионную и фотосъёмку.
Незадолго до завершения всех необходимых мероприятий по подготовке "Б-36" к длительному подводному плаванью, как всем нам показалось, представился удобный случай для осуществления погружения и отрыва от слежения. В вечерних сумерках показалось судно с огнями, дававшими возможность предположить, что это танкер. Когда танкер подошёл к нам на одну милю, эсминец направился к нему. Памятуя, каким не простым процессом в советском ВМФ, являлась приёмка топлива в море на ходу, командир дал команду «Приготовиться к погружению». Каково же было изумление всех подводников, когда ещё до выполнения этой команды на подводной лодке, эсминец отошел от танкера, а наша радиоразведка перехватила его донесение на берег о приёме с танкера 150 тонн топлива.
Закончив все работы, для выполнения которых необходимо было находиться в надводном положении, экипаж "Б-36" встал перед необходимостью осуществить отрыв от слежения. Надо сказать, что к этому моменту предпосылки к успешному отрыву значительно возросли. В отсеках установился нормальный микроклимат, всё что требовало неотложного ремонта было отремонтировано, после ремонта верхней крышки устройства ВИПС лодка получила возможность выстреливать приборы помех корабельным гидроакустикам и погружаться до рабочей глубины 240 метров, а полностью заряженная аккумуляторная батарея позволяла использовать весь диапазон скоростей подводной лодки.
Но, , самым главным фактором успеха в отрыве от слежения в кратчайший срок явилось решение командира корабля капитана 2 ранга Дубивко Алексея Федосеевича применить технический приём подавления гидролокатора эсминца, предложенный мичманом Панковым. Дело в том, что во время всего совместного плаванья эсминец непрерывно работал радиолокатором и гидролокатором. Мичман Панков, определив частоту работы гидролокатора, заметил, что она входит в диапазон частот нашей станции гидроакустической связи «Свияга» и предложил настроить её на частоту гидролокатора эсминца, чтобы сделать его в нужный момент бесполезным с помощью непрерывного направленного сигнала «Свияги».
Успешность выполнения маневра отрыва превзошла все ожидания. Практически с момента погружения "Б-36" эсминец не смог ни на минуту установить с ней контакт. Маневр был начат, когда эсминец, следуя параллельным курсом, ушел на 2-3 кабельтова вперёд. Лодка экстренно погрузилась на ходу 12 узлов, пересекая кильватерную струю эсминца, выставила на глубине 60 метров из устройства ВИПС имитационный патрон, создавший из пузырьков облако, имитирующее для гидролокатора корпус подводной лодки, затем, продолжая погружение до глубины 200 метров, привела эсминец за корму и стала быстро удалятся. Одновременно, когда эсминец дважды начинал работать в сторону лодки гидролокатором, акустики "Б-36" подавляли «Свиягой» его работу, и эсминец выключал свой гидролокатор. При третьем включении гидролокатор эсминца работал в круговом поиске, был достаточно далеко и не опасен для лодки, поэтому решили ему не мешать и продолжали увеличивать дистанцию.
Помня об опыте неудачного отрыва от эсминца, временно потерявшего акустический контакт с "Б-36", я был озабочен необходимостью в этот раз как можно быстрей и больше её увеличить. А у командира корабля, зашедшего ко мне в штурманскую рубку, появилось намерение экономить заряд аккумуляторной батареи, поэтому мне пришлось при докладах ему значительно занижать текущую дистанцию до эсминца, чтобы продолжать отрыв. В моем намерении мне помог помощник командира капитан-лейтенант Андреев, вошедший в рубку после командира, перекрыв своим корпусом выход из рубки и закрыв дверь, начал высказывать мнение о необходимости продолжать отрыв. Убедившись, что "Б-36" отошла от места погружения не менее чем на 12 миль, я доложил командиру об этом расстоянии и высказал предположение о возможности сбавить скорость.
С этого момента у "Б-36" никаких встреч с кораблями ВМС США до конца похода не было. Об отрыве от слежения было немедленно доложено на ГКП ВМФ и получена квитанция о приёме нашего донесения. Через короткое время пришли нам указания по связи, но командир ждал радио с указанием наших дальнейших действий, а о них на корабле ничего не было известно. И только спустя более суток, получив очередную служебную радиограмму, шифровальщик пришел к радистам и заявил, что, судя по его показательным группам, радисты пропустили одну радиограмму. Оказалось, что после приёма указаний по связи вскоре пришло второе радио с той же показательной для радистов группой, что и радио с указаниями по связи. Считая, что это повторение первого радио, радисты не передали его шифровальщику, а отправили его в корзину.
Таким образом, по вине передающего радиоцентра в Москве "Б-36" более суток оставалась без управления с ГКП. Когда шифровальщик расшифровал извлеченную из корзины радиограмму, оказалось, что для "Б-36" назначена новая позиция, находящаяся в пятистах милях в северо-восточном направлении от нашего местонахождения, в которую мы уже опаздываем. Пришлось всплыть и полными ходами выполнять полученное приказание. К общему удивлению и удовольствию первые 400 миль этого перехода проходили при полном отсутствии противодействия со стороны противолодочных сил противника.
Окончание следует.
Немає коментарів:
Дописати коментар