Николай ЧЕРКАШИН Капитан первого ранга запаса, писатель-маринист, подводник
Фото автора
На конференции
«шаркхантеров», историков военного флота, в американском городе
Дайтона-Бич я познакомился с бывшими подводниками германского
кригсмарине. Они привезли с собой уникальную видеокассету. Ее владелец
Альфред Рудольф, служивший фенрихом на подводной лодке U-560, а ныне
житель штата Огайо, рассказал, что американские аквалангисты сняли фильм
в отсеках потопленной немецкой подлодки U-853.Она лежит у берегов Америки на морских подступах к Нью-Лондону на глубине 30 метров. Лодку потопили за два дня до германской капитуляции - 6 мая 1945 года. Ею командовал обер-лейтенант Хельмут Фрёмсдорф.
Кадры: лодка на песчаном грунте, но обросла так, будто прикрыта толстой маскировочной сетью из водорослей. Резиновые кабели вьются по палубам отсеков, словно черные змеи. А вот и черная змея лентовидного тела мурены... Крышки торпедных аппаратов... Корпус изрядно разорван глубинными бомбами. Рука аквалангиста в черной перчатке поднимает большую берцовую кость. Затем камера наезжает на человеческий череп. А вон еще... Чей-то ботинок. Еще череп, ребра... среди черепов - морские звезды. Мертвая тишина, лишь удушливо-хриплые звуки - вдохи аквалангиста. Кажется, что это хрипят мертвецы-подводники, что это хрипит на последнем издыхании сама субмарина.
Всего два дня отделяли их от жизни.
Черепа наших собеседников могли бы точно так же лежать в затопленных отсеках их подводных лодок. Но им выпал счастливый жребий.
Мы долго молчали: Рудольф сообщил нам, что поставил памятник своим былым однополчанам в штате Огайо - там, где осел после войны.
- Это камень, а вокруг столько роз, сколько погибло немецких подводных лодок:
В холл вошел высокий худощавый старик с былой военной выправкой. Рудольф и остальные подводники почтительно встали. То был один из лучших подводников Третьего рейха, «король тоннажа», кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами, контрадмирал в отставке 87-летний Эрих Топп.
Эрих Топп в списке германских подводных асов идет третьим по потопленному тоннажу - после Отто Кречмера и Вольфганга Люта: 198 658 тонн. После него - Гюнтер Прин, Генрих Либе... Все они погибли. Эриху Топпу - повезло. В сентябре 1942 года корветен-капитан Топп был назначен командующим 27-й флотилии подводных лодок в Готтенхафене. Это была учебная флотилия, на которой молодые офицеры-подводники обучались тактике подводной войны.
С этого времени в моря он не выходил до самого апреля 1945-го, когда был назначен командиром новейшей океанской подводной лодки U-2513:
Контр-адмирал в отставке Эрих Топп прилетел на слет «шаркхантеров» из родного Бонна в сопровождении патронажной медсестры... Возраст есть возраст. Рослый, седой, в больших очках, Эрих Топп был похож скорее на профессора, нежели на подводного корсара. Былую профессию выдавала разве что вмятина на лысоватом черепе. Мы сидим в номере со стеклянной стенкой - сквозь нее далеко и широко открывается океан. Тот самый, под волнами которого столько раз скрывалась подводная лодка моего собеседника. Кажется, что его забросило сюда, на десятый этаж флоридского отеля, волной отхлынувшего времени.
Нас познакомили с ним, завязалась беседа... Разумеется, о войне, о Германии, Америке и России:
- Что было самым опасным в вашей подводной службе?- Трудно выделить самый опасный эпизод из восемнадцати боевых походов. Наверное, это просто невозможно сделать: Но самый трагичный из них, пожалуй, тот, который я совершил в августе 1940 года на U-57:
Мы вышли в море вопреки всем морским приметам: в пятницу да еще 13-го числа. Такие вещи безнаказанно не проходят, и вскоре я почувствовал, что дело добром не кончится. В Северном море мы едва не наскочили на плавающую мину. Ее пронесло по правому борту, я слышал скрежет металла о металл, но по великому счастью мина не взорвалась. Потом нас атаковала английская подлодка. Это было на выходе из норвежского Корс-фьорда, куда мы заходили пополнять топливо. Погода стояла штилевая - молодой сигнальщик вовремя заметил след торпеды, и я успел отвернуть. Хотел ответить ей тем же, но у нас вышел из строя шумопеленгатор; пришлось уходить подальше из опасного района. Правда, днем позже нам удалось потопить британский лесовоз и транспорт с боеприпасами. Но при этом пришлось израсходовать все торпеды.
