Николай Гречаник собирался написать книгу о Карибском кризисе. Дневниковые записи он вел с первого и до последнего дня пребывания на Кубе. Им был собран уникальный документальный материал того периода – это как он плыл на Кубу, как прибыл, разгружались, обосновывались, жили, принимали участие в уничтожении американского самолета-разведчика, участие в ликвидации стихии, в результате которой погибли советские солдаты. Как они дружили с простыми кубинцами. В общем, как простой советский офицер, родом из Белоруссии, по приказу Советского правительства, оценивал свое пребывание и интернациональную помощь Кубинской революции.
Отец, как политработник, для поддержки морально-политического и боевого состояния готовил и читал лекции личному составу подразделений, для этого он собрал большой фактический материал об острове Свободы, который позволяет взглянуть его глазами на Кубу 1961-1963 годов. Он попытался оценить сложившуюся обстановку с позиции воина-интернационалиста, воспитанного в духе преданности идеям КПСС и Советского правительства.
Майор Николай Гречаник – воспитанник своей эпохи, честно и добросовестно, как и тысячи других советских людей, с достоинством и честью выполнивший свой интернациональный патриотический долг и со стойкостью перенесший все тяготы и лишения, доставшиеся на его долю. Бесспорно, это были героические дни. Дух кубинской революции витал во всем мире. СССР не мог остаться в стороне от событий на «пылающем острове». Как все это было, отец попытался рассказать в документах собранных им в тот и более поздний период.
Интернациональный долг... Советская Россия, а затем СССР всегда, как требовал закон времени, «протягивали руку интернациональной поддержки братьям по классу» и оказывали политическую, материальную и военную помощь сперва Венгерской Советской Республике в 1919 году, затем Монголии, революционной Испании, Китаю, а после Великой Отечественной – очень многим революционным и национально-освободительным движениям стран Азии, Африки и Латинской Америки. Одна из малоизвестных страниц этой интернациональной помощи и относится к 1962 году, к событиям вокруг острова Свободы – Кубы...
Отец, как политработник, для поддержки морально-политического и боевого состояния готовил и читал лекции личному составу подразделений, для этого он собрал большой фактический материал об острове Свободы, который позволяет взглянуть его глазами на Кубу 1961-1963 годов. Он попытался оценить сложившуюся обстановку с позиции воина-интернационалиста, воспитанного в духе преданности идеям КПСС и Советского правительства.
Майор Николай Гречаник – воспитанник своей эпохи, честно и добросовестно, как и тысячи других советских людей, с достоинством и честью выполнивший свой интернациональный патриотический долг и со стойкостью перенесший все тяготы и лишения, доставшиеся на его долю. Бесспорно, это были героические дни. Дух кубинской революции витал во всем мире. СССР не мог остаться в стороне от событий на «пылающем острове». Как все это было, отец попытался рассказать в документах собранных им в тот и более поздний период.
Интернациональный долг... Советская Россия, а затем СССР всегда, как требовал закон времени, «протягивали руку интернациональной поддержки братьям по классу» и оказывали политическую, материальную и военную помощь сперва Венгерской Советской Республике в 1919 году, затем Монголии, революционной Испании, Китаю, а после Великой Отечественной – очень многим революционным и национально-освободительным движениям стран Азии, Африки и Латинской Америки. Одна из малоизвестных страниц этой интернациональной помощи и относится к 1962 году, к событиям вокруг острова Свободы – Кубы...
28 августа 1962 г. – вторник
Сегодня с наступлением темноты от порта Феодосии вышли в плавание на торговом судне «Ленинский Комсомол». Все специалисты долго стояли на палубе, прощаясь с родными берегами, пока не скрылись за горизонтом огни Феодосии. Каждый из нас, когда отчаливало судно от пирса, бросил в Черное море монету, такова традиция у всех, кто уходит в плавание в далекие края.
Итак, после длительного сбора и передислокации мы идем по Черному морю, но определенно никто не знает куда. Много различных предположений: возможно в Египет или в Индонезию, но большая часть предположений, что пойдем на Кубу. Большинство наших специалистов предполагают, что путь наш – к далекому острову Свободы – к героическому кубинскому народу.
Старшие специалисты разместились в каютах, потеснив экипаж команды судна, накоротке уже успели познакомиться с членами экипажа.
Медленно отходим от пирса, машем в ответ оставшимся и провожающим нас. Быстро удаляется судно от берега, который словно уплывает от нас и постепенно исчезает в вечерних сумерках. Не могу изложить все те чувства, мысли, которые вдруг нахлынули. Стремился навсегда запечатлеть в своей памяти: и этот теплый южный летний вечер Крыма, и удаляющийся берег, сотни огней, освещающих улицы города, и это звездное вечернее небо юга – все, все, что так дорого русскому человеку в родной стране. В стране, где родился, рос и учился, где видел, как с тобой растет и страна твоя, растут города, становятся в строй все новые и новые заводы, прокладываются дороги, сходят с конвейера новые автомобили. А сколько вокруг замечательных людей, молодых жизнерадостных, веселых и счастливых...
Итак, после длительного сбора и передислокации мы идем по Черному морю, но определенно никто не знает куда. Много различных предположений: возможно в Египет или в Индонезию, но большая часть предположений, что пойдем на Кубу. Большинство наших специалистов предполагают, что путь наш – к далекому острову Свободы – к героическому кубинскому народу.
Старшие специалисты разместились в каютах, потеснив экипаж команды судна, накоротке уже успели познакомиться с членами экипажа.
Медленно отходим от пирса, машем в ответ оставшимся и провожающим нас. Быстро удаляется судно от берега, который словно уплывает от нас и постепенно исчезает в вечерних сумерках. Не могу изложить все те чувства, мысли, которые вдруг нахлынули. Стремился навсегда запечатлеть в своей памяти: и этот теплый южный летний вечер Крыма, и удаляющийся берег, сотни огней, освещающих улицы города, и это звездное вечернее небо юга – все, все, что так дорого русскому человеку в родной стране. В стране, где родился, рос и учился, где видел, как с тобой растет и страна твоя, растут города, становятся в строй все новые и новые заводы, прокладываются дороги, сходят с конвейера новые автомобили. А сколько вокруг замечательных людей, молодых жизнерадостных, веселых и счастливых...
