Кто утопил «Булгарию». Обвиняемый в гибели 122 человек о том, как его назначили «стрелочником»
15.03.2012 08:15
Следствие по делу о крушении «Булгарии» продолжается уже восемь месяцев. Пока в СИЗО находятся четверо обвиняемых. Субарендатора судна Светлану Инякину и старшего эксперта Камского филиала Российского речного регистра Якова Ивашова задержали спустя сутки после трагедии. Еще двоих сотрудников Казанского линейного отдела Ространснадзора — Владислава Семенова и его начальника Ирека Тимергазиева — почти через месяц. Сразу после трагедии Дмитрий Медведев сказал: «за преступление должны ответить не стрелочники — те, кто бумажки подмахнул, а все, кто организует этот процесс».
Между тем супруга и друзья Владислава Семенова уверяют: его как раз и пытаются сделать таким стрелочником. «Влада обвиняют в том, что он подписал акт предлицензионной проверки. Но между крушением и утвержденным моим мужем бланком нет никакой связи. Он не носил разрешительного характера и уж тем более не выпускал «Булгарию« в последний рейс», — утверждает Ольга Семенова.
В эксклюзивном интервью «МК» сам Владислав Семенов рассказал, что творилось с документами на «Булгарию» и как проходит следствие по его делу.
Здесь необходимо пояснить: без пассажиров судно имеет право ходить по реке, но на организацию туристических перевозок нужна лицензия. Как раз ее и намеревалась получить субарендатор судна Светлана Инякина. Для этого она подала заявку на предлицензионную проверку в Волжское управление Ространснадзора в Нижнем Новгороде, откуда вниз спустили предписание проверить юрлицо.
Похороны жертв «Булгарии». фото: Анастасия Гнединская
Далее с пакетом документов Инякина обратилась в Казанский линейный отдел Ространснадзора, где ей должны были выдать акт предлицензионной проверки. Затем весь пакет вместе с актом отправлялся обратно в Волжское управление Ространснадзора, где комиссия, изучив документы, могла выдать лицензию или отказать в получении таковой. Но бумаги в управление так и не поступили, а Инякина незаконно, не имея на то лицензии, возила туристов.
— Высоких чиновников, допустивших весь этот бардак, у нас в стране никогда не обвинят. Но ведь Путин сказал, что нужно наказать Ространснадзор. Вот и зацепились за эту бумажку. Теперь старательно шьют дело, — говорит Ольга Семенова. — Недавно Владу изменили статью — с халатности на злоупотребление должностными полномочиями. То есть намекается на коррупционную составляющую. Но если бы вы побывали в нашей квартире, то поняли бы, что ни о каких взятках и говорить не стоит. На его скромную зарплату инспектора в 12 тысяч и мою медсестры тянули двоих детей. У нас даже ремонта в квартире ни разу не было. И в отпуск мы за всю жизнь не съездили.
Честно скажу, я даже дулась на Влада, говорила: «Ну хоть бы с работы бутылку или шоколадку принес...» Он огрызался: «Хочешь, чтобы меня посадили?» А теперь мы вынуждены скитаться по родственникам, жить на их подачки. После того как по всем телеканалам передали, что задержаны чиновники, выпустившие «Булгарию» в плавание, меня попросили с работы, а детей после угроз в наш адрес я вынуждена была отвезти в другой город. Ну как мне объяснить всем, что Влад не имеет отношения к злосчастному рейсу этого корыта? Но ведь зачем-то этот акт существовал? И почему, если Семенов невиновен, его до сих пор держат в СИЗО? .
— Каждый инспектор мог заниматься абсолютно всем. Но так повелось, что по большей части на мне висела бумажная волокита: составление документов и ответов на многочисленные запросы организаций, транспортной прокуратуры. Объем работы был огромным. Например, незадолго до трагедии прокуратура поручила проверить 40 портовых гидротехнических сооружений, а результат оформить в электронном виде. Три человека из отдела уволились, компьютером владели только я и моя коллега — я даже не мог отдохнуть и взять отгулы, которых у меня скопилось больше 50. И плюс предлицензионная проверка...
— А каков ее регламент?
— Лицензия выдается в Нижнем Новгороде. Но чтобы человек по 25 раз не ездил в Нижний, довозя необходимые бумаги, и появился этот внутренний акт предлицензионной проверки. Почему я написал внутренний акт? Потому что ни в одном законе о нем не упоминается. По сути, это опись сдаваемых документов: их наименование, номер, дата. Он служил для облегчения работы отдела лицензирования. Наша функция была скорее консультационной. Дальше собранный пакет либо мы отправляли в управление, либо соискатель отвозил его собственноручно.
