К-429. История спасения
 

Буквально за месяц до своей кончины Николай Григорьевич Мормуль, подарив мне книгу «Дело Суворова. К-429» (авторы-составители А..Г. Бабуров, 3.В.Суворова),  предложил рассказать на страницах нашего журнала историю командира АПЛ Николая Суворова, благодаря которому из затонувшей на глубине 41 м атомной подводной лодки «К-429» удалось спастись 104 подводникам. Хоть и с запозданием, и уже без Николая Григорьевича, выполняю данное обещание.

Справка. Атомная подводная лодка «К-429». Проект 670 А “Скат”.  Длина 104 метра, ширина 9,9 м. Водоизмещение в надводном положении 4300, в подводном – 5500 тонн. Максимальная скорость 26 узлов, максимальная глубина погружения 300 метров. Осадка 7,8 метра. На лодке установлена атомная  энергоустановка типа ОК-350 с тепловой мощностью - 89,2 МВт. Лодка способна нести ядерное оружие – 8 ракет типа SS-N-7. Г Построена в г. Горьком в 1980 г. Совершив подо льдами Арктики переход с Северного флота на Тихоокеанский, АПЛ влилась в состав второй флотилии атомных подводных лодок ТОФ. После очередного шестимесячного похода в Индийском океане в конце мая 1983 г. она благополучно возвратилась в базу. Экипаж отправили в отпуск, а лодку поставили в межпоходовый ремонт. Находясь на заводе, «К-429» почему-то числилась на боевом дежурстве. Более того, имела на борту ядерное оружие и готовность в девятнадцать часов. То есть в случае необходимости лодке отводилось на сборы менее суток. Но выйти в море она вряд ли бы сумела, так как штатный личный состав находился в отпусках. А «прикомандированный» личный состав 228-го экипажа и его командир Белоцерковский не были отработаны и, следовательно, не допущены к самоуправлению кораблем. К тому же экипаж был  недоукомплектован. Предписываемая боеготовность «К-429» - существовала лишь на бумаге.

Вместо Питера на торпедные стрельбы

Летом 1983 г. из Москвы на Тихоокеанский флот пришел приказ о назначении командира атомной подводной лодки «К-379» капитана I ранга Николая Суворова старшим препода­вателем тактики ПЛ на Высшие офицерские классы. Вместе с женой Зинаидой Васильевной он начал готовиться к отъезду в Питер. За спиной двадцать пять лет службы на Северном и Тихоокеанском флотах, десять лет командирства на АПЛ, ор­ден «За службу Родине». В то время Н.М.Суворов был одним из лучших и опытнейших командиров на всей Камчатской флотилии. Потому именно на него и пал роковой выбор - идти в море на «К-429».

Рассказывает участник того похода капитан I ранга Алексей Гусев: «Штаб флотилии назначил и включил в план боевой подготовки АПЛ «К-429» для отработки торпедной атаки по ПЛ в дуэльной си­туации.

На момент включения «К-429» в план боевой подготовки лод­ка находилась под командованием капитана 2-го ранга Белоцерковского, проходя доковый ремонт, а сам экипаж потерял линей­ность и выйти в море не мог. Командир дивизии принял решение передать ПЛ экипажу Н.Суворова и придержать им отпуск. Н.Суворов выразил свое несогласие с решением командира диви­зии, т. к. ПЛ к выходу в море в данный момент была не готова, но тот ему коротко сказал: «Сделай дело и гуляй смело». Я в море не пойду, - тихо и твердо ответил Суворов».

Но приказ начальника - для подчиненного закон. Отказ от выпол­нения официально отданного приказания – подсудное дело. Командир дивизии пригласил в кабинет начальника по­литотдела и повторил приказание в его присутствии. Возникла пауза, которую начпо заполнил своим комментарием: «Откажетесь от выхода - через двадцать минут соберу парткомиссию. Положите на стол партбилет, вместе с погонами».

Суворов тяжело поднял ладонь к козырьку фу­ражки: «Есть, выйти в море». Угрозой отмены приказа о его переводе и исключением из рядов КПСС начальство Суворова принудило вступить в управление АПЛ «К-429» и выйти на ней в море.

Доводы Суворова, что сборный экипаж к выходу в море не готов, командование дивизии и флотилии во внимание не приняли. С утра 23 июня начали собирать экипаж «с миру по нитке». На подготовку оставалось менее суток, намно­го меньше, чем предписывали инструкции, регламенти­рующие подготовку такой АПЛ к выходу в море. Со столь разношерстным экипажем запрещалось даже переходить от пирса к пирсу. Чтобы ввести такой сборный экипаж в пер­вую линию, нужны были месяцы.

О причинах  трагедии 1983 г. в своей книге «SOS из пучины» рассказал контр-адмирал Валерий Поливанов:

«В срочном, если не сказать пожарном, порядке приступили к формированию сборного экипажа для выхода «К-429» в море. В него вошли: 47 человек из 379-го экипажа, остальные 73 - из экипажа Белоцерковского - основного экипажа «К-429» и ещё` 3 экипажей. В море вышла группа «штаба дивизии» в составе че­тырёх человек. Это были офицеры с других лодок, на которых возложили обязанности флагманских специалистов, так как штаб дивизии в полном составе во главе с командиром дивизии убыл на плавбазе «Иван Кучеренко» во Владивосток... Таким образом, на борту лодки оказались 120 человек, при штатной численности 87 (превышение почти на 40%). В их числе находились командиры двух экипажей Суворов и Белоцерковский и два командира БЧ-5 их экипажей - Б. Е. Лиховозов и А. Б. Маркман.