Зашли в Берген, чтобы пополнить боезапас, и двинулись в Ирландское море. Неудачи преследовали нас: из-за технических неполадок не удалось атаковать большой конвой. Однако в следующий раз мы торпедировали транспорт в 5 тысяч тонн. При этом сами едва не стали жертвой английского бомбардировщика. Спасло нас то, что бомбы, накрывшие лодку, чудом не взорвались. Потом вошли в полосу затяжного шторма и «оглохли» на шумопеленгатор. С грехом пополам ввели его в строй. Океан разбушевался так, что U-57 выбрасывало из-под воды порой по самую рубку.
На исходе второй недели совершенно неожиданно из-под низких облаков вынырнул английский самолет и сбросил серию бомб. Они легли так близко, что многие из нас мысленно распрощались с жизнью. От мощных ударов лопнул фундамент одного из дизелей, прочный корпус дал течь: Пришлось лечь на грунт - это позволила небольшая прибрежная глубина. Я собрал офицеров на общий совет. Инженер-механик предлагал вернуться домой из-за риска патрулировать на одном дизеле. Но у нас оставалось еще пять торпед, и остальные офицеры решили продолжать охоту.
Ввиду того что скорость хода упала до 9 узлов, я решил действовать наверняка и подошел к Ливерпулю как можно ближе, курсируя вдоль побережья между двумя ливерпульскими маяками. Мы были в самой пасти британского льва. Вскоре очень близко от нас прошел конвой. «Аларм! Атака!» Выпустили сразу три торпеды по трем транспортам. После взрыва второй торпеды на нас резко повернул эсминец из охранения и пошел на таран. Мы нырнули на 50 метров. Перед самым погружением услышали взрыв третьей торпеды - попали! Но тут в носовой отсек хлынула откуда-то вода. Тяжелая лодка с силой ударилась о грунт. В довершение к этой беде на нас обрушились глубинные бомбы. Сразу два эсминца ходили над нами боевыми галсами. От мощных гидродинамических ударов возникли новые течи. Наши трюмы заполнялись водой. Нас бомбили всю ночь, а затем весь следующий день. Потом еще ночь.
От накопившейся углекислоты ломило виски и затылок, но эта боль казалась пустяком в сравнении с тем, что ожидало нас, если бы хоть одна из двухсот (!) - мы считали - глубинных бомб угодила в подводную лодку. Я приказал всем лечь в койки и не двигаться. Так меньше расходуется кислород. Но едва мы улеглись, как нос U-57 резко приподнялся и дернулся. Нас нащупали сверху тралами. Стальные тросы проскрежетали по бортам лодки, но не зацепили. По великому счастью на поверхности не оказалось масляных пятен - иначе бы конец. Масляные цистерны находились внутри прочного корпуса, и это спасало нас от точного обнаружения. На третьи сутки этот ад кончился. Наступила мертвая тишина - эсминцы покинули район гибели трех транспортов и нашей, как они решили, лодки. И были совсем недалеки от истины, поскольку мы, хоть еще и дышали, но не могли оторваться от грунта: не работала ни одна водоотливная помпа, запас сжатого воздуха в баллонах был на нуле. Кое-как смогли пустить главный осушительный насос. Всплыли в полночь. Я отдраил верхний рубочный люк и вдохнул самый прекрасный воздух на свете: Правда, меня в тот час больше волновали звезды. Путевой компас не в строю, а навигационных звезд не видно. Небо плотно закрыто от нас осенними облаками.
Я получил радио, что мне присвоено звание капитан-лейтенанта. Это очень почетно - получить новый чин в море.