— А вы должны были проверять подлинность документов, прежде чем подписать акт?
— Нет, никогда этого не делали. И не только в случае с «Булгарией», но и с другими соискателями. Для этого в Нижнем Новгороде был создан целый отдел, который и решал, выдавать лицензию или нет. На эту работу им было отведено 45 суток. У них была вся информация по документам, все реестры. Мне же приносили в основном копии документов.
— А в каком случае вы не подписывали акт предлицензионной проверки?
— Подписывали всегда. Но вы же понимаете, что, если бы не было большинства документов, я бы никогда не выдал положительный акт. А так соискатель знал, какие документы он должен дособирать. Ведь в основном все бумаги окончательно оформляли в Нижнем.
— 10 июля в час дня мне позвонил следователь ЛУВД на транспорте — я как раз возился во дворе со своей старенькой «восьмеркой». Он хотел узнать сведения о фирме «Агроречтур», в частности, телефон Инякиной, ведь в списках лицензиатов этой конторы не было. Так как в наши должностные обязанности входит и расследование происшествий на транспорте, в тот же день я вызвал Светлану на опрос. Приехала она только на следующий день. Я ее опросил, составил акт и определение о возбуждении административного дела по факту работы без лицензии, который в последующем был направлен в Арбитражный суд. И суд назначил штраф за это нарушение. До 18 июля я участвовал в расследовании аварии, договаривался с представителями «Агроречтура» о допросе потерпевших и их размещении.
— На тот момент у вас была мысль, что вас могут арестовать?
— Нет, конечно. Ведь все понимали, что эта бумажка не имеет юридической силы. Раза два-три я ходил на допросы в качестве свидетеля, потом меня долго не вызывали — и мы уехали к бабушке моей жены, потому как у нее обнаружили онкологию. Ей необходимо было ежедневно делать уколы, а моя супруга — медсестра. Но по первому звонку следователя я приехал на очередной допрос. Затем последовали обыск и арест.
— А вы знали Инякину ранее?
— Да, с 2008 года, когда она впервые обратилась к нам в отдел. Она оформляла такой же акт на другую фирму — ООО «Казанская судоходная компания». Учредителем был ее отец, кажется, по фамилии Плотников, она же по доверенности представляла его интересы. Вообще Светлана достаточно опытный человек в этой сфере, у нее есть еще несколько фирм и лицензий, поэтому она знала, как оформляется лицензия и что является документом на выход в рейс с пассажирами.
— А ваш начальник Тимергазиев был знаком со Светланой?
— Я думаю, да. Потому как он мне сказал, чтобы я помог ей в подготовке и сборе документов, проконсультировал ее по бумагам. Так как это входило в мои обязанности, ничего экстраординарного я в этом не заподозрил. Я бы и так ее консультировал.
Сотрудник Казанского линейного отдела Ространснадзора Владислав Семенов уверен в своей невиновности.
— Когда Инякина пришла ко мне с документами, акт ежегодного освидетельствования еще действовал, но заканчивался. Об этом я ее предупредил. Светлана сказала, что регистр уже пишет новый и что его нужно только съездить забрать. И действительно, через две недели она имела на руках новый документ РРР, датированный 15.06.2011 (тот самый, который вменяют в вину Якову Ивашову. — «МК»). Этот документ не содержал в графе «требования» какого-либо нарушения или предложения. То есть удовлетворительное техническое состояние «Булгарии» подтверждалось регистром, а эти данные мы не проверяем.
— Ну а договор с Мочкаевым, согласно которому он назначался ответственным за безопасную эксплуатацию судна? Почему вы засчитали этот договор, хотя подписи этого человека там не стояло?
— Мочкаев дал согласие занимать эту должность, но так как проживал в Нижнем Новгороде, Инякина сказала, что подпишет этот договор уже там, на месте. Я понимал, что итоговый документ все равно будут рассматривать в управлении, поэтому и засчитал его.
— А договор на обслуживание с Волжским бассейновым управлением? Там тоже не было окончательно оформленных бумаг?
— Да, это был проект, но Инякина опять же должна была его подписать в Нижнем Новгороде, все это она собиралась сделать за 1–2 поездки.
— Но ведь на основании вашего акта в управлении спокойно могли выдать Инякиной лицензию. Именно на этом настаивает следствие. Ну, так сказать, подмахнуть не глядя.
— Нет, на основании только лишь акта без комплекта оформленных надлежащим образом документов лицензия не может быть выдана. Для проверки в управлении есть целый отдел из специалистов по лицензированию. Эксперты и комиссия выносят решение после заседания. Акт предлицензионной проверки — это скорее сопроводительное письмо к документам.
