Начало см.Часть 1,2,3,4,5,6,7,8,9,10
Утром 25 мая первые десять человек с пересадками (машина – вертолёт – самолёт) прибыли в Североморск, а там на самолёте командующего Северным флотом убыли в Ленинград. Получив на дорогу по большой палке колбасы и буханке хлеба (каждому персонально). Потом в самолёте мы смеялись: "Лучше бы поставили в салон самолёта несколько ящиков минеральной воды или пивка". Ленинград встретил по-весеннему тепло. Самолёт Ту-104 вечером 24 мая 1968 года приземлился на военном аэродроме. Ещё из иллюминатора мы увидели вереницу санитарных военных машин. Их было свыше десятка, и это на десять человек! По лицам встречающих, мы поняли, что они удивлены: самолёт, десяток машин – и всего десять клиентов. Более того, перед этим со спецотделения, в которое нас предполагалось положить, в срочном порядке убрали тяжелобольных подводников, которые отравились в море ртутью. А здесь прилетели здоровые на вид парни, только немного заросшие да усталые. "Странные" больные. Тем более что многие врачи и медсестрички впервые столкнулись с поражёнными радиацией подводниками. Только спустя несколько дней все увидели, что она, эта радиация, собой представляет. Увидели по тем, кто прибыл первыми, особенно по ребятам-спецтрюмным.
Расположились по желанию в двух машинах. От сопровождающих медицинских работников узнали, что им было дано указание "немедленно направить скорые машины в аэропорт для встречи тяжелобольных", а кого, откуда – им не сказали?!
Прибыли в , что находится на проспекте Газа, 2. Подъехали, как потом узнали, к 11-му спецотделению (это было одноэтажное здание, ещё со времён Петра Первого). Возле него стояла группа врачей и медсестёр отделения, начальник госпиталя –все в бахилах, противохимических костюмах. Ничего не спрашивая, повели в душ, забрали всю нашу одежду и развели по палатам, каждого в отдельную. Не знал, что более двух недель мы не будем видеть друг друга, не будем общаться, не будем знать, как там состояние здоровья у каждого. Медсёстры старались уходить от задаваемых вопросов. На следующий день в отделение прибыло ещё 14 моряков подводников во главе с офицером Домбровским Владом. Последние подводники, которые переоблучились 24 мая в море, поступили в госпиталь 29 мая 1968 года. Всего в 1-й Военно-морской госпиталь поступило 83 человека. Остальные моряки были направлены в госпитали Североморска и Москвы. Тогда же в госпитали ВМФ положили и всё командование корабля. Два старпома (двух экипажей) Томко Е.А., Воробьёв Ю.Н., два помощника Милованов В.Н., Сальников Л.Н., замполит Анисов В.В., все командиры БЧ. Командир второго экипажа Новицкий Г.Г. был направлен в госпиталь Североморска. В Гремихе при АПЛ остался командир первого экипажа Леонов П.Ф., который более полутора месяца работал в составе правительственной комиссии. И только после завершения ее работы был направлен в госпиталь в г. Североморск. Ему сообщили, что доза облучения составила свыше 300Р, как и практически у всех подводников, которые были ранее направлены в госпиталь. Со временем эту цифру уберут из медицинских книжек офицеров и сверхсрочников, и объявят, что все моряки-подводники получили годичную дозу облучения в пределах 50Р!!! О матросах и старшинах срочной службы и говорить нечего. Им никто и ничего ни о каких-либо дозах не сообщал.
В книге "Атомная подводная эпопея" (1994 г., 210 с.) контр-адмирал Мормуль Н.Г. пишет: "...Двадцать человек получили значительные (от 600 до 2000 Р) дозы облучения". Цифра близка к истинной, ибо такая доза могла повлечь смерть спецтрюмных, а десяток подводников около года вынуждены были проходить лечение в госпитале. Некоторым сразу же давали группу инвалидности. Откуда уважаемый адмирал взял такие данные, не могу судить, может от врачей госпиталя? Сегодня можно только предполагать. Через две недели, морякам (не всем) разрешили покидать палаты и выходить во двор госпиталя. Мы стали общаться со своими товарищами, которые лежали в другом корпусе, и которых не видели со дня убытия из Гремихи. Было одно препятствие: всем тем, кому разрешили ходить по госпиталю, категорически запретили заходить в палаты, где лежали крайне тяжёлые моряки. Но одно дело "запретить", второе – добиться выполнения. Конечно, хотелось увидеть Витю Гриценко, Сашу Петрова, Колю Лагунова, Вадика Куликова, которые лежали по отдельности в палатах, и к ним никого не допускали из членов экипажа, находящегося в госпитале.