В тот же день 23 июня 1983 г. лодка вышла из базы. Капитан 1 ранга Н.М.Питулайнин, в то время служивший на Камчатке, позже рассказывал, что после межпоходового ремонта корабль передали смежному экипажу всего за три часа! Прием-передача носи­ла чисто формальный характер. Чаще всего, о состоянии того или иного механизма принимающий ограничивался сообщением того, кто передавал и что он работает нормально. Проверку лодки на герметичность перед выходом в море не произвели, что уже само по себе факт беспрецедентный.

С чем была связана столь невероятная суета и спешка? Оказывается, в масштабе флотилии и дивизии не был выполнен план боевой подготовки. Для поддержания установленного процента боеготовых сил шли на любые меры. На предстоящих торпедных стрельбах «К-429» хотели использовать, как мишень. А, кроме того, «отстажировать» на ней командира Белоцерковского с 228-м экипажем, укомплектованным едва наполовину.

Не удалось найти очень нужного для подводного корабля спе­циалиста - старшину команды трюмных, человека, чьими рука­ми подводный корабль погружается и всплывает. Трюмный из экипажа Суворова уехал на родину хоронить бра­та. А в экипаже Белоцерковского эта должность была вакантной. Никто из соседей не хотел оставаться без столь ценного специалиста. Пришлось с гауптвахты забрать мичмана Соболева, по специальности техника КИП общекорабельных систем, но в море по готовности №2 он исполнял обязанности стар­шины команды трюмных. Так мичман Соболев оказался за пультом «Ключ», с которого идет управление системой всплытия и погружения, а также контроль  закрытия забортных отверстий.

Из ста двадцати моряков, собранных с бору по сосенке, половину Суворов видел впервые и, разу­меется, не мог знать, кто из них как подготовлен.

Будучи человеком чрезвы­чайно пунктуальным и обстоятельным, журнал готовности корабля к выходу в море Суворов не подписал. Ответственность за «добро» на выход «К-429» взял на себя оперативный дежурный.

Состояние «К-429» перед выходом в море
Чужой корабль - темная лошадка. А подводные лодки вообще весьма разнохарактерны, у каждой свои особенности: одна легко управляется, но плохо «слышит», другая с трудом «за­гоняется» под воду, третья от рождения невезучая. К невезучим относилась и «К-429». В марте 1973 г. на ней произошло частичное затопление ре­акторного отсека. В 1975 г. при продувании цистерн была разрушена ЦГБ № 13. И даже после тяжелой аварии 1983 г., после восстановитель­ного ремонта, который обошелся казне СССР в триста миллионов рублей, 13 сентября 1985 г. «К-429» затонула у заводской стенки в акватории судоремонтного завода в Большом Камне  в результате нарушений требований по живучести. По счастью, тогда никто не погиб.

Уже после подъема лодки со дна бухты Саранной Н.Суворов сверху донизу облазил корабль, пытаясь найти причину ава­рии. Нашел. Для этого понадобилось поднять ремонтные ведомости, которые были составлены инженером-механиком пе­ред постановкой «К-429» в судоремонтный завод. Выяснилось, что  виной аварийного затопления четвертого отсека АПЛ была неисправ­ность блока логики в системе дистанционного управления клапа­нами вентиляции. На самом простом примере это можно пояснить так: вы открываете кран на кухне, а в это время срабатывает душ в ванной. Или включаете телевизор, а у вас вдруг начинает греться электроплита. У приборов ведь тоже «крыша иногда едет». Для штатного механика «К-429» такой дефект новостью не был. На боевой службе во время погружения он ставил в четвертый отсек матроса-наблюдателя, который не давал сработать «зацикленной» команде. Однако механика экипажа Суворова об этом не предупредили. Более того, рукой штатного механика блок логики из ремонтной ведомости был вычерк­нут. Отладить его могли только специалисты из Киева. Но лететь на Камчатку в разгар сезона отпусков им не хотелось. Чтобы закрыть невыгодную заводу позицию, штатный механик и вычеркнул злополучный блок, объяснив, что лодочный мичман-умелец «подогнул рычажок», и прибор заработал как надо. Этот «рычажок» стоил жизни четырнадцати подводникам.

Все очень спешили...
Начальник штаба 10 дивизии ПЛ капитан 1-го ранга Алексей Гусев, который был старшим на борту в том походе, писал: «Подводная лодка следовала в район боевой подготов­ки «К-021» с глубинами до 2000 метров. Перед районом БП мы должны были войти в бухту Саранная с глубиной 45 м и отдифферентовать лодку... Руководитель дуэльной стрельбы контр-адмирал О.Ерофеев предложил следовать мимо бухты сразу в район «К-021». Но Суворов отказался от рис­кованного предложения».