— Но вы признаете, что отнеслись к своим обязанностям халатно? Или что-то другое?
— Халатность может быть только в отношении акта предлицензионной проверки. Но я думал, что его еще несколько раз переделают. Ведь за время, пока Инякина довезла бы документы до Нижнего Новгорода, часть из них все равно бы устарела. Например, выписки из ЕГРЮЛ действительны в течение месяца, да и лицо, ответственное за безопасность, в итоге могло смениться. Акт бы однозначно претерпел изменения, был бы переписан с учетом новых данных. Но причинно-следственной связи между гибелью «Булгарии» и получением лицензии нет. Это совсем разные направления работы службы: безопасность судоходства, то есть работа по осмотру судов, и лицензионные проверки, то есть работа с документами.
— Да за этот акт никто ничего и не предложит, бумажка, да и только, которая ничего не решает. Я уже писал, что некоторые соискатели сами ездили в Нижний Новгород для оформления лицензии.
— Но почему тогда, на ваш взгляд, вас задержали и объявили одним из фигурантов дела о гибели теплохода?
— Задержали, потому что, кроме этого акта, не было никакой зацепки, чтобы раскручивать вину чиновников, а указка «сверху», что надо наказать кого-то из чиновников, поступила. Пока они разобрались, что акт не юридический документ, прошло уже четыре месяца. Не выпустишь же теперь человека! Еще взяли потому, что, как утверждает следствие, я не предпринял мер предупредительного характера. Но как я мог предположить, что она выйдет в рейс без лицензии, имея такой огромный опыт работы на речном транспорте. Тем более она могла на свое усмотрение выйти и под другими лицензиями, которые у нее и у ее учредителей заканчиваются только в 2013 году, например ООО «Казанская судоходная компания», «Волгатревел».
— Вы знали что-либо о техническом состоянии «Булгарии»? Возможно, ранее приходилось слышать о проблемах на этом судне или проверять его?
— До того как Инякина обратилась к нам за актом, я о «Булгарии» вообще ничего не знал, потому как судно работало в другом регионе и в моем реестре не значилось. Заявлений на этот счет мы ни от кого не получали.
— Как можно проверить, перевозит ли судно пассажиров, не имея лицензии?
— Обычно мы проверяем, если поступает сигнал, но к нам в отдел никто не обращался. Либо можно это выяснить при проверке документов в порту или на линии. Но меня начальник на такие задания не отправлял — хватало инспекторов, которые только и занимались, что осмотром судов. У меня же была в основном работа с бумагами. А ведь я чиновник — и без задания начальника решения о проверке принимать не могу. Но также следует учесть, что катера стояли у нас с начала навигации, топлива на них управлением не выдавалось. Хоть на плоту плыви на осмотр.
В прошлом году, видимо, лоббируя чьи-то интересы, Министерство транспорта отменило закон в кодексе внутреннего водного плавания, где говорилось о необходимости обязательного предъявления судна судоходному инспектору перед первым рейсом. Если уж говорить о плановых проверках, то некоторое время назад закон тоже изменили. Раньше на проверку не нужно было получать никаких разрешений, теперь же для этого требуется «добро» прокуратуры (имеется в виду федеральный закон «О защите прав юрлица при осуществлении госконтроля»).
«При утреннем обзвоне я ни разу не слышал от диспетчеров о «Булгарии«...»
— О том, что Инякина перевозит пассажиров, не имея лицензии, вы не знали?
— Нет.
— Но вам же могли рассказать коллеги или же вы случайно могли узнать о том, что на дизель-электроход продают путевки?
— Я никогда не интересовался речными круизами — это и не входило в мои обязанности, сам я ни разу не отдыхал на теплоходах. У диспетчеров «Булгария» не отмечалась, по крайней мере при утреннем обзвоне я ни разу не слышал об этом теплоходе. Договор о навигационном обслуживании заключен не был, ходила она тайно, не объявляя себя и не регистрируясь в портах. Я понимаю боль людей, потерявших в этой трагедии родных, близких, детей, но я здесь ни при чем. С актом бы, без акта она бы все равно вышла в рейс. Как она могла ходить незамеченной? Кто ей обеспечивал проход через шлюзы? Я предполагаю, что у нее были договоренности, «зеленый свет». Вот пусть следствие и разбирается с ними, а не ищет легкий способ заставить всех признать свою вину и менее затратным путем спихнуть дело в суд.
— Как объяснил ваш адвокат, некоторое время назад вы согласились сотрудничать со следствием. Вам предложили признать, что незадолго до трагедии вы узнали о выходах «Булгарии» в рейсы без лицензии. А также, что акт вы подписали под давлением начальника. Почему пошли на этот шаг?