Мы под утро перезарядили две последние торпеды и погрузились. В перископ увидел множество дымов - конвой. Вышли в атаку и всадили две последние торпеды в танкер. Я успел увидеть, как судно превратилось в огненный шар, а потом черный дым заволок горизонт. Мы снова оказались под градом глубинных бомб. И снова пришлось ложиться на грунт и считать взрывы, считать, быть может, последние секунды нашей жизни. Я всегда вспоминал в такие моменты, что мы вышли в пятницу 13-го числа, и не строил себе иллюзий. Единственное, что утешало - мы полностью израсходовали боезапас и успели нанести урон противнику больший, чем наша гибель:
Однако богам было угодно, чтобы мы вернулись к своим берегам. Простите, за столь обстоятельный ответ на ваш вопрос, но сейчас вы поймете, почему я перечислял все наши невзгоды и почему все-таки нельзя выходить в море по пятницам да еще в «чертову дюжину».
В ночь со 2 на 3 сентября 1940 года моя подлодка подошла к устью реки Эльбы. Мы обменялись опознавательными сигналами с постом на шлюзе Брунсбютель. Еще немного - и все наши злоключения должны были смениться блаженным отдыхом в базе. Но: В этот момент из шлюза выходил норвежский сухогруз «Рона». Его корма еще находилась в шлюзе, а нос уже вошел в реку. Сильным течением транспорт повело прямо на U-57. Я только успел крикнуть: «Полный назад», как тяжеленный сухогруз придавил нашу малышку. Это было как в страшном сне: На все про все оставались считанные секунды, и я скомандовал: «Оставить корабль! Всем - за борт!» Я покинул лодку последним, когда ее рубка уже уходила под воду. Быстрое течение Эльбы уносило моих людей от места катастрофы. Кто-то успел вцепиться в трапы, сброшенные с «Роны». Кромешная ночь и военное затемнение затрудняли спасение унесенных рекой подводников. К утру недосчитались шестерых человек. Они не смогли выбраться из отсеков:
Моей вины в происшествии не нашли. Назначили командиром на новую лодку U-552. Когда я узнал, что оставшиеся в живых подводники с U-57 просятся в новый экипаж, чтобы продолжить службу под моим командованием, глаза мои наполнились слезами.
Всегда, когда мы покидали свой родной порт и задраивали верхний рубочный люк, мы закрывались и от друзей, и от семей, от солнца и звезд, даже от запаха морской свежести. Мы сокращали наши жизненные ценности до двух главных величин, самой важной из которых была цель - стать братским экипажем.
- А второй?
- Не стать братской могилой.
Прерву нашу беседу
для того, чтобы вернуться на время в Москву. Там на Сивцевом Вражке
живет ветеран Великой Отечественной войны адмирал флота Георгий
Михайлович Егоров.Из командирской когорты водивших свои подводные лодки в полымя Великой Отечественной войны, здравствует ныне только один - Герой Советского Союза адмирал флота Георгий Михайлович Егоров. Все прочие - либо навсегда остались в отсеках своих невсплывших субмарин, либо упокоились с годами по городам и весям.
В какой-то популярной песенке рифмовались слова «капитан» и «талисман». Так вот старший лейтенант Георгий Егоров был живым талисманом подводной лодки Щ-310. Матросы верили, что пока с ними выходит в боевые походы штурман Егоров, их «Белуха» (родное имя подлодки) вернется домой всем смертям назло. Даже если подорвется на мине, как это случилось в октябре 1942-го.
За всю войну не было для балтийских подводников более черного месяца, чем тот октябрь сорок второго года - за 23 осенних дня погибло шесть подводных лодок: 6-го числа подорвалась ни мине Щ-320, 13-го - взрыв неконтактной мины отправил на дно Щ-302, 15-го финские катера потопили Щ-311. После гибели С-7 не стало еще двух «щук» - Щ-308 и Щ-304. Первую торпедировала финская подлодка «Ику-Турсо», вторая наскочила на мину при возвращении домой предположительно к юго-западу от острова Богшер.
Причина таких потерь объяснялась тем, что немцы перекрыли выход из Финского залива двумя мощными противолодочными рубежами в виде стальных сетей, сопряженных с минными полями большой плотности. На прорыв этих заграждений направлялись подводные лодки одна за другой. «Это был самый настоящий "конвейер смерти"», - вспоминал геройский подводник Балтики капитан 1 ранга Петр Денисович Грищенко.
