Наумов В.В. Вскормленные с копья
К 50-летнему юбилею похода подводных лодок 69-й бригады на Кубу. Воспоминания бывшего штурмана "Б-36" Владлена Наумова об участии в операции "КАМА"
На фотографиях -Штурман ПЛ Б-36 капитан-лейтенант Владлен Наумов. Сайда-губа. 1962 г. (слева и контр-адмирал Наумов В.В.(первый справа)
В марте 1962 года несколько подводных лодок 641 проекта из 211 бригады 4-й эскадры Северного флота в городе Полярный начали заблаговременно готовиться к непонятному для всех подводников походу неведомо куда. "Б-36" первоначально, в связи с задержкой решения по испытанию прочного корпуса после нестандартного его вскрытия, никуда не готовилась.
Однако, после трагедии 11 января 1962 года в Екатерининской гавани, когда от взрыва торпед в первом отсеке погибла "Б-37", и после успешного завершения испытаний прочного корпуса "Б-36" была назначена в поход вместо "Б-37". К этому времени корабль прошел доковый ремонт и в январе-апреле отработал полный курс задач.
К началу сентября все офицеры, кроме командира БЧ-5 капитан-лейтенанта Кораблева, отгуляли очередной отпуск.
В июне "Б-36" включили в состав 69-й бригады, куда также входили подводные лодки "Б-4", "Б-59" и "Б-130", из состава 211-й бригады подводных лодок. Началась экстренная подготовка к походу на запад. Но куда именно, в какие страны и моря, где планировалось дальнейшее базирование подводных лодок – всё это держалось в строжайшей тайне. Ходили смутные слухи о Гане и Гвинеи, но толком никакой ясности не было.
Тем временем на остающиеся в Советском Союзе семьи были выписаны денежные аттестаты, а все подводные лодки бригады перебазировались в Губу Сайда. "Б-36" стала догонять остальные корабли бригады в пополнении ЗИПа и расходных материалов. Хуже нет занятия, чем ждать и догонять. Не могу утверждать, что были трудности пополнения ЗИП-ом в других боевых частях, но на мою заявку в гидрографию мне ответили, что всё уже давно выдано на другие корабли и ничего мною затребованного на складах нет.
Подводные лодки проекта 641.
Ранее на лодки 69-й бригады среди бытового технического оборудования предлагались к выдаче даже дополнительные холодильники, от которых пришлось отказаться, потому что холодильники марки ЗИЛ не пролезали в прочный корпус подводной лодки даже через съёмные листы для погрузки аккумуляторов. А на «догоняющую» "Б-36" не хватило даже настольных электровентиляторов, так называемых «ушатиков». В те времена на подводных лодках 641 проекта кондиционеров вообще не было. Поэтому мне пришлось в походе, спасаясь от жары и духоты, использовать один из запасных к гирокомпасу сельсинов, прикрепить к нему вырезанный из консервной банки пропеллер и обеспечить обдув в штурманской рубке.
Хуже всего для навигационного обеспечения явилось то, что корабль не имел на вооружении импульсно-фазовых приборов КПИ и КПФ, уже появившихся в ВМФ, для определения места кораблей по системе "МАРШРУТ". Они давали возможность в этих же целях пользоваться американскими системами ЛОРАН, надежно работавшими в Атлантике и в местах предполагаемого базирования 69-й бригады подводных лодок.
Единственно возможным способом определения места в океане, как и у Колумба, оказались астрономические обсервации по звездам и солнцу. Наличие на корабле хорошо подготовленных трех наблюдателей (два штурмана и помощник командира), проводивших обсервации одновременно, позволяло иметь с высокой точностью осредненное место. Дополнительным контролем служило хоть и менее точное, но всё равно полезное, осредненное место, полученное всеми вахтенными офицерами и командованием корабля путём обсервации по солнцу.
К сожалению, все астрономические обсервации были возможны только в надводном положении, когда позволяла тактическая обстановка. С увеличением активности противолодочных сил ВМС США астрономические обсервации производились крайне редко и с большим риском быть обнаруженными из-за понижения скрытности. Тем не менее, в течение всего похода удалось обеспечить необходимую точность плавания.
69-й бригадой командовал контр-адмирал Евсеев. Выступая перед бригадой, он говорил, что всему личному составу бригады предстоит гордиться службой в 69-й бригаде под его знамёнами, но перед самым выходом оказался недостаточно здоров, и вместо него назначили комбригом капитана 1ранга В.Н.Агафонова.
Агафонов Виталий Наумович. Карибский кризис.
Из Сайда Губы все лодки бригады сделали несколько однодневных выходов для проверки офицерами штаба готовности кораблей к походу. Изредка офицеров отпускали к семьям в Полярный, а в иное свободное время, если оно появлялось, мы ходили по сопкам и ели чернику.
На "Б-36" очень ждали из отпуска командира БЧ-5 Владимира Кораблёва. Отец нашего механика в ответ на телеграмму комбрига с вызовом на службу ответил, что Володя отдыхает в санатории и с возвращением домой обязательно будет извещен о вызове. Кораблев, благодаря отцовской заботе, так к выходу и не прибыл, и вместо него в море пошел прикомандированный инженер капитан-лейтенант Анатолий Потапов, очень опытный инженер-механик.
До похода он был за штатом после аварийного происшествия на "Б-139". Незадолго до описываемых событий Потапов руководил тушением пожара, возникшего в первом отсеке на его "Б-139" в воскресное дежурство по живучести в 211 бригаде подводных лодок. Когда лодка отошла от пирса на середину Екатерининской гавани с торпедного катера Командующего флотом поступила команда для предотвращения взрыва торпед затопить отсек, что Потапов и выполнил. В результате изоляция электрооборудования отсека упала до ноля и требовался большой ремонт. Так как выяснить, кто отдал приказ о затоплении отсека, не удалось, Потапова отстранили от должности, а в связи с возникшей острой необходимостью восстановили, но уже на "Б-36".
Касатонов Владимир Афанасьевич
Появились новые люди и в моей боевой части. За неделю до выхода в связи с трагикомическим происшествием пришлось менять старшину команды рулевых-сигнальщиков. Когда старшина 1-й статьи Анищенко с группой матросов ехал в открытой машине по какой-то хозяйственной необходимости в сопки, он вдруг побледнел и повалился на бок, а из ягодицы пошла кровь. Оказалось, что вблизи дороги несколько офицеров с ракетных подводных лодок 629 проекта собрались на пикник, в ходе которого состязались в меткости стрельбы по консервной банке из малокалиберной винтовки. В результате Анищенко оказался в госпитале, а на "Б-36" - другой боцман.
Вскоре на "Б-36" прибыл новый командир рулевой группы, фактически младший штурман лейтенант Вячеслав Маслов. Первое, что он увидел в штурманской рубке, это лохматого и вспотевшего меня, заваленного ворохом карт. Восемь рулонов карт были только что доставлены гидрографией на корабль, и я по наивности пытался определить по их наличию куда же мы поплывем. Перечень карт обеспечивал нам путешествие в любые порты, бухты и гавани Атлантического океана. Место нового базирования определить не удалось, ясно стало только то, что 69 бригада дальше Атлантики не пойдёт.
В ночь на 30 сентября все четыре подводные лодки поочерёдно в обстановке строжайшей секретности и усиленной охраны причала в присутствии группы офицеров и генералов погрузили в торпедные аппараты по одной торпеде с ядерной боеголовкой и в придачу к ним по одному офицеру из 6 отдела флота в звании капитан-лейтенанта в качестве наблюдающего. Ближе к вечеру подводники 69 бригады были построены на причале около плавбазы «Дмитрий Галкин». Перед ними выступил первый заместитель Главкома ВМФ адмирал В.А.Фокин с пожеланием счастливого плаванья в порт одной из дружественных стран. При этом предупредил, что несмотря на мирную обстановку надо быть готовым к любому её изменению.
Рассохо Анатолий Иванович. Именно он на вопрос В.А.Архипова о применении мрнцоружия, "крепко выругался и произнес:
— Так вот, ребята, записывайте в журналы: «Применять спецоружие в следующих случаях. Первое, когда вас будут бомбить и вы получите дырку в прочном корпусе. Второе, когда вы всплывете и вас обстреляют, и опять же получите дырку. И третье — по приказу из Москвы!». - Н.Черкашин. Повседневная жизнь российских подводников.
Сразу после построения на кораблях началось приготовление к бою, походу и погружению. В ночь на 1-е октября "Б-З6" и остальные лодки бригады с интервалом около 30 минут стали отходить от пирса и начали переход к новому месту базирования.
Перед выходом на все подводные лодки прибыло по одной группе ОСНАЗ для обеспечения ведения радиоразведки и радиоперехвата донесений иностранных противолодочных сил. Кроме того, на "Б-36" пошел в поход флагманский механик бригады капитан 2 ранга Любимов.
После выхода из Кольского залива я обратился к командиру с вопросом, куда прокладывать курс. В ответ командир дал мне координаты начала и конца следующего курса и расстояние между ними. Так продолжалось до прохода Фареро-Исландского рубежа и выхода в Атлантический океан.
С выходом в Атлантику по кораблю было объявлено, что мы идём на остров Куба в порт Мариэль для постоянного базирования и что на подходе к порту нас встретит кубинский торпедный катер. Проход в порт назначения предписывался не кратчайшим путём через Флоридский пролив, а через пролив Кайкос между Багамскими островами и дальше по длинному, узкому и извилистому Старому Багамскому каналу. Скрытный безаварийный проход по такому каналу представлялся по меньшей мере проблематичным, но было решено разобраться с этим вопросом на месте.
Уже в первые часы перехода расчёт средней скорости корабля на походе по заданным временным интервалам неприятно удивил командира. Вместо принятой на флоте для скрытного перехода дизель-электрических подводных лодок средней скорости 5-6 узлов для нас оказалась назначенной 10 узлов. А если соблюдать скрытность и иметь запас времени для погружений при уклонении от противолодочных сил, то придется иметь скорость не менее 12 узлов, что в штормовом море потребует работы дизелей на полных ходах, то есть иметь очень напряженный и неблагоприятный режим работы главных двигателей.
Штормовая погода, сопровождавшая нас в Баренцевом и Норвежском морях, не покинула нас и в Северной Атлантике. Только удары волн стали мощнее, особенно при вынужденной скорости 12 узлов. Появились первые потери: волны оторвали носовой аварийный буй и повредили верхнюю крышку устройства ВИПС. Эти же волны во время очередного шторма придавили к ограждению рубки не увернувшегося от них вахтенного офицера капитан-лейтенанта Мухтарова и сломали ему два ребра, «освободив» его от несения вахты почти на две недели.
Как написал в отчёте в политорганы замполит корабля капитан 3 ранга Сапаров, травмированного офицера Мухтарова заменил на вахте коммунист Сапаров. Между прочим и Мухтаров был коммунистом.
Мне, как штурману, погода не давала возможности уточнить счислимое место корабля путём астрономических наблюдений, а других способов у нас в походе просто не было после отрыва от побережья Норвегии. В результате после прохода Фареро-Исландского противолодочного рубежа на всех четырёх кораблях, как я убедился после похода, была невязка около 13-18 миль назад по курсу, что свидетельствовало о наличии Северо-Атлантического течения, которое мы просто не знали, как учитывать, не имея на кораблях абсолютного лага.
Однако в каждом явлении есть не только отрицательное, но и положительное, так и в плохой погоде. В связи с плохой погодой нам не досаждала противолодочная авиация стран НАТО, на всех трёх противолодочных рубежах, что помогало почти выдерживать заданную среднюю скорость перехода.
Андреев Анатолий Петрович
, Мухтаров Аслан Азисович, минер "букашки", Наумов Владлен Васильевич. - В пучинах Бермудского треугольника. Из "дизелистов" в "атомники". Командиры АПЛ 1-го поколения. Автобиография В.В.Наумова.
В свою очередь, если разведка стран НАТО обнаружила выход бригады из Кольского залива, то они рассчитывали на наш переход со средней скоростью 5-6 узлов и запаздывали с увеличением активности противолодочных сил на рубежах. В Центральной Атлантике штормов не было, да, и вероятный противник ещё не проявлял повышенной активности, что позволило проводить астрономическую обсервацию места не только в вечерние и утренние сумерки, но и групповые определения места по солнцу силами вахтенных офицеров и группой командования корабля под руководством командира.