— Да, следователь сказал мне, что я имею статус пособника, а за это дают условный срок. Мне пообещали домашний арест в обмен на то, чтобы я изобличил в совершении корыстного преступления моего начальника Тимергазиева. Мне пояснили, что я являюсь инструментом при совершении им должностного преступления. Я настолько был раздавлен сложившейся ситуацией, шестимесячным нахождением в СИЗО, тем, что моя семья вынуждена была уехать из города, жена — уйти с работы, тем, что родственники всем миром собирали мне на адвоката... Я понимал, что никаким другим образом не могу воздействовать на решение вопроса о мере пресечения. В итоге под постоянным давлением следствия я согласился. Результатом стали многочасовые допросы в качестве обвиняемого, которые переписывались из раза в раз. При каждом новом допросе ухудшалось и мое положение, и Тимергазиева. Именно поэтому моя жена и мои друзья решили обратиться в прессу.
— Тогда зачем он вообще был нужен?
— Я уже на протяжении полугода задаю этот вопрос. И никто мне не может ответить. Семенов говорит: «Был такой порядок, не я его придумал. Когда пришел, мне сказали, что и как нужно делать. Я так и работал...»
— Но почему тогда Влад, будучи уверенным в своей невиновности, согласился сотрудничать со следствием?
— В обмен следствие обещало изменить меру пресечения на домашний арест. Но поймите — после нескольких месяцев заключения под стражу у Влада резко ухудшилось здоровье, жуткий гипертонический криз, у него нарушено мозговое кровообращение, из-за постоянного нервного стресса начались головные боли, стала отниматься рука. Супруга, медик по образованию, опасалась, что у него просто случится инсульт. К тому же следствие постоянно напирало, что другого пути у него нет. Поэтому мы и согласились на этот шаг. Следствие выступило с таким ходатайством, но суд на это не пошел.
— То есть они сделали все возможное...
— Нет, следствие имеет право изменить меру пресечения, например на подписку о невыезде, без решения суда. То есть в нашем случае велась просчитанная игра.
— Что вы теперь намерены делать?
В Уголовно-процессуальном кодексе есть 77-я статья, в которой говорится, что дача признательных показаний не является окончанием судопроизводства. Они должны быть оценены и проверены вкупе с другими доказательствами. А таковых у следствия скорее всего нет.
То, что акт предлицензионной проверки не имеет юридической силы, в интервью корреспонденту «МК» признал и начальник отдела лицензирования Волжского управления Ространснадзора Юрий Крамерс.
— Это лишь одна страничка из всего пакета документов. После того как соискатель пишет нам заявление на лицензию и передает нам документы, мы их тщательно проверяем: сроки, правильность заполнения. Это все проверяет должностное лицо, а уж потом собирается комиссия, которая решает, выдавать лицензию или нет.
Правда, в разговоре Юрий Альбертович обмолвился, что и при выдаче предлицензионного акта документы все же необходимо было проверить. Но тут же пояснил:
— Инспектор, который проверял, — он не юрист, он технарь. А всеми этими документами должны заниматься люди с юридическим образованием, которые видят и правильно могут определить, выдан ли документ на другое предприятие, или просрочен, или с ним другие проблемы. У нас эти документы, естественно, не прошли бы. Мое мнение — в законодательстве есть большие недочеты, а после этого случая оно и вовсе полностью исчезло, сейчас получение лицензии ничем не регламентировано. Другое дело, что человек, который ставит свою подпись под документом, должен руководствоваться фактами. А обещания поднести документы к делу не пришьешь.
«Я очень переживаю за людей, потерявших в той трагедии детей, родителей, близких. Но неужели им будет легче, если накажут стрелочника, самого маленького чиновника, которого делают виноватым по «указке сверху«? И почему члены экипажа, которые накануне отмечали День рыбака и были пьяны, не закрыли иллюминаторы, до сих пор находятся на свободе, а мой муж — в СИЗО?» — заканчивает свое обращение Ольга Семенова.
Автор: Анастасия Гнединская, «Московский комсомолец»
Между тем супруга и друзья Владислава Семенова уверяют: его как раз и пытаются сделать таким стрелочником. «Влада обвиняют в том, что он подписал акт предлицензионной проверки. Но между крушением и утвержденным моим мужем бланком нет никакой связи. Он не носил разрешительного характера и уж тем более не выпускал «Булгарию« в последний рейс», — утверждает Ольга Семенова.
В эксклюзивном интервью «МК» сам Владислав Семенов рассказал, что творилось с документами на «Булгарию» и как проходит следствие по его делу.
Завизировал — не значит разрешил?