29 августа – среда
Наше судно вошло в Босфор. Я внимательно всматривался то в один, то в другой берег. Справа по борту берег был совсем рядом. Видны были укрепления, башни в скалах, поднимавшиеся веером вверх. Изнутри они освещались прожекторами огненного цвета, создавая картину бушующего пламени. Это было великолепное зрелище, но жаль, что нельзя было долго любоваться этой картиной, хотелось, как можно больше запечатлеть в памяти все, что окружало нас, когда мы шли по этим экзотическим местам. Но вдали показалось море огней, и сразу перед взором предстал вечерний Стамбул. На горизонте отчетливо видны были военные судна, черные силуэты которых отчетливо вырисовывались на фоне освещенного города. Это были военные корабли 6-го американского военного флота, мимо которых мы проходили совсем близко. Одно из них начало сигналить нам. Отчетливо были видны здания, движение машин по набережной Стамбула. Идем почти рядом с берегом. Правда темнота скрадывает расстояние, и я не могу точно еще определить на каком мы расстоянии от берега. Видно много гуляющих, а кругом море огней, которые сияют разноцветными оттенками, переливаясь в воде. Ясно видно очертание улиц, освещенных лампами дневного света. Особенно ярко выделяется одна широкая магистраль, уходящая вверх от пролива, которая освещена каким-то ярким голубоватым светом (говорили, что это магистраль ведет к американскому военному аэродрому). Но больше всего поразил меня своей иллюминацией дворец шаха на берегу пролива. Цветные гирлянды красных, голубых, зеленых огней вырисовывали дворец. Прекрасен вечером Стамбул. Так я простоял на палубе до тех пор, пока не прошли Босфорский пролив.
Придя в каюту, я долго еще не мог уснуть, все еще был под впечатлением только что проплывшей мимо меня картины, а также всплыла мысль о том, что не известно, куда мы идем, что ждет впереди. В кают-компании опять обсуждался этот вопрос – каков же наш порт назначения Египет, Индонезия или Куба? Хотелось, быстрее выйти в Средиземное море, тогда уже будет точно известен наш маршрут. Тем более говорили, что у капитана корабля имеется секретный пакет, который он должен будет вскрыть именно в Средиземном море.
Придя в каюту, я долго еще не мог уснуть, все еще был под впечатлением только что проплывшей мимо меня картины, а также всплыла мысль о том, что не известно, куда мы идем, что ждет впереди. В кают-компании опять обсуждался этот вопрос – каков же наш порт назначения Египет, Индонезия или Куба? Хотелось, быстрее выйти в Средиземное море, тогда уже будет точно известен наш маршрут. Тем более говорили, что у капитана корабля имеется секретный пакет, который он должен будет вскрыть именно в Средиземном море.
3 сентября – понедельник
Утром проходим Гибралтар. Этого утра мы ждали еще и потому, что с выходом в Атлантический океан, будет вскрыт пакет, и мы узнаем порт нашего назначения – конечный наш маршрут. Вдали у самого горизонта видны были очертания береговой линии. Но из-за морской водной дали трудно было рассмотреть их, и создавалось впечатление, что это какая-то необитаемая земля.
Новым в это утро было то, что прозвучал по радио сигнал «воздух», и над судном появился французский двухтурбинный самолет, который начал свой пиратский облет. Сделав несколько облетов судна на небольшой высоте, он ушел в сторону своей базы. Так впервые пришлось воочию наблюдать, присутствовать, быть очевидцем пиратских облетов, о которых совсем недавно читал в печати и смотрел снимки.
Был прекрасный солнечный день. И вот мы узнали, что идем на Кубу. Порт нашего назначения – Сантьяго-де-Куба. Впереди еще нас ждала длинная дорога по водам Атлантического океана.
Далекая Куба! Как жаль, что я так мало знаю об этой стране Карибского моря. Те скудные знания, которыми я располагал из газет и по школьным учебникам не давали полного представления и не могли удовлетворить меня. Знаю только по отрывочным данным, что героический Кубинский народ совершил революцию и пошел по пути построения социализма. Весь наполнен какими-то особыми чувствами – радость и гордость, что я увижу Остров Свободы, увижу тропическую растительность, увижу героический кубинский народ и побываю так далеко от Родины, за границей. Трудно описать все те чувства, которые наполняли меня в то время, когда стало известно, что идем на Кубу.
Испытывал чувство гордости за то, что мы русские друзья кубинского народа, протягиваем им руку дружбы и помощи, которые борются за свое счастье и свою независимость.
Новым в это утро было то, что прозвучал по радио сигнал «воздух», и над судном появился французский двухтурбинный самолет, который начал свой пиратский облет. Сделав несколько облетов судна на небольшой высоте, он ушел в сторону своей базы. Так впервые пришлось воочию наблюдать, присутствовать, быть очевидцем пиратских облетов, о которых совсем недавно читал в печати и смотрел снимки.
Был прекрасный солнечный день. И вот мы узнали, что идем на Кубу. Порт нашего назначения – Сантьяго-де-Куба. Впереди еще нас ждала длинная дорога по водам Атлантического океана.
Далекая Куба! Как жаль, что я так мало знаю об этой стране Карибского моря. Те скудные знания, которыми я располагал из газет и по школьным учебникам не давали полного представления и не могли удовлетворить меня. Знаю только по отрывочным данным, что героический Кубинский народ совершил революцию и пошел по пути построения социализма. Весь наполнен какими-то особыми чувствами – радость и гордость, что я увижу Остров Свободы, увижу тропическую растительность, увижу героический кубинский народ и побываю так далеко от Родины, за границей. Трудно описать все те чувства, которые наполняли меня в то время, когда стало известно, что идем на Кубу.
Испытывал чувство гордости за то, что мы русские друзья кубинского народа, протягиваем им руку дружбы и помощи, которые борются за свое счастье и свою независимость.
10 сентября – понедельник
Идут тринадцатые сутки нашего путешествия. Погода установилась исключительно хорошая и на длительное время. Днем стояла самая настоящая тропическая жара, которая незначительно смягчается водами океана. По имеющимся данным через несколько дней причалим к берегам Кубы. А обстановка в мире все более и более осложняется. Мы внимательно следим за радиопереговорами, из которых узнаем, что особенно она обостряется в районе Карибского моря. Это вызывает озабоченность среди наших специалистов.