Первым, кого я увидел, был Виктор Гриценко. То, что я увидел, повергло меня в шок. И сегодня, спустя почти 42 года с того дня, всё стоит чётко перед моими глазами. Это был уже не Витя, сильный, красивый парень, который только вот пару месяцев как вернулся с отпуска.
Гриценко Виктор Алексеевич, спецтрюмный (1946-1968 гг.).
Передо мною лежал человек, на теле которого не было ни одного живого места. Он только слышал и практически ничего не видел. Услышав, что кто-то вошёл в палату, он тихо спросил: "Кто это?"
– Витя, это Слава Мазуренко.
– А... Привет, Слава. Как ты?
– Да ничего, – говорю.
– А я, вот видишь, какой?
Я ничего не ответил. Комок подошел к горлу, не мог говорить. Ведь я не ожидал такое увидеть. Слышу шёпот Виктора: "Ничего, скоро и я поправлюсь, мне врачи сказали, что через недели две всё будет нормально, потом поеду в санаторий и домой".
Ответить я ему не успел, в палату зашла медсестра и, увидев меня, приказала уйти.
День ходил как чумной, да и не только я один, то, что увидели многие, всех потрясло: как матросов, старшин, так и офицеров. Ведь это могло случиться с каждым из нас!
Врачи отделения и всего госпиталя делали всё от них зависящее, чтобы спасти тех, кто уже был смертельно болен. С чувством благодарности вспоминаю врача Анну Сергеевну Сорокину – начальника госпиталя Титкова, медсестёр и нянечек. Но и врачи бывают бессильны.
07 июня 1968 года в 21.45. умирает штурманский электрик Володя Воевода, которого смертельная доза радиации застала в штурманской рубке 3-го отсека. А дальше ушёл из жизни Виктор Гриценко –спецтрюмный реакторного отсека (16.06.68 г. в 15.45.).
Узнав о смерти своего товарища, остановилось сердце у спецтрюмного Вадима Куликова (18.06.68 г. в 18.07.).
В великому , я не располагаю на сегодня их фотографиями. Нет сведений и о их родных и близких.
24 июня в 5 утра уходит спецтрюмный Саша Петров. В 5-й палате спецотделения врачи борются за жизнь ещё одного спецтрюмного – Николая Логунова, который получил около четырёх-пяти смертельных доз!!!
Если нам, выжившим, первые дни меняли кровь напрямую (сдавали курсанты военных училищ) по два–три раза, то спецтрюмным, в том числе и Логунову, – десятки раз! Десятки раз вливали костный мозг, который также сдавали курсанты. Врачи прямо сказали: "Мы всё сделали, что могли, всё теперь зависит от Логунова и от Бога". И Николай выжил! Всем смертям назло! Благодаря силе воли, его жене Маше, которая, бросив всё в Гремихе, с маленьким ребёнком приехала в Ленинград. Жилья не было, работы тоже. Но нашлись добрые люди, ведь Ленинград – это особый город, блокадный. И жители, пережившие блокаду, – особенные. Они помогли Маше с жильём, и она устроилась уборщицей. Сидела сутки возле Николая. Читала стихи, рассказы, играла на гитаре, рассказывала о новостях. Только молчала о том, что уже нет его друзей и товарищей. Более года проходил он лечение. Появилась надежда, что всё – он сможет жить полноценной жизнью. Увы, болезнь преследовала его все годы. Раны то открывались, то закрывались. Некоторые просто не заживали. В 1980-х годах ему ампутируют обе ноги, левая рука почти бездействует. Умирает Мария, жена. И Николай сдался. В январе 1995 года он скончался в возрасте 52-х лет.
.
