|
Парадоксы правосудия. (Причина ареста)
Почему правоохранительные органы в ноябре 2000 г. пошли на такую крайнюю меру – санкционировали мой арест? Для объяснения этого кардинального шага и, на первый взгляд, глупейшего решения, необходимо обратиться к истории развития выше упомянутых процессов и тогда станет ясно: другого выбора у них не оставалось – мое пребывание на свободе становилось опасным для казнокрадов и подрывало устои их благополучного существования.
Повествование необходимо начать с январских событий 1990 года. До этого периода я прошел обычный путь становления военно-морского офицера: проходил службу на атомных подводных лодках Северного флота в крупном объединении подводных сил. К сожалению, у широкой общественности известность это объединение получило благодаря двум крупнейшим катастрофам. Это – затопление атомной подводной лодки «Комсомолец» в апреле 1989 года, унесшем жизни 42 подводников, и гибель подводной лодки «Курск» в августе 2000 года, когда погибло 118 человек. Спустя десять лет после окончания училища, защитив диссертацию, я вернулся в родное учебное заведение в качестве преподавателя. Затем, последовательно, занимал должности старшего преподавателя, заместителя начальника кафедры и к 1990 году исполнял обязанности начальника ведущей кафедры училища – кафедры «Штурманской службы». В том же году я был избран депутатом Бакинского городского совета по избирательному округу № 236.
В январе 1990 года училище было приведено в состояние боевой готовности № 1, а 18 января в 17.20, дежурная служба перешла в оперативный режим и была произведена первая запись в «Журнал событий». Для непосвященного человека эти мероприятия ни о чем не говорят, но, насколько это серьезно, можно понять по следующему факту.
За всю 60-летнюю историю учебного заведения, «Журнал событий» фактически (а, - не по учению!) начинали вести всего дважды: 21 июня 1941 года в 23.50 (т.е. – за четыре часа до начала войны) и 18 января 1990 года в 17.20! Когда я обратил на это внимание руководства училища, на следующий день в журнале появилась запись: «Капитану 2 ранга Д.Мирзоеву оружие не выдавать». После кровавых событий 20 января, в этом же журнале, появилась вторая запись: «Подготовить к выезду за пределы республики капитана 2 ранга Д.Мирзоева». Через день, меня, действительно, направили в командировку в Украину. Автором этих записей был заместитель начальника училища капитан 1 ранга Шубович Г.Д.
За умелое руководство воинскими подразделениями во время январских событий 1990 года, капитан 1 ранга Г. Шубович был удостоен государственной награды – награжден орденом. После январских событий, в училище было проведено анкетирование (около 1200 респондентов), и на вопрос «кого вы отмечаете в лучшую сторону в борьбе с террористами?», ответы расположились в следующем порядке: Тевосян, Шубович, Оганезов, Гуляев. Именно Шубовичу принадлежат слова, которые он адресовал нам перед строем:
- Эти торгаши и спекулянты решили создать армию…
А на возмущение из строя, ответил просто и лаконично:
- Если надо будет, то по вашим трупам пройдем танками и все отсюда вывезем.
О человеческих качествах капитана 1 ранга Г.Шубовича красноречиво свидетельствует такой факт. Уволившись и оформив пенсию в России, он принимает присягу на верность Украине и, одновременно, добровольно вступает в ряды Вооруженных сил Азербайджана, приняв, естественно, и нашу присягу.
И вот именно этого офицера, в 1995 году, приказом министра обороны С.Абиева назначают моим заместителем по научной и учебной работе!!! Мало того, что Г. Шубович не имеет ни ученой степени, ни ученого звания, он, к тому же, отягощен нравственным безразличием, космополитизмом, с ярко выраженным пренебрежением к самой возможности создания Вооруженных сил Азербайджана. Мои неоднократные устные и письменные обращения к Сафару Абиеву (есть даже видеоматериалы!), попытки убедить в ошибочности этого решения показом «Журнала событий» и результатов анкетирования (сейчас эти материалы находятся в прокуратуре – М.Д.) – ни к чему не привели. В такой ситуации я принял решение, просить министра обороны об освобождении от занимаемой должности начальника училища и увольнении из Вооруженных сил. Причина, побудившая меня сделать такой шаг, ясно указана в рапорте на имя С.Абиева и озвучена на Ученом совете в присутствии заместителей министра М.Бейдуллаева и М.Салимова: в связи с тем, что мое видение развития училища не совпадает с видением руководства Министерства обороны.