Вахтенный офицер капитан 3-го ранга В. Ледовской стоял в тот момент на мостике рядом с Суворовым: «Я задал вопрос командиру: «Где будем дифферентоваться - в районе дифферентовки или сразу в полигоне стрельбы?» Он от­ветил: «Только в районе дифферентовки. Все должно быть по плану». В вопросах выполнения планов он был педантичным че­ловеком».

Сам Суворов рассказывал об этом эпизоде так: «Ерофеев вызвал по УКВ старшего на борту Гусева и приказал: «Вперед!». Капитан 1-го ранга Гусев передал мне распоряжение начштаба и сказал: «Решай сам, командир». Я ответил: «Буду дей­ствовать по плану. Экипажа не знаю. Надо проверить». И передал по радио: «Погружаюсь на один час».

Итак, именно Суворов настоял на своем: прежде, чем выходить на большие глубины, провести, как требует того инструкция, дифферентовку, то есть проверить и отладить плавучесть и остойчивость лодки под водой. Тем более после ремонта в заводе и за­грузки практических торпед. Будь он послабее характером, поддайся адмиральскому нажиму, и «К-429» могла безвестно сгинуть в океан­ской бездне.

Дифферентовка

В бухте Саранной, где глубина составляла 45 метров, заняли точку погружения. Командир дал радиограмму в штаб и на торпедолов О.Ерофееву, получил квитанцию.

Приняли главный балласт, кроме средней группы цистерн. Ос­мотрелись, из отсеков поступили доклады: «Замечаний нет!». Стали заполнять среднюю группу цистерн главного балласта - порциями в три приема. После приема третьей порции лодка камнем пошла ко дну. В 23 часа 27 минут 24.06.83 подводная лодка легла на грунт. Позже выяснилось, что корабль имел отрицательную плавучесть в 60 тонн. То есть вес подводной лодки был на 60 тонн выше расчетного. В центральном посту все были «слепые». Как оказалось, глубиномеры, были отключены. Об этом догадались только тогда, когда лодка легла на грунт. Подводникам повезло, что их корабль затонул именно в этом месте. Легли бы на грунт мет­ров на десять мористее, и «К-429» сорвалась бы с обрыва берегово­го шельфа на запредельную глубину  в пятьсот метров.

Командиром лодки было принято решение о всплытии. Суворов отдал команду продуть главные балластные цистерны. По этой  команде в заполненные водой балластные цистерны подают под высоким          давлением сжатый воздух, закрыв предварительно клапаны вентиляции.             Воздух должен был вытеснить воду, а лодка всплыть. Но и здесь              пресловутый человеческий фактор сыграл свою недобрую роль. Не предупрежденный об особенностях дистанционного управления на «К-429»  новый оператор вместо того, чтобы закрыть клапаны вентиляции, закрыл кингстоны. Вместо того чтобы вытеснять воду, воздух уходил прямиком наружу. А корпус постепенно заполнялся водой.

Вскоре вышло из строя все электрооборудование, оказался обесточен  и частично затоплен центральный командный пункт. Клапаны вентиляции   удалось закрыть вручную только ночью следующего дня. Драгоценный воздух высокого давления уходил в океан вместо того, чтобы вытеснять воду из цистерн главного балласта.

Рев бесполезно уходящего воздуха был слышен во всех отсеках.

- Стоп дуть! - крикнул Суворов. Но через минуту воздух высокого давления снова забурлил в цистернах, вырываясь наверх. Это из первого отсека пытались са­мостоятельно - без команды! - продуть главный балласт, не зная, что балластные цистерны открыты. Суворов схватил телефонную трубку. После крепких слов колонку продувания цистерн в первом перекрыли. Там, в первом, оставались еще один командир и еще один инженер-механик, капитан 2-го ранга Ю. Белоцерковский и капитан 2-го ранга - инженер А. Маркман. Они шли на борту «К-429» в качестве пассажиров.

Была дана команда прекратить продувание и свя­заться с отсеками по телефону. Но тут из четвертого отсека перескочил в третий весь мокрый мичман Лещук и крикнул: «Отсек топит!». Лещук рванул рубиль­ник, обесточив корабль, и скрылся в аварийном отсеке. Еще несколько секунд и пульт полыхнул бы электрическим пламе­нем. Мичман спас четвертый отсек от пожара, но не мог спасти его от затопления.

Потом, когда «К-429» подняли на поверхность, труп мичмана Лещука нашли у переборочного люка. До последних секунд он держал рычаг кремальеры, навалившись на него всем телом. Пока Лещук держал но­совую переборочную дверь, приписные матросы-уче­ники бежали через кормовую дверь в смежный реакторный отсек. Перепуганные ревом воды, они бежали столь стремительно, что забыли загерметизировать за собой переборку. Следом за ними, укрывшимся в шестом отсеке, в реактор­ный отсек хлынула забортная вода.

Но все это узналось много позже, а тогда Суворов и Гусев при­нимали в центральном посту доклады из первого, вто­рого, третьего отсеков о том, что сверху из системы вентиля­ции хлещет вода.

