Нельзя не задуматься над вопросом, почему о Маринеско и его главном подвиге – «атаке века» не было никакой информации в годы войны и в течение многих лет после нее. Когда об этом впервые заговорили и что послужило тому причиной?
Вполне допустимо, что в годы войны рассказывать об С-13 было невозможно, поскольку данные о потопленных ею в ночное время немецких судах следовало еще проверить, а сделать это было очень непросто, так как Германия, скорее всего, не спешила признавать столь серьезные для нее потери (именно поэтому вторым потопленным С-13 в январском походе судном считался крейсер «Лейпциг» и лишь значительно позже выяснилось, что это был «Генерал Штойбен» [157]).
Называть имя командира подводной лодки, потопившей огромное судно противника, было не принято по целому ряду соображений, в том числе и для его личной безопасности. Еще одной причиной умолчания могло быть нежелание раскрывать имевшиеся на территории противника источники, а также методы и способы получения от них важнейшей информации. И наконец, самым секретным являлся факт проведения важной операции, если она шла по прямому указанию Инстанции.
Похоже, что столь долгое молчание советского командования относительно «атаки века» было результатом всех перечисленных выше причин. Заговорили о ней в начале 60-х, после того как с 1959 г. начались регулярные встречи балтийцев-подводников, на которых Маринеско сам трижды присутствовал и даже выступал с воспоминаниями о войне. Еще больший интерес вызвала эта тема после выхода на экраны ФРГ и других европейских стран художественного фильма «Ночь опустилась над Готенхафеном» (ФРГ), в 1960 г. его показали даже в Москве. В этом фильме рассказывалось о трагической гибели гигантского немецкого лайнера «Вильгельм Густлофф» в результате торпедной атаки советской подводной лодки. Произошло нечто похожее на историю появления из небытия советского разведчика Рихарда Зорге, когда лидер нашей страны Н. С. Хрущев, посмотрев французский фильм «Кто вы, доктор Зорге?», узнал, что был такой разведчик, в 1964 г. Зорге посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, и таким образом страна узнала о его судьбе.
Легендарные факты из жизни Александра Маринеско вскоре стали известны всем советским подводникам, и он был признан Подводником № 1 в нашей стране, рекордсменом по суммарному тоннажу потопленных кораблей противника – 46 000 тонн. Почему же, в отличие от Р. Зорге, справедливость по отношению к Маринеско не была восстановлена и ему – герою войны, много пережившему (даже побывавшему на Колыме, о чем будет сказано ниже), – не присвоили звание Героя Советского Союза, к которому он был представлен еще 20 февраля 1945 г.?
По этому поводу, скорее всего, и ездил объясняться к наркому ВМФ адмиралу флота Н. Г. Кузнецову представленный к снятию с должности командира подлодки и разжалованию из капитана 3-го ранга в старшие лейтенанты А. Маринеско – Подводник № 1 советского флота. [158](Есть даже сообщения, что он ездил на этот прием из Либавы в Ленинград на собственном «Форде» [159]). И нарком принял его и имел с ним длительную беседу.
Полагаю, что хотя Н. Г. Кузнецов не мог в создавшейся ситуации достойно наградить героя и даже подписал подготовленный командующим КБФ вице-адмиралом Трибуцем приказ, он все-таки оставил его на флоте, и даже на командирской должности. Не сумев уговорить Маринеско смириться на время с вынесенным ему наказанием и остаться на флоте в пониженных звании и должности, Кузнецов сделал большее – защитил Маринеско от грозивших ему репрессий (скорее всего, убедил компетентные органы в том, что, потопив немецкий лайнер, тот просто точно выполнил сложнейшее боевое задание, понятия не имея об особых целях и особых указаниях, поступавших на С-13 представителю спецслужб, который находился на ее борту).
Вполне возможно, что во время этой встречи c наркомом были оговорены и легенды насчет обстоятельств подготовки и осуществления и январского, и апрельского походов С-13. Возможно, Маринеско представили их в письменном виде, и он дал подписку с обязательством излагать в последующем события этих двух походов только в соответствии с этими легендами.
Тогда этим и объясняется впечатление, которое осталось у писателя А. Крона от выступлений Маринеско:
…о январском походе Александр Иванович рассказывал при мне несколько раз. Его слушали, затаив дыхание, но у меня все же оставалось ощущение неудовлетворенности. Рассказывал он даже неплохо: точно, деловито, называя пеленги и курсовые углы, но ни слова о том, что он при этом думал и чувствовал, как будто речь шла не о нем, а о каком-то другом командире, как будто говорил не зачинатель и вдохновитель атаки, а некто со стороны пересказывал уже опубликованные материалы, строго придерживаясь установившейся версии.Тогда мне казалось, что это только скромность, позже я понял, что не только – сказывалась многолетняя привычка не говорить о себе. Гораздо больше я узнал о походе не от него, а от его соратников.
В устах человека, сделавшего, наверное, больше всех для признания подвига Подводника № 1 и восстановления его доброго имени, это серьезное подтверждение правильности моих предположений об обстоятельствах встречи Маринеско с наркомфлота и ее продолжении.
Не исключено также, что именно нарком Кузнецов после увольнения Маринеско в ноябре 1945 г. («по собственному желанию») договорился о зачислении Александра Ивановича в Торговый флот. В 1946–1948 гг. он плавал на нескольких торговых судах в качестве помощника капитана, и даже ходил в заграничные рейсы (с его-то характеристиками, где, как пишут некоторые, были и пьянка, и исключение из партии, и даже «эпилептические припадки»), пока окончательно не уволился с флота «в связи с ослаблением зрения».
А дальнейшие повороты его судьбы почему-то начинают очень сильно зависеть от поворотов судьбы бывшего гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха…
Материал взят с источника
Немає коментарів:
Дописати коментар