Вскоре воздух и вода значительно потеплели. Мы вошли в субтропики, и я во время ночной вахты воспользовался тропическим ливнем и с удовольствием принял душ, пользуясь на мостике мылом и мочалкой.
23 октября в утренние сумерки "Б-36" подошла к проливу Кайкос на расстояние около 25 миль и стала готовиться к форсированию пролива в подводном положении. Аккумуляторная батарея к этому моменту была полностью заряжена, оставалось только надёжно определить место, что и было сделано тремя наблюдателями по трём-четырём звёздам. Разведка обстановки свидетельствовала о наличии в районе пролива двух американских эсминцев, работавших радиолокаторами. Задержавшись на перископной глубине на сеанс связи, мы получили радиограмму, согласно которой "Б-36" назначалась позиция юго-восточнее пролива Кайкос, куда мы и направились прочь от пролива.
Тем временем тактическая обстановка стало резко осложнятся. Активность противолодочных сил ВМС США возросла невероятно. Авиация ПЛО так часто делала облёты акватории, что "Б-36" потеряла возможность проводить полноценную зарядку АБ, да, и подзарядка стала весьма проблематичным мероприятием.
Вскоре наши радиоразведчики перехватили сообщения об объявлении президентом США Джоном Кеннеди морской блокады Кубы и о запрете всем военным кораблям приближаться к побережью США ближе чем на 400 миль.
В добавление к авиации в пределах видимости стали появляться американские эсминцы в виде парных патрулей, непрерывно работающие своими радиолокаторами и гидролокаторами. В дневное время за счет прекрасной видимости можно было на большом удалении наблюдать за действиями эсминцев при обнаружении любых гражданских судов. Они быстро сближались с незнакомцем и после непродолжительной задержки около судна отходили от него, продолжая патрулирование. Судно же ложилось на обратный курс и удалялось от Кубы.
Действия противолодочных самолётов США стали более агрессивными. Имея предположение о возможном нахождении в районе подводной цели по данным радиолокационного контакта или же по данным неизвестной нам в те времена системы гидрофонов СОСУС, американские самолёты стали уточнять место подводных лодок с помощью гидроакустических буёв системы ДЖУЛИ. В состав этой системы входили и взрывные устройства для уточнения места подлодки буями за счёт пеленгования отражения взрывной волны от её корпуса. Так как взрывы были весьма интенсивными, а с системой ДЖУЛИ мы тоже были незнакомы, то появление их первоначально вызвало некоторую озабоченность.
Вскоре наше предположение об их назначении подтвердилось перехваченным радиодонесением с самолета о координатах подводной лодки. Они отличались от счислимых координат на десять миль, и на вопрос старпома, не наши ли это координаты, я ответил уклончиво. Но при очередном определении места убедился, что самолет передавал точнейшие координаты места "Б-36" на тот момент, и их можно было принять для дальнейшего счисления места корабля, так как точность определения места у самолета США значительно превышала наши возможности.
Вскоре эта достаточно сложная для нас ситуация превратилась в экстремальную. Примерно через сутки, в наступившей темноте, командир принял решение подзарядить в течение ночи порядком разряженную за день аккумуляторную батарею на перископной глубине при работе дизелей в режиме РДП. Мы встали под РДП и легли на курс в восточном направлении.
Спустя некоторое время я вдруг вспомнил, что перед постановкой под РДП в западном направлении наблюдалась слабая работа двух корабельных радиолокаторов, которые после поворота оказались в затенённом шахтой РДП для наблюдения в перископ кормовом секторе. Гидроакустическое наблюдение в этом секторе также невозможно, как из-за конструктивных особенностях, так и из-за грохота работающих дизелей. Учитывая возможность появления в затенённом секторе приближающихся кораблей и нахождение "Б-36" в центре позиции, я доложил командиру о времени поворота влево на 90 градусов по компасу.
Капитан III ранга А.Ф.Дубивко, командир подводной лодки «Б-36». Капитан III ранга H.A.Шумков, командир подводной лодки «Б-130». - Кубинский кризис. Хроника подводной войны. Питер А. Хухтхаузен. В период похода оба командира были в звании капитанов II ранга.
Командир согласился со словами: «Правильно, нечего нам идти в сторону позиции Шумкова, на "Б-130" старые аккумуляторы, нельзя его подводить и привлекать за собой к нему противолодочные силы США».
С началом циркуляции последовал тревожный доклад акустиков о появлении сильных и быстро нарастающих шумов винтов двух эсминцев. "Б-36" немедленно срочно погрузилась, но ещё до прихода на безопасную от таранного удара глубину во всех отсеках подводники услышали над головами сильный свистящий шум работающих винтов эсминцев.
Затем эсминцы начали ходить вокруг "Б-36" по кругу с радиусом около 15-20 кабельтов со скоростью около 20 узлов, работая гидролокаторами на своих курсовых углах 90 градусов левого борта, двигаясь против часовой стрелки и смещая окружность, как бы набрасывая петли в сторону смещения подводной лодки из центра этого круга. Контакт поддерживался надёжно и не оставлял нам никаких шансов оторваться от слежения с нашей разряженной батареей.
Мы маневрировали на 3-4 узлах, производя апериодические изменения курса, слабо надеясь на возможное изменение обстановки или погоды. О присутствии эсминцев всё это время знал весь экипаж, прослушивая посылки гидролокаторов, которые звучно били по корпусу лодки и людским нервам, мешая отдыхать.
Примерно через сутки нас остался караулить при поддержке авиации ПЛО только эсминец радиолокационного дозора «Чарльз П. Сесил», прошедший переоборудование и модернизацию из эсминца типа Гиринг, построенного во время Второй Мировой.
Приняли решение оторваться от слежения. Когда эсминец, продолжая описывать вокруг "Б-36" круги против часовой стрелки, проходил траверз лодки по правому борту, "Б-36", увеличив ход до 9 узлов повернула ему за корму, а эсминец, продолжая циркуляцию влево, удалялся от лодки. По окончании циркуляции, обнаружив, что "Б-36" вышла из круга, эсминец бросился за ней в погоню, неминуемо сокращая траверзное расстояние. Приведя подводную лодку на траверз своего левого борта, эсминец опять начал циркуляцию влево, а "Б-36" снова повернула на 90 градусов вправо за корму эсминца, выйдя за пределы окружности, и стала быстро удаляться от эсминца, который, в свою очередь, продолжая циркуляцию, тоже отходил от лодки, как минимум, на диаметр своей циркуляции.
К этому моменту акустики доложили командиру "Б-36", что эсминец потерял контакт с лодкой и перешел на круговой поиск. К сожалению, командир тут же воспользовался советом грамотнейшего акустика инструктора 69 бригады подводных лодок мичмана Панкова. Он дал грамотный совет, с акустической точки зрения, повернуть носом на эсминец для уменьшения отражающей поверхности корпуса подводной лодки, но не учел тот фактор, что повернув на эсминец, "Б-36" прекратит отрыв и сблизится с эсминцем, облегчив ему задачу поиска.
Что и произошло, командир, доверившись авторитету мастера военного дела, возражений против такого маневра не послушал, и эсминец восстановил акустический контакт с "Б-36". Эта попытка была последней возможностью оторваться от слежения, теперь наша аккумуляторная батарея больше трёх узлов не могла обеспечить. Оставалось надеяться только на чудо. Но тропических чудес в виде штормов и ураганов не появлялось, погода оставалась курортной, а батарея неминуемо разряжалась.
Чтобы оттянуть приближающуюся необходимость всплытия на поверхность командир принял решение максимально сократить расход электроэнергии вплоть до остановки гребных электродвигателей и удержания необходимой глубины с помощью откачки и приёма необходимых порций воды в уравнительную цистерну с помощью главного осушительного насоса. И вот в наступившей полутьме "Б-36" зависла на глубине 70 метров без хода.
Третий отсек. Центральный пост. Пульт управления. Слева - три машинных телеграфа, по одному на мотор. Над ними тахометры. Черное колесо посередине - это эхолот. Желтая коробка - коробка с плавкими вставками. - РОССИЙСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ. Проект 641
Неожиданно в центральном посту открывается кормовая переборочная дверь и через неё буквально вваливается здоровый молодой мужчина, в рваных трусах и в поту, в чине капитан-лейтенанта в полуобморочном состоянии. «Где? Где командир?» - спросил прикомандированный к нам на поход офицер. «А что случилось …?» - тревожно среагировал на запрос, выйдя из не менее полуобморочного состояния старпом, находящийся на командирской вахте. Показывая рукой в корму, вошедший сказал: « Там, там люди гибнут, нужно всплыть и дать бой!» «Ничего, некоторые спасутся», - сказал успокоившийся капитан 3 ранга Аркадий Копейкин. «Да?» - спросил посетитель. «Да!» - ответил старпом, и офицер удалился в корму.
Через короткое время из кормового 7 отсека в центральный пост поступила просьба прислать доктора. Оказалось, что офицер, добравшись до 7 отсека, взял с поддона под машинкой клапана вентиляции балластной цистерны кружку с накапавшей в неё гидравликой, приняв её за воду, и выпил. Люди в отсеке ахнули и испугались за здоровье офицера, а он испугался ещё больше.
Первые слова, которые услышал от него капитан Виктор Буйневич: «Доктор, я умру?» Буйневич сказал, что он не умрёт, а в отличие от остальных будет иметь меньше проблем с запором.
Нужно отметить, что к этому времени весь экипаж уже несколько суток не пользовался гальюном (туалетом). Вся жидкость уходила из организмов через поры кожи с потом, а пища в жару просто не лезла в горло, её буквально заталкивали в рот в небольших количествах с помощью сухого вина, выдаваемого каждому по норме 50 грамм в день.
Так что заявление о том, что в отсеках люди гибнут, было не так уж далеко от действительности. Микроклимат в отсеках был близок к пределу возможности обитания. Температура в отсеках находилась в пределах от 40 до 65 градусов по Цельсию при высочайшей влажности в отсеках, повышенном содержании в воздухе давно не вентилированных отсеков углекислого газа и вредных испарений от топлива, масла, электролита.
Центральный пост. Пульт управления.
Покрытые потом, люди постоянно носили только тапки с обрезанными задниками и разорванные на лепестки разовые трусы, как набедренные повязки из пальмовых листьев у дикарей. Причём повязка из трусов была привилегией для офицеров и сверхрочнослужащих, матросы и старшины срочной службы изготавливали повязки из разовых кальсон, выданных для них береговой базой вместо трусов. Это не было модой, просто каждый лепесток одежды на теле создавал впечатление отдельной грелки, поэтому хотелось иметь их поменьше. В этой атмосфере под воздействием пота синие разовые трусы и кальсоны стали линять и раскрасили тела подводников синими разводами. К «боевой» раскраске свою лепту внесла потница, покрасившая в красную крапинку тела подводников.
Пресная вода на корабле была дефицитом, но если удавалось перехватить лишний стаканчик, то можно было на своем теле проследить странное явление. Когда я выпил залпом доставшийся мне стакан холодной водички, то через несколько секунд ощутил шевеление буквально всей кожи. Обратив на неё внимание, я увидел, что по всему телу под тонким прозрачным слоем кожи появились светлые мелкие пузырьки воды. Они легко ликвидировались полотенцем, имевшимся у каждого в руках для борьбы с потом. Полотенце изрядно промокло, его пришлось отжимать, к слякоти на палубе центрального поста добавилась лужа.
На этом всё и кончилось, я остался таким же разгоряченным, потным и мучимый жаждой, каким и был до стакана воды.
Несмотря на неблагоприятную обстановку, весь экипаж безропотно выполнял свой долг, на постах, где температура приближалась к 70 градусам, электрики, гидроакустики даже при сокращённой продолжительности вахты вынуждены были нести её с нашатырём из-за нередких случаев потери сознания. Тем временем американскому эсминцу надоело крутиться вокруг неподвижной "Б-36" и он начал взрывать сигнальные гранаты, очевидно, приглашая нас к всплытию.