Мои оппоненты лицемерно заявляют о том, что причины освобождения меня от занимаемой должности совершенно другие: боязнь расплаты за допущенные недостатки и даже то, что, именно я продвигал по службе Г.Шубовича! Ну, что тут сказать? Воздержусь от комментариев – по-моему, все предельно ясно.
Но, вернемся к событиям начала 90-х и, рассмотрим процесс перехода училища под юрисдикцию Азербайджана. С сожалением должен отметить, что многие, до сих пор, не могут по-настоящему оценить то, что приобрел Азербайджан, взяв под контроль это уникальное учебное заведение.
Бакинское высшее военно-морское училище (БВВМУ), бывшее Каспийское высшее военно-морское Краснознаменное училище имени С.М.Кирова, - это крупнейшее учебное заведение Европы. По своему техническому оснащению, обустройству и быту училище не имело себе равных в Советском Союзе, а сейчас, можно смело сказать, и - в СНГ. Роль и значение БВВМУ были настолько велики, что оно, одним из последних, было передано под юрисдикцию Азербайджана – через полтора года после обретения страной независимости. К моменту развала СССР, выпускники училища командовали на всех флотах России. Не удивительно: в БВВМУ готовилось 75 % штурманов ВМФ – основного командного звена флотского офицерства. Кроме того, училище готовило специалистов различного уровня и профиля более чем 30-и стран по 22-м специальностям – ни одно учебное заведение не могло бы справиться с этим ни физически, ни технически.
Принимая во внимание необратимость процессов в бывших союзных республиках, руководство ВМФ, уже в 1991 году, приняло решение о постепенной ликвидации училища, но руководство учебного заведения упорно скрывало это решение от личного состава. Как депутат, я неоднократно предлагал руководству довести правду до подчиненных, но, в итоге, только нарывался на неприятности – меня начали систематически наказывать по совершенно надуманным причинам. Тогда я принял решение раскрыть тайные планы командования ВМФ: сначала в училище, на Ученом совете и собрании офицеров, а затем довел информацию и до правительства Азербайджана. По поручению руководства республики меня принял первый министр обороны зарождающихся вооруженных сил генерал-лейтенант Баршатлы В.Э., который предложил именно мне возглавить училище. Я отказался. И не потому, что боялся ответственности, а в силу того, что, по моему мнению, среди офицеров БВВМУ была лучшая кандидатура – профессора, капитана 1 ранга Гусейнова Эдуарда. Мы оба руководили кафедрами, оба входили в состав Ученого совета, но у Э.Гусейнова был, куда больший опыт работы в училище и я считал, что его кандидатура предпочтительнее. Предложение министра обороны возглавить Военно-морские силы я также отклонил, обосновав это тем, что это должен быть офицер, имеющий опыт руководства соединением кораблей. Договорились о том, что я подготовлю предложение и по этому вопросу.
В соответствие с записями в моем дневнике, 15 января 1992 года в 17.55, я привел на беседу и представил руководству будущих руководителей двух ведомств: капитана 1 ранга Э.Гусейнова и капитана 1 ранга Р.Аскерова, которые, в последствии, стали первыми азербайджанскими адмиралами и возглавили, соответственно, БВВМУ и ВМС. В той беседе принимали участие заместитель председателя парламента Тамерлан Караев (он курировал военное ведомство), заведующий отделом Верховного совета Намик Алиев, а также Расим Мусабеков (сейчас – известный политолог).
Спустя некоторое время был подготовлен проект Указа президента и нас пригласили в президентский аппарат. Принял нас советник президента Сабир Гаджиев. И тут случилось невероятное – Э.Гусейнов предложил согласовать Указ президента Азербайджана с … Главнокомандующим Военно-морского флота России адмиралом Чернавиным В.Н. (?!). Напомню, шел 1992 год, и вдруг – совершенно абсурдное предложение. Присутствующий при этом начальник Генштаба генерал-майор Шахин Мусаев, не найдя других слов, разразился площадной бранью, и в нелитературной форме, непарламентскими выражениями высказал свое мнение о Чернавине в целом и о Э.Гусейнове – в частности. Можно только представить себе, сколько требовалось энергии и сил, чтобы вновь убедить Ш.Мусаева в том, что именно кандидатура Э.Гусейнова – наиболее предпочтительная. Вновь вернулись к тому, что возглавить училище должен был я. На одной из встреч с начальником Генштаба, я произнес фразу: «Возглавить училище могут многие офицеры, в том числе и – я, но должен быть капитан 1 ранга Э.Гусейнов». Сейчас, эта фраза (надо же – запомнили) в материалах следствия преподносится, как мое желание стать начальником училища! На самом же деле, важным доводом, которым я заставил руководство принять окончательное решение, послужил последний разговор на повышенных тонах, в котором я, буквально, сказал следующее:
- Либо начальником училища будет капитан 1 ранга Э.Гусейнов, либо кто-то другой, но – не я!