Систему вентиляции носового кольца быстро перекрыли, о чем и доложили. Но из четвертого электротехнического отсека ни­кто не отзывался. Стальная переборка между четвертым и третьим отсеками похолодела и покрылась крупными каплями конденсата. Четвертый отсек был затоплен вместе с четырнадцатью находившимися в нем моряками. Четверо офицеров, шестеро мичманов, трое старшин и один мат­рос приняли подводницкую смерть мужественно, не покинув своих боевых постов. Двое капитан-лейтенантов до последних мгнове­ний жизни намертво сжимали манипуляторы забортных захлопок.

Прекратили дуть балласт, осмотрелись, оказалось, лодка лежит на глубине 45 метров с креном 15 градусов и дифферентом 0.5 градуса на корму. Вдруг погас свет, отключились приборы, в том числе пульт управления общекорабельными системами. Включилось аварийное ос­вещение. По громкоговорящсй связи и телефону запросили все отсеки. Доложились все кроме четвертого.

Надо как-то всплывать. В центральном посту личный состав на боевых местах. Начальник штаба дивизии Гусев, командир Суворов, командир БЧ-5 стали соображать, что делать дальше. Попытки порциями продувать балласт вручную результатов не дали. Подводная лодка лежала мертвой глыбой, выйдя из подчинения людей. По переборке отсека струились капли конденсата, подтверждая, что за этой стальной перегородкой находится 420 тонн холодной морской воды под давлением четыре с половиной килограмма на квадратный сантиметр, убившей четырнадцать подводников, не покинувших свой боевой пост.

«К-429» была намертво прикована к грунту: с двумя за­топленными отсеками самостоятельно ей уже было не всплыть...

От воды, попавшей в трюм центрального поста, взорвалась аккумуляторная батарея, вышло из строя жизненно важное оборудование и системы управления, появились смертельно опасные газы (СО). Командир перевел управление кораблем во второй отсек и приказал всем покинуть центральный.

Логично было предположить, что через час лодку начнут искать, так как именно это время нахождения под водой было указано в шифровке при погружении. Через час на торпедолове должны были встревожиться и объявить тревогу. От попавшего в беду экипажа требовалось, прежде всего, найти способ оповестить о себе. Для этого предусмотрены штатные аварийные буи с радиопередатчиком, телефоном и светосигналом. Эти буи часто терялись в море, срывались волной. За это наказывали не конструкторов, а боцмана и командира. Чтобы упростить организацию службы и избежать наказания, их намертво приваривали к корпусу. Все знали и закрывали на это глаза. Поэтому и на аварийной АПЛ «К-429» аварийные буи не всплыли, отдать их не удалось.

В первом отсеке, где старшим оказался командир 228-го экипажа, царила паника. Белоцерковский, который «держал» подводную лодку на заводе в боевом дежурстве и готов был через 19 часов после сигнала уничтожить любого потенциального противника, без приказания центрального поста, самовольно готовил к всплытию всплывающую спасательную камеру (ВСК). Но она тоже была намертво приварена. Слишком большая была уверенность в том, что у нас на флоте аварии не может быть. Впрочем, в любом случае воспользоваться камерой не смогли бы: лебедочное устройство не работало.

Постоянное прослушивание горизонта ничего не давало, их явно никто не искал. Томительные часы ожидания длились невыносимо долго. «Как ни парадоксально это звучит, но оперативная служба, по­хоже, потеряла лодку, - удивлялся контр-адмирал В.Поли­ванов. - Перед дифферентовкой Суворов донес, что погружается на час, но прошло уже несколько часов, от него никаких докла­дов не поступало, но никого это почему-то не беспокоило».

Нет ничего томительнее такого ожидания. Эта первая ночь, проведенная экипажем на фунте, тянулась мучительно долго. К исходу ночи Суворов принял решение выпустить на поверхность трех доб­ровольцев из мичманов, которые бы поторопили помощь с берега. Отобрали наиболее физически крепких и опыт­ных - мичманов А. Миночкина, М Лесника и Н. Мерзликина. Но понимая весь риск предприятия, Суворов решил отправить только двоих, Лесника и Мерзликина, как наиболее сильных.

Выход решили осуществлять через торпедный аппарат. Чтобы это сделать, надо было сначала из аппарата извлечь торпеду. А поскольку система гидравлики не работала, тащить пришлось вручную. Никаких забортных шумов, которые свидетельствовали бы о том, что наверху знают о постиг­шей лодку беде, не было.  

Мичман Лесник рассказывал: «Мы все делали, как учили, и всплыли на поверхность. Но я задел за острую железяку и распорол гидрокомбинезон. Сразу на­мок. Холодом прихватило. Так и плыл к берегу, согреваясь только тем, что изо всех сил работал руками и ногами. Рядом был Коля Мерзликин. Но чем он мне мог помочь? Мы еще хотели вытащить наверх рацию Р-105, чтобы сразу с поверхности дать сообщение в базу. Но она была очень тяжелой. К тому же не держала 40-метровой глубины. Так и оставили ее в отсеке.

Плыл к берегу несколько часов в прорванном костюме. Задубел весь...».