У меня был опыт прослушивания взрывов гранат, имитирующих взрывы глубинных бомб на совместных учениях "С-178" и противолодочных кораблей Камчатской Военной Флотилии ТОФ, но взрывы американских гранат по интенсивности не выдерживали никакого сравнения с тем, что я слышал на ТОФе. Они гулко отражались на корпусе лодки, вызывая мигание лампочек и осыпание крошек пробковой изоляции с подволоков отсеков.
Когда "Б-36" дала ход моторами, взрывы прекратились, а разрядка аккумуляторных батарей ускорилась, неизбежно приближая момент вынужденного всплытия. Наконец, этот момент наступил. На "Б-36" был продут весь главный балласт сразу, как только эсминец прошел наш траверз и оставил лодку за кормой. Одновременно началась передача на ГКП ВМФ радио о всплытии и преследовании лодки противолодочными силами США.
"Б-36". - The Submarines of October
Прежде чем отдраить рубочный люк, пришлось через шахту вдувной вентиляции сравнять давление в отсеках с атмосферным. Это действие вызвало в отсеках шипение испаряющейся с палуб слякоти, на короткое время появление сиреневого тумана, с исчезновением которого палубы отсеков оказались совершенно сухими. Люк отдраивал помощник командира капитан-лейтенант Анатолий Андреев.
Прежде чем подняться на мостик, он через рубочный люк просунул радиоантенну «Штырь» с привязанным к ней военно-морским флагом СССР, а затем вышел на мостик, держа антенну с флагом высоко над рубкой. К этому моменту «Чарльз П. Сессил» приближался к лодке с её кормовых углов, а очень низко над рубкой чуть ли не задевая поднятый на штыре флаг, пролетел противолодочный самолёт базовой патрульной авиации ВМС США типа Нептун.
На эсминце был поднят сигнал из четырёх флагов расцвечивания, который мы долго не могли разобрать, пока не разглядели, что такие же флаги нарисованы на его боевой рубке. Тут мы догадались, что это международные позывные эсминца, которые он поднял на мачте в качестве представления при знакомстве. Следующий сигнал из трёх флагов, поднятый эсминцем я легко нашел в Международном трёхфлажном своде сигналов (МСС). Он означал запрос с эсминца: «Что случилось? Нужна ли помощь?»
Содержание сигнала я доложил на мостик, где уже были командир и старпом "Б-36", а в ответ услышал переданное командиром приказание: «Не отвечать». Вероятно, он принял мой доклад за доклад от радистов. После неоднократной передачи радио на ГКП ВМФ о вынужденном всплытии мы получили все необходимые квитанции на радио, но никаких указаний не получали, пока не донесли об успешном отрыве от преследования и слежения.
"Б-36" в сопровождении американского эсминца «Чарльз П. Сесил»
Плаванье в сопровождении американского эсминца оказалось на редкость спокойным, и если бы не моральные терзания о проигрыше в своеобразной дуэли с ПЛС ВМС США, его можно было бы назвать комфортным. На "Б-3"6 непрерывно вентилировались отсеки свежим воздухом, шла полноценная зарядка аккумуляторной батареи, был удалён весь мусор и испорченные продукты, на верхней палубе перебирались оставшиеся овощи и шел ремонт отдельных механизмов. Трюмные ремонтировали верхнюю крышку устройства ВИПС, мотористы что-то делали с газоотводами дизелей, а я на мостике ремонтировал залитый водой пеленгаторный репитер.
Одновременно все, кто имел отношение к маневрированию подводной лодки, продумывали и разрабатывали план предстоящего отрыва от слежения. "Б-36", продолжая зарядку аккумуляторной батареи, имела ход не более 4-х узлов. Такая маленькая скорость для эсминца США была затруднительна, поэтому он постоянно маневрировал вдоль левого борта подводной лодки, не удаляясь от неё более чем на 5 кабельтов. После прохода вдоль корпуса "Б-36" параллельным курсом на траверсном расстоянии от неё около 50 метров и удалившись от неё на 5 кабельтов, эсминец поворачивал влево на обратный курс и проходил контркурсом, не удаляясь от лодки далее 5 кабельтовых, после чего опять ложился на параллельный курс. Такое, я бы сказал, деликатное маневрирование, соответствующее высокой морской культуре, продолжалось непрерывно до самого погружения "Б-36".
Этого нельзя было сказать о действиях вертолётов и самолётов ВМС США. Они периодически пролетали над лодкой на очень малых высотах, производя телевизионную и фотосъёмку.
Незадолго до завершения всех необходимых мероприятий по подготовке "Б-36" к длительному подводному плаванью, как всем нам показалось, представился удобный случай для осуществления погружения и отрыва от слежения. В вечерних сумерках показалось судно с огнями, дававшими возможность предположить, что это танкер. Когда танкер подошёл к нам на одну милю, эсминец направился к нему. Памятуя, каким не простым процессом в советском ВМФ, являлась приёмка топлива в море на ходу, командир дал команду «Приготовиться к погружению». Каково же было изумление всех подводников, когда ещё до выполнения этой команды на подводной лодке, эсминец отошел от танкера, а наша радиоразведка перехватила его донесение на берег о приёме с танкера 150 тонн топлива.
Закончив все работы, для выполнения которых необходимо было находиться в надводном положении, экипаж "Б-36" встал перед необходимостью осуществить отрыв от слежения. Надо сказать, что к этому моменту предпосылки к успешному отрыву значительно возросли. В отсеках установился нормальный микроклимат, всё что требовало неотложного ремонта было отремонтировано, после ремонта верхней крышки устройства ВИПС лодка получила возможность выстреливать приборы помех корабельным гидроакустикам и погружаться до рабочей глубины 240 метров, а полностью заряженная аккумуляторная батарея позволяла использовать весь диапазон скоростей подводной лодки.
Но, пожалуй, самым главным фактором успеха в отрыве от слежения в кратчайший срок явилось решение командира корабля капитана 2 ранга Дубивко Алексея Федосеевича применить технический приём подавления гидролокатора эсминца, предложенный мичманом Панковым. Дело в том, что во время всего совместного плаванья эсминец непрерывно работал радиолокатором и гидролокатором. Мичман Панков, определив частоту работы гидролокатора, заметил, что она входит в диапазон частот нашей станции гидроакустической связи «Свияга» и предложил настроить её на частоту гидролокатора эсминца, чтобы сделать его в нужный момент бесполезным с помощью непрерывного направленного сигнала «Свияги».
Успешность выполнения маневра отрыва превзошла все ожидания. Практически с момента погружения "Б-36" эсминец не смог ни на минуту установить с ней контакт. Маневр был начат, когда эсминец, следуя параллельным курсом, ушел на 2-3 кабельтова вперёд. Лодка экстренно погрузилась на ходу 12 узлов, пересекая кильватерную струю эсминца, выставила на глубине 60 метров из устройства ВИПС имитационный патрон, создавший из пузырьков облако, имитирующее для гидролокатора корпус подводной лодки, затем, продолжая погружение до глубины 200 метров, привела эсминец за корму и стала быстро удалятся. Одновременно, когда эсминец дважды начинал работать в сторону лодки гидролокатором, акустики "Б-36" подавляли «Свиягой» его работу, и эсминец выключал свой гидролокатор. При третьем включении гидролокатор эсминца работал в круговом поиске, был достаточно далеко и не опасен для лодки, поэтому решили ему не мешать и продолжали увеличивать дистанцию.
Помня об опыте неудачного отрыва от эсминца, временно потерявшего акустический контакт с "Б-36", я был озабочен необходимостью в этот раз как можно быстрей и больше её увеличить. А у командира корабля, зашедшего ко мне в штурманскую рубку, появилось намерение экономить заряд аккумуляторной батареи, поэтому мне пришлось при докладах ему значительно занижать текущую дистанцию до эсминца, чтобы продолжать отрыв. В моем намерении мне помог помощник командира капитан-лейтенант Андреев, вошедший в рубку после командира, перекрыв своим корпусом выход из рубки и закрыв дверь, начал высказывать мнение о необходимости продолжать отрыв. Убедившись, что "Б-36" отошла от места погружения не менее чем на 12 миль, я доложил командиру об этом расстоянии и высказал предположение о возможности сбавить скорость.
Четвертый отсек. Рубка радистов. - РОССИЙСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ. Проект 641
С этого момента у "Б-36" никаких встреч с кораблями ВМС США до конца похода не было. Об отрыве от слежения было немедленно доложено на ГКП ВМФ и получена квитанция о приёме нашего донесения. Через короткое время пришли нам указания по связи, но командир ждал радио с указанием наших дальнейших действий, а о них на корабле ничего не было известно. И только спустя более суток, получив очередную служебную радиограмму, шифровальщик пришел к радистам и заявил, что, судя по его показательным группам, радисты пропустили одну радиограмму. Оказалось, что после приёма указаний по связи вскоре пришло второе радио с той же показательной для радистов группой, что и радио с указаниями по связи. Считая, что это повторение первого радио, радисты не передали его шифровальщику, а отправили его в корзину.
Таким образом, по вине передающего радиоцентра в Москве "Б-36" более суток оставалась без управления с ГКП. Когда шифровальщик расшифровал извлеченную из корзины радиограмму, оказалось, что для "Б-36" назначена новая позиция, находящаяся в пятистах милях в северо-восточном направлении от нашего местонахождения, в которую мы уже опаздываем. Пришлось всплыть и полными ходами выполнять полученное приказание. К общему удивлению и удовольствию первые 400 миль этого перехода проходили при полном отсутствии противодействия со стороны противолодочных сил противника.
В то же время в районе позиций назначенных подводным лодкам 69-й бригады наша радиоразведка зафиксировала наличие американского вертолётоносца «ТЕТИС-БЕЙ» с кораблями охранения и усиленное патрулирование района силами базовой противолодочной авиации. С приближением к своей позиции на 50-40 миль, мы прочувствовали их противодействие сполна. О надводном положении не могло быть и речи из-за не прекращающихся сигналов самолётных и корабельных радиолокаторов.
У офицеров корабля появилось предположение, что такая своевременная концентрация противолодочных сил в районах позиций, назначаемых для подводных лодок, невозможна без наличия шпиона в системе управления силами ВМФ СССР. И хотя многое объяснилось работой системы «СОСУС», о существовании которой в том походе мы не знали, всё равно эти предположения развеялись не полностью. Если был Пеньковский, могли быть и другие ему подобные.
Вскоре после занятия заданной позиции нас подстерегала ещё одна неприятность. 7-го ноября при попытки запустить левый дизель для работы на винт под РДП в результате гидравлического удара из-за попадания забортной воды в его цилиндры он был выведен из строя. В правом дизеле во всех цилиндрах тоже оказалась вода. Следовательно, до выполнения сложных трудоёмких работ в походных условиях по вскрытию крышек и осмотру всех цилиндров с выяснением причин попадания воды в них и он был не работоспособен.
В распоряжении командира "Б-36" оставался только средний дизель, не приспособленный к работе под РДП. Значит, длительное пребывание "Б-36" на позиции грозило полной разрядкой аккумуляторной батареи и неминуемым повторным всплытием среди противолодочных сил ВМС США. В этой обстановке командир принял единственно правильное решение приступить к вводу в строй правого дизеля, а на время работ выйти из района на 60 миль, с тем, чтобы возвратиться в него с окончанием работ.
С удалением из района на 60 миль обнаружили сравнительно спокойную обстановку, позволявшую находиться ночью в надводном положении без хода, в дрейфе, а днём в подводном положении. Ещё до окончания ревизии правого дизеля мы получили команду на возвращение в Сайда Губу.
Возвращение проходило тоже в спокойной обстановке. Противолодочные силы вероятного противника отдыхали после разрешения Карибского кризиса, да, и погода была неблагоприятной для интенсивных полётов авиации стран НАТО.
Море изматывало нас качкой, а меня, как штурмана, невозможностью надёжно определить место корабля в связи с ненастной погодой без солнца и звёзд. Практически весь переход был совершён в надводном положении. В начале перехода командир принял решение возвращаться под РДП, но после того как вахтенные офицеры пару раз показали ему обнаруженные в кормовом секторе неизвестные суда, которые акустики не слышали, решение изменил, и лодка всплыла в надводное положение. В штормовом море надводное положение обеспечивало значительно надёжнее безопасность корабля.