Грустно и смешно говорить об этом, но правда состоит в том, что руководители с подозрением отзывались и об имени кандидата (Эдуард – ред.), усматривая в нем, … армянские корни.
Наконец, 3 июля 1992 года был опубликован Указ президента Азербайджана, согласно которому училище переименовывалось в БВВМУ, и начальником был назначен Э.Гусейнов. В течение трех суток начальник училища не мог представить для утверждения в Минобороны кандидатуры командного состава БВВМУ, и причина была во мне – я не соглашался с назначением на должность первого заместителя и просил, либо оставить начальником кафедры, либо назначить заместителем по научной и учебной работе. Объяснял это просто: не хотел отрываться от учебного процесса и совершенно не тянулся к администрированию (должность первого заместителя соответствует должности начальника штаба корпуса). Только после категорического требования руководства республики и приказа министра обороны, я вступил в исполнение должности первого заместителя. Об этом факте знают все те, кто начинал поднимать училище в 1992 году.
Период становления БВВМУ запомнился насыщенной и интересной работой. Приходилось решать много вопросов, вплоть до тех задач, которые ранее не были свойственны училищу. Мы не могли оставаться в стороне от Карабахской войны и решали возникающие вопросы для нужд фронта: произвели несколько ускоренных выпусков специалистов различного уровня и профиля, в которых была необходимость в боевых действиях. Расширили возможности училища в деле подготовки специалистов не только для армии и военно-морских сил, но и для нужд народного хозяйства и т.д. Не все шло гладко, были успехи и неудачи, но работа спорилась. Возникающие в ходе дел проблемы, большей частью, обсуждались коллегиально, были жаркие споры и дискуссии, порой мнения расходились, но это было естественно. Ко мне, как к депутату, обращалось много избирателей, и зачастую, поднятые мной проблемы, вызывали недовольство у руководства. Я позволял себе, в порядке обсуждения, высказывать резкие, а порой и дерзкие, мысли и предложения, вызывающие иногда и раздражение у начальника училища. Но всегда (даже, если я был прав), начальник БВВМУ принимал свое решение, подкрепляя его словами: «Я вам приказываю». В этом случае, я неизменно отвечал «Есть», и выполнял приказ начальника, независимо от того, нравилось это или нет.
По-другому и не могло быть, потому, что приказ начальника – закон для подчиненного и должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок! Это – незыблемое правило воинской службы, которое усвоил каждый военнослужащий, тем более, - офицер. К сожалению, этот вполне естественный процесс следователями воспринимается однобоко и трактуется однозначно: если были противоречия, значит, было, недовольство, следовательно, возникали неприязнь и вражда, стало быть, появлялось чувство мести и желание свести счеты, а лучший способ – убрать конкурента или, попросту, - «заказать»…
Ну что сказать по этому поводу? Извините за фривольность, но это сравнение принадлежит великому философу Сократу, который утверждает, что человек в двух случаях бывает вне себя (душа покидает физическую оболочку) или «выходит из себя». В первом случае – когда испытывает оргазм. Во - втором случае – когда пытается объяснить собеседнику тривиальную истину, и – не может! Общаясь с отечественными «пинкертонами», приходишь к выводу: - прав был великий Сократ. Общеизвестно, что плохо быть бестолковым, но быть бестолковым с нездоровой инициативой – уже опасно, а навязчивое стремление, отягощенное предыдущими качествами, у государственного чиновника – опасно вдвойне. Ну, никак не могу убедить своих «доброжелателей», что несовпадение мнений у начальника и подчиненного – не криминал, а вполне естественное событие. Казалось бы, в чем проблема? Ведь, изучали же они такие предметы, как психология, педагогика, но, очевидно, метко сказано: образование может превратить дурака в ученого, но никогда не изгладит его первородного отпечатка!
Парадоксы правосудия. Часть V (Убийство адмирала)
26 апреля 1993 года первый начальник БВВМУ контр-адмирал Э.Гусейнов был убит в подъезде дома, где он проживал. По факту убийства было возбуждено уголовное дело, началось следствие.
Я впервые опишу события, которые наглядно покажут, до какой низости может дойти офицер в генеральском звании, продемонстрировав элементарную трусость, испугавшись своего же решения, а впоследствии, будучи назначенным советником президента, продолжать свою деятельность в том же духе и, к тому же, ещё и лгать президенту.