Хоронили тогда умерших в госпитале подводников под покровом глубокой секретности. На родине спецорганы предупреждали родителей, что их сыновья погибли при исполнении воинских обязанностей, и больше никаких комментариев. Было запрещено вскрывать гроб с телом. Автор записок только в 2007 году разыскал родного брата Виктора Гриценко, Ивана, в Луганской области (Украина) в одном из сёл. И тот, только спустя 40 лет!!! узнал правду о смерти своего родного брата. Родители так и ушли из жизни, ничего не зная о причинах гибели сына. Пройдут десятилетия и им, погибшим спецтрюмным АПЛ К-27, посвятит свое стихотворение поэт, военный моряк .
Июль 1968 года. Ленинград. Часть экипажа АПЛ К-27 после лечения в 1-м ВМОЛГ (госпитале). отзовитесь, кто узнал себя или своих родных, близких.
Ну, а что же мы?! Оставшиеся в живых по воле Бога и врачей?
В конце июля месяца 1968 года после лечения в госпитале, санатории многих выписавшихся моряков направили на ВВК, которое состоялось в г. Зеленогорск под Ленинградом. Больше это была формальная процедура в отношении моряков срочной службы. Зашёл. Прочитали: "ЗДОРОВ. ГОДЕН К СЛУЖБЕ НА АПЛ И К РАБОТЕ С РВ!»
По прибытии в Гремиху отправили в отпуск домой, а осенью, записали всем тем, у кого закончился срок службы, "демобилизован на основании Приказа Министерства Обороны СССР!"
Всё. Никаких бумаг, никаких записей в военный билет! Как будто и не было ядерной аварии на корабле, как будто никто из нас и не лечился длительно в госпиталях, никому не переливали кровь, не вливали костный мозг, не спасали от полученной дозы радиации.
Врачи и до сих пор пытаются убедить общественность, что всё это не имеет отношения к тем событиям. Что сказать по этому поводу? Отвечу им словами моего друга и сослуживца, боевого офицера, который сам с десяток лет ползал "животом в реакторном отсеке", и является инвалидом 1-й группы.
«Нет слов!!! А ещё кто-то будет пи…ь, что связи аварии на К-27 и нашего здоровья не существует. Х.. бы им всем в одно место!»
Саша Петров, спецтрюмный. Удостоверение погибшего А.И.Петрова.
Что ж очень верно, и как говорят у нас на Украине, "смачно" сказано. Эти слова пришли к другу после того, как он посмотрел данные и увидел, что из десяти подводников, прошедших через ядерную аварию, ушли из жизни в последующие годы восьмеро, и все от онкологических заболеваний, в возрасте до 55 лет! Ради чего всё это было? Конечно, знаю, что мне ответят. Ради укрепления военного могущества государства. Ради научного прогресса. Ну, и что? Укрепили мы этим государство, которое тогда защищали? Чем это государство потом отплатило морякам-подводникам, жизнью и здоровьем которых там при испытании новых уникальных ядерных реакторов манипулировали? Да ничем! Заставили всех на три десятка лет закрыть рот, забрав у всех подписки о неразглашении государственной тайны. А потом через 25 лет подвергали их унижениям при получении льгот, которые они заслужили. Сколько пришлось "потопать" по судам, чтобы получить довольно скромные льготы тому же Агафонову, Корбуту, Милованову, Домбровскому, Фомину, Ткаченко, Литвиненко, Уланову, Раине, Щербине, Ивченко, Кудряшову, Миняеву знают они и сам Бог! Многие их не дождались – ушли в мир иной: Маркин, Спиридонов, Хутченко, Кулаков, Левченко, Козлов, Вовк, Погодин и многие другие. До сих пор не могут добиться льгот Николай Соя и Николай Мельник. Получаемые ими письма из в/ч 72190 (Москва) заставляют этих больных 70-летних людей месяцами ходить по местным чиновникам, собирать справки, давать запросы.
Алексей Фомин, химик-дозимитрист, Алексей Семенович Фомин. 2009 год. Евгений Уланов, турбинист. О том, что пришлось пережить уволенным в запас морякам, можно написать книгу.
У нас, в СССР, могли всё: из труса сделать героя, из бездельника – ударника. Думаю, когда на первых атомных лодках начали происходить инциденты с радиационным облучением подводников, у власти встал вопрос: "Что делать с этими подводниками, какой им ставить диагноз, вместо ОЛБ (острая лучевая болезнь)?" И придумали –"последствие астеновегетативного синдрома 1, 2 и 3-й степеней". Мудрое решение. Наверно, тот, кто придумал такой "заменитель", исходил из того, что все болячки от нервов, только одна от удовольствия!