Сегодня стало известно, что порт назначения известен, вместо Сантьяго-де-Куба дали другой. Радиопередач из Москвы теперь почти не слышно уже несколько дней. С большим трудом мы принимаем последние известия из Киева, но из-за большого треска и шума половина передачи нельзя отчетливо понять. Периодически проводим совещания в связи со сложившейся обстановкой. Нас инструктируют быть готовыми к любым неожиданностям. Можно ожидать любых провокаций со стороны империалистов США. Не исключены и пиратские действия по отношению нашего судна. Ситуация сложная. Нельзя предвидеть всего, что нас ожидает от действий агрессоров империализма. Но каждый из нас проявляет спокойствие и выдержку. После обеда я долго беседовал со своими специалистами, подробно информировал их о международном положении в мире, но больше всего всех их интересует обстановка в Карибском море. День прошел хорошо. Вечером долго бродил по палубе. Встретилось нам одно судно, которое шло по направлению Канады.
Сегодня стало известно, что порт назначения известен, вместо Сантьяго-де-Куба дали другой. Радиопередач из Москвы теперь почти не слышно уже несколько дней. С большим трудом мы принимаем последние известия из Киева, но из-за большого треска и шума половина передачи нельзя отчетливо понять. Периодически проводим совещания в связи со сложившейся обстановкой. Нас инструктируют быть готовыми к любым неожиданностям. Можно ожидать любых провокаций со стороны империалистов США. Не исключены и пиратские действия по отношению нашего судна. Ситуация сложная. Нельзя предвидеть всего, что нас ожидает от действий агрессоров империализма. Но каждый из нас проявляет спокойствие и выдержку. После обеда я долго беседовал со своими специалистами, подробно информировал их о международном положении в мире, но больше всего всех их интересует обстановка в Карибском море. День прошел хорошо. Вечером долго бродил по палубе. Встретилось нам одно судно, которое шло по направлению Канады.
11 сентября – вторник
Четырнадцатые сутки в пути. Установилась чудесная погода. Исключительно прекрасные лунные ночи в океане. Неожиданно мои размышления прервал сигнал «воздух». Это было так неожиданно, что какие-то доли секунды еще не дошло до сознания смысл этого тревожного сигнала. Почти на всем протяжении следования таких сигналов мы не слышали, пересекая океан. И вот вблизи появляется... реактивный американский самолет. Мигая красными аэроогнями, на бреющем полете, он стремительно шел навстречу нашему судну, облетая его слева по борту. Наступал вечер, тихий вечер в океане, но он нарушился ревом двигателей военного самолета, проносящегося ниже мачт нашего теплохода. Сделав разворот, он пролетел справа по борту на уровне почти нашей палубы, обдав нас запахом сгорающего керосина. Это был настоящий пиратский облет, пренебрегая всяким международным правом, самолет США атаковал наше гражданское судно на такой высоте и близости от берега, что было, разумеется, чрезвычайно опасно.
Меня этот сигнал застал на самой верхней палубе, где я продолжал оставаться, наблюдая за пиратским полетом военного самолета США. Психологическая атака следовала одна за другой. Самолет проносился то справа, то слева по борту ниже мачт. Затем сделал разворот, и справа по борту понесся прямо на центр судна. Аэронавигационные огни, вырисовывающие силуэт самолета, с огромной скоростью приближались к нам, и в вечерней темноте казалось, что еще какое-то мгновение, и самолет врежется в центр судна или упадет прямо на палубу. Я даже невольно на какую-то долю секунды окинул взглядом то место, где он может упасть или проскочить между мачтами по центру судна. В это мгновение я находился в каком-то оцепенении и только инстинктивно подался ближе к шлюпке, около которой находился. Вдруг мелькнуло желание укрыться в коридор, чтобы не видеть падения самолета и всех последующих последствий. Но вдруг у самого правого борта самолет резко сделал крен с поворотом влево, но высота полета была такой, что он зацепил плоскостью за морскую волну и упал в океан. Слышен был удар. Сильным или слабым он был, я определить не мог, но он напоминал вроде удара рукой по листу бумаги. И в этот же миг потухли аэронавигационные огни самолета, но сам самолет продолжал находиться на поверхности, покачиваясь на волнах. Мысленно определил расстояние, хотя сумерки и скрадывали его, по-моему, это было в 200 метрах, не больше, от судна. Очень отчетливо был виден самолет, державшийся на волнах. Весь мой взор был устремлен на фонарь кабины самолета, надеялся увидеть, как он откроется и покажется летчик, но ничего разобрать не мог. Наше судно быстро продвигалось вперед, и разрыв в расстоянии очень быстро увеличивался. Я продолжал стоять на месте и наблюдал за всем происходящим.
Судно резко сбавило ход. Шлюпочной команде был объявлен «аврал». Кто-то из матросов бросил спасательный круг. Все это происходило настолько быстро и последовательно, что уловить все в деталях было невозможно. Чувствовался опыт в таких ситуациях у членов команды. Одна команда за другой следовала с капитанского мостика. Сразу развернуть судно было невозможно. Эта махина стремительно продолжала еще двигаться по инерции, но затем мы развернулись и пошли к тому месту, где упал самолет. Однако на месте падения никого самолета не было видно, не спасся, по-видимому, и летчик. Мои предположения были, что при ударе заклинило фонарь кабины, или летчик потерял сознание и не смог выбраться. Некоторое время прожектора освещали поверхность океана вокруг нашего судна в надежде найти летчика, но кроме слегка пенящихся волн ничего не было видно.
Наше судно снова легло на свой прежний курс. Я с группой товарищей продолжал оставаться на прежнем месте. Началось обсуждения произошедшего. Вся увиденная только что картина, продолжала стоять перед глазами. Как все странно. Всего несколько минут тому назад в этой пучине океана погиб человек, а ведь совсем недавно он и не предполагал, что отправился в свой последний трагический полет... Но возникал вопрос, почему он облетал наше судно, советское торговое судно, на такой высоте, кто заставлял осуществлять эти пиратские облеты мирных торговых судов на трагически опасных высотах. Чье задание он выполнял?
А возможно это провокация? Возможно это предлог для агрессии? Предлог для пиратского нападения на наше торговое судно? Ведь таких примеров в истории империалистов есть весьма много. Дабы спровоцировать какой-нибудь акт, они идут на умышленные жертвы своих людей, а затем обвиняют выбранную заранее свою жертву. Почему и сейчас не согласиться с тем, что, дескать, наше торговое судно виновно в гибели военного летчика и самолета, ведь можно сфабриковать дело так, что самолет был нами сбит, а не упал по вине пилота, осуществлявшего свой рискованный пиратский облет на бреющем полете. Такие мысли волновали не только одного меня, но и всех наших специалистов. Возникал риторический вопрос – успел ли передать сигнал бедствия погибающий летчик, когда зацепил плоскостью самолета за волну при падении, или нет? От этого зависело многое, а возможно и наша судьба в дальнейшем, вернее, в эту ночь. Второе, как быть с радиограммой, в которой необходимо было сообщить координаты падения самолета. Капитан Куть принял решение радиограммы не давать, а завтра об этом будет сообщено устно, когда придем в порт назначения.