Речь идет о бывшем начальнике Генерального штаба, а затем – советнике президента по обороне генерал-майоре Нураддине Садыкове. Понимая ответственность за сказанное, и, учитывая важность заявления, я обязан назвать конкретные имена высокопоставленных лиц, причастных к этой истории. Ниже перечисленные лица были не только свидетелями, но и участниками событий, и я надеюсь на то, что у них хватит мужества подтвердить факты восьмилетней давности. Убежденность в правоте своих действий дает мне следующее основание – сегодня, 11 апреля 2001 года, следствие по моему делу завершено, и я больше никак не могу мешать следствию.
Итак, после убийства адмирала, следственная группа вскрыла сейф начальника училища. Там были обнаружены секретные материалы оборонного характера и личные записи покойного, касающиеся событий по сдаче Шуши, Лачина и т.д. По данным секретного отдела, за начальником училища секретных документов не числилось (!) и я настоял на опечатывании сейфа для доклада по команде – немедленно сообщил об этом нашему непосредственному руководителю – начальнику Генштаба, генерал-майору Н.Садыкову. Он вызвал меня к себе для подробного доклада и, когда узнал о содержании документов (часть из них, он лично передал покойному – ред.), то дал мне указание об уничтожении материалов и недопустимости их попадания в руки следствия!
Понимая абсурдность такого желания, я предложил генералу дать письменное приказание. В результате, появилось секретное распоряжение начальника Генерального штаба о создании комиссии, которой предписывалось уничтожить материалы путем сожжения. Председателем комиссии был назначен заместитель министра обороны – Командующий Военно-морскими силами контр-адмирал Р.Аскеров. В состав комиссии вошли: начальник Особого управления при президенте Азербайджана Джаваншир Велиев и его заместитель, Военный прокурор республики полковник Ровшан Алиев, доктор геолого-минералогических наук, президент МНТК «Интергео-Тетис» Эльчин Халилов, оперуполномоченный капитан Азад Амрахов и – я.
Члены комиссии в полном составе собрались в кабинете покойного и приступили к выполнению своих обязанностей. Однако, столкнувшись с ярым сопротивлением представителей Генеральной прокуратуры, было принято решение об уничтожении материалов в другом месте, и мы выехали в Штаб Военно-морских сил. Не успели мы расположиться в кабинете Командующего ВМС, как туда же прибыл Генеральный прокурор Ихтияр Ширинов с заместителями – Низами Тахмазовым и Эльдаром Мамедовым (сейчас – член Конституционного суда). Генпрокурор потребовал отдать изъятые из сейфа документы, но я ему сообщил, что комиссия выполняет приказ начальника Генштаба. При членах комиссии, И.Ширинов звонит по телефону генерал-майору Н.Садыкову, и спрашивает у него – отдавал ли он распоряжение об уничтожении документов. Ответ генерала был шокирующим:
- Нет. Такого приказа не было.
Я вынужден был предъявить Генпрокурору письменное распоряжение начальника Генштаба. И.Ширинов сложил это распоряжение и положил во внутренний карман со словами:
- Он за это ответит.
Я попросил Генерального прокурора, либо вернуть мне обратно распоряжение, либо дать расписку (по форме 11) о том, что этот документ он у меня изъял. Хорошо помню, что только Военный прокурор полковник Ровшан Алиев поддержал мое требование и осмелился убеждать Генпрокурора в справедливости моих слов. В этой напряженной обстановке, начальник Особого управления Д.Велиев вышел на прямую связь с президентом и сообщил ему о возникшем противостоянии. Решение президента было лаконичным:
- Всем прибыть в президентский аппарат.
По прибытии в аппарат президента, нас немедленно провели к нему, и все материалы были вручены лично президенту Абульфазу Ельчибею. Действия комиссии президент одобрил.
Из резиденции президента я поехал прямиком к начальнику Генерального штаба. Несмотря на то, что ему оказывали медицинскую помощь прямо в служебном кабинете (очевидно, сказались волнения дня), он, немедля, принял меня, и я сообщил генерал-майору Н.Садыкову о том, что президент одобрил его действия.
Плохого состояния как не бывало – выздоровел, буквально, на глазах и довольно произнес:
- Я был уверен в этом.
Здесь я не выдержал и спросил у него:
- А почему Вы, Нураддин Садыкович, сообщили Генеральному прокурору о том, что, приказа на уничтожение документов, изъятых из сейфа адмирала, - не давали? Вы же просто меня подставили! А если бы я выполнил Ваш устный приказ, тогда тем более бы отказались от своего распоряжения и, за такую самодеятельность, меня бы точно упрятали за решетку!!!