Осталась одна общая забота о расходе топлива, которого, по всем предположениям, могло не хватить до родной базы.
Для меня эта забота стоила самой большой невязки при определении места в океане за всю мою девятилетнюю службу на штурманских должностях. Перед определением места над моей головой двое суток стоял с логарифмической линейкой флагманский механик 69-й бригады капитан 2 ранга Любимов. Он сверял замеряемый расход топлива и сравнивал с пройденным расстоянием подводной лодкой за время замера расхода топлива. По результатам замеров принималось решение о запросе помощи в виде танкера для дозаправки топливом. Сложность моего положения заключалась в том, что из опыта зная, что гидравлические лаги при оголении носового штевня хватают воздух динамическим трубопроводом и дают заниженные показания скорости, я, испытывая психологическое давление, учитывал осреднённую лагом скорость 4 узла, которую он получал, раскачиваясь в диапазоне от нуля до восьми узлов.
При определении места невязка составила 67 миль точно вперёд по курсу, что свидетельствовало о фактической скорости, с которой двигался корабль 5,4 узла. Не прибегая ни к каким-либо ухищрениям, я эту невязку полностью занёс в навигационный журнал и в отчёты о походе, считая её психологической.
На берег было отправлено радио о необходимости пополнения топлива, которого действительно не хватило. Но кто-то предложил остатки топлива, смешанного морской качкой в балластных цистернах с водой, перекачивать в расходный топливный бачок, из которого сливать отстоявшуюся воду и добавлять в бачок моторное масло. На этой смеси "Б-36" вошла в Баренцево море, а вот уже в Кольский залив пришлось входить на моторах за счёт аккумуляторной батареи.
Впрочем, танкер встретил нас в Норвежском море, но шторм не представил никакой возможности принять от него топливо.
Примечательным для меня событием при возвращении было присутствие на мостике при попытке мотористов осмотреть трубопроводы дизелей в кормовой надстройке лодки. Моторист вышел на осмотр трубопроводов в сопровождении страхующего матроса и был надёжно обвязан бросательным концом. Но как только он дошел до середины кормовой надстройки, волна смыла его за борт, но, к счастью, следующая волна вернула его обратно с помощью бросательного конца. Операция осмотра трубопроводов была немедленно прекращена, а я обратил внимание на старшего помощника командира капитана 3 ранга Копейкина Аркадия Александровича, руководившего этой операцией и сохранявшего спокойствие на всем её протяжении, как человек всё во время предусмотревший и ко всему подготовившийся.
Вообще он отличался хорошей выдержкой, умением сохранять спокойный тон в отношениях с подчиненными в любых ситуациях, сохраняя чувство юмора и не упуская возможности розыгрыша. Я уже упоминал эпизод в тёмном жарком и душном отсеке, когда отчаявшемуся офицеру, требовавшему всплыть и дать бой, потому что в отсеках, по его мнению, люди гибнут, старпом спокойно ответил, что некоторые спасутся, чем успокоил офицера.
Из розыгрышей в походе мне запомнились два. Первый коснулся офицера 6-го отдела, прикомандированного к нам на время перехода в кубинский порт с одной лишь целью, чтобы следить за целостностью французской проволоки и пломбы на ней, которой был опечатан торпедный аппарат с загруженной в него ядерной торпедой. Капитан-лейтенант ревностно выполнял эту обязанность и регулярно проверял сохранность пломбы. Однажды после ночной командирской вахты Аркадий Александрович за завтраком как бы невзначай сказал, что не понимает, почему все так трясутся с этой торпедой и, как мы убедились прошедшей ночью, осмотрев её, ничего в ней особенного нет. Офицер 6-го отдела побледнел, выскочил из-за стола и бросился в первый отсек к аппарату с торпедой проверять наличие пломбы.
Аркадий Александрович Копейкин - подгот "46-49-53", в дальнейшем занимал должность начальника отдела подводных лодок управления боевой подготовки Северного флота. На фото третий слева в третьем ряду. - ДВЕНАДЦАТЬ КНИГ
Второй розыгрыш был достаточно корыстный, но оправданный необходимостью. В те часы, когда над "Б-36" продолжал маневрировать американский эсминец и обстановка в отсеках по их обитаемости была экстремальной, единственным местом на корабле, где можно было забыться в полудрёме после вахты, были окрашенные стеллажные торпеды в первом отсеке. На них постоянно лежали люди, сменившиеся с вахты. Но на подводных лодках были предусмотрены должности, не связанные с несением корабельных вахт в сменах, а следовательно, имевшие больше возможности в выборе времени и места отдыха. К ним относилась и должность заместителя командира корабля по политической части, которую занимал на "Б-36" капитан 3 ранга Сапаров. Сменившись с командирской вахты с небольшой задержкой, старпом вошел в первый отсек и обнаружил, что все места на торпедах заняты, в том числе и замполитом. Оценив обстановку, чтобы не поднимать людей, только что сменившихся с вахты, Аркадий Александрович сказал Сапарову, что его вызывает командир в центральный пост. Когда замполит подошел к выходу из отсека, старпом занял освободившееся место, извинился и сказал, что он пошутил.
Первый отсек. Стеллажи для торпед. РОССИЙСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ. Проект 641
Вообще наш безобидный, спокойный и тихий замполит капитан 3-го ранга Сапаров частенько становился объектом для шуток и розыгрышей, которые сносил довольно спокойно. Даже молодые лейтенанты над ним подтрунивали, когда ему пришлось временно стать вахтенным офицером вместо выбывшего из строя Мухтарова. Я спустя годы понял, насколько нелеп и даже постыден был мой розыгрыш Сапарова при всплытии "Б-36" рядом с американским эсминцем. Он находился у шахты рубочного люка рядом со штурманской рубкой, как и все мы, в заношенном разовом белье и в тревожном ожидании развития событий. И я в качестве шутки посоветовал ему переодеться, так как с эсминца потребуют прибыть на борт командиру и комиссару с вахтенным журналом. Я-то понимал, что этого не может быть, а ведь Сапаров мог принять эту шутку за правду. Но и в этом случае он никак не реагировал.
Все-таки один раз я увидел его возмущенным. При возвращении в родную базу замполит активизировал свою деятельность и организовал массовый приём матросов в кандидаты в члены КПСС. Собрания зачастили, что не вызвало восторга у коммунистов, сменившихся с вахты. Вместо заслуженного отдыха им приходилось дремать на очередном приёме. На одном из них Сапаров зачитал заявление матроса с просьбой принять кандидатом в члены КПСС и спросил: «Какие будут предложения?» Сквозь дрёму услышавший вопрос Копейкин предложил: «Принять». Замполит возмутился и стал горячо протестовать против приёма без обсуждения. Но окончательно проснувшийся старпом потребовал не нарушать внутрипартийную демократию и поставить его предложение на голосование. Все дружно проголосовали за предложение Копейкина и довольные разошлись по койкам.
Я хорошо запомнил этот случай и понял, что если проводишь какое-либо демократическое мероприятие, то первое предложение выдвигай сам. В своей дальнейшей жизни и деятельности именно так и поступал, избежав неприятных сюрпризов.
Контейнер репитера гирокомпаса и выдвинутый командирский перископ. РОССИЙСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ. Проект 641
Наконец, меня приятно удивила и понравилась невозмутимость старпома во время моей попытки определить в отсутствии светил, какой из гирокомпасов корабля показывает курс с ошибкой в десять градусов. После того, как я заметил расхождение в показаниях носового и кормового гирокомпасов в десять градусов, я около трёх суток ждал появления на небе хоть какого-нибудь светила. Параметры работы у обоих компасов были в норме и свидетельствовали об их, вроде бы, исправной работе, и выявить ошибку одного из них можно было только сравнив расчётный азимут любого светила на момент взятия пеленга на это светило в пеленгатор репитера на мостике. Но все светила прятались за облаками. Тогда я предположил возможность рассогласования в схеме одного из компасов текущей широты места корабля и принял решение согласовать эту широту на стопорах.
Решение по идее правильное, но реализовано оно было, мягко говоря, не лучшим образом. Подумав, с какого компаса начинать это согласование, я, чтобы не затягивать эту операцию, которая требовало около 3-4-х часов на приход в меридиан каждого компаса, решил согласовать на стопорах оба компаса одновременно. Это обеспечивало выход из меридианов примерно на сорок пять градусов в обе стороны обоих компасов и движение подводной лодки по постепенно уменьшающейся синусоиде, стремящейся к нулю. И всё бы ничего, этот грех остался бы на моей совести, но тут в облаках появился просвет, и старпом вызвал меня на мостик.
Когда я поднялся на мостик, Аркадий Александрович спросил меня: « Штурман, почему это мы всё время держим курс 45 градусов, а Полярная звезда недавно была у нас слева 45, а сейчас почти по носу?» Я ответил, что произвожу согласование компасов на стопорах и прошу держать Полярную примерно на курсовом 45 градусов левого борта и что скоро это безобразие кончится. «Хорошо» спокойно сказал старпом. Вскоре гирокомпасы пришли в меридиан. Взяв пеленг на Полярную звезду, я убедился, что ошибается кормовой гирокомпас и на этом всё закончилось.
В базе специалисты гидрографии выяснили, что произошло рассогласование гиросферы компаса с его следящей системой, но причины объяснить не могли. Поворот на курс 270 градусов мне удалось откорректировать за счёт линии положения, полученной при измерении высоты звезды Регул при подсветке горизонта полярным сиянием и обеспечить проход "Б-36" севернее Норвегии, не приближаясь к её побережью ближе 30 миль.
Последнее, что меня порадовало как штурмана, работоспособность антенны Рамка, несмотря на то, что она ещё в Саргассовом море была залита морской водой. Она позволила мне уверенно привязаться к берегу по норвежским радиомаякам с полученной невязкой 7 миль.
Возвращение с похода в Губу Сайда торжественным не назовёшь. После швартовке мне запомнился только один встречающий, кто-то из инженерно-механической службы, спросивший, все ли дизеля на "Б-36" в строю. Получив ответ, что один дизель сломан, безнадёжно махнул на лодку рукой и удалился.
Я не присутствовал ни на одном из разборов похода 69-й бригады, но из рассказов очевидцев разбор на 4-й эскадре был довольно странным. Когда офицеры групп командования подводных лодок эскадры были собраны для заслушивания доклада представителя вышестоящего штаба, их предупредили, чтобы вопросов не задавали и докладчика не перебивали. В докладе командиры кораблей 69-бригады обвинялись во всех смертных грехах. Не зная истинного положения дел, слушатели молчали, но когда докладчик обвинил командиров в том, что они всплывали при достаточно высокой плотности электролита в аккумуляторных батареях 1,050, по залу пронеслись возгласы негодования и недоумения, так как каждому подводнику с юных лет известно, что ниже этого значения плотность просто не может быть. «Не перебивать!» раздался окрик, докладчик дочитал доклад и быстро удалился.
При разборе у заместителя министра обороны маршала А.А.Гречко, по воспоминаниям присутствующих, было ещё больше странностей. Оказалось, что, критикуя действия командиров 69-й бригады, маршал Гречко был уверен, что они командовали атомными подводными лодками, и никак не мог понять, почему они всплывали для зарядки аккумуляторных батарей. Узнав, что к всплывшим подводным лодкам американские эсминцы приближались до 50 метров, маршал спросил, почему же подводники не закидали их гранатами. Когда же он понял, что в мирных условиях всплытие было неизбежно, сказал, что он лучше бы утонул, чем так позориться.
Гречко Андрей Антонович, первый заместитель министра обороны СССР по общим вопросам (с 7 апреля 1960 г.), Главнокомандующий Объединенными вооруженными силами государств-участников Варшавского Договора (с июля 1960 г.), с 1967г. до своей кончины в 1973г. – Министр обороны СССР.
В итоге всё кончилось благополучно, и участников похода не наказали.
Главным результатом из этого похода для меня явилось убеждение, что для успешного противодействия противолодочным силам капиталистических стран и прежде всего их надводным кораблям, подводным лодкам необходимо обладать большим диапазоном скоростей, возможностью неограниченное время находиться в подводном положении. Поэтому через три месяца после возвращения из похода я продолжил службу на подводных атомоходах.
