Воспоминания и размышления о службе, жизни, семье / Ю.Л. Коршунов. - СПб. : Моринтех, 2003.
Гонка вооружения была в разгаре, и денег тогда никто не считал. Задача перед нами ставилась так: «Докажите, что нужно, а сколько это стоит — не ваше дело.»
Тем не менее вопрос о закрытии или продолжении разработки нашей торпеды стоял остро. Промышленность, как всегда, предлагала изменить направленность работ, естественно, с новым финансированием и новыми сроками. Мы же твердо стояли за доведение начатой работы до конца без изменения ее сути. В результате возникла конфликтная ситуация. Судьба темы окончательно решалась, в Москве, в УПВ ВМФ и замглавкомом по кораблестроению и вооружению адмиралом П.Г.Котовым. Похоже, что московское начальство склонялось к мнению промышленности. Это и понятно, «идти в правительство» с согласованными предложениями было куда как легче.
Приблизительно в то же время мне, как и ряду других представителей НИИ ВМФ, было приказано прибыть в Севастополь и участвовать в выставке морского оружия для стран Варшавского договора. Руководил ее проведением П.Г.Котов. После окончания выставки П.Г.Котов предложил всем ленинградцам лететь с ним в Москву на флотском самолете.
На аэродроме в ожидании вылета между нами завязался разговор. Павел Григорьевич интересовался здоровьем родителей, вспоминал какие-то эпизоды, связанные с их давним знакомством. Я, в свою очередь, спросил о его дочери, с которой в войну учился в одном классе в интернате в Федосеево, вспомнил о нашей взаимной детской симпатии, просил передать привет.
Котов Павел Григорьевич, инженер-контр-адмирал (3 ноября 1951) инженер-вице-адмирал (18 февраля 1958). С 1953 заместитель секретаря Комиссии обороны Президиума ЦК КПСС. Адмирал для особых поручений, помощник министра обороны СССР. С марта 1957 заместитель начальника кораблестроения и вооружения ВМФ по новой технике, с 1960 заместитель Главнокомандующего ВМФ по кораблестроению и вооружению.
В самолете П.Г.Котов со своим помощником занял небольшой салон, мы разместились в общем салоне. Минут через 10 после взлета помощник пригласил меня к Котову: «Павел Григорьевич хочет с Вами поговорить». Я вошел, сел за небольшой столик напротив заместителя Главкома.
— Мы давно не говорили о делах. Расскажите, в чем суть загвоздки с торпедой? Докладываю о ходе испытаний. Акцент делаю на подающие надежду положительные результаты: «Наше мнение — работу следует продолжить и ни в коем случае не менять ее принципиальную направленность». По уточняющим вопросам чувствую, что П.Г.Котова это не устраивает, он явно не разделяет мою точку зрения. Я настаиваю на своем, пытаюсь аргументировать. Разговор переходит в резкие тона. П.Г.Котов почти кричит. Я упрям. Украдкой поглядываю в иллюминатор — когда же Москва? Помощник давит под столом мне на ногу. Увы, Москвы все нет и нет. Между тем П.Г.Котов переходит на детали, начинается разнос. В пределах допустимого огрызаюсь. Наконец Москва. Котов сажает меня в машину и везет на Большой Комсомольский. Завтра с начальником УПВ мне приказано быть у него.
Утром все начинается сначала. Неожиданно Котов замечает, что у меня на погонах нет «молоточков»:
— Почему Вы не носите молоточки?
— Я не инженер. Как не инженер!!!?
— Очень просто, я закончил училище Фрунзе.
— Как же, не будучи инженером, Вы можете возглавлять управление в институте? И вообще, Вы неправильно понимаете свои задачи. Надо рассмотреть вопрос о Вашем соответствии занимаемой должности.
Слухи на Большом Комсомольском распространяются быстро. Когда я пришел в салон на обед, все мне уже сочувствовали. Видя меня расстроенным, симпатизировавший мне заместитель начальника ГУК контр-адмирал В.М.Соловьев утешал меня:
— Не расстраивайся, выбрось это из головы. Павел Григорьевич человек горячий, но незлопамятный. Меня он снимал с должности несколько раз и, как видишь, ничего.
С этим я и вернулся в Ленинград.