Начальник Генштаба ответил мне многозначительно:
- Ты многого не знаешь и не в курсе интриг в верхах.
Эта фраза заставила меня взорваться и грубо, в нетактичной форме высказать следующее:
- Мне плевать на интриги! Речь идет об офицерской чести – как Вы могли так поступить? Сегодня Вы так низко пали в моих глазах, что я перестаю воспринимать Вас как офицера. Вы просто струсили!
Вскоре, после этого разговора, появился приказ, подписанный генерал-майором Н.Садыковым, в котором ответственность за убийство контр-адмирала Э.Гусейнова была возложена на … его заместителей: все были наказаны, вплоть до снятия с должностей и увольнения из Вооруженных сил.
Спустя некоторое время, Н.Садыков был назначен советником президента по обороне, но, даже такая должность, не может изменить природного естества человека.
В январе 1995 года, на расширенном заседании Совета Обороны под руководством президента Гейдара Алиева, я достаточно резко отозвался о деятельности министра обороны, назвав его государственным преступником. Из-за этого, на следующий день, приказом министра я был отстранен от занимаемой должности, но, буквально через несколько часов, в этот же день, президент, как Верховный Главнокомандующий, аннулировал приказ Министра обороны и восстановил меня в должности.
На этом совещании присутствовал советник президента по обороне Н.Садыков, и именно ему Г.Алиев дал поручение - в течение десяти дней, представить мои предложения президенту Азербайджана. Я выполнил приказ Верховного Главнокомандующего и представил свои предложения советнику президента, в полной уверенности, что Н.Садыков, за оставшиеся трое суток до назначенного срока, передаст документ по назначению. Более того, в ходе беседы с советником, он попросил меня об одной услуге, и я пообещал ее выполнить – речь шла о сугубо личной просьбе генерала.
Шло время, а реакции на мои предложения не поступали. Спустя три месяца ко мне, в училище, наконец-то, приехал Н.Садыков. И, хотя его интересовала только реализация личной просьбы, я же надеялся получить ответ на мои предложения. Узнав о посещении БВВМУ такого высокопоставленного руководителя, естественно, прибыл и заместитель министра обороны – Командующий ВМС. В приватной беседе в моем кабинете участвовали и мои заместители. Улучшив момент, я, наконец, спросил у генерала:
- А какова реакция президента на мои предложения?
Совершенно спокойно Н.Садыков ответил:
- Я еще не передал документ…
Только присутствие посторонних остановило меня от более резкого ответа. Встав с кресла, я лишь уточнил:
- Вы не выполнили приказ Верховного Главнокомандующего?
Поняв свою оплошность, советник начал оправдываться и понес ересь:
- Успокойся. Просто не могу угадать его хорошее настроение, чтобы представить документ. Ведь от этого многое зависит.
Но меня уже трудно было удержать:
- Вы прекрасно знаете, что такая причина – малоубедительна, а приказы начальников выполняются беспрекословно и независимо от настроения. Прошу Вас, больше не приезжать в училище, и будем считать, что Вы ко мне с просьбой не обращались…
Думаю, что выше написанное в достаточной мере характеризует нравственные качества генерала. Я уже говорил, что на одной из встреч (еще в 1992 году) с начальником Генштаба, когда решался вопрос назначения начальника БВВМУ, мной были сказаны слова о том, что «Возглавить училище могут многие офицеры, в том числе и – я, но должен быть капитан 1 ранга Э.Гусейнов». Свидетелем этого разговора был Н.Садыков (в то время – заместитель начальника Генштаба). Так вот, именно в показаниях Н.Садыкова фраза, выдернутая из контекста предложения, преподносится так, что, дескать, я стремился занять должность начальника. Полноте! Грешно и безнравственно личную неприязнь трусливо прикрывать «откровениями» во имя справедливости, а на самом деле – для сведения счетов…
Парадоксы правосудия. Часть VI («Друзья» и «доброжелатели»)
По роковому стечению обстоятельств, в описываемый период (апрель 1995 года), началось еще одно противостояние с высокопоставленным чиновником, которое впервые привело меня на скамью подсудимых.
В апреле 1995 года, на основании письменного указания начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Наджмеддина Садыкова (не путать с его однофамильцем, - Нураддином!), я отчислил из училища сына прокурора ВМС подполковника юстиции Мубариза Зейналова. Сам отец-прокурор, прибыв ко мне, вместо выяснения причин произошедшего, стал требовать немедленного аннулирования приказа об отчислении сына. Я показал ему письменное распоряжение генерал-лейтенанта и сообщил ему, что я только выполнил приказание начальника Генштаба. В ответ посыпались угрозы в адрес начальника и меня, а затем и – оскорбления. Я указал прокурору на дверь и он, с проклятиями и обещаниями в скорейшей расправе со мной, покинул кабинет.