Контр-адмирал в отставке НАУМОВ Владлен Васильевич
На фотографиях -Штурман ПЛ Б-36 капитан-лейтенант Владлен Наумов. Сайда-губа. 1962 г. (слева и контр-адмирал Наумов В.В.(первый справа)
В марте 1962 года несколько подводных лодок 641 проекта из 211 бригады 4-й эскадры Северного флота в городе Полярный начали заблаговременно готовиться к непонятному для всех подводников походу неведомо куда. "Б-36" первоначально, в связи с задержкой решения по испытанию прочного корпуса после нестандартного его вскрытия, никуда не готовилась.
Однако, после трагедии 11 января 1962 года в Екатерининской гавани, когда от взрыва торпед в первом отсеке погибла "Б-37", и после успешного завершения испытаний прочного корпуса "Б-36" была назначена в поход вместо "Б-37". К этому времени корабль прошел доковый ремонт и в январе-апреле отработал полный курс задач.
К началу сентября все офицеры, кроме командира БЧ-5 капитан-лейтенанта Кораблева, отгуляли очередной отпуск.
В июне "Б-36" включили в состав 69-й бригады, куда также входили подводные лодки "Б-4", "Б-59" и "Б-130", из состава 211-й бригады подводных лодок. Началась экстренная подготовка к походу на запад. Но куда именно, в какие страны и моря, где планировалось дальнейшее базирование подводных лодок – всё это держалось в строжайшей тайне. Ходили смутные слухи о Гане и Гвинеи, но толком никакой ясности не было.
Тем временем на остающиеся в Советском Союзе семьи были выписаны денежные аттестаты, а все подводные лодки бригады перебазировались в Губу Сайда. "Б-36" стала догонять остальные корабли бригады в пополнении ЗИПа и расходных материалов. Хуже нет занятия, чем ждать и догонять. Не могу утверждать, что были трудности пополнения ЗИП-ом в других боевых частях, но на мою заявку в гидрографию мне ответили, что всё уже давно выдано на другие корабли и ничего мною затребованного на складах нет.
Подводные лодки проекта 641.
Ранее на лодки 69-й бригады среди бытового технического оборудования предлагались к выдаче даже дополнительные холодильники, от которых пришлось отказаться, потому что холодильники марки ЗИЛ не пролезали в прочный корпус подводной лодки даже через съёмные листы для погрузки аккумуляторов. А на «догоняющую» "Б-36" не хватило даже настольных электровентиляторов, так называемых «ушатиков». В те времена на подводных лодках 641 проекта кондиционеров вообще не было. Поэтому мне пришлось в походе, спасаясь от жары и духоты, использовать один из запасных к гирокомпасу сельсинов, прикрепить к нему вырезанный из консервной банки пропеллер и обеспечить обдув в штурманской рубке.
Хуже всего для навигационного обеспечения явилось то, что корабль не имел на вооружении импульсно-фазовых приборов КПИ и КПФ, уже появившихся в ВМФ, для определения места кораблей по системе "МАРШРУТ". Они давали возможность в этих же целях пользоваться американскими системами ЛОРАН, надежно работавшими в Атлантике и в местах предполагаемого базирования 69-й бригады подводных лодок.
Единственно возможным способом определения места в океане, как и у Колумба, оказались астрономические обсервации по звездам и солнцу. Наличие на корабле хорошо подготовленных трех наблюдателей (два штурмана и помощник командира), проводивших обсервации одновременно, позволяло иметь с высокой точностью осредненное место. Дополнительным контролем служило хоть и менее точное, но всё равно полезное, осредненное место, полученное всеми вахтенными офицерами и командованием корабля путём обсервации по солнцу.
К сожалению, все астрономические обсервации были возможны только в надводном положении, когда позволяла тактическая обстановка. С увеличением активности противолодочных сил ВМС США астрономические обсервации производились крайне редко и с большим риском быть обнаруженными из-за понижения скрытности. Тем не менее, в течение всего похода удалось обеспечить необходимую точность плавания.
69-й бригадой командовал контр-адмирал Евсеев. Выступая перед бригадой, он говорил, что всему личному составу бригады предстоит гордиться службой в 69-й бригаде под его знамёнами, но перед самым выходом оказался недостаточно здоров, и вместо него назначили комбригом капитана 1ранга В.Н.Агафонова.
Агафонов Виталий Наумович. Карибский кризис.
Из Сайда Губы все лодки бригады сделали несколько однодневных выходов для проверки офицерами штаба готовности кораблей к походу. Изредка офицеров отпускали к семьям в Полярный, а в иное свободное время, если оно появлялось, мы ходили по сопкам и ели чернику.
На "Б-36" очень ждали из отпуска командира БЧ-5 Владимира Кораблёва. Отец нашего механика в ответ на телеграмму комбрига с вызовом на службу ответил, что Володя отдыхает в санатории и с возвращением домой обязательно будет извещен о вызове. Кораблев, благодаря отцовской заботе, так к выходу и не прибыл, и вместо него в море пошел прикомандированный инженер капитан-лейтенант Анатолий Потапов, очень опытный инженер-механик.
До похода он был за штатом после аварийного происшествия на "Б-139". Незадолго до описываемых событий Потапов руководил тушением пожара, возникшего в первом отсеке на его "Б-139" в воскресное дежурство по живучести в 211 бригаде подводных лодок. Когда лодка отошла от пирса на середину Екатерининской гавани с торпедного катера Командующего флотом поступила команда для предотвращения взрыва торпед затопить отсек, что Потапов и выполнил. В результате изоляция электрооборудования отсека упала до ноля и требовался большой ремонт. Так как выяснить, кто отдал приказ о затоплении отсека, не удалось, Потапова отстранили от должности, а в связи с возникшей острой необходимостью восстановили, но уже на "Б-36".
Касатонов Владимир Афанасьевич
Появились новые люди и в моей боевой части. За неделю до выхода в связи с трагикомическим происшествием пришлось менять старшину команды рулевых-сигнальщиков. Когда старшина 1-й статьи Анищенко с группой матросов ехал в открытой машине по какой-то хозяйственной необходимости в сопки, он вдруг побледнел и повалился на бок, а из ягодицы пошла кровь. Оказалось, что вблизи дороги несколько офицеров с ракетных подводных лодок 629 проекта собрались на пикник, в ходе которого состязались в меткости стрельбы по консервной банке из малокалиберной винтовки. В результате Анищенко оказался в госпитале, а на "Б-36" - другой боцман.
Вскоре на "Б-36" прибыл новый командир рулевой группы, фактически младший штурман лейтенант Вячеслав Маслов. Первое, что он увидел в штурманской рубке, это лохматого и вспотевшего меня, заваленного ворохом карт. Восемь рулонов карт были только что доставлены гидрографией на корабль, и я по наивности пытался определить по их наличию куда же мы поплывем. Перечень карт обеспечивал нам путешествие в любые порты, бухты и гавани Атлантического океана. Место нового базирования определить не удалось, ясно стало только то, что 69 бригада дальше Атлантики не пойдёт.
В ночь на 30 сентября все четыре подводные лодки поочерёдно в обстановке строжайшей секретности и усиленной охраны причала в присутствии группы офицеров и генералов погрузили в торпедные аппараты по одной торпеде с ядерной боеголовкой и в придачу к ним по одному офицеру из 6 отдела флота в звании капитан-лейтенанта в качестве наблюдающего. Ближе к вечеру подводники 69 бригады были построены на причале около плавбазы «Дмитрий Галкин». Перед ними выступил первый заместитель Главкома ВМФ адмирал В.А.Фокин с пожеланием счастливого плаванья в порт одной из дружественных стран. При этом предупредил, что несмотря на мирную обстановку надо быть готовым к любому её изменению.
Рассохо Анатолий Иванович. Именно он на вопрос В.А.Архипова о применении мрнцоружия, "крепко выругался и произнес:
— Так вот, ребята, записывайте в журналы: «Применять спецоружие в следующих случаях. Первое, когда вас будут бомбить и вы получите дырку в прочном корпусе. Второе, когда вы всплывете и вас обстреляют, и опять же получите дырку. И третье — по приказу из Москвы!». - Н.Черкашин. Повседневная жизнь российских подводников.
Сразу после построения на кораблях началось приготовление к бою, походу и погружению. В ночь на 1-е октября "Б-З6" и остальные лодки бригады с интервалом около 30 минут стали отходить от пирса и начали переход к новому месту базирования.
Перед выходом на все подводные лодки прибыло по одной группе ОСНАЗ для обеспечения ведения радиоразведки и радиоперехвата донесений иностранных противолодочных сил. Кроме того, на "Б-36" пошел в поход флагманский механик бригады капитан 2 ранга Любимов.
После выхода из Кольского залива я обратился к командиру с вопросом, куда прокладывать курс. В ответ командир дал мне координаты начала и конца следующего курса и расстояние между ними. Так продолжалось до прохода Фареро-Исландского рубежа и выхода в Атлантический океан.
С выходом в Атлантику по кораблю было объявлено, что мы идём на остров Куба в порт Мариэль для постоянного базирования и что на подходе к порту нас встретит кубинский торпедный катер. Проход в порт назначения предписывался не кратчайшим путём через Флоридский пролив, а через пролив Кайкос между Багамскими островами и дальше по длинному, узкому и извилистому Старому Багамскому каналу. Скрытный безаварийный проход по такому каналу представлялся по меньшей мере проблематичным, но было решено разобраться с этим вопросом на месте.
Уже в первые часы перехода расчёт средней скорости корабля на походе по заданным временным интервалам неприятно удивил командира. Вместо принятой на флоте для скрытного перехода дизель-электрических подводных лодок средней скорости 5-6 узлов для нас оказалась назначенной 10 узлов. А если соблюдать скрытность и иметь запас времени для погружений при уклонении от противолодочных сил, то придется иметь скорость не менее 12 узлов, что в штормовом море потребует работы дизелей на полных ходах, то есть иметь очень напряженный и неблагоприятный режим работы главных двигателей.
Штормовая погода, сопровождавшая нас в Баренцевом и Норвежском морях, не покинула нас и в Северной Атлантике. Только удары волн стали мощнее, особенно при вынужденной скорости 12 узлов. Появились первые потери: волны оторвали носовой аварийный буй и повредили верхнюю крышку устройства ВИПС. Эти же волны во время очередного шторма придавили к ограждению рубки не увернувшегося от них вахтенного офицера капитан-лейтенанта Мухтарова и сломали ему два ребра, «освободив» его от несения вахты почти на две недели.
Как написал в отчёте в политорганы замполит корабля капитан 3 ранга Сапаров, травмированного офицера Мухтарова заменил на вахте коммунист Сапаров. Между прочим и Мухтаров был коммунистом.
Мне, как штурману, погода не давала возможности уточнить счислимое место корабля путём астрономических наблюдений, а других способов у нас в походе просто не было после отрыва от побережья Норвегии. В результате после прохода Фареро-Исландского противолодочного рубежа на всех четырёх кораблях, как я убедился после похода, была невязка около 13-18 миль назад по курсу, что свидетельствовало о наличии Северо-Атлантического течения, которое мы просто не знали, как учитывать, не имея на кораблях абсолютного лага.
Однако в каждом явлении есть не только отрицательное, но и положительное, так и в плохой погоде. В связи с плохой погодой нам не досаждала противолодочная авиация стран НАТО, на всех трёх противолодочных рубежах, что помогало почти выдерживать заданную среднюю скорость перехода.
Андреев Анатолий Петрович
, Мухтаров Аслан Азисович, минер "букашки", Наумов Владлен Васильевич. - В пучинах Бермудского треугольника. Из "дизелистов" в "атомники". Командиры АПЛ 1-го поколения. Автобиография В.В.Наумова.
В свою очередь, если разведка стран НАТО обнаружила выход бригады из Кольского залива, то они рассчитывали на наш переход со средней скоростью 5-6 узлов и запаздывали с увеличением активности противолодочных сил на рубежах. В Центральной Атлантике штормов не было, да, и вероятный противник ещё не проявлял повышенной активности, что позволило проводить астрономическую обсервацию места не только в вечерние и утренние сумерки, но и групповые определения места по солнцу силами вахтенных офицеров и группой командования корабля под руководством командира.