В эту ночь большинство из нас долго не спали под впечатлением случившейся трагедии. Многие открыто высказывали предположения, что можно ожидать провокацию. Некоторые даже проверяли наличие спасательных поясов на всякий случай, если...
В этот же день мы наблюдали перископ подводной лодки, но чьей никто не знал. На душе было тревожно.
Уже позже, от моряков, мы узнали, что и наш подводный флот был задействован в этой операции...
Меня этот сигнал застал на самой верхней палубе, где я продолжал оставаться, наблюдая за пиратским полетом военного самолета США. Психологическая атака следовала одна за другой. Самолет проносился то справа, то слева по борту ниже мачт. Затем сделал разворот, и справа по борту понесся прямо на центр судна. Аэронавигационные огни, вырисовывающие силуэт самолета, с огромной скоростью приближались к нам, и в вечерней темноте казалось, что еще какое-то мгновение, и самолет врежется в центр судна или упадет прямо на палубу. Я даже невольно на какую-то долю секунды окинул взглядом то место, где он может упасть или проскочить между мачтами по центру судна. В это мгновение я находился в каком-то оцепенении и только инстинктивно подался ближе к шлюпке, около которой находился. Вдруг мелькнуло желание укрыться в коридор, чтобы не видеть падения самолета и всех последующих последствий. Но вдруг у самого правого борта самолет резко сделал крен с поворотом влево, но высота полета была такой, что он зацепил плоскостью за морскую волну и упал в океан. Слышен был удар. Сильным или слабым он был, я определить не мог, но он напоминал вроде удара рукой по листу бумаги. И в этот же миг потухли аэронавигационные огни самолета, но сам самолет продолжал находиться на поверхности, покачиваясь на волнах. Мысленно определил расстояние, хотя сумерки и скрадывали его, по-моему, это было в 200 метрах, не больше, от судна. Очень отчетливо был виден самолет, державшийся на волнах. Весь мой взор был устремлен на фонарь кабины самолета, надеялся увидеть, как он откроется и покажется летчик, но ничего разобрать не мог. Наше судно быстро продвигалось вперед, и разрыв в расстоянии очень быстро увеличивался. Я продолжал стоять на месте и наблюдал за всем происходящим.
Судно резко сбавило ход. Шлюпочной команде был объявлен «аврал». Кто-то из матросов бросил спасательный круг. Все это происходило настолько быстро и последовательно, что уловить все в деталях было невозможно. Чувствовался опыт в таких ситуациях у членов команды. Одна команда за другой следовала с капитанского мостика. Сразу развернуть судно было невозможно. Эта махина стремительно продолжала еще двигаться по инерции, но затем мы развернулись и пошли к тому месту, где упал самолет. Однако на месте падения никого самолета не было видно, не спасся, по-видимому, и летчик. Мои предположения были, что при ударе заклинило фонарь кабины, или летчик потерял сознание и не смог выбраться. Некоторое время прожектора освещали поверхность океана вокруг нашего судна в надежде найти летчика, но кроме слегка пенящихся волн ничего не было видно.
Наше судно снова легло на свой прежний курс. Я с группой товарищей продолжал оставаться на прежнем месте. Началось обсуждения произошедшего. Вся увиденная только что картина, продолжала стоять перед глазами. Как все странно. Всего несколько минут тому назад в этой пучине океана погиб человек, а ведь совсем недавно он и не предполагал, что отправился в свой последний трагический полет... Но возникал вопрос, почему он облетал наше судно, советское торговое судно, на такой высоте, кто заставлял осуществлять эти пиратские облеты мирных торговых судов на трагически опасных высотах. Чье задание он выполнял?
А возможно это провокация? Возможно это предлог для агрессии? Предлог для пиратского нападения на наше торговое судно? Ведь таких примеров в истории империалистов есть весьма много. Дабы спровоцировать какой-нибудь акт, они идут на умышленные жертвы своих людей, а затем обвиняют выбранную заранее свою жертву. Почему и сейчас не согласиться с тем, что, дескать, наше торговое судно виновно в гибели военного летчика и самолета, ведь можно сфабриковать дело так, что самолет был нами сбит, а не упал по вине пилота, осуществлявшего свой рискованный пиратский облет на бреющем полете. Такие мысли волновали не только одного меня, но и всех наших специалистов. Возникал риторический вопрос – успел ли передать сигнал бедствия погибающий летчик, когда зацепил плоскостью самолета за волну при падении, или нет? От этого зависело многое, а возможно и наша судьба в дальнейшем, вернее, в эту ночь. Второе, как быть с радиограммой, в которой необходимо было сообщить координаты падения самолета. Капитан Куть принял решение радиограммы не давать, а завтра об этом будет сообщено устно, когда придем в порт назначения.
В эту ночь большинство из нас долго не спали под впечатлением случившейся трагедии. Многие открыто высказывали предположения, что можно ожидать провокацию. Некоторые даже проверяли наличие спасательных поясов на всякий случай, если...
В этот же день мы наблюдали перископ подводной лодки, но чьей никто не знал. На душе было тревожно.
Уже позже, от моряков, мы узнали, что и наш подводный флот был задействован в этой операции...
Герои Саргассова моря
Самой яростной, самой опасной схваткой советского и американского флота за все десятилетия «холодной войны» была та, что разыгралась осенью 1962 года. В ответ на морскую блокаду США Кубы Н. Хрущев приказал бросить в Карибское море подводные лодки. В случае перехвата советских судов, они должны были нанести по американским кораблям удар из-под воды.
Генсек и министр обороны полагали, что в зону конфликта ушли подводные атомные крейсера. Но единственный пока что на флоте атомный ракетоносец «К-19» находился после тяжелой аварии в ремонте, а все остальные атомарины только-только вводились в строй. Выбор пал на 4-ю эскадру дизельных подводных лодок в Полярном. А там нашли, что лучше всего к реальным боевым действиям готова 69-я бригада, точнее, ее ядро в составе больших торпедных субмарин «Б-4», «Б-36» «Б-59» и «Б-130» – «букашек», как называли их моряки.
