Строгий выговор за столкновение с американской АПЛ в подводном положении. Б.С.Багдасарьян. Часть 3.

Начало-часть 1-я ,часть 2-я

Вскормлённые с копья

30.08.2012 09:22:16

— Около двух часов следующего дня, когда проверяющие, отдававшие приказы из берегового штаба, кажется, оставили нас в покое, я утвердил план дальнейшего маневрирования, — рассказывал Багдасарьян. — Дело в том, что, находясь в подводном положении, лодка обязана "вертеться": через определенные промежутки времени совершать повороты, чтобы дать возможность акустикам прослушать водное пространство на кормовых курсовых углах, поскольку шум собственных механизмов и винтов не дает возможности слышать в кормовых секторах. Лодка совершает повороты в пределах 40 градусов, чтобы прослушать водное пространство справа, потом слева, однако генеральный курс остается неизменным. Но тогда я принял решение просто дать отдохнуть экипажу в отведенном нам районе полигона БП, поэтому схема маневрирования была предельно простой: с периодическим отворотом на 90 градусов. Другими словами, лодка, как спортсмен на стадионе, бегала по кругу на глубине 40 м. Шли пятиузловым ходом.
http://flot.com/blog/historyofNVMU/strogiy-vygovor-za-stolknovenie-s-amerikanskoy-apl-v-podvodnom-polozh3.php





В 5.40 подвсплыли на перископную глубину. Горизонт — чист. Выдвинули радиоантенну: настало время сеанса связи с берегом. Никто ничего нам не передал. Снова нырнули на сорокаметровую глубину и начали делать поворот на 90". И тут в 5.48 акустик доложил, что слышит шумы. Он классифицировал цель как имитатор ПЛ. Пеленг цели быстро смещался на нос. Через 4 минуты объект перестал прослушиваться. Цель и наша лодка попали в зону акустической тени. А в 5.54 раздался удар...
Когда Борис Суренович довел свой рассказ до момента столкновения, то потянулся за сигаретой, закурил и продолжил:
— Удар пришелся нам в корму в районе главного стабилизатора. Лодка тут же клюнула носом и начала проваливаться на глубину. А под килем у нас — две тысячи метров. Объявил аварийную тревогу. Приказал продуть носовую группу главного балласта— никакого впечатления. Принялись продувать весь балласт, и снова без пользы. Лодка продолжала погружаться. Дал команду: "Осмотреться в отсеках!". В ответ — тишина. Ребята, очевидно, были в шоке. Признаюсь, и у меня появились сильные сомнения относительно вероятности благополучного всплытия. Пришлось сказать по связи несколько крепких слов. Последовали доклады: "Отсеки осмотрены, замечаний нет". А акустик сообщил: "Слышу шум стравливаемого воздуха". К тому времени я, конечно, догадался, что столкнулся с другой лодкой. И шум стравливаемого воздуха свидетельствовал о том, что наша "подруга" либо всплывала, либо тонула так же, как и мы.



ПЛАРК пр.675; Echo-II class

Багдасарьян закурил вторую сигарету и после паузы продолжил рассказ:
— Дифферент на нос увеличивался: сначала 20", а потом около 30". Командир БЧ-5 капитан 2 ранга Володя Дыбский пробирался из 2-го отсека в центральный пост ползком, подтягиваясь на руках, так как из-за шока его ноги отказались слушаться. Слава Богу, что электролит из аккумуляторов не пролился, удалось избежать пожара и отравлений. Я хотел уже дать команду "реверс", то есть "задний ход", а сам думаю: "Это будет моя последняя команда". При таком большом дифференте при переходе на другой режим просто могли не включиться муфты, обеспечивающие задний ход, и маневр не удался бы. И тогда точно — конец. И вдруг на отметке примерно в 70 м стрелка глубиномера задрожала, остановилась и начала двигаться в обратную сторону. С глубины приблизительно в 25 м мы вылетели на поверхность как пробка из бутылки. Это кораблик-то водоизмещением в пять с половиной тысяч тонн!
— Сколько времени продолжалось падение в бездну?
— От четырех до пяти минут. Но тогда они показались вечностью. Словом, всплыли. Отдраили люк. Солнышко светит. Океан — что пруд: полный штиль, блестит, будто зеркало. Кругом никого и ничего. Мелькнула страшная мысль: "Потопил я брата-подводника". Кто бы он ни был свой или чужой, а осознавать это тяжко. Сообщили о происшествии по радио на берег. Тут акустики доложили о шуме винтов подводной цели, которая уходила с 12-узловой скоростью на юго-восток.