Владислава Семенова задержали 16 августа после обыска в его квартире. На следующий день предъявили обвинение по части 3 статьи 293 УК — халатность, повлекшая за собой смерть двух и более лиц. Причина — акт предлицензионной проверки, который наряду с еще двумя сотрудниками линейного отдела подписал Семенов.Здесь необходимо пояснить: без пассажиров судно имеет право ходить по реке, но на организацию туристических перевозок нужна лицензия. Как раз ее и намеревалась получить субарендатор судна Светлана Инякина. Для этого она подала заявку на предлицензионную проверку в Волжское управление Ространснадзора в Нижнем Новгороде, откуда вниз спустили предписание проверить юрлицо.
Похороны жертв «Булгарии». фото: Анастасия Гнединская
Сила голливудских сценаристов в том, что они почти ничего не выдумывают, когда пишут свои истории катастроф. Потому что они все развиваются из абсолютно одного и того же набора «факторов». Обычно самый разрушительный из них — простая человеческая жадность. Билетов продадим больше, чем есть мест. Лицензию на перевоз пассажиров покупать не будем — что за лишние расходы? Крен? Да и черт с ним.Впрочем, тот факт, что разрешения на пассажирские перевозки у субарендатора «Булгарии» не было, по мнению следствия, не освобождает от ответственности Владислава Семенова. Он небрежно отнесся к своим обязанностям и подписал акт предлицензионной проверки, имея на руках недействительные документы. В частности, просроченный акт ежегодного освидетельствования судна Российским речным регистром и трудовой договор с неким Мочкаевым, который хоть по бумагам и назначался ответственным за безопасную эксплуатацию судов, свою подпись на бланке не поставил. Вот только и сам Семенов, и его супруга утверждают: он утвердил акт только потому, что на деле эта бумага ничего не решала.
Профессиональный моряк - о гибели «Булгарии», корабельном уставе и человеческой жадности
— Высоких чиновников, допустивших весь этот бардак, у нас в стране никогда не обвинят. Но ведь Путин сказал, что нужно наказать Ространснадзор. Вот и зацепились за эту бумажку. Теперь старательно шьют дело, — говорит Ольга Семенова. — Недавно Владу изменили статью — с халатности на злоупотребление должностными полномочиями. То есть намекается на коррупционную составляющую. Но если бы вы побывали в нашей квартире, то поняли бы, что ни о каких взятках и говорить не стоит. На его скромную зарплату инспектора в 12 тысяч и мою медсестры тянули двоих детей. У нас даже ремонта в квартире ни разу не было. И в отпуск мы за всю жизнь не съездили.
Честно скажу, я даже дулась на Влада, говорила: «Ну хоть бы с работы бутылку или шоколадку принес...» Он огрызался: «Хочешь, чтобы меня посадили?» А теперь мы вынуждены скитаться по родственникам, жить на их подачки. После того как по всем телеканалам передали, что задержаны чиновники, выпустившие «Булгарию» в плавание, меня попросили с работы, а детей после угроз в наш адрес я вынуждена была отвезти в другой город. Ну как мне объяснить всем, что Влад не имеет отношения к злосчастному рейсу этого корыта? Но ведь зачем-то этот акт существовал? И почему, если Семенов невиновен, его до сих пор держат в СИЗО? .
«Все бумаги окончательно оформлялись в Нижнем...»
— Владислав, что входило в ваши должностные обязанности?— Каждый инспектор мог заниматься абсолютно всем. Но так повелось, что по большей части на мне висела бумажная волокита: составление документов и ответов на многочисленные запросы организаций, транспортной прокуратуры. Объем работы был огромным. Например, незадолго до трагедии прокуратура поручила проверить 40 портовых гидротехнических сооружений, а результат оформить в электронном виде. Три человека из отдела уволились, компьютером владели только я и моя коллега — я даже не мог отдохнуть и взять отгулы, которых у меня скопилось больше 50. И плюс предлицензионная проверка...
— А каков ее регламент?
— Лицензия выдается в Нижнем Новгороде. Но чтобы человек по 25 раз не ездил в Нижний, довозя необходимые бумаги, и появился этот внутренний акт предлицензионной проверки. Почему я написал внутренний акт? Потому что ни в одном законе о нем не упоминается. По сути, это опись сдаваемых документов: их наименование, номер, дата. Он служил для облегчения работы отдела лицензирования. Наша функция была скорее консультационной. Дальше собранный пакет либо мы отправляли в управление, либо соискатель отвозил его собственноручно.
— А вы должны были проверять подлинность документов, прежде чем подписать акт?
— Нет, никогда этого не делали. И не только в случае с «Булгарией», но и с другими соискателями. Для этого в Нижнем Новгороде был создан целый отдел, который и решал, выдавать лицензию или нет. На эту работу им было отведено 45 суток. У них была вся информация по документам, все реестры. Мне же приносили в основном копии документов.