Его угрозы реализовались на следующий день: я получил уведомление о том, что прокурор возбудил уголовное дело по нескольким статьям УК АР. Но мешало препятствие – я был депутатом и, необходимо было получить разрешение депутатской группы на возбуждение уголовного дела. К неудовольствию прокурора ВМС, депутаты не дали согласие, и тогда М.Зейналов пошел другим путем. Время поджимало прокурора: он обязан был возбудить уголовное дело в отношении своего сына за дезертирство, т.к. после отчисления, курсант – исчез. Хотя все знали, что он находится дома, а отец, якобы, «ищет» его.
В последних числах мая я, неожиданно, получаю распоряжение министра обороны с требованием восстановить курсанта Зейналова В.М в училище. Сложилась анекдотичная ситуация: начальник Генштаба письменно требует отчислить курсанта, а министр (тоже письменно) – восстановить его, а оскорбления и угрозы получает начальник БВВМУ! Не желая участвовать в этом фарсе, я впервые подал рапорт на имя министра с просьбой освободить меня от занимаемой должности и уволить из Вооруженных сил. Однако министр обороны Сафар Абиев мой рапорт не удовлетворил, а в свое распоряжение, вместо «восстановить», собственноручно дописал «целесообразно рассмотреть возможность восстановления» - т.е., по сути дела, решение этой проблемы министр оставил на мое усмотрение. Не зная о таких изменениях в распоряжении министра, прокурор ВМС подполковник М.Зейналов искренне удивлялся – почему, до сих пор, его сын не восстановлен в училище?
С этой целью, по его настоянию (или просьбе), меня пригласил к себе заместитель Военного прокурора республики полковник Рауф Кишиев, в кабинете которого состоялась очередная встреча с прокурором ВМС. Было ясно, что Р.Кишиев взял на себя миссию миротворца, а прокурор М.Зейналов настоятельно требовал восстановить свое чадо в училище. Отбросив в сторону деликатность, я решил осадить зарвавшегося прокурора, и сказал буквально следующее:
- Жалуйтесь куда угодно, но пока я – начальник училища, Ваш сын восстановлен не будет!
Видя мою решительность, глаза прокурора вдруг повлажнели, и он перешел к причитаниям:
- Помогите, прошу Вас! Дома жена распекает, - какой же я прокурор, если не могу помочь в беде сыну.
Я напомнил ему, что эти слова надо было говорить два месяца назад, вместо угроз и оскорблений. Прокурор извинился и мне показалось, что он искренне раскаялся в содеянном, и я решил пойти ему навстречу. Я хорошо запомнил этот день – 9 июня (ашура) и не думал, что он будет ждать удобного случая для сведения счетов.
Через несколько дней (по моему настойчивому требованию!), я был освобожден от занимаемой должности по причинам, совершенно не связанным с прокурором ВМС, и тогда наступил его час делать пакости. С молчаливого согласия министра обороны, на меня было возбуждено уголовное дело, а дознание и следствие, было поручено … подполковнику М.Зейналову. Мои неоднократные устные и письменные обращения в вышестоящие инстанции с просьбой о передаче дел в любое другое подразделение Генеральной или военной прокуратуры для обеспечения объективности следствия, - остались без внимания.
С легкой руки прокурора ВМС подполковника М.Зейналова, следствие набирало обороты, и постепенно, административно-правовые нарушения превращались в уголовные, причем, с признаками политического преступления. Считаю верхом лицемерия и бесстыдства, попытки следствия обвинить меня в организации и руководстве «талышской мафии», только потому, что моя покойная мать была родом из Астары, а знакомство с заместителем министра внутренних дел Ровшаном Джавадовым довести до пособничества в организации государственного переворота! Вот с таким багажом домыслов, догадок и преувеличений, уголовное дело было передано в суд.
Слушание дела происходило в Военной коллегии Верховного суда под председательством Гудрата Пашаева. Предъявленные обвинения не получили подтверждения. Более того, на основании представленных мной материалов, выяснилось, что я действовал в соответствии с письменными приказаниями и распоряжениями министра обороны С.Абиева, а по части обвинений есть не только приказы министра, но и решение президента – Верховного Главнокомандующего Вооруженными силами. Неоднократные попытки председателя суда вызвать Сафара Абиева для дачи свидетельских показаний, окончились безрезультатно. Стало ясно, что министра мало интересует судьба подчиненного старшего офицера, а на повестки из суда, он вообще не обращает внимания. Такое наплевательское отношение к Верховному суду может позволить себе только человек, абсолютно убежденный в своей безнаказанности.