В точке погружения «К-429» всплывших развед­чиков никто не встретил. По великой случайности гонцов с за­тонувшей лодки заметил малый противолодочный корабль МПК-178, который выходил в море для обеспечения торпедных стрельб по надводной цели. Противолодочники решили, что имеют дело с иностранными подводными диверсантами, которые орудуют на подступах к базе атомных подводных лодок. Подойдя к барахтающимся подводникам поближе, они стали совещаться, как лучше брать «диверсантов». Слава Богу, до превентивной стрельбы дело не дошло. Но даже когда мичманов подняли на палубу МПК-178, сняли с них легководолазное снаряжение, моряки долго не хотели верить их докладам о затонувшей лодке. И только когда мичман Мерзликин вручил командиру корабля донесение, подписанное Гусевым, «то он, забыв про нас, убежал в рубку связи». В конце кон­цов, командир корабля связался со своим начальством. Начальство запросило командование Камчатской флотилии - тонули ли у вас подводные лодки в заливе? Вот таким образом в штабе флота узнали, что погрузившаяся для дифферентовки атомная подводная лодка затонула.

Флотилия и ее оперативная служба зашевелились. После двенадцати часов пребывания на дне экипаж услышал, наконец, щелчки гидролокатора, дробью рассыпавшиеся по корпусу ПЛ, и шлепанье винтов над головой. К исходу первых суток к затонувшей подводной лодке один за другим стали подходить спасательные суда СС-38, СС-83, ВМ-117, СКР «Сторожевой». Подошла и подводная лодка того же проекта, что и «К-429». В ее отсеках должны были проходить декомпрессию те, кому удастся выйти на поверхность. На третьи сутки над затонувшей подводной лодкой собрались почти все наличные спасательные силы Камчатской флотилии. На спасательном судне находился сам Главнокомандующий ВМФ С.Г.Горшков.  

На дне

Вспоминает старшина команды гидроакустиков мичман В. Гладышев:

«Часа в 3 25 июня затонувшую лодку сотряс взрыв - в ак­кумуляторной яме третьего отсека взорвалась аккумуляторная батарея. Тут же была объявлена аварийная тревога, личному составу отсека было приказано включиться в индивидуальные средства защиты. Пожара не было, но отсек был загазован, поэтому была дана команда всем покинуть третий отсек и перейти во второй. В результате, во втором отсеке собралось больше половины всего личного состава. Были назначе­ны вахтенные у телефона АСБ, вахтенные у кормовой и носовой переборок и вахтенный для измерения газового состава воздуха. Была дана команда всем отдыхать. В отсеке пол­ная темнота (после взрыва аккумуляторной батареи погасло ава­рийное освещение), холодно и сыро, но паники не было. Командир Суворов Н. М. обсуждал со старшим на выходе капитаном 1-го ранга Гусевым нормативы подъема затонувшей ПЛ, разговор велся вполне серьезно, что под­держивало у окружающих надежду на благополучный исход. Ме­жду тем, газовый состав воздуха резко ухудшался, увеличивалось содержание СО. Командир принял решение перевести часть личного со­става в первый отсек, по размерам намного больший второ­го, а личного состава в нем меньше. После перевода части личного состава в первый отсек, были снаряжены установки химической регенерации воздуха (РДУ), дышать стало немного легче. Опять медленно потянулось время, между собой мы обсуждали как ско­ро нас смогут найти».

 Где-то на вторые сутки взорвалась аккумуляторная батарея первого отсека. Взрыв был намного сильнее, чем в третьем отсеке. В момент взрыва давлением воздуха немно­го отжало переборочную дверь между первым и вторым отсеками, и по ее периметру наблюдался голубоватый ореол пламени. Опять была объявлена аварийная тревога, переборочную дверь в первый отсек задраили и заклинили, личный состав первого отсека борол­ся за живучесть...»

Операция по спасению

Когда над головами «суворовцев» зашумели винты надводных кораблей, а по звукоподводной связи послышались запросы спасателей, у подводников забрезжила надеж­да остаться в живых. Спасатели наладили связь с лодкой. Правда, отвечать на вопросы приходилось ударами кувалды.

Для оказания помощи пришел старенький спасатель «СС-38» проекта 532, переоборудованный из тральщика проекта 264. Операторы спасательного колокола СК-59 пристыковаться к комигс-площадкам аварийных люков ПЛ не могли из-за недостаточной глубины и крена лодки. Решили выводить подводников из АПЛ методом самостоятельного выхода через торпедные аппараты по 4 человека - максимум, что позволяет один торпедный аппарат. Водолазам-спасателям оставалось только поддерживать жизнедеятельность экипажа вентиляцией отсеков, подавать на подводную лодку недостающее снаряжение, встречать выходивших подводников из торпедных аппаратов и сопровождать их на поверхность.

Капитан 1-го ранга А.А.Гусев (из письма вдове Суворова Зи­наиде Васильевне): «Я и сегодня убежден, что даже суперчеловек в той ситуации вряд ли что-то смог сделать. Я, как старший на борту, сделал запись в вахтенном журнале о том, что командова­ние кораблем принял на себя. В-первых, я это должен был сделать, а, во-вторых, я надеялся разделить ответственность за случив­шееся на двоих.

Не буду врать - я знал, что в Корабельном уставе есть боль­шая статья об обязанностях командира корабля, где он отвечает за все на свете, и нет обязанностей старшего на борту, но я на­деялся на благородство тех, от кого будет зависеть наша с ним судьба.