— А в каком случае вы не подписывали акт предлицензионной проверки?
— Подписывали всегда. Но вы же понимаете, что, если бы не было большинства документов, я бы никогда не выдал положительный акт. А так соискатель знал, какие документы он должен дособирать. Ведь в основном все бумаги окончательно оформляли в Нижнем.
«У Инякиной есть еще несколько фирм...»
— Когда вы узнали о трагедии?— 10 июля в час дня мне позвонил следователь ЛУВД на транспорте — я как раз возился во дворе со своей старенькой «восьмеркой». Он хотел узнать сведения о фирме «Агроречтур», в частности, телефон Инякиной, ведь в списках лицензиатов этой конторы не было. Так как в наши должностные обязанности входит и расследование происшествий на транспорте, в тот же день я вызвал Светлану на опрос. Приехала она только на следующий день. Я ее опросил, составил акт и определение о возбуждении административного дела по факту работы без лицензии, который в последующем был направлен в Арбитражный суд. И суд назначил штраф за это нарушение. До 18 июля я участвовал в расследовании аварии, договаривался с представителями «Агроречтура» о допросе потерпевших и их размещении.
— На тот момент у вас была мысль, что вас могут арестовать?
— Нет, конечно. Ведь все понимали, что эта бумажка не имеет юридической силы. Раза два-три я ходил на допросы в качестве свидетеля, потом меня долго не вызывали — и мы уехали к бабушке моей жены, потому как у нее обнаружили онкологию. Ей необходимо было ежедневно делать уколы, а моя супруга — медсестра. Но по первому звонку следователя я приехал на очередной допрос. Затем последовали обыск и арест.
— А вы знали Инякину ранее?
— Да, с 2008 года, когда она впервые обратилась к нам в отдел. Она оформляла такой же акт на другую фирму — ООО «Казанская судоходная компания». Учредителем был ее отец, кажется, по фамилии Плотников, она же по доверенности представляла его интересы. Вообще Светлана достаточно опытный человек в этой сфере, у нее есть еще несколько фирм и лицензий, поэтому она знала, как оформляется лицензия и что является документом на выход в рейс с пассажирами.
— А ваш начальник Тимергазиев был знаком со Светланой?
— Я думаю, да. Потому как он мне сказал, чтобы я помог ей в подготовке и сборе документов, проконсультировал ее по бумагам. Так как это входило в мои обязанности, ничего экстраординарного я в этом не заподозрил. Я бы и так ее консультировал.
Сотрудник Казанского линейного отдела Ространснадзора Владислав Семенов уверен в своей невиновности.
«На момент подписания акт регистра еще действовал...»
— Хорошо, но следствие утверждает, что эта «помощь» закончилась тем, что вы подписали акт на основании недействительных документов. Вот, к примеру, просроченный акт ежегодного освидетельствования судна Российским речным регистром...— Когда Инякина пришла ко мне с документами, акт ежегодного освидетельствования еще действовал, но заканчивался. Об этом я ее предупредил. Светлана сказала, что регистр уже пишет новый и что его нужно только съездить забрать. И действительно, через две недели она имела на руках новый документ РРР, датированный 15.06.2011 (тот самый, который вменяют в вину Якову Ивашову. — «МК»). Этот документ не содержал в графе «требования» какого-либо нарушения или предложения. То есть удовлетворительное техническое состояние «Булгарии» подтверждалось регистром, а эти данные мы не проверяем.
— Ну а договор с Мочкаевым, согласно которому он назначался ответственным за безопасную эксплуатацию судна? Почему вы засчитали этот договор, хотя подписи этого человека там не стояло?
— Мочкаев дал согласие занимать эту должность, но так как проживал в Нижнем Новгороде, Инякина сказала, что подпишет этот договор уже там, на месте. Я понимал, что итоговый документ все равно будут рассматривать в управлении, поэтому и засчитал его.
— А договор на обслуживание с Волжским бассейновым управлением? Там тоже не было окончательно оформленных бумаг?
— Да, это был проект, но Инякина опять же должна была его подписать в Нижнем Новгороде, все это она собиралась сделать за 1–2 поездки.
— Но ведь на основании вашего акта в управлении спокойно могли выдать Инякиной лицензию. Именно на этом настаивает следствие. Ну, так сказать, подмахнуть не глядя.
— Нет, на основании только лишь акта без комплекта оформленных надлежащим образом документов лицензия не может быть выдана. Для проверки в управлении есть целый отдел из специалистов по лицензированию. Эксперты и комиссия выносят решение после заседания. Акт предлицензионной проверки — это скорее сопроводительное письмо к документам.