Это была самая настоящая авантюра, вызванная обстоятельствами почти что военного времени: направить подводные лодки, приспособленные к условиям Арктики, в жаркие тропические моря. Еще ни одна советская субмарина не взрезала своими винтами глубины Бермудского треугольника, не бороздила Саргассово море, не форсировала забитые рифами проливы между Багамскими островами. Но самое главное, что и военная наша разведка не знала толком, какие ловушки противолодочной обороны США приготовлены на случай большой войны. Никто не знал, сколько противолодочных авианосцев и других кораблей бросит Пентагон на поиск советских подлодок. Шли в неведомое... Напрягало нервы и то, что впервые подводники брали с собой в дальний поход торпеды с ядерными зарядами (?) – по одной на каждую лодку!
В самый последний момент новоиспеченный контр-адмирал, командир 69-й бригады, слег в госпиталь. Его военный опыт четко просчитывал: шансов на успех нет. И тогда флагманом почти что обреченной четверки назначили капитана I ранга Виталия Агафонова.
Итак, за островом Кильдин подводные лодки погрузились и двинулись на запад походным строем.
И пошли корабельные лаги отсчитывать мили и моря. Сначала проскользнули незамеченными между самым северным мысом Европы Нордкап и норвежским островом Медвежий. Затем так же скрытно форсировали Фареро-Исладский рубеж. Наконец, вышли в просторы Атлантики и взяли курс на Бермудские острова.
Надвигался самый главный рубеж – между островом Ньюфаундленд и Азорским архипелагом. Здесь по морскому дну стекались тысячи километров кабелей, связывающих разбросанные по вершинам подводных гор гидрофоны-слухачи. Система «Цезарь» была приготовлена на случай большой войны в океане, и случай этот, посчитали американцы, наступил: систему ввели в боевой режим. Операторы сразу же засекли технические шумы в глубинах.
– Куда ни уйдешь – всюду тебя поджидают! – рассказывал бывший помощник командира «Б-36» Анатолий Андреев. – Мы даже стали думать, что в Главном штабе ВМФ засел шпион, который четко отслеживал все наши маневры.
Первым испил горькую чашу этого похода экипаж подводной лодки «Б-130». Ею командовал капитан II ранга Николай Шумков. В одну из сентябрьских ночей 1962 года, разрядив аккумуляторную батарею, субмарина всплыла в надводное положение. И сразу же на нее пошли со всех четырех сторон американские эсминцы, давно поджидавшие загнанную добычу.
– Срочное погружение! – скомандовал Шумков. – Все вниз!
Корабли неслись на всех парах с явным намерением таранить русскую лодку. От удара по корпусу спасли двадцать метров уже набранной глубины. Вой рубящих воду винтов пронесся над головами подводников... Срочное погружение лишь спасло от тарана, но не от глубинных бомб. Грохнуло справа, слева, над головой... Будь у Шумкова нервы послабее, он ответил бы на бомбежку торпедным залпом.
От взрыва одной из гранат заклинило носовые рули глубины. К тому же хлынула струя забортной воды в электротехнический отсек. Глубиномер показывал 160 метров, а до грунта – аж пять с половиной километров!
Корпус лодки звенел, будто по нему хлестали бичами. Эсминцы, нащупав ультразвуковыми лучами стальную акулу, взяли ее «в клещи». Шумков попытался вырваться из них на жалких остатках энергозапасов. Он приказал выключить электроплиты камбуза и уменьшить до предела освещение в отсеках. В душной жаркой полутьме застыли у приборов люди с полотенцами на шее. «Удивить американцев мы могли только одним, – рассказывал Шумков, – развернуться на циркуляции и рвануть в сторону Америки. Что мы и сделали...».
Эсминцы-охотники и в самом деле не ожидали этого. Полуживая «рыбина» вырвалась из сети гидролокаторных лучей и на пределе сил вышла из зоны слежения. «Б-130» уходила от преследователей со скоростью... пешехода. Знать бы Шумкову тогда, какой переполох вызвал его четырехчасовый отрыв на противолодочном авианосце «Эссекс». В воздух поднялись все палубные самолеты и вертолеты корабля. Эсминцы строем фронта бороздили квадрат за квадратом. Искали лодку всей мощью поисковой радиоэлектроники – под водой и над водой.
Шумков оглядел мокрые изможденные лица моряков. Заросшие черной щетиной, четвертые сутки они дышали не воздухом даже – чудовищным аэрозолем из паров соляры, гидравлики, серной кислоты и прочих аккумуляторных газов. Эта адская взвесь разъедала не то, что легкие – поролоновые обрезки, которыми были набиты подушки.
– По местам стоять! К всплытию! – скрепя сердцем, скомандовал Шумков.
Американские вертолетчики с напряжением следили, как в прозрачной синеве водной толщи смутно забрезжило длинное тело лодки. Она всплыла в позиционное положение. Эсминцы сразу взяли субмарину в тесное кольцо...
В Москву полетела неслыханная шифрограмма: «Вынужден всплыть. Широта... Долгота... Окружен четырьмя эсминцами США. Имею неисправные дизели и полностью разряженную батарею. Пытаюсь отремонтировать один из дизелей. Жду указаний. Командир ПЛ «Б-130». Этот текст радиотелеграфисты выбрасывали в эфир 17 раз. Американцы забивали канал связи помехами. Понадобилось шесть часов, чтобы Москва узнала о беде «сто тридцатки». С грехом пополам наладили один дизель и медленно двинулись на норд-ост – на встречу с высланным спасательным судном. Эсминцы сопровождали лодку до точки рандеву, пока не убедились, что ее взяли на буксир...
Через несколько суток участь шумковской лодки разделила и «Б-36», которой командовал бывалый подводник капитан II ранга Алексей Дубивко. Она почти что прорвалась в Карибское море и уже вошла в пролив Кайкос – главные ворота в гряде Багамских островов. Однако неожиданное распоряжение Главного штаба заставило ее выйти из пролива и занять позицию поодаль. Этот, до сих пор непонятный Дубивко приказ, навлек на «тридцать шестерку» позор принудительного всплытия. Все было почти что так, как у Шумкова. После двухсуточного поединка с кораблями-охотниками, полностью разрядив батарею, «Б-36» всплыла на радость супостату.
«Нужна ли помощь? – запросил по свотосемафору флагманский эсминец «Чарльз Сесил», не сводя с лодки наведенных орудий. «Благодарю. В помощи не нуждаюсь. Прошу не мешать моим действиям», – ответил Дубовко.