А в тот момент, оценив ситуацию, пришли единодушно к вы­воду: всплыть с грунта (песок, ил, недостаток ВВЦ) не удастся. Осталось эту возможность исключить и подумать о людях.

Последовали один за другим взрывы аккумуляторных батарей в первом отсеке, а затем - в третьем (центральный пост). Обста­новка ухудшалась, и быстро. Надо было видеть глаза людей, ко­торые смотрели на нас с Николаем, в них была и надежда, и испуг от случившегося, и жажда во что бы то ни стало выжить.

Мы с Николаем Михайловичем перебрали в памяти все случаи из мировой практики спасения подводников. Получалось так, что никогда не удавалось спасти весь экипаж: из затонувшей подвод­ной лодки. Мы решили пойти на самый надежный, но и предельно рисковый шаг - метод свободного всплытия через торпедные ап­параты. Наверху думали, решали, а мы начали действовать. За каждого выходящего переживали, как за собственного сына».

Вместо штатных 87 человек на борту «К-429» вышло в море 120. Эти лишние 33 человека считались проходящими стажировку, и дыха­тельными аппаратами для них никто не запасся. Кроме того, часть аппаратов осталась в четвертом отсеке. Многие подводники не умели пользоваться индивидуальными спасательными аппаратами, хотя в книжках боевой номер, запись о сдаче зачетов и прохождении практики имели место быть. У спасателей ТОФ тоже не всё было в порядке. Из подаваемых ими на ПЛ баллончиков некоторые оказались пустыми, в нужную минуту не нашлось тросов, не работали компрессоры. Их пришлось доставлять срочно самолетом от дорожных ремонтников. Устройство лодки толком никто не знал, поэтому на ходу по чертежам объясняли, что им делать. Вскрыли лючок, через который в лодку хлынула забортная вода, а не сжатый воздух. Личный состав лодки снова приступил к борьбе с поступающей водой: дырку, открытую водолазами, в конце концов, забили деревянной пробкой. «Ради бога, - отстукивали подводники «морзянку» кувалдой по корпусу. Ничего не трогайте, мы сами...».

Капитан 1-го ранга Н. М. Суворов:

«Мы сообщили спасателям, что будем выходить через торпед­ный аппарат. Я велел проверить индивидуальные дыхательные аппараты, и тут выяснилось, что выходить в них нельзя: из ста комплектов только десять содержали в баллончиках кислород! Не­которые маски были рваные... Сказывалось то, что лодка после пятимесячного похода не прошла положенного ремонта и переос­нащения.

Попросили водолазов передать нам баллончики через торпедный аппарат. Через какое-то время они сумели это сделать.

Только под вечер я начал выпуск людей. Всплывали по четыре человека - ровно столько умещались в трубе аппарата. Из кормо­вой - отрезанной от нас части корабля подводники выходили че­рез аварийно-спасательный люк десятого отсека. Там у них вско­ре случилась беда: молодой матрос Р.М.Закиров за два метра до поверхности запутался ногой в буйрепе - тросе, по которому выходили моряки из кормы. Парень погиб от переохлаждения. Он был приписным. Мои люди вышли все. Сказались былые фактические трени­ровки. Ведь те же легководолазные тренировки можно было бы­стро и без хлопот пройти за бутыль «шила». Поставили всем в журнале зачет и свободны. Я же своих гонял через башню. Они всплывали у меня, как миленькие. И вот при­годилось...».

Суворов в точности выполнял завет своего великого однофа­мильца: тяжело в ученье, легко в бою. Для всех ста двух подводни­ков, сумевших преодолеть огонь, стальные трубы и воды сорока­метровой толщи, это испытание было самым настоящим боем.

Обычному человеку трудно представить себе, что значит ползти в водолазном снаряжении по торпедному аппарату, затопленному водой, длиной почти 9 метров диаметром 53 сантиметра в кромешной темноте. В какой-то момент наступает ощущение, что ты никогда не вылезешь из этой железной трубы. Страх начинает сковывать движения, и самое главное для человека – не дать ему завладеть твоим разумом и подавить волю. Молодой матрос Н.П.Синяков умер на выходе из торпедного аппарата от разрыва сердца. Ему оставалось дойти всего лишь два метра...

Четверо суток Суворов не спал, требуя баллонов и исправных аппаратов ИДА, подбадривал слабых. Четверо суток выходили по­терпевшие подводники через торпедный аппарат и кормовой  люк. Главком написал им записку, которую доставили на ПЛ вместе с аварийно-спасательным имуществом и пищей: «Товарищ Суворов, товарищ Гусев, я восхищаюсь Вашими действиями, прошу принять все меры к спасению личного состава». Содержание записки Суворов довел до каждого, в кормовые отсеки по телефону, в носовых - персонально. «Держитесь, - говорил командир, - наверху нас ждет сам Главнокомандующий».