— Но вы признаете, что отнеслись к своим обязанностям халатно? Или что-то другое?
— Халатность может быть только в отношении акта предлицензионной проверки. Но я думал, что его еще несколько раз переделают. Ведь за время, пока Инякина довезла бы документы до Нижнего Новгорода, часть из них все равно бы устарела. Например, выписки из ЕГРЮЛ действительны в течение месяца, да и лицо, ответственное за безопасность, в итоге могло смениться. Акт бы однозначно претерпел изменения, был бы переписан с учетом новых данных. Но причинно-следственной связи между гибелью «Булгарии» и получением лицензии нет. Это совсем разные направления работы службы: безопасность судоходства, то есть работа по осмотру судов, и лицензионные проверки, то есть работа с документами.
«Катера стояли с начала навигации...»
— А вот в Интернете после вашего задержания многие пользователи предполагали, что Инякина вам просто взятку дала. Я так понимаю, что к коррупционной составляющей подводит и следствие.— Да за этот акт никто ничего и не предложит, бумажка, да и только, которая ничего не решает. Я уже писал, что некоторые соискатели сами ездили в Нижний Новгород для оформления лицензии.
— Но почему тогда, на ваш взгляд, вас задержали и объявили одним из фигурантов дела о гибели теплохода?
— Задержали, потому что, кроме этого акта, не было никакой зацепки, чтобы раскручивать вину чиновников, а указка «сверху», что надо наказать кого-то из чиновников, поступила. Пока они разобрались, что акт не юридический документ, прошло уже четыре месяца. Не выпустишь же теперь человека! Еще взяли потому, что, как утверждает следствие, я не предпринял мер предупредительного характера. Но как я мог предположить, что она выйдет в рейс без лицензии, имея такой огромный опыт работы на речном транспорте. Тем более она могла на свое усмотрение выйти и под другими лицензиями, которые у нее и у ее учредителей заканчиваются только в 2013 году, например ООО «Казанская судоходная компания», «Волгатревел».
— Вы знали что-либо о техническом состоянии «Булгарии»? Возможно, ранее приходилось слышать о проблемах на этом судне или проверять его?
— До того как Инякина обратилась к нам за актом, я о «Булгарии» вообще ничего не знал, потому как судно работало в другом регионе и в моем реестре не значилось. Заявлений на этот счет мы ни от кого не получали.
— Как можно проверить, перевозит ли судно пассажиров, не имея лицензии?
— Обычно мы проверяем, если поступает сигнал, но к нам в отдел никто не обращался. Либо можно это выяснить при проверке документов в порту или на линии. Но меня начальник на такие задания не отправлял — хватало инспекторов, которые только и занимались, что осмотром судов. У меня же была в основном работа с бумагами. А ведь я чиновник — и без задания начальника решения о проверке принимать не могу. Но также следует учесть, что катера стояли у нас с начала навигации, топлива на них управлением не выдавалось. Хоть на плоту плыви на осмотр.
В прошлом году, видимо, лоббируя чьи-то интересы, Министерство транспорта отменило закон в кодексе внутреннего водного плавания, где говорилось о необходимости обязательного предъявления судна судоходному инспектору перед первым рейсом. Если уж говорить о плановых проверках, то некоторое время назад закон тоже изменили. Раньше на проверку не нужно было получать никаких разрешений, теперь же для этого требуется «добро» прокуратуры (имеется в виду федеральный закон «О защите прав юрлица при осуществлении госконтроля»).
«При утреннем обзвоне я ни разу не слышал от диспетчеров о «Булгарии«...»
— О том, что Инякина перевозит пассажиров, не имея лицензии, вы не знали?
— Нет.
— Но вам же могли рассказать коллеги или же вы случайно могли узнать о том, что на дизель-электроход продают путевки?
— Я никогда не интересовался речными круизами — это и не входило в мои обязанности, сам я ни разу не отдыхал на теплоходах. У диспетчеров «Булгария» не отмечалась, по крайней мере при утреннем обзвоне я ни разу не слышал об этом теплоходе. Договор о навигационном обслуживании заключен не был, ходила она тайно, не объявляя себя и не регистрируясь в портах. Я понимаю боль людей, потерявших в этой трагедии родных, близких, детей, но я здесь ни при чем. С актом бы, без акта она бы все равно вышла в рейс. Как она могла ходить незамеченной? Кто ей обеспечивал проход через шлюзы? Я предполагаю, что у нее были договоренности, «зеленый свет». Вот пусть следствие и разбирается с ними, а не ищет легкий способ заставить всех признать свою вину и менее затратным путем спихнуть дело в суд.