После совета в офицерской кают-компании командир, человек хитроумный от природы, составил себе план действий. Главная роль в нем отводилась гидроакустикам. В нужный момент, настроившись на частоту гидролокатора «Чарльз Сесила», они должны были забить его своими импульсами. Когда дежурная пара самолетов «Си Кинг» улетела заправляться на авианосец, а их сменщики еще раскручивали на палубе винты, Дубивко скомандовал: «Срочное погружение!» Никогда еще лодки не погружались столь стремительно. Дубивко круто изменил курс и поднырнув под флагманский эсминец. Затем «спикировал» на двести метров вниз и на полном ходу, описав полукруг, лег на обратный курс – прочь от Кубы. Все это время гидроакустики слепили экраны своих коллег-противников на эсминце. Так и ушли, вырвавшись из «акульей клетки»...
– Ну, теперь Кеннеди даст им деру! – радовались в отсеках.
Видимо, и в самом деле дал, поскольку американские противолодочники, озверев от выходок русских, вовсю отыгрались на третьей субмарине – «Б-59» (командир – капитан II ранга Валентин Савицкий). Она тоже была вынуждена всплыть – посреди поискового ордера в миле от авианосца «Рэндолф». В предрассветной темени на лодку спикировал палубный штурмовик «Треккер». Душераздирающий рев моторов, снопы мощных прожекторов оглушили и ослепили всех, кто стоял на мостике. В следующую секунду из-под крыльев самолета вырвались огненные трассы, которые вспороли море по курсу «Б-59». Не успели опасть фонтаны поднятой снарядами воды, как с правого борта пронесся на высоте поднятого перископа второй штурмовик, подкрепив прожекторную атаку пушечной очередью по гребням волн. За ним пролетел третий «Треккер», разрядив свои пушки вдоль борта беспомощной субмарины. Потом – четвертый, пятый... седьмой... десятый... двенадцатый...
Едва закончилась эта воздушно-огненная феерия, как к лодке рванулся эсминец «Бэрри», должно быть, полюбоваться произведенным впечатлением. С кормы, справа и слева подходили еще три его собрата.
– Чей корабль? Назовите номер! Застопорьте ход – запросы и команды неслись с «Бэрри» на русском языке. По-русски отвечал и Савицкий, направив в сторону эсминца раструб видавшего виды «матюгальника»:
– Корабль принадлежит Советскому Союзу! Следую своим курсом. Ваши действия ведут к опасным последствиям!
С антенны «Б-59» срывалась одна и та же шифровка, адресованная в Москву: «Вынужден всплыть... Подвергаюсь постоянным провокациям американских кораблей...Прошу дальнейших указаний». В эфире во всю молотили американские «глушилки». Только с сорок восьмой попытки (!) Москва услышала, наконец, голос Савицкого...
«Б-59» шла в окружении четырех эскадренных миноносцев. Единственное направление, которое они не могли преградить, это путь вниз – в глубину. Савицкого подстраховывал на подходе начальник штаба бригады капитана II ранга Василий Архипов. Вдвоем они продумали замечательный фортель...
...С мостика «Бэрри» заметили, как два полуголых русских матроса вытащили на кормовую надстройку фанерный ящик, набитый бумагами. Раскачав увесистый короб, они швырнули его в море. Увы, он не захотел тонуть. И бдительный эсминец двинулся за добычей. Когда дистанция между ними и субмариной увеличилась до пяти кабельтовых (чуть меньше километра), подводная лодка в три мгновения ока исчезла с поверхности моря! Нетрудно представить, что изрек командир «Бэрри», вытаскивая из ящика размокшие газеты «На страже Заполярья», конспекты классиков марксизма-ленинизма и прочие «секретные документы»!
Уйдя на глубину в четверть километра, Савицкий выстрелил из кормовых торпедных аппаратов имитаторы шумов гребных винтов. Так ящерицы отбрасывают хвост, отвлекая преследователей. Пока американские акустики гадали, где истинная цель, где ложная, «Б-59» еще раз изменила курс и глубину, а потом, дав полный ход, навсегда исчезла для своих недругов...
Только одна лодка «Б-4» из всего отряда – та самая, на которой находился комбриг Агафонов, – ни разу не показала свою рубку американцам. Конечно, ей тоже порядком досталось: и ее загоняли под воду самолеты, и по ее бортам хлестали взрывы глубинных гранат, но военная ли удача, а пуще – опыт двух подводных асов – Виталия Агафонова и командира, капитана II ранга Рюрика Кетова, уберегли ее от всплытия под конвоем.
В Полярный вернулись перед самым Новым годом. Вернулись все – целые и невредимые. Вернулись без единого трупа на борту, чего не скажешь об иных, куда более мирных «автономках». Встречали бригаду хмуро. Из Москвы уже приехали, как выразился один из командиров, «седые мужчины с большими лопатами – дерьмо копать». У комиссии из Главного штаба была одна задача: назначить виновных «за потерю скрытности». Лишь профессионалы понимали, какую беспрецедентную задачу выполнили экипажи четырех лодок. «Живыми не ждали!» – честно признавались они. Понимал это и командующий Северным флотом адмирал Владимир Касатонов, который-то и не дал на заклинание ушлым москвичам своих подводников. Более того подписал наградные листы на всех отличившихся. Но в Москве эти представления положили под сукно...
На десятилетия, как в недоброй сказке, была заколдована слава 69-й бригады дизельных подводных лодок Северного флота. Бесценный боевой опыт засекретили и хранили за семью печатями, доводя его до специалистов лишь «в части касающейся». Низкий поклон контр-адмиралу Георгию Костеву, который первым публично поведал о подвиге своих товарищей по оружию.
Национальный герой России (даром, что ей неведомый) капитан I ранга в отставке Виталий Наумович Агафонов живет ныне у черта на куличиках – на дальней окраине Москвы, за Выхино, на улице Старый Гай. Комбрига и его подводников американские телекомментаторы называли «пиратами Саргассова моря». Соседи Агафонова здорово бы удивились, если бы им сказали, что этот седенький божий одуванчик был когда-то главой «пиратов».
– Возможно, американцы и считали нас пиратами, – усмехается Агафонов, – но для кубинцев и для советского контингента войск на Кубе мы были прорывателями блокады, героями Карибского кризиса...
Вот, какие сложности, пришлось пережить нашим подводникам.
Генсек и министр обороны полагали, что в зону конфликта ушли подводные атомные крейсера. Но единственный пока что на флоте атомный ракетоносец «К-19» находился после тяжелой аварии в ремонте, а все остальные атомарины только-только вводились в строй. Выбор пал на 4-ю эскадру дизельных подводных лодок в Полярном. А там нашли, что лучше всего к реальным боевым действиям готова 69-я бригада, точнее, ее ядро в составе больших торпедных субмарин «Б-4», «Б-36» «Б-59» и «Б-130» – «букашек», как называли их моряки.