Настоящим героем проявил себя мичман В.Баев. Василию Баеву в те годы едва исполнилось 23 года. Он к тому времени прошел суровую школу морского спецназа на Черноморском флоте по специальности водолаза-глубоководника, на «К-429» состоял в должности техника-турбиниста, был награжден орденом Красной Звезды за переход под Северным полюсом. Баев в те страшные минуты взял командование отсеком на себя. Все это время он подбадривал людей и уверял, что помощь скоро придет. Водолазного снаряжения хватало лишь на половину подводников, но Баев заверил всех, что снаряжение доставят с поверхности. Когда пришла помощь, Баев начал готовить подводников к выходу на поверхность, лично проверял снаряжение каждого подчиненного перед выходом. Моряки по одному залезали в шлюзовую камеру. Ее заполняли водой, выравнивали давление, открывали аварийный люк, и подводник медленно (чтобы не получить баротравму) поднимался на поверхность. Он спас 22 человека. Всем помог выйти: привел в чувство, надел и включил аппараты, силой вытолкнул наверх. Свой аппарат отдал кому-то. Сам из кормового отсека вышел последним. Именно благодаря ему лодку впоследствии удалось поднять.  Проще всего было затопить отсек и выходить через шлюзовую трубу аварийного люка. Но тогда подъем лодки значительно бы затруднился. И глав­нокомандующий Военно-морским флотом Горшков попросил мичмана: «Сынок, если сможешь выйти, не затапливая отсек, - выходи».

На нижнем люке аварийного тубуса защелка, не выдержав давления воды, сломалась. Мичман снял защелку с пере­борочной двери и прикрутил ее к крышке нижнего люка, потом изо всех сил тянул эту стокилограммовую крышку на себя, чтобы загерметизироваться в тубусе. Сравнял давление с за­бортным и благополучно вышел, не затопив отсека.

Второе рождение?

По старой морской традиции последним покидает гибнущий корабль  командир. Это правило распространяется и на подвод­ников с их весьма специфичными законами. Когда в носовом отсе­ке обезлюдевшей «К-429» остались двое, возник спор: кто должен выходить последним - капитан 1-го ранга Суворов или старший на борту капитан 1-го ранга Гусев? Это было и делом чести, и фактом будущего разбирательства. Потом, и Суворов это чувствовал куда как ясно, в вину ему будет поставлено все, за что только можно уцепиться. Главком приказал последним выходить Гусеву.

Под водолазным костюмом командир капитан 1 ранга Суворов вынес наверх дифферентовочный журнал. Не успел Суворов переодеться, как ему подсунули ручку и «Журнал готовности  корабля к выходу в море». «Николай Михайлович, подписывай, горим, на твою же пользу», - говорил комдив Алкаев. Потом подсовывали бумажки еще, еще и еще... Выручая начальство, командир подписывал все. Не подозревая, что он готовый заложник.

Операция по подъему лодки длилась два месяца, не все ладилось. Суворов был рядом, на плавбазе, принимал участие во всех операциях. Параллельно велись допросы. Пока командир занимался подъемом корабля, на берегу шла другая работа. Герой, которому сам Главком писал восторженную записку, превращался в главного виновника катастрофы.

«Если бы такая авария случилась далеко от базы, - сказал Суворову адмирал Сорокин, начальник Главного политического управления ВМФ, - все были бы награждены высокими правительственными наградами. А так уж очень близко утонули. Некрасиво». Суворов стал заложником системы, которой преданно служил всю жизнь.

Суд

Спустя три месяца после аварии в Авачинском заливе, при­шел приказ министра обороны: командира «К-429» отдать под суд. Подобные приказы во времена Андропова были равносильны приговору. Снова началось следствие. Велось оно весьма целена­правленно: прежние следственные тома расшивались и сшивались заново, но уже без «неугодных» документов, которые вдруг «те­рялись». Журнал дифферентовки, который командир вынес на груди, покидая лодку, «потеряли». Его обвиняли во всем те самые начальники, которых он покрывал, подписывая бумажки задним числом.

Допросы матросов и мичманов велись в таком тоне и с таким нажимом, что прокурор флота трижды был вынужден одёр­гивать ретивого следователя. Следствие тянулось полтора года. За это время всех, кто был замешан в истории с аварией «К-429», перевели на другие места службы.

Жена командира, Зинаида Васильевна, поехала в Москву. Думала, там-то поймут, разберутся... Всё рассказала, показала необходимые документы.

Суд шел семь дней в казарме закрытого военного городка. Суворов просил вызвать в суд начальников, которые послали его в море, несмотря на его рапорты, что и экипаж, и лодка к этому не готовы. Однако судьи нашли причины для отказа: один в море, другой в командировке, третий для суда не требуется, четвертый не относится к делу. Наивный командир не понимал, что решение уже принято наверху, а процесс построен в назидание другим.

«Встать, суд идет! Именем Союза Советских... Суворова Николая Михайловича лишить свободы с содержанием в колонии поселения сроком на 10 лет». Кроме того, командиру вменялось нанесение материального ущерба на 20 млн рублей и снижение боеготовности флотилии подводных лодок. Командиру БЧ-5 Б.Е.Лиховозову вменили 8 лет. Прямо в казарме обоих взяли под стражу.

Заместитель командира по политчасти капитан 2-го ранга Виктор Пузик: «Хотелось бы обратить внимание на работу следо­вателя по особо важным делам. Начав работу в дивизии, он не за­нялся канцелярией штаба соединения, а дал штабистам в течение десяти дней корректировать приказы, планы, учения и т. д. Подчи­щенные, откорректированные документы легли к нему на стол.