Вскоре воздух и вода значительно потеплели. Мы вошли в субтропики, и я во время ночной вахты воспользовался тропическим ливнем и с удовольствием принял душ, пользуясь на мостике мылом и мочалкой.
23 октября в утренние сумерки "Б-36" подошла к проливу Кайкос на расстояние около 25 миль и стала готовиться к форсированию пролива в подводном положении. Аккумуляторная батарея к этому моменту была полностью заряжена, оставалось только надёжно определить место, что и было сделано тремя наблюдателями по трём-четырём звёздам. Разведка обстановки свидетельствовала о наличии в районе пролива двух американских эсминцев, работавших радиолокаторами. Задержавшись на перископной глубине на сеанс связи, мы получили радиограмму, согласно которой "Б-36" назначалась позиция юго-восточнее пролива Кайкос, куда мы и направились прочь от пролива.
Тем временем тактическая обстановка стало резко осложнятся. Активность противолодочных сил ВМС США возросла невероятно. Авиация ПЛО так часто делала облёты акватории, что "Б-36" потеряла возможность проводить полноценную зарядку АБ, да, и подзарядка стала весьма проблематичным мероприятием.
Вскоре наши радиоразведчики перехватили сообщения об объявлении президентом США Джоном Кеннеди морской блокады Кубы и о запрете всем военным кораблям приближаться к побережью США ближе чем на 400 миль.
В добавление к авиации в пределах видимости стали появляться американские эсминцы в виде парных патрулей, непрерывно работающие своими радиолокаторами и гидролокаторами. В дневное время за счет прекрасной видимости можно было на большом удалении наблюдать за действиями эсминцев при обнаружении любых гражданских судов. Они быстро сближались с незнакомцем и после непродолжительной задержки около судна отходили от него, продолжая патрулирование. Судно же ложилось на обратный курс и удалялось от Кубы.
Действия противолодочных самолётов США стали более агрессивными. Имея предположение о возможном нахождении в районе подводной цели по данным радиолокационного контакта или же по данным неизвестной нам в те времена системы гидрофонов СОСУС, американские самолёты стали уточнять место подводных лодок с помощью гидроакустических буёв системы ДЖУЛИ. В состав этой системы входили и взрывные устройства для уточнения места подлодки буями за счёт пеленгования отражения взрывной волны от её корпуса. Так как взрывы были весьма интенсивными, а с системой ДЖУЛИ мы тоже были незнакомы, то появление их первоначально вызвало некоторую озабоченность.
Вскоре наше предположение об их назначении подтвердилось перехваченным радиодонесением с самолета о координатах подводной лодки. Они отличались от счислимых координат на десять миль, и на вопрос старпома, не наши ли это координаты, я ответил уклончиво. Но при очередном определении места убедился, что самолет передавал точнейшие координаты места "Б-36" на тот момент, и их можно было принять для дальнейшего счисления места корабля, так как точность определения места у самолета США значительно превышала наши возможности.
Вскоре эта достаточно сложная для нас ситуация превратилась в экстремальную. Примерно через сутки, в наступившей темноте, командир принял решение подзарядить в течение ночи порядком разряженную за день аккумуляторную батарею на перископной глубине при работе дизелей в режиме РДП. Мы встали под РДП и легли на курс в восточном направлении.
Спустя некоторое время я вдруг вспомнил, что перед постановкой под РДП в западном направлении наблюдалась слабая работа двух корабельных радиолокаторов, которые после поворота оказались в затенённом шахтой РДП для наблюдения в перископ кормовом секторе. Гидроакустическое наблюдение в этом секторе также невозможно, как из-за конструктивных особенностях, так и из-за грохота работающих дизелей. Учитывая возможность появления в затенённом секторе приближающихся кораблей и нахождение "Б-36" в центре позиции, я доложил командиру о времени поворота влево на 90 градусов по компасу.
Капитан III ранга А.Ф.Дубивко, командир подводной лодки «Б-36». Капитан III ранга H.A.Шумков, командир подводной лодки «Б-130». - Кубинский кризис. Хроника подводной войны. Питер А. Хухтхаузен. В период похода оба командира были в звании капитанов II ранга.
Командир согласился со словами: «Правильно, нечего нам идти в сторону позиции Шумкова, на "Б-130" старые аккумуляторы, нельзя его подводить и привлекать за собой к нему противолодочные силы США».
С началом циркуляции последовал тревожный доклад акустиков о появлении сильных и быстро нарастающих шумов винтов двух эсминцев. "Б-36" немедленно срочно погрузилась, но ещё до прихода на безопасную от таранного удара глубину во всех отсеках подводники услышали над головами сильный свистящий шум работающих винтов эсминцев.
Затем эсминцы начали ходить вокруг "Б-36" по кругу с радиусом около 15-20 кабельтов со скоростью около 20 узлов, работая гидролокаторами на своих курсовых углах 90 градусов левого борта, двигаясь против часовой стрелки и смещая окружность, как бы набрасывая петли в сторону смещения подводной лодки из центра этого круга. Контакт поддерживался надёжно и не оставлял нам никаких шансов оторваться от слежения с нашей разряженной батареей.
Мы маневрировали на 3-4 узлах, производя апериодические изменения курса, слабо надеясь на возможное изменение обстановки или погоды. О присутствии эсминцев всё это время знал весь экипаж, прослушивая посылки гидролокаторов, которые звучно били по корпусу лодки и людским нервам, мешая отдыхать.
Примерно через сутки нас остался караулить при поддержке авиации ПЛО только эсминец радиолокационного дозора «Чарльз П. Сесил», прошедший переоборудование и модернизацию из эсминца типа Гиринг, построенного во время Второй Мировой.
Приняли решение оторваться от слежения. Когда эсминец, продолжая описывать вокруг "Б-36" круги против часовой стрелки, проходил траверз лодки по правому борту, "Б-36", увеличив ход до 9 узлов повернула ему за корму, а эсминец, продолжая циркуляцию влево, удалялся от лодки. По окончании циркуляции, обнаружив, что "Б-36" вышла из круга, эсминец бросился за ней в погоню, неминуемо сокращая траверзное расстояние. Приведя подводную лодку на траверз своего левого борта, эсминец опять начал циркуляцию влево, а "Б-36" снова повернула на 90 градусов вправо за корму эсминца, выйдя за пределы окружности, и стала быстро удаляться от эсминца, который, в свою очередь, продолжая циркуляцию, тоже отходил от лодки, как минимум, на диаметр своей циркуляции.
К этому моменту акустики доложили командиру "Б-36", что эсминец потерял контакт с лодкой и перешел на круговой поиск. К сожалению, командир тут же воспользовался советом грамотнейшего акустика инструктора 69 бригады подводных лодок мичмана Панкова. Он дал грамотный совет, с акустической точки зрения, повернуть носом на эсминец для уменьшения отражающей поверхности корпуса подводной лодки, но не учел тот фактор, что повернув на эсминец, "Б-36" прекратит отрыв и сблизится с эсминцем, облегчив ему задачу поиска.
Что и произошло, командир, доверившись авторитету мастера военного дела, возражений против такого маневра не послушал, и эсминец восстановил акустический контакт с "Б-36". Эта попытка была последней возможностью оторваться от слежения, теперь наша аккумуляторная батарея больше трёх узлов не могла обеспечить. Оставалось надеяться только на чудо. Но тропических чудес в виде штормов и ураганов не появлялось, погода оставалась курортной, а батарея неминуемо разряжалась.
Чтобы оттянуть приближающуюся необходимость всплытия на поверхность командир принял решение максимально сократить расход электроэнергии вплоть до остановки гребных электродвигателей и удержания необходимой глубины с помощью откачки и приёма необходимых порций воды в уравнительную цистерну с помощью главного осушительного насоса. И вот в наступившей полутьме "Б-36" зависла на глубине 70 метров без хода.
Третий отсек. Центральный пост. Пульт управления. Слева - три машинных телеграфа, по одному на мотор. Над ними тахометры. Черное колесо посередине - это эхолот. Желтая коробка - коробка с плавкими вставками. - РОССИЙСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ. Проект 641
Неожиданно в центральном посту открывается кормовая переборочная дверь и через неё буквально вваливается здоровый молодой мужчина, в рваных трусах и в поту, в чине капитан-лейтенанта в полуобморочном состоянии. «Где? Где командир?» - спросил прикомандированный к нам на поход офицер. «А что случилось …?» - тревожно среагировал на запрос, выйдя из не менее полуобморочного состояния старпом, находящийся на командирской вахте. Показывая рукой в корму, вошедший сказал: « Там, там люди гибнут, нужно всплыть и дать бой!» «Ничего, некоторые спасутся», - сказал успокоившийся капитан 3 ранга Аркадий Копейкин. «Да?» - спросил посетитель. «Да!» - ответил старпом, и офицер удалился в корму.
Через короткое время из кормового 7 отсека в центральный пост поступила просьба прислать доктора. Оказалось, что офицер, добравшись до 7 отсека, взял с поддона под машинкой клапана вентиляции балластной цистерны кружку с накапавшей в неё гидравликой, приняв её за воду, и выпил. Люди в отсеке ахнули и испугались за здоровье офицера, а он испугался ещё больше.
Первые слова, которые услышал от него капитан Виктор Буйневич: «Доктор, я умру?» Буйневич сказал, что он не умрёт, а в отличие от остальных будет иметь меньше проблем с запором.
Нужно отметить, что к этому времени весь экипаж уже несколько суток не пользовался гальюном (туалетом). Вся жидкость уходила из организмов через поры кожи с потом, а пища в жару просто не лезла в горло, её буквально заталкивали в рот в небольших количествах с помощью сухого вина, выдаваемого каждому по норме 50 грамм в день.
Так что заявление о том, что в отсеках люди гибнут, было не так уж далеко от действительности. Микроклимат в отсеках был близок к пределу возможности обитания. Температура в отсеках находилась в пределах от 40 до 65 градусов по Цельсию при высочайшей влажности в отсеках, повышенном содержании в воздухе давно не вентилированных отсеков углекислого газа и вредных испарений от топлива, масла, электролита.
Центральный пост. Пульт управления.
Покрытые потом, люди постоянно носили только тапки с обрезанными задниками и разорванные на лепестки разовые трусы, как набедренные повязки из пальмовых листьев у дикарей. Причём повязка из трусов была привилегией для офицеров и сверхрочнослужащих, матросы и старшины срочной службы изготавливали повязки из разовых кальсон, выданных для них береговой базой вместо трусов. Это не было модой, просто каждый лепесток одежды на теле создавал впечатление отдельной грелки, поэтому хотелось иметь их поменьше. В этой атмосфере под воздействием пота синие разовые трусы и кальсоны стали линять и раскрасили тела подводников синими разводами. К «боевой» раскраске свою лепту внесла потница, покрасившая в красную крапинку тела подводников.
Пресная вода на корабле была дефицитом, но если удавалось перехватить лишний стаканчик, то можно было на своем теле проследить странное явление. Когда я выпил залпом доставшийся мне стакан холодной водички, то через несколько секунд ощутил шевеление буквально всей кожи. Обратив на неё внимание, я увидел, что по всему телу под тонким прозрачным слоем кожи появились светлые мелкие пузырьки воды. Они легко ликвидировались полотенцем, имевшимся у каждого в руках для борьбы с потом. Полотенце изрядно промокло, его пришлось отжимать, к слякоти на палубе центрального поста добавилась лужа.
На этом всё и кончилось, я остался таким же разгоряченным, потным и мучимый жаждой, каким и был до стакана воды.
Несмотря на неблагоприятную обстановку, весь экипаж безропотно выполнял свой долг, на постах, где температура приближалась к 70 градусам, электрики, гидроакустики даже при сокращённой продолжительности вахты вынуждены были нести её с нашатырём из-за нередких случаев потери сознания. Тем временем американскому эсминцу надоело крутиться вокруг неподвижной "Б-36" и он начал взрывать сигнальные гранаты, очевидно, приглашая нас к всплытию.