Это была самая настоящая авантюра, вызванная обстоятельствами почти что военного времени: направить подводные лодки, приспособленные к условиям Арктики, в жаркие тропические моря. Еще ни одна советская субмарина не взрезала своими винтами глубины Бермудского треугольника, не бороздила Саргассово море, не форсировала забитые рифами проливы между Багамскими островами. Но самое главное, что и военная наша разведка не знала толком, какие ловушки противолодочной обороны США приготовлены на случай большой войны. Никто не знал, сколько противолодочных авианосцев и других кораблей бросит Пентагон на поиск советских подлодок. Шли в неведомое... Напрягало нервы и то, что впервые подводники брали с собой в дальний поход торпеды с ядерными зарядами (?) – по одной на каждую лодку!
В самый последний момент новоиспеченный контр-адмирал, командир 69-й бригады, слег в госпиталь. Его военный опыт четко просчитывал: шансов на успех нет. И тогда флагманом почти что обреченной четверки назначили капитана I ранга Виталия Агафонова.
Итак, за островом Кильдин подводные лодки погрузились и двинулись на запад походным строем.
И пошли корабельные лаги отсчитывать мили и моря. Сначала проскользнули незамеченными между самым северным мысом Европы Нордкап и норвежским островом Медвежий. Затем так же скрытно форсировали Фареро-Исладский рубеж. Наконец, вышли в просторы Атлантики и взяли курс на Бермудские острова.
Надвигался самый главный рубеж – между островом Ньюфаундленд и Азорским архипелагом. Здесь по морскому дну стекались тысячи километров кабелей, связывающих разбросанные по вершинам подводных гор гидрофоны-слухачи. Система «Цезарь» была приготовлена на случай большой войны в океане, и случай этот, посчитали американцы, наступил: систему ввели в боевой режим. Операторы сразу же засекли технические шумы в глубинах.
– Куда ни уйдешь – всюду тебя поджидают! – рассказывал бывший помощник командира «Б-36» Анатолий Андреев. – Мы даже стали думать, что в Главном штабе ВМФ засел шпион, который четко отслеживал все наши маневры.
Первым испил горькую чашу этого похода экипаж подводной лодки «Б-130». Ею командовал капитан II ранга Николай Шумков. В одну из сентябрьских ночей 1962 года, разрядив аккумуляторную батарею, субмарина всплыла в надводное положение. И сразу же на нее пошли со всех четырех сторон американские эсминцы, давно поджидавшие загнанную добычу.
– Срочное погружение! – скомандовал Шумков. – Все вниз!
Корабли неслись на всех парах с явным намерением таранить русскую лодку. От удара по корпусу спасли двадцать метров уже набранной глубины. Вой рубящих воду винтов пронесся над головами подводников... Срочное погружение лишь спасло от тарана, но не от глубинных бомб. Грохнуло справа, слева, над головой... Будь у Шумкова нервы послабее, он ответил бы на бомбежку торпедным залпом.
От взрыва одной из гранат заклинило носовые рули глубины. К тому же хлынула струя забортной воды в электротехнический отсек. Глубиномер показывал 160 метров, а до грунта – аж пять с половиной километров!
Корпус лодки звенел, будто по нему хлестали бичами. Эсминцы, нащупав ультразвуковыми лучами стальную акулу, взяли ее «в клещи». Шумков попытался вырваться из них на жалких остатках энергозапасов. Он приказал выключить электроплиты камбуза и уменьшить до предела освещение в отсеках. В душной жаркой полутьме застыли у приборов люди с полотенцами на шее. «Удивить американцев мы могли только одним, – рассказывал Шумков, – развернуться на циркуляции и рвануть в сторону Америки. Что мы и сделали...».
Эсминцы-охотники и в самом деле не ожидали этого. Полуживая «рыбина» вырвалась из сети гидролокаторных лучей и на пределе сил вышла из зоны слежения. «Б-130» уходила от преследователей со скоростью... пешехода. Знать бы Шумкову тогда, какой переполох вызвал его четырехчасовый отрыв на противолодочном авианосце «Эссекс». В воздух поднялись все палубные самолеты и вертолеты корабля. Эсминцы строем фронта бороздили квадрат за квадратом. Искали лодку всей мощью поисковой радиоэлектроники – под водой и над водой.
Шумков оглядел мокрые изможденные лица моряков. Заросшие черной щетиной, четвертые сутки они дышали не воздухом даже – чудовищным аэрозолем из паров соляры, гидравлики, серной кислоты и прочих аккумуляторных газов. Эта адская взвесь разъедала не то, что легкие – поролоновые обрезки, которыми были набиты подушки.
– По местам стоять! К всплытию! – скрепя сердцем, скомандовал Шумков.
Американские вертолетчики с напряжением следили, как в прозрачной синеве водной толщи смутно забрезжило длинное тело лодки. Она всплыла в позиционное положение. Эсминцы сразу взяли субмарину в тесное кольцо...
В Москву полетела неслыханная шифрограмма: «Вынужден всплыть. Широта... Долгота... Окружен четырьмя эсминцами США. Имею неисправные дизели и полностью разряженную батарею. Пытаюсь отремонтировать один из дизелей. Жду указаний. Командир ПЛ «Б-130». Этот текст радиотелеграфисты выбрасывали в эфир 17 раз. Американцы забивали канал связи помехами. Понадобилось шесть часов, чтобы Москва узнала о беде «сто тридцатки». С грехом пополам наладили один дизель и медленно двинулись на норд-ост – на встречу с высланным спасательным судном. Эсминцы сопровождали лодку до точки рандеву, пока не убедились, что ее взяли на буксир...
Через несколько суток участь шумковской лодки разделила и «Б-36», которой командовал бывалый подводник капитан II ранга Алексей Дубивко. Она почти что прорвалась в Карибское море и уже вошла в пролив Кайкос – главные ворота в гряде Багамских островов. Однако неожиданное распоряжение Главного штаба заставило ее выйти из пролива и занять позицию поодаль. Этот, до сих пор непонятный Дубивко приказ, навлек на «тридцать шестерку» позор принудительного всплытия. Все было почти что так, как у Шумкова. После двухсуточного поединка с кораблями-охотниками, полностью разрядив батарею, «Б-36» всплыла на радость супостату.
