В ТРАГЕДИИ АТОМАРИНЫ К-56 ОБВИНИЛИ И ЖИВЫХ, И МЕРТВЫХ
 

Представляю себе их последний ужин. Точнее, "вечерний чай", который согласно расписанию походной жизни устраивают на всех военных кораблях в 21.00. Второй - жилой отсек. Битком набитая кают-компания, шутки, подначки, веселые флотские байки под перезвон чайных ложечек в стаканах и гудение батарейных вентиляторов.

Это было 13 июня 1973 года - за три часа до смертной побудки, о которой они еще не ведали.

Всем казалось, что самые опасные, самые напряженные часы этих последних ходовых суток остались далеко за кормой.


Днем были зачетные стрельбы: К-56 всплыла на одном из полигонов Японского моря, вздыбила ракетные контейнеры, развернулась кормой к цели, и ревущие огненные всполохи унеслись к далеким плавучим щитам. Все ракеты попали в мишень. Стреляли совместно с крейсером "Владивосток" и большим ракетным кораблем "Упорный". Оценка - "отлично". Теперь домой, на базу.

Старшим на борту К-56 шел заместитель командира дивизии ракетных атомных подводных лодок капитан 1 ранга Ленислав Филиппович Сучков. Издергавшись за страдные сутки, Сучков сразу же после чая прилег на койку в каюте командира. Как на беду, в ту ночь во втором - жилом аккумуляторном отсеке народу было вдвое больше, чем положено. На ракетные стрельбы К-56 вышли и офицеры другого экипажа - К-23, а также заводские специалисты-наладчики из Питера. Тридцать шесть человек устроились на ночь кто где смог - на койках, откидных диванных спинках, в медицинском изоляторе, во всех мыслимых и немыслимых закутках-шхерах, отчего отсек стал напоминать перенаселенный плацкартный вагон. Оба командира - штатного и вывозного экипажей - капитаны 2 ранга Александр Четырбок и Леонид Хоменко резались в кают-компании в популярную на флоте игру - "кошу", известную как нарды.

В час ночи атомарина огибала мыс Поворотный в заливе Петра Великого. Шли в надводном положении.

Четырбок бросил кости в очередной раз и замер: корпус лодки мелко задрожал - винты отрабатывали полный назад! Не сговариваясь, оба командира метнулись из отсека в центральный пост, а оттуда на мостик.

Поздно!
Страшный удар сотряс подводную лодку. Скрежет рвущегося металла. Водопадный рев воды, хлынувшей в прочный корпус. Уши резал свист сжатого воздуха высокого давления. Погас свет.

Капитан 1 ранга Сучков выскочил из каюты в средний проход отсека. Даже в эти жуткие минуты он оставался профессионалом: вместо звонков аварийной тревоги, отметил он, верещал боевой ревун. Сучков бросился к пульту связи и скомандовал:

- Начать борьбу за живучесть корабля!
Кажется, это были его последние слова. В центральном посту их записали в вахтенный журнал.

Что же стряслось?
А случилось то, что случалось уже не раз на всех флотах мира: подводную лодку протаранил надводный корабль. В ту ночь на К-56 нанесло научно-поисковое судно "Академик Берг", носившее по злой иронии судьбы имя бывшего подводника.

Атомарина возвращалась домой прибрежным фарватером в сопровождении крейсера "Владивосток". Именно с крейсера за два часа до столкновения засекли надводную цель, которая шла навстречу подлодке со скоростью 9 узлов. Расстояние между ними было около 40 миль (округленно - 75 километров). Никаких опасений эта ситуация не вызывала. На атомарине радиолокатор не включили. Понадеялись на зоркость верхней вахты. РЛС "Альбатрос" весь день работала во время стрельбы с предельной нагрузкой. Требовалась техническая пауза, и станцию вывели в так называемый "горячий резерв". Только тогда, когда до столкновения оставалось пять минут, включили навигационную станцию. На экране возникли отметки сразу четырех целей. Кто они, куда и как движутся - определять уже было некогда. За две минуты до удара из тумана вынырнули красно-зеленые ходовые огни "Академика Берга".

- Турбинам реверс! Лево на борт! - заорал в микрофон старпом. Но было поздно. Уходя влево, К-56 подставила правый борт надвигающемуся форштевню. "Берг", шедший со скоростью 9 узлов, врезался в корпус атомарины почти под прямым углом. Четырехметровая пробоина пришлась на стык первого и второго отсеков, и после затопления жилого вода пошла в носовой - торпедный. Здесь ночевали двадцать два человека. Дыхательных аппаратов было только семь. Пятнадцать моряков были обречены на гибель. Среди них был и лейтенант Кучерявый, взявший на себя командование отсеком. Он не имел права на изолирующий дыхательный аппарат (ИДА) потому, что был "чужим", из другого экипажа. Спасительные "ИДАшки" могли надеть только те, чьи имена были написаны на их бирках: семеро из двадцати двух.

В тот день жена лейтенанта рожала первенца. В отсеке об этом знали. И мичман Сергей Гасанов, старшина команды торпедистов, отдал Кучерявому свой аппарат.

- Наденьте, товарищ лейтенант, хоть дите свое увидите.
Лейтенант Кучерявый не стал натягивать маску. В ней трудно было отдавать команды. И тогда остальные - шестеро счастливчиков, которым судьба бросила шанс спастись, сняли дыхательные аппараты.