Бог с ним! Прошло уже столько лет. Плохое забывается, вот только нельзя забыть и простить вот таким "заменителям" того, что многие моряки, получившие острую лучевую болезнь во время службы на атомной подводной лодке К-27, после демобилизации в течение 25-ти лет не могли принимать лечения согласно своему настоящему диагнозу.
Хочу, чтобы уважаемый читатель понял, как это было унизительно пожилым людям доказывать на разных комиссиях, на разных заседаниях, что их заболевания не по возрасту, а связанные с тем далёким радиационным облучением. А в ответ они видели хамские улыбки и ответы типа: "Вас таких много... Когда это было?"
Самое смешное, что признанные в 1968 году на ВВК здоровыми и годными к работе с РВ, через 25 лет стали получать из того же госпиталя заключения ВВК, что при прохождении службы на АПЛ получили ОЛБ. И что это заболевание, связанное с выполнением воинских обязанностей.
Владимир Кудряшов, турбинист. Владимир Андреевич Кудряшов. Анатолий Кулаков, трюмный. Анатолий Филиппович Кулаков спустя 20 лет.
Совсем другой подход был к офицерам после лечения. К тем, кто служил на корабле в качестве сверхсрочников, это мичманы и старшины. Ядерная авария перечеркнула надежды многих.
Владислав Домбровский – капитан-лейтенант, командир реакторного отсека корабля. За плечами четыре года срочной службы на ЧФ, потом училище. Приход на лодку в 1964 году. Позади автономный поход в Средиземку. Ему категорически ВКК запретила службу на атомных подводных лодках. Вынужден был уйти работать военпредом. В запас ушёл капитаном 3-го ранга в 1990-х годах.
Многие офицеры прекратили свою службу из-за аварии на АПЛ и работали в институтах, лабораториях, военных приёмках. Как это тяжело было им перенести, знают только они, ведь каждый из них мечтал служить только на подводных лодках и там делать военную карьеру.
Но были и те, которые сделали всё, чтобы продолжить свою службу на АПЛ, как говорят: "Всем чертям назло!" Так Валентин Милованов, бывший помощник командира К-27, более года обивал пороги разных инстанций и всюду получал отказ. Нет службе на АПЛ. А ведь он был штурман, да ещё какой! Добился! Валентин Милованов окончил командирские курсы, был назначен командиром К-450 (РКП СН). Её первым командиром. Дослужился до зам. командира 41 дивизии атомных подводных лодок в Гремихе. Стал капитаном 1-го ранга.
Егор Томко, бывший старпом второго экипажа АПЛ К-27, дослужился до вице-адмирала, Герой Советского Союза.
Леонид Сальников, бывший помощник командира корабля второго экипажа, сегодня контр-адмирал, командир БелВМБ, на пенсии.
Следует назвать и тех, кто после ядерной аварии отдал ещё не один десяток лет морю и службе на кораблях. Не только среди офицеров, но и среди мичманов и старшин. Главстаршина Леонов В. продолжал служить на АПЛ К-27, и после аварии в 1970 году был откомандирован на АПЛ К-8. Ушёл с ней в море. В апреле при возвращении на базу на ней же и погиб. Лежит вместе с лодкой на дне Бискайского залива.
Продолжали свою службу на родной лодке, а потом на других лодках: Иван Ивченко, Михаил Лысенко, Пётр Щербина, Феликс Литвиненко, Иван Фильшин, Богдан Ковцун, Василий Астанков. Особо тёплые слова хочу сказать о своём командире БЧ-5 Иванове Алексее Анатольевиче. На лодку пришёл в 1958 году. Ещё лодки не было. Прослужил на ней до 1981 года. После ядерной аварии долго лечился, а потом снова пришёл на К-27.
Мичманы АПЛ (сидят слева направо) В.Астанков, Н.Лагунов, В.Котлубеев, (стоят) И.Ивченко М.Лысенко, И.Фильшин.
Ну, а что же происходило после аварии в Гремихе? 28 мая 1968 года была создана Правительственная комиссия, которой предстояло решить и ответить на множество вопросов. Но главными из них были всего два:
1. Почему произошла авария?