Следователи и суд в результате давления на них высокопостав­ленных должностных лиц и политорганов бывшего СССР, не опре­делили истинную причину аварии на ПЛ «К-429».

Командир БЧ-2 капитан 2-го ранга Владимир Ледовской:

«Приговор суда был суров: командиру ПЛ капитану 1-го ранга Суворову Н. М. - 10 лет, командиру БЧ-5 капитану 2-го ранга Лиховозову Б. Е. - 7 лет, но справедлив ли? Суд не установил конкретного виновника в аварии, а наказать командира ПЛ и механика ПЛ можно, не затра­чивая столько сил и средств. Ведь они несут ответственность за всё на корабле. Другие офицеры и мичманы ещё ранее, приказом МО СССР и главкома ВМФ, были наказаны. Кто уволен в запас, кто назначен с понижением, кому объявлено строгое взыскание.

Самое простое обвинить человека в халатности, но дока­зать это порой достаточно сложно. Весь экипаж, находясь в столь сложной обстановке, сумел проявить свои лучшие качества, что помогло спастись 104-м подводникам».

Пока судили командира, АПЛ «К-429», поднятую со дна моря, поставили в ремонт к стенке завода, стоимость ремонта определили в 320 млн рублей. В октябре 1985 г. у стенки завода «К-429» снова затонула.

10 сентября 1987 г. по Указу Президиума ВС СССР об амнистии Н.М.Суворов был освобожден от наказания. Судимость сняли.

«К-429» утопили на берегу!»

- бросила  военному прокурору Вооруженных Сил СССР жена командира Зинаида Васильевна Суворова, и она была права. Гибель «К-429» и 16 членов её экипажа стала результатом - насилия над командиром его прямых начальников. ПЛ имела неисправности, при которых она не имела права на выход в море. Обязанностью штаба дивизии и других специалистов было запретить выход в море. Следствие сделало однозначный вывод - виновно командование дивизии. Именно в таком виде дело и было первоначально направлено в суд. Но... козлом отпущения стал командир.

В 1980-х гг. мы потеряли три атомных подлодки: «К-429» - в 1983 г., «К-219» - в 1986 г. и «К-278» - в 1989-м. Да еще взрыв реактора на подводной лодке на заводе в Чажме - в 1985-м, в преддверии Чернобыля. Суворов, как в воду глядел, говоря на суде в заключительном слове: «Не скажете правды, не научите на горьком опыте других, будут еще аварии, будут еще жерт­вы».

Орден «За службу Родине в ВС СССР» у Суворова не отобрали. Его у него не отнять так же, как не вычеркнуть из суворовской био­графии те сорок тысяч миль, которые он прошел под водой.

Полуторагодичное следствие, следственный изолятор, колония, несправедливость подорвали здоровье командира. Николай Михайлович Суворов умер в 1998 г. Под обращением в суд о посмертной реабилита­ции капитана 1-го ранга Суворова подписались двенадцать адмира­лов... Вдова командира Зинаида Васильевна Суворова продолжает борьбу за восстановление доброго имени своего мужа. Десятки его бывших сослуживцев написали в петербургский город­ской суд пояснительные записки, свидетельства - Суворов не виноват. Из Владивостока прислал обстоятельнейшие письма Ге­рой Советского Союза капитан 1 -го ранга в отставке Алексей Гусев, тот самый, что был старшим на борту «К-429». В своей, к сожалению, предсмертной   исповеди он сообщил: «...Я впервые за 17 лет после катастрофы написал правду о правде. Пусть кому-то будет горько и не по душе, но у Правды нет названия (Московская или Новосибирская), и она неотвратима.

А. Гусев. 30 октября 2000 г., Владивосток»

Мнение Героя Советского Союза Алексея Гусева разделяют и другие подводники, пережившие вместе с ним драматические дни и ночи под водой.

Майор медицинской службы Анатолий Краснов:

«Надо отдать должное беспримерной стойкости и мужеству командира подводной лодки Н. М. Суворова, его умелому руко­водству. Как командир, он сделал всё для спасения экипажа, дос­конально продумал все действия, сумел в тяжёлый час сплотить экипаж, вдохнуть в него веру в спасение и вернул из морской пу­чины живыми 104 человека.

Оставшиеся в живых подводники хранят благодарную память о своём командире Николае Михайловиче Суворове».

Таких отзывов о Суворове - множество. Почему же правосудие не услышало и не слышит голоса моряков-подводников, не просто очевидцев, но актив­ных участников тех событий, которые стали предметом судебных разбирательств? Почему не принято к сведению письмо в защиту чести и достоинства капитана 1-го ранга Николая Суворова, под­писанное адмиралами и десятками подводников, командиров со­единений и подводных лодок? Почему?

Стремление к установленному проценту боеготовых сил (любой ценой!) порой оказывалось только на бумаге. А впоследствии аукалось в море. Через 11,5 лет 12 августа 2000 г. погиб «Курск».

По материалам Н.Г.Мормуля и воспоминаниям членов экипажа «К-429» из книги «Дело Суворова. К-429» статью подготовила Т.Девятова