Значит, остались живы. И нам настала пора двигаться. Приказал: "Оба малый вперед". Не тут-то было. Заклинило линию правого вала. Так на одном левом винте и добрались до базы. Обошлось без приключений Сослуживцы, которые пришли встречать лодку, мне даже комплимент сделали: мол, никогда не видели столь красивой швартовки корабля с одной работающей линией вала, как та, что совершил я тогда.
— Но этим положительные эмоции, судя по всему, не ограничились?
— С приятными эмоциями было не густо. Кто-то успел распустить слух по поселку Рыбачий, что лодка потерпела аварию под водой. Представляете состояние наших близких! Потом Лариса сказала, что молилась за мое спасение.

"Ужасная Т" против "Черной Ляли"

В январе 1991 г. газета "Чикаго трибюн" опубликовала сенсационную статью Кристофера Дрю, в которой со ссылкой на членов экипажа «Тотог» сообщалось, что эта американская субмарина потопила у берегов Камчатки русскую ПЛ. Я обратился за разъяснениями в Главный штаб ВМФ. Там категорически опровергли утверждение о гибели нашего атомохода, но подтвердили факт столкновения. Тогда же мы познакомились с Багдасарьяном.
Эпоха "холодной войны" завершилась. У Бориса Суреновича зародилась идея встретиться с командиром американской АПЛ.
— Меня вряд ли выпустят в Америку, — заметил он. — В Штатах, я думаю, с выездом попроще. Приглашу американского командира к себе, в Москву. Встретимся, выпьем, вспомним "минувшие дни и битвы, где вместе рубились..."



Казалось, все так просто. Связались с Крисом Дрю и попросили передать приглашение Багдасарьяна командиру «Тотог». Но ответа не последовало. Об инциденте, случившемся у берегов Камчатки в 1970 г.. и судьбе командира «Тотог» Дрю поведал несколько лет спустя в своей книге "Игра в жмурки", написанной совместно с Шерри Зонтаг. Вот как виделись те драматические события американской стороне.
Когда акустики «Тотог» обнаружили "Черную Лялю", то сразу определили, что она ведет себя довольно странно. Шла по прямой, то есть была идеальным объектом для "охоты". "Ужасная Т" пристроилась за кормой русской лодки и, дабы не выйти из зоны акустической тени, приблизилась к ней на максимально короткую дистанцию. Американские моряки, как они выражались, "танцевали под водой казачок", так как скорость у обеих субмарин была небольшая, и требовалось немало усилий удерживать корабль на курсе и глубине.
Бьюл Балдерстон не отрываясь смотрел на экран гидролокатора, все время повторяя одни и те же слова: "Вот она... Вот она...". При этом его брови совершали немыслимые пируэты, что свидетельствовало о его крайнем напряжении и возбуждении. Отметка на экране время от времени показывала нулевую дистанцию между лодками, но потом расстояние между кораблями снова увеличивалось.
Вдруг русская субмарина стала всплывать, потом опять погрузилась, и тут отметка на дисплее исчезла. На «Тотог» не могли определить, где находится "Эхо", справа или слева? И вдруг раздался страшный удар. Было такое ощущение, что лоб в лоб столкнулись две машины, бегущие по шоссе. По корпусу "Тотог" с ужасным скрежетом и звоном забарабанили винты "Эхо".