Надо же было такому случиться, что буквально через неделю вышел приказ Министра обороны, отменявший ношение на погонах «молоточков». Во время очередной поездки в Москву при встрече с П.Г.Котовым обращаю его внимание на то, что у него на погонах нет «молоточков». Павел Григорьевич развел руками и улыбнулся. Он действительно не был злопамятным. Что же касается злополучной торпеды, то ее разработку все-таки прекратили. Как и предлагала промышленность, начали новую, которая положительных результатов так и не дала.
С главным инженером ЦНИИ «Гидроприбор» А.Т.Скоробогатовым и контр-адмиралом Ростиславом Михайловичем Олениным на полигоне
ЧАСЫ ОТ ГЛАВКОМА
Так уж повелось в Вооруженных Силах, особенно в советское время, что периодически наши усилия сосредоточивались на устранении какого-либо конкретного недостатка, как правило, не очень серьезного, но зато внешне броского. Так, по воле высокого начальства мы то начинали усиленно заниматься строевой подготовкой, и во всех гарнизонах, даже на подводных лодках и в научно-исследовательских институтах, трещали барабаны, то все, от лейтенантов до адмиралов, начинали подтягиваться на турниках и, задыхаясь, бегать стометровки. То неожиданно ожесточался режим секретного делопроизводства, и мы только тем и занимались, что проверяли секретные документы, то военные коменданты и патрули в гарнизонах начинали хватать нестриженых офицеров. Да мало ли что еще могло прийти в голову высокому начальству?
Справедливости ради надо заметить, что продолжались такие кампании чаще всего недолго. Во исполнение очередного грозного приказа составлялись планы устранения недостатков, проводились мероприятия и вскоре в Москву шли соответствующие доклады. А через месяц-другой жизнь снова входила в свое обычное русло. Об одном эпизоде, связанном с такой очередной кампанией, я и хочу рассказать.
Дело было в 1972 году. Я уже был капитаном 1 ранга, начальником отдела. Это были годы бурного строительства флота, и наука тогда находилась на самом острие событий. Что касается лично меня, то я был не просто увлечен, а захвачен своей работой. Уже была защищена докторская диссертация, а неоднократное участие в совещаниях с флотским начальством сделало мое имя авторитетным и в московских кругах. По двум-трем удачно сделанным докладам знал меня как молодого и перспективного ученого и Главком. Одним словом, служба шла напряженно, динамично, интересно и, главное, как тогда всем нам казалось, имела бесконечную перспективу.
1972 год. Кольский залив. Н.В.Денисов.
Однажды после возвращения из очередной командировки с Северного флота, где, как и обычно, я занимался торпедными стрельбами, мне позвонил мой однокашник по училищу им. М.И.Фрунзе. От него я узнал, что не далее как вчера возвратившийся из Москвы начальник училища собрал весь офицерский состав и объявил, что в только что вышедшем приказе Министр обороны обращает внимание всех главнокомандующих видами Вооруженных Сил на неряшливый внешний вид некоторых офицеров и требует срочно навести порядок. В качестве иллюстрации серьезности требований начальник училища рассказал, что в числе задержанных за неряшливый вид в Москве оказался капитан 1 ранга Ю.Л.Коршунов. Как заявил Главком, несмотря на то, что Ю.Л.Коршунов — доктор наук, он его немедленно уволил бы со службы. Не сделал он этого только из уважения к отцу, вице-адмиралу в отставке Л.А.Коршунову, с которым работал многие годы.
На мое возражение, что все это время я был не в Москве, а на Севере, мой друг только усмехнулся и посочувствовал мне. Вскоре аналогичное сочувствие пошло и из других училищ, звонили даже из Севастополя. Что же произошло?
Как позже я узнал, действительно, находившийся в Москве в командировке мой сослуживец по институту и однофамилец, кстати, отличный офицер, впоследствии капитан 1 ранга и мой подчиненный, был задержан комендатурой за какое-то нарушение формы одежды. В это время Главком проводил совещание с командующими флотами, флотилиями и начальниками училищ, на котором и планировалось обратить особое внимание на очередной грозный приказ Министра обороны.
Буквально перед самым совещанием Главкому доложили список офицеров, задержанных за неряшливый вид. В списке значилась и фамилия Коршунов, и институт, в котором я служил. Дойдя до нее, Главком спросил у докладывающего: «Это тот Коршунов?» Что мог ответить московский кадровик? Только одно: «Так точно, товарищ Главнокомандующий». А обо всем, что последовало дальше, я уже рассказал.