У меня был опыт прослушивания взрывов гранат, имитирующих взрывы глубинных бомб на совместных учениях "С-178" и противолодочных кораблей Камчатской Военной Флотилии ТОФ, но взрывы американских гранат по интенсивности не выдерживали никакого сравнения с тем, что я слышал на ТОФе. Они гулко отражались на корпусе лодки, вызывая мигание лампочек и осыпание крошек пробковой изоляции с подволоков отсеков.
Когда "Б-36" дала ход моторами, взрывы прекратились, а разрядка аккумуляторных батарей ускорилась, неизбежно приближая момент вынужденного всплытия. Наконец, этот момент наступил. На "Б-36" был продут весь главный балласт сразу, как только эсминец прошел наш траверз и оставил лодку за кормой. Одновременно началась передача на ГКП ВМФ радио о всплытии и преследовании лодки противолодочными силами США.
"Б-36". - The Submarines of October
Прежде чем отдраить рубочный люк, пришлось через шахту вдувной вентиляции сравнять давление в отсеках с атмосферным. Это действие вызвало в отсеках шипение испаряющейся с палуб слякоти, на короткое время появление сиреневого тумана, с исчезновением которого палубы отсеков оказались совершенно сухими. Люк отдраивал помощник командира капитан-лейтенант Анатолий Андреев.
Прежде чем подняться на мостик, он через рубочный люк просунул радиоантенну «Штырь» с привязанным к ней военно-морским флагом СССР, а затем вышел на мостик, держа антенну с флагом высоко над рубкой. К этому моменту «Чарльз П. Сессил» приближался к лодке с её кормовых углов, а очень низко над рубкой чуть ли не задевая поднятый на штыре флаг, пролетел противолодочный самолёт базовой патрульной авиации ВМС США типа Нептун.
На эсминце был поднят сигнал из четырёх флагов расцвечивания, который мы долго не могли разобрать, пока не разглядели, что такие же флаги нарисованы на его боевой рубке. Тут мы догадались, что это международные позывные эсминца, которые он поднял на мачте в качестве представления при знакомстве. Следующий сигнал из трёх флагов, поднятый эсминцем я легко нашел в Международном трёхфлажном своде сигналов (МСС). Он означал запрос с эсминца: «Что случилось? Нужна ли помощь?»
Содержание сигнала я доложил на мостик, где уже были командир и старпом "Б-36", а в ответ услышал переданное командиром приказание: «Не отвечать». Вероятно, он принял мой доклад за доклад от радистов. После неоднократной передачи радио на ГКП ВМФ о вынужденном всплытии мы получили все необходимые квитанции на радио, но никаких указаний не получали, пока не донесли об успешном отрыве от преследования и слежения.
"Б-36" в сопровождении американского эсминца «Чарльз П. Сесил»
Плаванье в сопровождении американского эсминца оказалось на редкость спокойным, и если бы не моральные терзания о проигрыше в своеобразной дуэли с ПЛС ВМС США, его можно было бы назвать комфортным. На "Б-3"6 непрерывно вентилировались отсеки свежим воздухом, шла полноценная зарядка аккумуляторной батареи, был удалён весь мусор и испорченные продукты, на верхней палубе перебирались оставшиеся овощи и шел ремонт отдельных механизмов. Трюмные ремонтировали верхнюю крышку устройства ВИПС, мотористы что-то делали с газоотводами дизелей, а я на мостике ремонтировал залитый водой пеленгаторный репитер.
Одновременно все, кто имел отношение к маневрированию подводной лодки, продумывали и разрабатывали план предстоящего отрыва от слежения. "Б-36", продолжая зарядку аккумуляторной батареи, имела ход не более 4-х узлов. Такая маленькая скорость для эсминца США была затруднительна, поэтому он постоянно маневрировал вдоль левого борта подводной лодки, не удаляясь от неё более чем на 5 кабельтов. После прохода вдоль корпуса "Б-36" параллельным курсом на траверсном расстоянии от неё около 50 метров и удалившись от неё на 5 кабельтов, эсминец поворачивал влево на обратный курс и проходил контркурсом, не удаляясь от лодки далее 5 кабельтовых, после чего опять ложился на параллельный курс. Такое, я бы сказал, деликатное маневрирование, соответствующее высокой морской культуре, продолжалось непрерывно до самого погружения "Б-36".
Этого нельзя было сказать о действиях вертолётов и самолётов ВМС США. Они периодически пролетали над лодкой на очень малых высотах, производя телевизионную и фотосъёмку.
Незадолго до завершения всех необходимых мероприятий по подготовке "Б-36" к длительному подводному плаванью, как всем нам показалось, представился удобный случай для осуществления погружения и отрыва от слежения. В вечерних сумерках показалось судно с огнями, дававшими возможность предположить, что это танкер. Когда танкер подошёл к нам на одну милю, эсминец направился к нему. Памятуя, каким не простым процессом в советском ВМФ, являлась приёмка топлива в море на ходу, командир дал команду «Приготовиться к погружению». Каково же было изумление всех подводников, когда ещё до выполнения этой команды на подводной лодке, эсминец отошел от танкера, а наша радиоразведка перехватила его донесение на берег о приёме с танкера 150 тонн топлива.
Закончив все работы, для выполнения которых необходимо было находиться в надводном положении, экипаж "Б-36" встал перед необходимостью осуществить отрыв от слежения. Надо сказать, что к этому моменту предпосылки к успешному отрыву значительно возросли. В отсеках установился нормальный микроклимат, всё что требовало неотложного ремонта было отремонтировано, после ремонта верхней крышки устройства ВИПС лодка получила возможность выстреливать приборы помех корабельным гидроакустикам и погружаться до рабочей глубины 240 метров, а полностью заряженная аккумуляторная батарея позволяла использовать весь диапазон скоростей подводной лодки.
Но, пожалуй, самым главным фактором успеха в отрыве от слежения в кратчайший срок явилось решение командира корабля капитана 2 ранга Дубивко Алексея Федосеевича применить технический приём подавления гидролокатора эсминца, предложенный мичманом Панковым. Дело в том, что во время всего совместного плаванья эсминец непрерывно работал радиолокатором и гидролокатором. Мичман Панков, определив частоту работы гидролокатора, заметил, что она входит в диапазон частот нашей станции гидроакустической связи «Свияга» и предложил настроить её на частоту гидролокатора эсминца, чтобы сделать его в нужный момент бесполезным с помощью непрерывного направленного сигнала «Свияги».
Успешность выполнения маневра отрыва превзошла все ожидания. Практически с момента погружения "Б-36" эсминец не смог ни на минуту установить с ней контакт. Маневр был начат, когда эсминец, следуя параллельным курсом, ушел на 2-3 кабельтова вперёд. Лодка экстренно погрузилась на ходу 12 узлов, пересекая кильватерную струю эсминца, выставила на глубине 60 метров из устройства ВИПС имитационный патрон, создавший из пузырьков облако, имитирующее для гидролокатора корпус подводной лодки, затем, продолжая погружение до глубины 200 метров, привела эсминец за корму и стала быстро удалятся. Одновременно, когда эсминец дважды начинал работать в сторону лодки гидролокатором, акустики "Б-36" подавляли «Свиягой» его работу, и эсминец выключал свой гидролокатор. При третьем включении гидролокатор эсминца работал в круговом поиске, был достаточно далеко и не опасен для лодки, поэтому решили ему не мешать и продолжали увеличивать дистанцию.
Помня об опыте неудачного отрыва от эсминца, временно потерявшего акустический контакт с "Б-36", я был озабочен необходимостью в этот раз как можно быстрей и больше её увеличить. А у командира корабля, зашедшего ко мне в штурманскую рубку, появилось намерение экономить заряд аккумуляторной батареи, поэтому мне пришлось при докладах ему значительно занижать текущую дистанцию до эсминца, чтобы продолжать отрыв. В моем намерении мне помог помощник командира капитан-лейтенант Андреев, вошедший в рубку после командира, перекрыв своим корпусом выход из рубки и закрыв дверь, начал высказывать мнение о необходимости продолжать отрыв. Убедившись, что "Б-36" отошла от места погружения не менее чем на 12 миль, я доложил командиру об этом расстоянии и высказал предположение о возможности сбавить скорость.
Четвертый отсек. Рубка радистов. - РОССИЙСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ. Проект 641
С этого момента у "Б-36" никаких встреч с кораблями ВМС США до конца похода не было. Об отрыве от слежения было немедленно доложено на ГКП ВМФ и получена квитанция о приёме нашего донесения. Через короткое время пришли нам указания по связи, но командир ждал радио с указанием наших дальнейших действий, а о них на корабле ничего не было известно. И только спустя более суток, получив очередную служебную радиограмму, шифровальщик пришел к радистам и заявил, что, судя по его показательным группам, радисты пропустили одну радиограмму. Оказалось, что после приёма указаний по связи вскоре пришло второе радио с той же показательной для радистов группой, что и радио с указаниями по связи. Считая, что это повторение первого радио, радисты не передали его шифровальщику, а отправили его в корзину.
Таким образом, по вине передающего радиоцентра в Москве "Б-36" более суток оставалась без управления с ГКП. Когда шифровальщик расшифровал извлеченную из корзины радиограмму, оказалось, что для "Б-36" назначена новая позиция, находящаяся в пятистах милях в северо-восточном направлении от нашего местонахождения, в которую мы уже опаздываем. Пришлось всплыть и полными ходами выполнять полученное приказание. К общему удивлению и удовольствию первые 400 миль этого перехода проходили при полном отсутствии противодействия со стороны противолодочных сил противника.
В то же время в районе позиций назначенных подводным лодкам 69-й бригады наша радиоразведка зафиксировала наличие американского вертолётоносца «ТЕТИС-БЕЙ» с кораблями охранения и усиленное патрулирование района силами базовой противолодочной авиации. С приближением к своей позиции на 50-40 миль, мы прочувствовали их противодействие сполна. О надводном положении не могло быть и речи из-за не прекращающихся сигналов самолётных и корабельных радиолокаторов.
У офицеров корабля появилось предположение, что такая своевременная концентрация противолодочных сил в районах позиций, назначаемых для подводных лодок, невозможна без наличия шпиона в системе управления силами ВМФ СССР. И хотя многое объяснилось работой системы «СОСУС», о существовании которой в том походе мы не знали, всё равно эти предположения развеялись не полностью. Если был Пеньковский, могли быть и другие ему подобные.
Вскоре после занятия заданной позиции нас подстерегала ещё одна неприятность. 7-го ноября при попытки запустить левый дизель для работы на винт под РДП в результате гидравлического удара из-за попадания забортной воды в его цилиндры он был выведен из строя. В правом дизеле во всех цилиндрах тоже оказалась вода. Следовательно, до выполнения сложных трудоёмких работ в походных условиях по вскрытию крышек и осмотру всех цилиндров с выяснением причин попадания воды в них и он был не работоспособен.
В распоряжении командира "Б-36" оставался только средний дизель, не приспособленный к работе под РДП. Значит, длительное пребывание "Б-36" на позиции грозило полной разрядкой аккумуляторной батареи и неминуемым повторным всплытием среди противолодочных сил ВМС США. В этой обстановке командир принял единственно правильное решение приступить к вводу в строй правого дизеля, а на время работ выйти из района на 60 миль, с тем, чтобы возвратиться в него с окончанием работ.
С удалением из района на 60 миль обнаружили сравнительно спокойную обстановку, позволявшую находиться ночью в надводном положении без хода, в дрейфе, а днём в подводном положении. Ещё до окончания ревизии правого дизеля мы получили команду на возвращение в Сайда Губу.
Возвращение проходило тоже в спокойной обстановке. Противолодочные силы вероятного противника отдыхали после разрешения Карибского кризиса, да, и погода была неблагоприятной для интенсивных полётов авиации стран НАТО.
Море изматывало нас качкой, а меня, как штурмана, невозможностью надёжно определить место корабля в связи с ненастной погодой без солнца и звёзд. Практически весь переход был совершён в надводном положении. В начале перехода командир принял решение возвращаться под РДП, но после того как вахтенные офицеры пару раз показали ему обнаруженные в кормовом секторе неизвестные суда, которые акустики не слышали, решение изменил, и лодка всплыла в надводное положение. В штормовом море надводное положение обеспечивало значительно надёжнее безопасность корабля.
Осталась одна общая забота о расходе топлива, которого, по всем предположениям, могло не хватить до родной базы.