— Как объяснил ваш адвокат, некоторое время назад вы согласились сотрудничать со следствием. Вам предложили признать, что незадолго до трагедии вы узнали о выходах «Булгарии» в рейсы без лицензии. А также, что акт вы подписали под давлением начальника. Почему пошли на этот шаг?
— Да, следователь сказал мне, что я имею статус пособника, а за это дают условный срок. Мне пообещали домашний арест в обмен на то, чтобы я изобличил в совершении корыстного преступления моего начальника Тимергазиева. Мне пояснили, что я являюсь инструментом при совершении им должностного преступления. Я настолько был раздавлен сложившейся ситуацией, шестимесячным нахождением в СИЗО, тем, что моя семья вынуждена была уехать из города, жена — уйти с работы, тем, что родственники всем миром собирали мне на адвоката... Я понимал, что никаким другим образом не могу воздействовать на решение вопроса о мере пресечения. В итоге под постоянным давлением следствия я согласился. Результатом стали многочасовые допросы в качестве обвиняемого, которые переписывались из раза в раз. При каждом новом допросе ухудшалось и мое положение, и Тимергазиева. Именно поэтому моя жена и мои друзья решили обратиться в прессу.
Акт-фантом
По словам адвоката Дмитрия Троицкого, даже главное управление Ространснадзора признает, что акт предлицензионной проверки был документом сугубо внутреннего пользования. Есть порядок лицензирования, есть список необходимых для этого документов — и там ни слова об этом акте.— Тогда зачем он вообще был нужен?
— Я уже на протяжении полугода задаю этот вопрос. И никто мне не может ответить. Семенов говорит: «Был такой порядок, не я его придумал. Когда пришел, мне сказали, что и как нужно делать. Я так и работал...»
— Но почему тогда Влад, будучи уверенным в своей невиновности, согласился сотрудничать со следствием?
— В обмен следствие обещало изменить меру пресечения на домашний арест. Но поймите — после нескольких месяцев заключения под стражу у Влада резко ухудшилось здоровье, жуткий гипертонический криз, у него нарушено мозговое кровообращение, из-за постоянного нервного стресса начались головные боли, стала отниматься рука. Супруга, медик по образованию, опасалась, что у него просто случится инсульт. К тому же следствие постоянно напирало, что другого пути у него нет. Поэтому мы и согласились на этот шаг. Следствие выступило с таким ходатайством, но суд на это не пошел.
— То есть они сделали все возможное...
— Нет, следствие имеет право изменить меру пресечения, например на подписку о невыезде, без решения суда. То есть в нашем случае велась просчитанная игра.
— Что вы теперь намерены делать?
В Уголовно-процессуальном кодексе есть 77-я статья, в которой говорится, что дача признательных показаний не является окончанием судопроизводства. Они должны быть оценены и проверены вкупе с другими доказательствами. А таковых у следствия скорее всего нет.
То, что акт предлицензионной проверки не имеет юридической силы, в интервью корреспонденту «МК» признал и начальник отдела лицензирования Волжского управления Ространснадзора Юрий Крамерс.
— Это лишь одна страничка из всего пакета документов. После того как соискатель пишет нам заявление на лицензию и передает нам документы, мы их тщательно проверяем: сроки, правильность заполнения. Это все проверяет должностное лицо, а уж потом собирается комиссия, которая решает, выдавать лицензию или нет.
Правда, в разговоре Юрий Альбертович обмолвился, что и при выдаче предлицензионного акта документы все же необходимо было проверить. Но тут же пояснил:
— Инспектор, который проверял, — он не юрист, он технарь. А всеми этими документами должны заниматься люди с юридическим образованием, которые видят и правильно могут определить, выдан ли документ на другое предприятие, или просрочен, или с ним другие проблемы. У нас эти документы, естественно, не прошли бы. Мое мнение — в законодательстве есть большие недочеты, а после этого случая оно и вовсе полностью исчезло, сейчас получение лицензии ничем не регламентировано. Другое дело, что человек, который ставит свою подпись под документом, должен руководствоваться фактами. А обещания поднести документы к делу не пришьешь.
«Я очень переживаю за людей, потерявших в той трагедии детей, родителей, близких. Но неужели им будет легче, если накажут стрелочника, самого маленького чиновника, которого делают виноватым по «указке сверху«? И почему члены экипажа, которые накануне отмечали День рыбака и были пьяны, не закрыли иллюминаторы, до сих пор находятся на свободе, а мой муж — в СИЗО?» — заканчивает свое обращение Ольга Семенова.
Автор: Анастасия Гнединская, «Московский комсомолец»
Немає коментарів:
Дописати коментар