2. Что делать с АПЛ К-27 после ядерной аварии?
Комиссия работала в Гремихе 40 суток. В неё входил и командир АПЛ капитан 1-го ранга Леонов П.Ф. С помощью командира комиссия хотела уточнить реальную обстановку на корабле в момент аварии и после неё. Члены экипажа писали свои объяснительные записки уже в госпиталях. Членом комиссии был и Начальник Технического управления Северного флота капитан 1-го ранга Мормуль Н.Г. Вот что он написал спустя десятилетия в своей книге "Катастрофы под водой" (2001 г.), а вернее, какой "приблизительный" Акт он довел до нас, читателей и тех, кто тогда прошёл через аварию.
«24 мая 1968 года в Баренцевом море в подводном положении при возвращении подводной лодки К-27 в базу проводилась проверка работы ГЭУ на переменных режимах с подъёмом мощности до 90 процентов. На реакторе левого борта при достижении нормативных 90 процентов мощность самопроизвольно начала снижаться. Это было зафиксировано приборами. Однако оператор продолжил высвобождать реактивность, поднимая компенсирующую решётку реактора. В данной ситуации делать этого не следовало. Реактор в конечном итоге заглушили, но сгорело до 20 процентов тепловыделяющих элементов реактора и ядерное горючее, обладающее мощной гамма-активностью, уже было разнесено по 1-му контуру. Особенно мощную направленность гамма-поток имел в нос и левый борт. Поэтому первыми умерли торпедист (?) и старшина команды штурманских электриков, оказавшиеся в зоне радиоактивного луча.»
.
Далее адмирал Мормуль Н.Г. описывает, как капитан 3-го ранга, начальник химслужбы корабля настойчиво докладывал командиру об угрозе, которая нависла над жизнью людей. Но Леонов с ним не соглашался и предлагал выбросить за борт "неисправные" приборы. Причиной, как далее пишет адмирал, явилась неправильная оценка обстановки командиром корабля. И это несмотря на настойчивые доклады подчинённых специалистов о наличии радиоактивности. В общем, если всё это читать, то первая мысль, которая приходит в голову читателю, что виновником и козлом отпущения является только один человек – командир АПЛ Леонов П.Ф., а также молодой оператор, командир реакторного отсека Офман Матвей. Все остальные подчинённые специалисты, кто тогда находился на ПУ ГЭУ, никакого отношения к аварии не имеют, все они "настойчиво" убеждали командира, доказывали и требовали спасать моряков. Пусть это остаётся на совести адмирала. Не хочу с ним вступать в полемику, тем более что его уже нет в живых. Да и не к чему это, спустя десятилетия после аварии. Завершить эту главу хочу словами ещё одного адмирала, который в своих мемуарах написал: "Советским морякам-подводникам не страшна никакая ядерная авария и радиоактивное облучение. Они всё выдержат!"
Не хотелось бы, чтобы мой читатель вот так думал, как адмирал. У каждого своя судьба!
Глава 14. ЛИКВИДАТОРЫ ЯДЕРНОЙ АВАРИИ
С реактором схватка в неравном бою,
Рентгены тела нам пронзают,
И мощная сила его мегаватт,
Последний парад обещает.
О роли второго экипажа в жизни атомной подводной лодки сегодня очень мало кто знает. Считаю это крайне несправедливым по отношению к тем, кто в нём служил со дня его создания в 1961 году. Самоотверженность, героизм и мужество, проявленное членами второго экипажа в период ликвидации последствий ядерной аварии и проведения научных экспериментов в 1968–1973 годы сегодня не подлежат никаким сомнениям. После ядерной аварии 24 мая 1968 года именно второму экипажу пришлось взять на себя всю работу по ликвидации последствий аварии. Сам процесс ликвидации аварии можно разделить на несколько частей:
– Момент прибытия К-27 к причалу и проведение операции "Мороз". Главной задачей тогда было уменьшение радиационной опасности до приемлемых уровней, для чего и загрузили более 30 тонн мешочков с дробью на выгородку парогенератора левого борта. Для несения вахты на пульте были вызваны все ранее служившие на АПЛ – братья Владимир и Сергей Придатко, Черни В., Додзин В., Невесенко А., Сорокин Ю., Мартемьянов И., Комов Ю. и др. В Гремиху прибыли: академик Александров А., Лауреаты Ленинских и прочих премий Парнев Лев Хаимович, (трижды лауреат), представители всех организаций, которые имели отношение к созданию К-27.