Для меня эта забота стоила самой большой невязки при определении места в океане за всю мою девятилетнюю службу на штурманских должностях. Перед определением места над моей головой двое суток стоял с логарифмической линейкой флагманский механик 69-й бригады капитан 2 ранга Любимов. Он сверял замеряемый расход топлива и сравнивал с пройденным расстоянием подводной лодкой за время замера расхода топлива. По результатам замеров принималось решение о запросе помощи в виде танкера для дозаправки топливом. Сложность моего положения заключалась в том, что из опыта зная, что гидравлические лаги при оголении носового штевня хватают воздух динамическим трубопроводом и дают заниженные показания скорости, я, испытывая психологическое давление, учитывал осреднённую лагом скорость 4 узла, которую он получал, раскачиваясь в диапазоне от нуля до восьми узлов.
При определении места невязка составила 67 миль точно вперёд по курсу, что свидетельствовало о фактической скорости, с которой двигался корабль 5,4 узла. Не прибегая ни к каким-либо ухищрениям, я эту невязку полностью занёс в навигационный журнал и в отчёты о походе, считая её психологической.
На берег было отправлено радио о необходимости пополнения топлива, которого действительно не хватило. Но кто-то предложил остатки топлива, смешанного морской качкой в балластных цистернах с водой, перекачивать в расходный топливный бачок, из которого сливать отстоявшуюся воду и добавлять в бачок моторное масло. На этой смеси "Б-36" вошла в Баренцево море, а вот уже в Кольский залив пришлось входить на моторах за счёт аккумуляторной батареи.
Впрочем, танкер встретил нас в Норвежском море, но шторм не представил никакой возможности принять от него топливо.
Примечательным для меня событием при возвращении было присутствие на мостике при попытке мотористов осмотреть трубопроводы дизелей в кормовой надстройке лодки. Моторист вышел на осмотр трубопроводов в сопровождении страхующего матроса и был надёжно обвязан бросательным концом. Но как только он дошел до середины кормовой надстройки, волна смыла его за борт, но, к счастью, следующая волна вернула его обратно с помощью бросательного конца. Операция осмотра трубопроводов была немедленно прекращена, а я обратил внимание на старшего помощника командира капитана 3 ранга Копейкина Аркадия Александровича, руководившего этой операцией и сохранявшего спокойствие на всем её протяжении, как человек всё во время предусмотревший и ко всему подготовившийся.
Вообще он отличался хорошей выдержкой, умением сохранять спокойный тон в отношениях с подчиненными в любых ситуациях, сохраняя чувство юмора и не упуская возможности розыгрыша. Я уже упоминал эпизод в тёмном жарком и душном отсеке, когда отчаявшемуся офицеру, требовавшему всплыть и дать бой, потому что в отсеках, по его мнению, люди гибнут, старпом спокойно ответил, что некоторые спасутся, чем успокоил офицера.
Из розыгрышей в походе мне запомнились два. Первый коснулся офицера 6-го отдела, прикомандированного к нам на время перехода в кубинский порт с одной лишь целью, чтобы следить за целостностью французской проволоки и пломбы на ней, которой был опечатан торпедный аппарат с загруженной в него ядерной торпедой. Капитан-лейтенант ревностно выполнял эту обязанность и регулярно проверял сохранность пломбы. Однажды после ночной командирской вахты Аркадий Александрович за завтраком как бы невзначай сказал, что не понимает, почему все так трясутся с этой торпедой и, как мы убедились прошедшей ночью, осмотрев её, ничего в ней особенного нет. Офицер 6-го отдела побледнел, выскочил из-за стола и бросился в первый отсек к аппарату с торпедой проверять наличие пломбы.
Аркадий Александрович Копейкин - подгот "46-49-53", в дальнейшем занимал должность начальника отдела подводных лодок управления боевой подготовки Северного флота. На фото третий слева в третьем ряду. - ДВЕНАДЦАТЬ КНИГ
Второй розыгрыш был достаточно корыстный, но оправданный необходимостью. В те часы, когда над "Б-36" продолжал маневрировать американский эсминец и обстановка в отсеках по их обитаемости была экстремальной, единственным местом на корабле, где можно было забыться в полудрёме после вахты, были окрашенные стеллажные торпеды в первом отсеке. На них постоянно лежали люди, сменившиеся с вахты. Но на подводных лодках были предусмотрены должности, не связанные с несением корабельных вахт в сменах, а следовательно, имевшие больше возможности в выборе времени и места отдыха. К ним относилась и должность заместителя командира корабля по политической части, которую занимал на "Б-36" капитан 3 ранга Сапаров. Сменившись с командирской вахты с небольшой задержкой, старпом вошел в первый отсек и обнаружил, что все места на торпедах заняты, в том числе и замполитом. Оценив обстановку, чтобы не поднимать людей, только что сменившихся с вахты, Аркадий Александрович сказал Сапарову, что его вызывает командир в центральный пост. Когда замполит подошел к выходу из отсека, старпом занял освободившееся место, извинился и сказал, что он пошутил.
Первый отсек. Стеллажи для торпед. РОССИЙСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ. Проект 641
Вообще наш безобидный, спокойный и тихий замполит капитан 3-го ранга Сапаров частенько становился объектом для шуток и розыгрышей, которые сносил довольно спокойно. Даже молодые лейтенанты над ним подтрунивали, когда ему пришлось временно стать вахтенным офицером вместо выбывшего из строя Мухтарова. Я спустя годы понял, насколько нелеп и даже постыден был мой розыгрыш Сапарова при всплытии "Б-36" рядом с американским эсминцем. Он находился у шахты рубочного люка рядом со штурманской рубкой, как и все мы, в заношенном разовом белье и в тревожном ожидании развития событий. И я в качестве шутки посоветовал ему переодеться, так как с эсминца потребуют прибыть на борт командиру и комиссару с вахтенным журналом. Я-то понимал, что этого не может быть, а ведь Сапаров мог принять эту шутку за правду. Но и в этом случае он никак не реагировал.
Все-таки один раз я увидел его возмущенным. При возвращении в родную базу замполит активизировал свою деятельность и организовал массовый приём матросов в кандидаты в члены КПСС. Собрания зачастили, что не вызвало восторга у коммунистов, сменившихся с вахты. Вместо заслуженного отдыха им приходилось дремать на очередном приёме. На одном из них Сапаров зачитал заявление матроса с просьбой принять кандидатом в члены КПСС и спросил: «Какие будут предложения?» Сквозь дрёму услышавший вопрос Копейкин предложил: «Принять». Замполит возмутился и стал горячо протестовать против приёма без обсуждения. Но окончательно проснувшийся старпом потребовал не нарушать внутрипартийную демократию и поставить его предложение на голосование. Все дружно проголосовали за предложение Копейкина и довольные разошлись по койкам.
Я хорошо запомнил этот случай и понял, что если проводишь какое-либо демократическое мероприятие, то первое предложение выдвигай сам. В своей дальнейшей жизни и деятельности именно так и поступал, избежав неприятных сюрпризов.
Контейнер репитера гирокомпаса и выдвинутый командирский перископ. РОССИЙСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ. Проект 641
Наконец, меня приятно удивила и понравилась невозмутимость старпома во время моей попытки определить в отсутствии светил, какой из гирокомпасов корабля показывает курс с ошибкой в десять градусов. После того, как я заметил расхождение в показаниях носового и кормового гирокомпасов в десять градусов, я около трёх суток ждал появления на небе хоть какого-нибудь светила. Параметры работы у обоих компасов были в норме и свидетельствовали об их, вроде бы, исправной работе, и выявить ошибку одного из них можно было только сравнив расчётный азимут любого светила на момент взятия пеленга на это светило в пеленгатор репитера на мостике. Но все светила прятались за облаками. Тогда я предположил возможность рассогласования в схеме одного из компасов текущей широты места корабля и принял решение согласовать эту широту на стопорах.
Решение по идее правильное, но реализовано оно было, мягко говоря, не лучшим образом. Подумав, с какого компаса начинать это согласование, я, чтобы не затягивать эту операцию, которая требовало около 3-4-х часов на приход в меридиан каждого компаса, решил согласовать на стопорах оба компаса одновременно. Это обеспечивало выход из меридианов примерно на сорок пять градусов в обе стороны обоих компасов и движение подводной лодки по постепенно уменьшающейся синусоиде, стремящейся к нулю. И всё бы ничего, этот грех остался бы на моей совести, но тут в облаках появился просвет, и старпом вызвал меня на мостик.
Когда я поднялся на мостик, Аркадий Александрович спросил меня: « Штурман, почему это мы всё время держим курс 45 градусов, а Полярная звезда недавно была у нас слева 45, а сейчас почти по носу?» Я ответил, что произвожу согласование компасов на стопорах и прошу держать Полярную примерно на курсовом 45 градусов левого борта и что скоро это безобразие кончится. «Хорошо» спокойно сказал старпом. Вскоре гирокомпасы пришли в меридиан. Взяв пеленг на Полярную звезду, я убедился, что ошибается кормовой гирокомпас и на этом всё закончилось.
В базе специалисты гидрографии выяснили, что произошло рассогласование гиросферы компаса с его следящей системой, но причины объяснить не могли. Поворот на курс 270 градусов мне удалось откорректировать за счёт линии положения, полученной при измерении высоты звезды Регул при подсветке горизонта полярным сиянием и обеспечить проход "Б-36" севернее Норвегии, не приближаясь к её побережью ближе 30 миль.
Последнее, что меня порадовало как штурмана, работоспособность антенны Рамка, несмотря на то, что она ещё в Саргассовом море была залита морской водой. Она позволила мне уверенно привязаться к берегу по норвежским радиомаякам с полученной невязкой 7 миль.
Возвращение с похода в Губу Сайда торжественным не назовёшь. После швартовке мне запомнился только один встречающий, кто-то из инженерно-механической службы, спросивший, все ли дизеля на "Б-36" в строю. Получив ответ, что один дизель сломан, безнадёжно махнул на лодку рукой и удалился.
Я не присутствовал ни на одном из разборов похода 69-й бригады, но из рассказов очевидцев разбор на 4-й эскадре был довольно странным. Когда офицеры групп командования подводных лодок эскадры были собраны для заслушивания доклада представителя вышестоящего штаба, их предупредили, чтобы вопросов не задавали и докладчика не перебивали. В докладе командиры кораблей 69-бригады обвинялись во всех смертных грехах. Не зная истинного положения дел, слушатели молчали, но когда докладчик обвинил командиров в том, что они всплывали при достаточно высокой плотности электролита в аккумуляторных батареях 1,050, по залу пронеслись возгласы негодования и недоумения, так как каждому подводнику с юных лет известно, что ниже этого значения плотность просто не может быть. «Не перебивать!» раздался окрик, докладчик дочитал доклад и быстро удалился.
При разборе у заместителя министра обороны маршала А.А.Гречко, по воспоминаниям присутствующих, было ещё больше странностей. Оказалось, что, критикуя действия командиров 69-й бригады, маршал Гречко был уверен, что они командовали атомными подводными лодками, и никак не мог понять, почему они всплывали для зарядки аккумуляторных батарей. Узнав, что к всплывшим подводным лодкам американские эсминцы приближались до 50 метров, маршал спросил, почему же подводники не закидали их гранатами. Когда же он понял, что в мирных условиях всплытие было неизбежно, сказал, что он лучше бы утонул, чем так позориться.
Гречко Андрей Антонович, первый заместитель министра обороны СССР по общим вопросам (с 7 апреля 1960 г.), Главнокомандующий Объединенными вооруженными силами государств-участников Варшавского Договора (с июля 1960 г.), с 1967г. до своей кончины в 1973г. – Министр обороны СССР.
В итоге всё кончилось благополучно, и участников похода не наказали.
Главным результатом из этого похода для меня явилось убеждение, что для успешного противодействия противолодочным силам капиталистических стран и прежде всего их надводным кораблям, подводным лодкам необходимо обладать большим диапазоном скоростей, возможностью неограниченное время находиться в подводном положении. Поэтому через три месяца после возвращения из похода я продолжил службу на подводных атомоходах.
Контр-адмирал в отставке НАУМОВ Владлен Васильевич
Немає коментарів:
Дописати коментар