«Нужна ли помощь? – запросил по свотосемафору флагманский эсминец «Чарльз Сесил», не сводя с лодки наведенных орудий. «Благодарю. В помощи не нуждаюсь. Прошу не мешать моим действиям», – ответил Дубовко.
После совета в офицерской кают-компании командир, человек хитроумный от природы, составил себе план действий. Главная роль в нем отводилась гидроакустикам. В нужный момент, настроившись на частоту гидролокатора «Чарльз Сесила», они должны были забить его своими импульсами. Когда дежурная пара самолетов «Си Кинг» улетела заправляться на авианосец, а их сменщики еще раскручивали на палубе винты, Дубивко скомандовал: «Срочное погружение!» Никогда еще лодки не погружались столь стремительно. Дубивко круто изменил курс и поднырнув под флагманский эсминец. Затем «спикировал» на двести метров вниз и на полном ходу, описав полукруг, лег на обратный курс – прочь от Кубы. Все это время гидроакустики слепили экраны своих коллег-противников на эсминце. Так и ушли, вырвавшись из «акульей клетки»...
– Ну, теперь Кеннеди даст им деру! – радовались в отсеках.
Видимо, и в самом деле дал, поскольку американские противолодочники, озверев от выходок русских, вовсю отыгрались на третьей субмарине – «Б-59» (командир – капитан II ранга Валентин Савицкий). Она тоже была вынуждена всплыть – посреди поискового ордера в миле от авианосца «Рэндолф». В предрассветной темени на лодку спикировал палубный штурмовик «Треккер». Душераздирающий рев моторов, снопы мощных прожекторов оглушили и ослепили всех, кто стоял на мостике. В следующую секунду из-под крыльев самолета вырвались огненные трассы, которые вспороли море по курсу «Б-59». Не успели опасть фонтаны поднятой снарядами воды, как с правого борта пронесся на высоте поднятого перископа второй штурмовик, подкрепив прожекторную атаку пушечной очередью по гребням волн. За ним пролетел третий «Треккер», разрядив свои пушки вдоль борта беспомощной субмарины. Потом – четвертый, пятый... седьмой... десятый... двенадцатый...
Едва закончилась эта воздушно-огненная феерия, как к лодке рванулся эсминец «Бэрри», должно быть, полюбоваться произведенным впечатлением. С кормы, справа и слева подходили еще три его собрата.
– Чей корабль? Назовите номер! Застопорьте ход – запросы и команды неслись с «Бэрри» на русском языке. По-русски отвечал и Савицкий, направив в сторону эсминца раструб видавшего виды «матюгальника»:
– Корабль принадлежит Советскому Союзу! Следую своим курсом. Ваши действия ведут к опасным последствиям!
С антенны «Б-59» срывалась одна и та же шифровка, адресованная в Москву: «Вынужден всплыть... Подвергаюсь постоянным провокациям американских кораблей...Прошу дальнейших указаний». В эфире во всю молотили американские «глушилки». Только с сорок восьмой попытки (!) Москва услышала, наконец, голос Савицкого...
«Б-59» шла в окружении четырех эскадренных миноносцев. Единственное направление, которое они не могли преградить, это путь вниз – в глубину. Савицкого подстраховывал на подходе начальник штаба бригады капитана II ранга Василий Архипов. Вдвоем они продумали замечательный фортель...
...С мостика «Бэрри» заметили, как два полуголых русских матроса вытащили на кормовую надстройку фанерный ящик, набитый бумагами. Раскачав увесистый короб, они швырнули его в море. Увы, он не захотел тонуть. И бдительный эсминец двинулся за добычей. Когда дистанция между ними и субмариной увеличилась до пяти кабельтовых (чуть меньше километра), подводная лодка в три мгновения ока исчезла с поверхности моря! Нетрудно представить, что изрек командир «Бэрри», вытаскивая из ящика размокшие газеты «На страже Заполярья», конспекты классиков марксизма-ленинизма и прочие «секретные документы»!
Уйдя на глубину в четверть километра, Савицкий выстрелил из кормовых торпедных аппаратов имитаторы шумов гребных винтов. Так ящерицы отбрасывают хвост, отвлекая преследователей. Пока американские акустики гадали, где истинная цель, где ложная, «Б-59» еще раз изменила курс и глубину, а потом, дав полный ход, навсегда исчезла для своих недругов...
Только одна лодка «Б-4» из всего отряда – та самая, на которой находился комбриг Агафонов, – ни разу не показала свою рубку американцам. Конечно, ей тоже порядком досталось: и ее загоняли под воду самолеты, и по ее бортам хлестали взрывы глубинных гранат, но военная ли удача, а пуще – опыт двух подводных асов – Виталия Агафонова и командира, капитана II ранга Рюрика Кетова, уберегли ее от всплытия под конвоем.
В Полярный вернулись перед самым Новым годом. Вернулись все – целые и невредимые. Вернулись без единого трупа на борту, чего не скажешь об иных, куда более мирных «автономках». Встречали бригаду хмуро. Из Москвы уже приехали, как выразился один из командиров, «седые мужчины с большими лопатами – дерьмо копать». У комиссии из Главного штаба была одна задача: назначить виновных «за потерю скрытности». Лишь профессионалы понимали, какую беспрецедентную задачу выполнили экипажи четырех лодок. «Живыми не ждали!» – честно признавались они. Понимал это и командующий Северным флотом адмирал Владимир Касатонов, который-то и не дал на заклинание ушлым москвичам своих подводников. Более того подписал наградные листы на всех отличившихся. Но в Москве эти представления положили под сукно...
На десятилетия, как в недоброй сказке, была заколдована слава 69-й бригады дизельных подводных лодок Северного флота. Бесценный боевой опыт засекретили и хранили за семью печатями, доводя его до специалистов лишь «в части касающейся». Низкий поклон контр-адмиралу Георгию Костеву, который первым публично поведал о подвиге своих товарищей по оружию.
Национальный герой России (даром, что ей неведомый) капитан I ранга в отставке Виталий Наумович Агафонов живет ныне у черта на куличиках – на дальней окраине Москвы, за Выхино, на улице Старый Гай. Комбрига и его подводников американские телекомментаторы называли «пиратами Саргассова моря». Соседи Агафонова здорово бы удивились, если бы им сказали, что этот седенький божий одуванчик был когда-то главой «пиратов».
– Возможно, американцы и считали нас пиратами, – усмехается Агафонов, – но для кубинцев и для советского контингента войск на Кубе мы были прорывателями блокады, героями Карибского кризиса...
Вот, какие сложности, пришлось пережить нашим подводникам.
Немає коментарів:
Дописати коментар