К происшедшему я сначала отнесся не очень серьезно: слишком уж очевидна была нелепость моего обвинения. Однако по мере возрастания числа телефонных звонков с выражением сочувствия от знакомых и друзей я задумался и решил посоветоваться с отцом. К инциденту он отнесся весьма серьезно: «В памяти Главкома твоя фамилия не должна оставаться скомпрометированной. Мало ли что может произойти еще? Пиши рапорт на имя Главкома. Требуй восстановления доброго имени и наказания виновных в дезинформации».
Так я и сделал. Судя по всему, рапорт до адресата дошел, так как буквально через месяц при отсутствии каких-либо конкретных заслуг я неожиданно получил в приказе Главкома благодарность «За успехи в боевой и политической подготовке» и ценный подарок — именные часы. Эти часы мне особенно дороги и сегодня. И не только как воспоминание о благополучно разрешившемся неприятном служебном эпизоде, но и как память о человеке, к которому я всегда питал самое глубокое уважение.
Офицеры и сотрудники научно-исследовательских институтов ВМФ, награжденные орденами и медалями
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
Что и говорить, присвоение адмиральского звания для человека, посвятившего свою жизнь флоту, — это событие. Сегодня такое звание присваивается указом Президента одновременно с назначением на соответствующую должность. В советские годы это происходило несколько иначе. Чтобы стать адмиралом, требовалось: во-первых, быть назначенным на должность с соответствующим званием, во-вторых, прослужить в ней какое-то время и, в-третьих, быть представленным к званию своим непосредственным начальником. Замечу, что продолжительность службы в должности до представления к адмиральскому званию ничем не регламентировалась. Иногда оно и вообще могло не состоятся. Все зависело от отношения начальства и общей обстановки.
Если представление состоялось, оно проходило через всех прямых начальников, каждый из которых, естественно, мог его остановить, и поступало к Главкому ВМФ. При его поддержке представление докладывалось лично им или его первым заместителем на заседании Высшей аттестационной комиссии (ВАК). Был такой совещательный орган при Министре обороны. Состоял он из главкомов всех видов Вооруженных Сил и, конечно, руководства Главного политуправления. При положительном решении ВАК представление поступало на подпись Министру обороны и далее шло в Совет Министров СССР. Генеральские и адмиральские звания присваивались постановлением правительства обычно два раза в год: к дню Советской Армии — 23 февраля — и Дню Победы — 9 мая. Таков был порядок. Теперь непосредственно о себе.
Адмирал флота Н.И.Смирнов вручает мне орден Красной Звезды
На контр-адмиральскую должность начальника научно-исследовательского управления института ВМФ я был назначен в 1977 году. К этому времени я уже был доктором наук, вскоре стал профессором. Служил энергично, с инициативой, пожалуй, даже с напором. Активно расширял научные контакты с академическими и вузовскими институтами, перестраивал и модернизировал лабораторно-экспериментальную базу управления, форсировал подготовку научных кадров — докторов и кандидатов наук, настойчиво менял структуру и направленность работы отделов, вводил новые, ликвидировал старые, изжившие себя направления в исследованиях. Естественно, все это затрагивало интересы людей и не всегда проходило гладко. Однако я был настойчив, подчас упрям, а иногда и вовсе не гибок. Впрочем, это не отражалось на успехах подчиненного мне коллектива. Скорее, даже наоборот. Начальство меня поддерживало, хотя и относилось настороженно к моей чрезмерной самостоятельности.
Хуже складывались мои отношения с политическим руководством института и прежде всего с начальником политотдела. Сразу скажу, что никаких крамольных и диссидентских идей у меня никогда не было. Как и все, я был убежденным коммунистом. Более того, увлекался законами диалектического материализма, пытался применить их к объяснению процессов развития морского оружия. Об этом даже написал книгу «Диалектика морского оружия». Увы, она так и не вышла в свет. Мои неоднократные доклады и выступления на научно-технических совещаниях, партконференциях и партактивах слушались внимательно и воспринимались обычно с интересом. Тем не менее отношения с партийным руководством хотя внешне и были вполне приличными, но по сути складывались далеко не лучшим образом. В чем же были причины?
Лицемерие
Немає коментарів:
Дописати коментар