Командир К-407, капитан 1-го ранга Андрей Булгаков до сих пор помнит все до мелочей. К-407 проекта 667БДРМ. Спущена на воду в ноябре 1990 года. — Мы возвращались из Северной Атлантики домой. На штурманском столе уже лежала карта родного Баренцева моря. 20 марта 1993 года в 6 утра я сдал командирскую вахту старпому и пошел в свою каюту. За минуту до столкновения проснулся от неизъяснимого чувства тревоги. Всегда поднимаюсь легко и бодро, а тут — тягостно… Вдруг толчок, и довольно сильный. Тренькнул «Колокол» (ревун) и сразу же стих. Гаснет свет, и тут же загорается аварийное освещение. Это перегорели предохранители от непонятного пока удара. Что это?! Вскакиваю и мчусь в центральный пост, одеваясь на бегу. Краем глаза замечаю, что впереди меня несутся на боевые посты люди, но все как в замедленной киносъемке. Кажется, что они движутся мучительно медленно. Быстрее! Быстрее!!! Врываюсь в центральный пост и отталкиваю два рослых и тяжелых тела — разлетаются, как пушинки. Вижу и слышу, как инженер-механик Игорь Пантелеев отдает четкие распоряжения: — Боцман, одерживай дифферент! Держать глубину! Все правильно — я не вмешиваюсь. Смотрю на глубиномер — 74 метра. Первая мысль: столкнулись с лодкой. В этих районах айсбергов не бывают. За два дня до того получил радиограмму о том, что американская ПЛА ведет слежение за российской подводной лодкой. За нами… А гидрология — самая мутная… Потом, после столкновения, прилетел наш Ил-38, поставил батитермографические буи. Взял гидрологию. Эксперты установили: при таких гидрологических характеристиках я мог услышать «американца» за 2-3 кабельтова, он меня — за 7-10. Однако гидрология уравняла всех. Даю команду: «Осмотреться в отсеках!» Докладывают, в аккумуляторной яме разбито два плафона. В одной из обмоток размагничивающего устройства сопротивление изоляции «ноль». Сгорели предохранители ревунной системы и, предположительно, повреждена носовая цистерна главного балласта Вот и все наши потери. Тем временем К-407 выполняет маневр прослушивания кормового сектора. Акустик докладывает, что слышит уходящую подлодку. Тут уж я скрываться не стал — врубил активный тракт и измерил параметры уходящей ПЛА — скорость 16–18 узлов. Перевел ее за корму — всплыл. Передал радио. Дал команду боцману — отпереть дверь ограждения рубки. Вышли на носовую надстройку, осмотрели корпус. Огромная вмятина была измазана своеобразной пастой. Я знал, что американские подлодки покрывают нижнюю часть своего корпуса специальной противообрастающей пастой для улучшения гидродинамики. Понял четко — лодка американская. Приказал радисту выйти на международные частоты в эфир и запросить неизвестную ПЛА, не нуждается ли она в помощи. Я готов был оказать любую помощь, если бы потребовалось. Мало ли что у них после такого удара могло случиться? Однако американец на связь не вышел. Но ведь и я мог нуждаться в помощи! Ведь и у меня могли быть более серьезные повреждения. И мой визави на помощь бы не пришел. Вот и верь после этого во всеобщее морское братство. Конечно, была досада, была злость — ведь столкновение случилось за три дня до окончания трудного, но в целом удачного похода. Утешал себя тем, что экипаж жив, раненых нет — и это главное. А значит, слава Богу! Все это случилось в несчастливый для моряков день — в пятницу. И в тот же день московское радио передало сообщение ИТАР-ТАСС о столкновении в Баренцевом море «российской подводной лодки с неопознанным подводным объектом». Оперативно сработали средства массовой информации США — от неожиданности, должно быть, — подтвердили факт столкновения (никогда такого за ними не водилось!) и даже назвали подводную лодку: «Грейлинг», которая вскоре вернулась в Норфолк. USS Grayling (SSN-646) 1967 года постройки. Президент Билл Клинтон был взбешен. Командира сняли с должности. Повреждения атомарины были столь значительны, что лодку вскоре вывели из боевой линии, списали и утилизировали. Нас тоже поставили в ремонт, но на плаву. Еще в море на К-407 прибыл катер с командующим Северным флотом. Первое, что он спросил у меня, это: — Командир, а почему у тебя сапоги рыжие? Поскольку сапог моего размера интенданты перед походом на складах не нашли, я носил обычные меховые сапоги коричневого цвета. Но вопрос был задан таким тоном, что всем становилось ясно продолжение фразы — «вот потому вы и сталкиваетесь!». Вот уровень разбора происшествия. Еще не вникнув в суть дела, он прибыл на корабль с готовой обвинительной речью. Потом на лодке работала серьезная комиссия под руководством вице-адмирала Владимира Григорьевича Бескоровайного, опытнейшего подводника. Он самолично изучал наш вахтенный журнал, прокладку, документы. Сделал вывод — командир К-407 не виноват. Главный штурман ВМФ, контр-адмирал Валерий Иванович Алексин после изучения наших карт сказал мне: «Командир, твоей вины нет». Знаю доподлинно, что приказ о моем наказании переделывался трижды. И только в третьем варианте главком объявил мне НСС (неполное служебное соответствие) и приказал списать ремонт корабля за счет командира. Я просил разрешить нанести на рубку цифру «1» — за уничтожение корабля вероятного противника. Не разрешили.
По материалам сайта Военное обозрение.
Немає коментарів:
Дописати коментар