Не получив подтверждения в суде, дело рухнуло и, в январе 1996 года, было отправлено на дополнительное расследование. Именно на этом этапе, к делу подключился академик Зия Мусаевич Буниятов, с которым мы были близко знакомы, и 8 апреля того же года, академик лично письменно обратился к президенту страны. Я приведу выдержку из письма:
«Верховному Главнокомандующему Вооруженными Силами Азербайджанской Республики господину Алиеву Г.А.
Ваше Превосходительство!
…Прокурор ВМС подполковник Зейналов М., спекулируя тем, что находится в приятельских отношениях с руководством республики, в том числе и с Вами, стремится во чтобы-то ни стало свести счеты с бывшим начальником училища.
Мне доподлинно известно мнение не только членов Военной коллегии, но и членов коллегии Верховного суда, что дело вымышленное и сфабрикованное, но никто не сможет принять решение о прекращении, опасаясь реакции, по словам прокурора ВМС, именно с Вашей стороны. Дело получило широкую огласку в средствах массовой информации, и все ждут результата: что возьмет верх – вседозволенность и безнаказанность прокурора или честность и принципиальность морского офицера…»
Уверен, что обращение академика З.Буниятова к президенту страны, оказало определенное влияние на ход и исход судебного процесса. В августе 1996 года, дело было прекращено с формулировкой – « в силу изменившейся обстановки». Такая двусмысленная формулировка меня не устраивала, и я потребовал пересмотра. Несколько раз рассматривалось дело, и решения были различные: в августе 1997 года, дело прекратили с формулировкой «в силу недоказанности» и, наконец, в октябре 1998 года, по мнению Генеральной, прокуратуры, - «за отсутствием состава преступления в моих действиях».
В последнем решении, как нельзя точно подмечено: действительно, в моих действиях нет состава преступления. Но факт и наличие преступления – имело место! Естественно, возникает вопрос: кто виновен в совершении факта преступления? По материалам дела четко вырисовывалась фигура главного подозреваемого – министра обороны Сафара Абиева, но … это уже другая история.
Для завершения повествования о сыне прокурора сообщу лишь то, что после восстановления в училище, уже в период судебной тяжбы, организованной его отцом, бедняга чуть было не совершил самоубийство – наглотался таблеток, но, слава богу, его откачали и перевели в другой ВУЗ для завершения образования. По рассказам его одноклассников, ребенок тяжело воспринял действия своего отца в отношении меня…
Сам же Зейналов-старший в прошлом году вошел в состав вновь назначенных судей и сейчас вершит суд в апелляционной инстанции. Таким образом, вполне вероятно, что именно ему поручат рассмотрение моей жалобы в апелляционном суде. Тем более, что прецедент уже есть: если следователю Военной прокуратуры Гурбету Аскерову, расследовавшему последнее уголовное дело с моим участием (дело, связанное с хищениями в Минобороны), доверили председательствовать на моем суде (в результате, он приговорил меня к 8-ми годам лишения свободы), то почему бы не продолжить комедию и пародию на судебный процесс, поручив М.Зейналову (первому прокурору, возбудившему против меня уголовное дело) председательствовать на моем суде в апелляционной инстанции? Я не удивлюсь, если произойдет именно так, потому что дважды мои адвокаты подавали отвод составу суда под председательством Гурбета Аскерова, и оба раза апелляционный суд отклонил ходатайства с мотивировкой – нет оснований!
Следующей одиозной фигурой (несомненно – главной фигурой) в свалившихся на меня бедах и преследованиях, является нынешний министр обороны Сафар Абиев. Благодаря его «неустанной заботе» и, воистину иезуитской настойчивости в сведении счетов, - я и обязан своему нынешнему положению арестанта.