В центральном посту на пол полетели чашки с остывшим кофе, пишущие ручки, карандаши и вообще все, что могло падать. «Тотог» получила тридцатиградусный крен на правый борт. Затем лодку с чудовищной силой толкнуло назад и вниз — в глубину.
Акустик Пол Уотерс сорвал с себя наушники. Ему казалось, что от грохота у него лопнули перепонки, а его коллегу — Дэвида Линдсея — ударом вообще выбросило из кресла, и он, матерясь, кувырком полетел вниз по железному трапу на нижнюю палубу. Как и положено в таких случаях, моряки задраили переборочные двери. В носовом отсеке остался один восемнадцатилетний матрос Грег Грили, который пришел на лодку всего за три недели до выхода в море. Пареньку пришлось пережить с десяток, мягко говоря, неприятных минут, пока его старшие товарищи не пришли в себя и не вспомнили о нем.
Крен понемногу выровнился до десяти градусов на правый борт. Линдсей поднялся наверх, занял свой пост и надел наушники. Он услышал звук, похожий на тот, который издает при поджаривании попкорн. "Корпус русской лодки разрушается" — к такому заключению пришел акустик, о чем и доложил командиру.
Балдерстон приказал дать полный ход и взять курс на Пёрл-Харбор, но лодка не могла выжать больше 12 уз. О судьбе русских никто не говорил. При проведении секретных операций приказ командования запрещал всплывать даже в случае непредвиденных инцидентов, но в целом это было похоже на наезд с последующим бегством с места происшествия.
У «Тотог» от столкновения с "Черной Лялей" больше всего пострадало ограждение рубки, на которое и пришелся удар. При бегстве от русских берегов листы рубочной стали один за другим отрываться и с грохотом биться о борт.



Когда ночью «Тотог» всплыла, то вид у нее действительно был ужасный. Вместо рубки — какая-то конструкция, смахивающая на помятый картон, один из двух перископов сломан, антенные устройства тоже оказались покалеченными. Рубочный люк не смогли отдраить. Его заклинило осколком винта русской лодки.
Члены экипажа никогда не видели своего командира таким подавленным. "Всё. Моя карьера кончилась, — выдавил он. — Я должен забыть о звездах". Балдерстон имел в виду адмиральские звезды, о которых мечтал.

Пара слез на пыльные ботинки

"Тотог" доползла до Пёрл-Харбора к 1 июля. Ночью лодку завели в док, а исковерканную рубку укрыли брезентом. У всех членов экипажа взяли подписку о неразглашении сведений, связанных с инцидентом. Были изъяты и все куски и кусочки русского металла, застрявшие в корпусе, которые моряки прихватили в качестве сувениров.
Вопреки ожиданиям. Балдерстона не винили в случившемся. Вышел только приказ, рекомендовавший командирам субмарин при слежении за лодками противника "держать дистанцию". Балдерстона даже повысили в должности, назначив командиром соединения подводных лодок, в число которых входила и «Тотог», однако адмиральских погон он так и не получил. Звезда его закатилась, не успев подняться. Через семь лет он уволился из флота и стал... баптистским проповедником.
А по другую сторону океана события развивались по советскому сценарию "преступления и наказания": одни товарищи уверяли Багдасарьяна. что ему пора на парадном мундире делать дырку для ордена, другие придерживались иного мнения. И, увы, последние оказались правы. Начались таскания по инстанциям.



10-я ДиПЛ.

— Направление в академию мне зарубили, — констатировал Борис Суренович. — Объявили о неполном служебном соответствии. Но по тогдашним обычаям, эта мера наказания за аварийное происшествие была чем-то вроде поощрения. Потом наступила очередь пыточной — рассмотрения моего дела на парткомиссии. А там известно какие моряки собирались: начальник склада и прочие неплавающие люди. Командир эскадры контр-адмирал Яков Ионович Криворучко, зная мой горячий нрав, перед заседанием комиссии сказал: "Не ершись. Брось пару слез на пыльные ботинки". Договорились с ним так: если он тихонько похлопает ладонью по своей коленке, значит, я обязан молчать, какие бы речи в мой адрес не звучали. Я действовал точно по распоряжению старшего командира, но мне все-таки влепили строгий выговор с занесением в учетную карточку. Однако через полгода взыскание сняли. Много лет спустя, когда происходил обмен партийных документов, запись исчезла и из учетной карточки, хотя я просил ее оставить. Мало ведь нашлось бы коммунистов, у которых в учетной карточке значилось: "Объявлен строгий партийный выговор за столкновение с американской АЛЛ в подводном положении".



Криворучко Якова Ионовича (справа) можно смело отнести к легендарным подводникам Тихоокеанского флота, командирам, с которыми выходить в море считалось честью. - А.Островский.