- Погибать, так всем вместе
- Самому старшему в отсеке - лейтенанту Кучерявому - было двадцать пять; матросам - едва за восемнадцатьэ Никто не хотел умирать. И потому все рьяно выполняли каждый приказ лейтенанта. Понимали его с полуслова.
Первым делом он приказал конопатить трещину, из которой хлестала ледяная вода и шел хлор. Но добраться до трещины было почти невозможно: ее загораживал массивный бак гидроаккумулятора. Заделали только там, куда смогла пролезть рука с молотком. Вода прибывала. Тогда пустили трюмную помпу на откачку воды за борт. Через несколько минут трюм затопило под настил, и помпу пришлось отключить, чтобы не вызвать короткое замыкание.

Работала межотсечная связь, и Кучерявый слышал, как из второго отсека инженер-механик Пшеничный докладывал в центральный пост:

- Пробоина подволочная. Поддув бесполезен. Нас топит по-черному. Прощайте, братцы!
К тому же через открытый отливной клапан помпы море врывалось в отсек еще быстрее, чем через трещину - затопило второй "этаж", и все перебрались палубой выше. Надо было немедленно закрывать клапан. Для этого нужно было пронырнуть через два затопленных люка - один под другим и, в кромешной тьме нащупав на днище вентиль, закрутить его. Ныряли по очереди, каждый успевал повернуть вентиль на полвитка, не больше. Потом на задержке дыхания надо было найти обратный путь. Больше всех нырял матрос-молдаванин Степан Казаны. Он и закрыл в конце концов злополучный вентиль. К тому времени все уже были по грудь в воде, даже забравшись на койки верхнего яруса. Над головой оставалось полтора метра воздушной подушки, отравленной хлором.

Капитан 1 ранга Александр Николаевич Кучерявый вспоминает:
- В общем-то, у меня был в запасе последний шанс. Дело в том, что над нашими головами был аварийно-спасательный люк, который вел на верхнюю палубу лодки. Я решил, что, когда выдышим весь кислород, отдраим верхнюю крышку люка и всплывем на поверхность. Благо глубина, по моим подсчетам, была небольшая, и мы все успели бы выйти. Но я не взял в толк, что лодка шла своим ходом и потому с почти затопленными двумя отсеками зарывалась носом в воду много больше обычного.

По счастью, нам не пришлось прибегнуть к этому последнему весьма проблематичному средству спасенияэ В шахте люка с кувалдой наготове уже стоял матрос, чтобы бить по задрайкам крышки, когда по трансляции передали: "Внимание! Приготовиться к толчку - выбрасываемся на отмель".

Но толчка мы не почувствовали. Лодка села мягко.
С помощью подоспевшего крейсера "Владивосток" субмарина плавно приткнулась на песчаную отмель. С рассветом под К-56 спасатели завели понтоны, и лодку отбуксировали в док.

Но на этом дело не кончилось. Рассказывает капитан 1 ранга Сурненко: - Вдруг обнаружилось, что баллон воздуха высокого давления, вывернутый ударом из гнезда, пробил контейнер, где находилась ракета с ядерной боеголовкой. К месту происшествия прибыл командующий Тихоокеанским флотом адмирал М. Маслов. Не полагаясь ни на кого, он отобрал у матроса газовый резак и сам срезал крышку контейнера. Увидев лоснящееся рыло уцелевшей боеголовки, все, кто стоял рядом, сняли фуражки и вытерли со лба холодный пот.

* * * Таран почти всегда смертелен для подлодки. Столкновение "Академика Берга" с К-56 было отнесено к разряду "навигационных происшествий с тяжелыми последствиями". Погибли 27 человек, из них 16 офицеров, 5 мичманов, 5 матросов, один гражданский специалист из Ленинграда.

В засекреченных приказах информация об аварии была доведена до командиров разных рангов в "части касающейся". Но никакие выводы и разгромные разносы не смогли предотвратить подобную же катастрофу: столкновение рыболовецкого рефрижератора N 13 с подводной лодкой С-178, которое случится в том же Японском море спустя восемь лет. И жертв там было почти вдвое больше.

В трагедии К-56 виновными были объявлены все - и живые, и мертвые. Так было проще. Так было привычнее.
Отдав команду о начале борьбы за живучесть по трансляции, Ленислав Филиппович Сучков бросился вместе с инженер-механиком Пшеничным перекрывать лаз в третий отсек, куда уже успели перескочить девять человек. Оба прекрасно понимали, что если продолжится паническое бегство в третий отсек, то затопит и его. А это верная гибель всего корабля и двух экипажей. На дно уйдут полтораста человек, не говоря уже о ядерном реакторе и ракетах с атомными боеголовками. Но именно в этот отсек рвались обезумевшие матросы-новобранцы. Инстинкт самосохранения утраивает силы. Молодые крепкие парни пытались отшвырнуть тех, кто встал на их пути к спасению. Они не разбирали ни званий, ни должностей - молотили кулаками направо и налево. Пшеничный держал рычаг запора, навалившись на него всем телом, а Сучков отбивался от нападавших. Схватка была недолгой. Ядовитый хлор, поднимавшийся из затопленной аккумуляторной ямы, сделал свое дело быстро. Потом патологоанатомы установят: ни у кого из двадцати семи погибших воды в легких не было. Всех умертвил газ до того, как море заполнило трехпалубный отсек. Точно так же погиб, перекрыв дверь в первый отсек, капитана 1 ранга А. Логинов, офицер из ракетного управления Тихоокеанского флота. Офицеры выполнили свой последний долг.
Николай ЧЕРКАШИН