– Конец 1968 года и весь 1969-й. На лодке особых работ не велось, соблюдался режим взрывопожаробезопасности. В 4-м отсеке установили грелки, осмотр отсека производился по графику, снималась карта радиационной обстановки, навешивались свинцовые пластины на места гамма прострелов, всё застилалось пленкой, периодически проводилась дезактивация.
Командир АПЛ К-27 Г. Новицкий с подводниками – слева В.Мазуренко, справа А.Грызлов; стоят: В.Овчинников, Н.Мельник, В.Газин, В.Котельников, Н.Осянин, В.Завизион, Г.Храмцов, З.Митрофанов, А.Кулаков.
Всё это делалось моряками-подводниками в/ч 36180 (командир Новицкий Г.Г.), среди которых: Агафонов Геннадий, Тимонин Вадим, Юрий Коньшин, Владимир Беспалов, Гера Щеглов, Ведерников, Абрамов, Ким Мартыненко, Валерий Ткаченко, Леонид Сивов, мичманы: Иван Ивченко, Иван Фильшин, Феликс Литвиненко, Богдан Ковцун, Анатолий Кавун, Иван Набока, Сергей Овтин и другие.
Так длилось до момента принятия решения на восстановление ЯЭУ правого борта. 17 марта 1970 года было принято решение, которое подписали три заместителя министра: от Средмаша – Семёнов Н.А., Судпрома – Черноверхский, ВМФ –Котов П.Г. Этим решением предписано было выполнить три этапа работ:
1 – измерение радиационной обстановки по левому (аварийному) борту;
2 – разогрев теплоносителя по первому контуру без выхода на энергетическую мощность;
3 – выход на мощность.
Первый этап был выполнен в августе 1970 года. Мне бы хотелось закончить официальную сторону освещения данного вопроса, а потом рассказать, как это происходило устами тех, кто эти работы выполнял тогда в 1970-х годах. Измерения радиационной обстановки (а выполняли эти измерения, в частности, офицеры Агафонов, Ветчинкин, мичман Литвиненко и др.) показали наличие уровней в десятки рентген в час в местах, где надо было работать, обеспечивая разогрев ППУ правого борта. Например, под буферной ёмкостью, где располагались вспомогательные трубопроводы первого контура, разрешалось работать до трёх минут. Выполнялась ли эта норма тогда? Нет. Хотя, конечно, начальство всегда успешно себя ограждало от неприятностей, на всякий случай. Тогда на эти работы было получено разрешение, в частности, персонал, выполняющий эти работы, может получить до полугодовой нормы облучения.
– В октябре 1971 года подали пар на разогрев ППУ, насосы первого контура моряки вращали вручную, находясь в зоне большой радиации. В конце 1972 года удалось правую (не аварийную) ППУ вывести на мощность, которую к концу февраля 1973 года довели до уровня 20% от номинальной.
– 5 марта 1973 года был подписан Акт. Следует сказать, что ещё в 1971 году со стороны подводников и некоторых учёных высказывались сомнения в целесообразности проведения этих работ, которые должны были проводиться в самых сложнейших условиях. Тем более что состояние многих систем ППУ и, в частности, системы обогрева, не обеспечивали надёжную работу для работающих. Но к этому мнению не посчитали нужным прислушаться.
– Только 10 октября 1973 года все работы были прекращены, радиоактивный сплав из первого контура слит (и это тоже выполняли подводники). Тогда же атомная лодка была выведена из эксплуатации. Её начали готовить к захоронению. Оборудование, пригодное для дальнейшего использования, было выгружено (это выполняли тоже моряки), реакторный отсек заполнили фурфуролом и битумом. Когда пишешь эти строки, думаешь, как всё просто. Измерили, подали, вытащили, запустили и так далее. А ведь эти работы выполнялись на корабле не автоматами, а людьми – как военными подводниками, так и гражданскими лицами. На корабле, который весь от первого до девятого отсека находился в зоне радиационного поражения... Моряки-подводники вели работы в зоне ядерного реактора, где излучение превышало все допустимые нормы.
Продолжение следует
Немає коментарів:
Дописати коментар