Командиры лодок на военном совете пытались высказать свое мнение о нецелесообразности таких боевых действий. Однако понадобилось, чтобы погибли еще четыре подлодки - Щ-408, Щ-406, С-9 и С-12, прежде чем командование решило поберечь свои корабли. В этом скорбном списке вполне могла оказаться и Щ-310. Но... Одни бы сказали - Бог миловал, другие - повезло... Егоров же точно знает, что в этом военном счастье повинен прежде всего их командир, капитан 3 ранга Дмитрий Климентьевич Ярошевич.
- В нем всегда чувствовалась большая внутренняя сила, уверенность в себе и своих поступках... Был наш командир и внешне красивым: высокий, черноволосый, с правильными чертами лица. Отец нашего командира был поляк, а мать - узбечка. Он хорошо знал узбекский язык. Для меня он был представителем нового поколения командиров флота: людей с крепкой рабочей хваткой и в то же время глубокой внутренней культуры, высокой интеллигентности, идейной убежденности...
Мы беседовали с адмиралом флота в его домашнем кабинете. Я задал Георгию Михайловичу те же вопросы, что и Эриху Топпу. Так возник этот заочный диалог двух подводников, двух командиров, двух адмиралов, отмеченных высшими наградами своих вождей, воистину «последних из могикан».
Спрашиваю Георгия Михайловича о самом опасном походе, как и Эриха Топпа.
- Свой черед испытать военное счастье Щ-310 получила 16 сентября 1942-го. Хорошо помню взволнованное лицо Ярошевича, когда тот вернулся из штаба дивизиона; собрал командный состав корабля и торжественно объявил:
«Получен приказ готовиться к боевому походу с прорывом в Балтийское море и к берегам фашистской Германии».Фашистская Германия стояла уже у берегов Волги, а мы шли к ее берегам, в глубокий морской тыл, где нас совсем не ждали:
В ту осень едва ли не каждый выход подводной лодки из Ленинграда, из устья Невы, осуществлялся как серьезная общевойсковая операция. 16 сентября 1942 года около 18 часов мы сбросили маскировочную сеть, отдали швартовы и медленно двинулись к мосту Лейтенанта Шмидта. Предварительно Ярошевич приказал притопить лодку, то есть перевести ее в позиционное положение, чтобы пройти под неразведенным мостом.
Не успели приблизиться к Торговому порту и войти в огражденную часть Морского канала, как впереди по курсу появились всплески от разрывов артиллерийских снарядов. Интенсивный огонь велся из района Стрельна, Петергоф. Видимо, была у фашистов в то время агентура, которая информировала о передвижениях советских кораблей. По всей вероятности, эта же агентура оповещала немцев и финнов, занимавших оба берега Маркизовой Лужи, даже о ночных выходах субмарин. Беда состояла еще и в том, что на мелководье приневской части Финского залива нельзя было погружаться и следовать приходилось на виду вражеских артиллерийских батарей - как мишень в тире.
Как только лодка вышла из огражденной части Морского канала, на берегу, занятом врагом, тотчас вспыхнули прожекторы. Острые жала их лучей сошлись на лодке. На мостике стало светло как днем. И что тут началось! Фашисты открыли бешеный артиллерийский огонь, да не по площади, как в Торговом порту, а прицельный. Но вступила в действие и наша артиллерия: загрохотали орудия фортов и Кронштадтской крепости. Вступил в бой главный калибр крейсера «Киров», который стоял на Неве. В воздух поднялись наши самолеты.
Чтобы ослепить фашистских артиллеристов, с угла Кронштадтской гавани тоже включили прожекторы. Была поставлена световая завеса. Вступили в действие катера-дымзавесчики. Они шли несколько впереди и слева от нас, а за ними тянулась стена дыма, отгораживающая, будто гигантским занавесом, лодку от врага.
Вот так они выходили из базы. Но вся эта адская какофония с дымами, лучами, артиллерийскими дуэлями и авиационными штурмовыми ударами была лишь прелюдией к главному - к прорыву минных полей и стальных сетей, перегораживающих Финский залив от финского берега до эстонского.
Москва - Дайтона-Бич - Пассау
Продолжение в следующем номере.
Немає коментарів:
Дописати коментар