После освобождения от должности начальника БВВМУ, в июле 1995 года, я был переведен в распоряжение министра и его же приказом, в ноябре того же года, был назначен флагманским штурманом ВМС – т.е., под непосредственный надзор прокурора ВМС подполковника М.Зейналова. Напомню, что это назначение совпало по времени с моим привлечением к суду. После обращения академика З.Буниятова к президенту, Зия Мусаевич сообщил мне, что меня примет министр обороны. Действительно, 1 февраля 1997 года, состоялась моя первая и последняя встреча (после снятия с должности) с нынешним министром – Сафаром Абиевым. Несмотря на то, что я просил только увольнения из Вооруженных сил, министр обороны принял решение вновь возвратить меня в училище на должность заместителя начальника кафедры, которой я руководил еще в бытность СССР. Я категорически возразил против такого назначения, напомнив ему, что ещё два года назад вполне определенно выразился в присутствии Командующего ВМС контр-адмирала Р.Аскерова, когда требовал у министра немедленного освобождения от должности начальника БВВМУ и увольнения из Вооруженных сил, подкрепив это оскорбительными словами:
- Господин министр! Мне тошно дышать одним воздухом с Вами, а не то, что служить вместе!
Во время беседы я не избегал острых углов и задал министру неприятный вопрос:
- Неужели Вас не мучает совесть, после того, что Вы сотворили с моим братом?
Я обязан подробнее объяснить читателям столь некорректное обращение с министром. Дело в том, что, будучи начальником училища, я своего родного брата-выпускника направил в зону боевых действий. Узнав об этом, министр С.Абиев вызвал меня к себе и предложил оставить брата служить в Баку, но я категорически возразил.
Мой брат – Мирзоев Теймур Исмаил оглу геройски погиб в боях за свободу и территориальную целостность Азербайджана в Шарурском районе Нахичеванской республики. Теймуру было 28 лет, он похоронен на Аллее Шехидов. Командование части, где проходил службу мой брат, бережно хранит память о нем: в казарме заправлена койка с его фотографией, место геройской гибели отмечено памятным знаком и огорожено цветами.… Но, это там – в прифронтовой зоне, а здесь, в Баку, - отношение диаметрально противоположное. Дважды командование части возбуждало ходатайство на представление офицера Мирзоева Теймура к государственной награде, и оба раза Министерство обороны отклоняло ходатайство. Причиной отказа был – я: в это время я уже находился под следствием и обвинялся в тяжких преступлениях. Разногласия между мной и главой оборонного ведомства были перенесены на память Шехида – кощунство, граничащее с нравственным разложением!!! До сих пор меня мучает совесть за то, что я являюсь причиной официального непризнания государством геройского поступка Мирзоева Теймура Исмаил оглу. Но горжусь тем, что, как офицер, Теймур ярко проявил свои человеческие качества: ценой своей жизни он спас жизнь подчиненного, прикрыв его своим телом. Память о нем сохранится у истинных патриотов, беззаветно любящих свою Родину, и да упокоятся миром все погибшие за свободу и независимость Отечества!
Думаю, что теперь станет понятно, почему я выразил сомнение о наличии у него человеческих и нравственных качеств, и по какому моральному праву, заявил Сафару Абиеву, что вынужден воспринимать его министром обороны только потому, что это – прерогатива президента.
Естественно, в ходе беседы он дал мне понять, что мое назначение санкционировано свыше и настоятельно мне рекомендовал «отстать от Буниятова», негативно отозвался об академике. Я его «обрадовал» тем, что З.Буниятов питал к нему аналогичные чувства, которые я тоже разделяю…
Я прерву здесь «баиловский» дневник воспоминаний, который изложен так, как писалось в «камерных» условиях СИЗО. Думаю, что читателям будет интереснее узнать о том, как завершалась инициированная властями судебная эпопея. Добавлю лишь несколько строк о том, что мое возвращение в училище также не обошлось без появления новых «друзей» и «доброжелателей», предназначенных для выполнения воли руководства, поэтому о них писать не уместно. Они делали мелкие пакости, не понимая, что оказывают медвежью услугу министру. Приведу один факт, красноречиво подтверждающий сказанное.
По установившейся традиции со дня основания училища, выпускники, успешно окончившие училище и, в течение пяти лет обучения, получившие только отличные оценки, награждались золотой медалью. Их имена заносились в Книгу почета училища и выбивались золотыми буквами на мраморной Доске почета. К сожалению, за всю 60-летнюю историю училища, я оказался единственным азербайджанцем, окончившим училище с золотой медалью, и мое имя также было выбито на Доске почета. Так вот, сначала эти мраморные доски перевернули лицевой стороной к стене, а потом и вовсе сняли – согласитесь, мелкая пакость, претендующая на переписывание Истории. Зачем?
Итак, ко времени начала уголовного преследования, моим прямым начальником был министр обороны Сафар Абиев, следующим – советник президента Нураддин Садыков, а прокурорский надзор осуществлял прокурор ВМС Мубариз Зейналов – вот при таком окружении «друзей» и «доброжелателей» я был арестован по подозрению в причастности к убийству адмирала.
|
Немає коментарів:
Дописати коментар