Я По
прибытии в Североморск оставшиеся в живых члены экипажа К-8 были сразу же
отправлены в дом отдыха подводников на Щук-озеро, что неподалеку от главной
базы Северного флота. Там подводникам оказывалась необходимая медицинская
помощь, там же они беседовали с членами Государственной комиссии.
Вспоминает капитан 2 ранга в запасе Г. А. Симаков: "После прибытия в Североморск мы были отправлены на Щук-озеро. Встретили и разместили там нас хорошо. Обслуживающий персонал оказывал внимание и заботу. Было выдано и новое обмундирование взамен утонувшего вместе с лодкой: кители, шинели, ботинки и т. д. К сожалению, потом я узнал, что все выданные нам вещи были записаны в вещевую карточку, будто я получил их не в 1970-м, а в 1972 году, то есть по срокам выдачи нового аттестата. Разумеется, это было довольно обидно. Организовали нам и встречу с министром обороны и Главкомом. Собрали всех в ДОФе. Вначале сделали сообщения об аварии и ее причинах. Интересно, что Гречко все время спрашивал: "Так почему же погибла лодка?" Ему отвечают: "Из-за потери продольной остойчивости!" Он кивает головой, а через минуту снова спрашивает: "Так почему же все-таки погибла лодка?" Так повторялось несколько раз. К нашему удивлению, мы так и не услышали из уст министра обороны хотя бы слово сожаления по погибшим. Все время говорили только о лодке, а не о людях. Наш замполит Амосов попросил слова и заявил, что экипаж просит, чтобы его не расформировывали, а на нашей основе сформировали новый. Горшков поморщился, а Гречко сказал, что это нецелесообразно и экипаж будет расформирован. Так и произошло. Часть матросов сразу же уволили в запас, часть перевели в раз-личные береговые части. Офицерам предложили новые должности, при этом, правда, учитывали и наше желание".
Тем временем в Гремихе уже оповещали жен офицеров и мичманов о смерти их мужей. Текст официального извещением утвержденный лично Главкомом ВМФ, был более чем лаконичен: "Ваш муж, выполняя боевую задачу, погиб и захоронен в море". Как всегда, не обошлось и без головотяпства Перепутав квартиры, одной из женщин, только несколько дней назад проводившей мужа в море, сообщили о его смерти. Пока откачивали ее от обморока, вернулся домой и муж. Едва пришедшая в себя супруга при виде живого и невредимого мужа снова лишилась сознания...
Жену капитан-лейтенанта Симакова, которая в то время была в Москве, вообще никто ни о чем не информировал. О гибели лодки она узнала из передачи радио "Би-би-си"... И хотя англичане никаких подробностей не сообщали, женщина сердцем поняла, что это "ее" лодка и, бросив все, выехала на Север.
У мичмана Устенко, не имевшего ни жены, ни детей, в Гремихе осталась лишь престарелая одинокая мать, для которой сын был единственной отрадой в жизни...
А начальство уже требовало донесения об итогах оповещения вдов и настроении в гарнизоне. Документ, что отправили местные политработники, наверное, знает себе немного равных по циничности и откровенно издевательскому отношению к людям. Поверить, что писалось это нормальными людьми, просто невозможно! Вот как подводили итог своей "оповестительской деятельности" в гарнизоне доносители: "Весть о гибели мужей и отцов в семьях воспринята с пониманием. Горечь утраты переносится мужественно. Неправильных настроений, высказываний среди жителей поселка нет..." Что можно здесь еще сказать!
Вспоминает капитан 2 ранга в запасе Г. А. Симаков: "Самым тяжелым моментом для оставшихся в живых стало возвращение в Гремиху после Щук-озера. В Гремиху при-были на сторожевом корабле. С нами на корабле были и две женщины: моя жена и супруга покойного Чудинова. Как пришли в Гремиху, я и жена сразу же пошли к супруге Коли Ясько, которая все еще не верила в смерть мужа. И только увидев меня, она сказала: "Ну вот, теперь я уже точно знаю, что Николаша погиб".
Встречи с женами, семьями погибших да и само пребывание в Гремихе стали настоящим нравственным кошмаром.
Приходилось постоянно рассказывать при каждой встрече, как и где погиб муж, эти рассказы то и дело приводили к срывам, которые заглушали спиртом. Затем началась отправка семей на Большую землю к новому месту жительства. Каждый отъезд перерастал как в новые похороны - это тоже было очень тяжело. Но жизнь и служба продолжались. Были выходы в море. В одном из них должен был участвовать и я, но в последний момент меня заменил мой товарищ по К-8 Герасименко. Через день или два лодка вернулась, и Герасименко сразу же с ней отправили. При встрече офицеры этой лодки говорили мне, что он все время нервно оглядывался по сторонам, будучи в постоянном ожидании пожара, любую команду воспринимал очень нервозно. Пытались отправить в море и командира нашей электромеханической службы капитана 2 ран-га Пашина, но все же, наверно, у командования заговорила совесть, и его оставили на берегу. Все эти действия очень своеобразно характеризуют заботу командования об оставшихся в живых и их моральном состоянии.
Через некоторое время офицеров и мичманов отправили в отпуск. После прибытия из отпуска мы приняли участие в закладке камня на месте будущего памятника нашим погибшим товарищам. К сожалению, на открытие самого памятника пригласить оставшихся в живых членов экипажа, жен и детей погибших командование флотом так и не отважилось. Очень жаль, что этого не случилось, я так до сих пор и не смог положить цветы и склонить голову у памятника своим друзьям..."
На начавшемся несколько недель спустя XVI съезде ВЛКСМ делегаты почтили минутой молчания память секретаря комсомольского бюро К-8 старшины 1-й статьи Леонида Чекмарева, делегата съезда от Мурманской области...
Из воспоминаний отца: "По возвращении в Гремиху у оставшихся в живых членов экипажа К-8 сразу же встал вопрос: как оповещать родителей погибших матросов? Ведь они жили по всему Советскому Союзу! Решено было не ограничиваться казенным письменным извещением, как было официально предусмотрено, а послать в поездку по стране для этой цели несколько офицеров. Денег, естественно, никто нам на это выделять не собирался. Финансисты сослались на отсутствие соответствующей статьи, командование флотом тоже скромно промолчало. Тогмы офицеры и сверхсрочники, решили сами собрать Да обходимые деньги. Каждый отдал от 10 до 15% своего месячного денежного содержания, и наши представители разъехались для выполнения своей тяжелой, но необходимой миссии. Естественно, что когда они вернулись, мы расспрашивали о том, как прошло оповещение. Ответ был таков что наиболее страшными для родителей были два момента. Прежде всего, конечно, шок после известия о смерти сына, а затем безысходное отчаяние, как жить дальше после потери кормильца, ведь одиноких матерей и попросту престарелых родителей, для которых сын был единственным светом в окошке и надеждой в старости, было большинство..."
Вспоминает капитан 2 ранга в запасе Г. А. Симаков: "После прибытия в Североморск мы были отправлены на Щук-озеро. Встретили и разместили там нас хорошо. Обслуживающий персонал оказывал внимание и заботу. Было выдано и новое обмундирование взамен утонувшего вместе с лодкой: кители, шинели, ботинки и т. д. К сожалению, потом я узнал, что все выданные нам вещи были записаны в вещевую карточку, будто я получил их не в 1970-м, а в 1972 году, то есть по срокам выдачи нового аттестата. Разумеется, это было довольно обидно. Организовали нам и встречу с министром обороны и Главкомом. Собрали всех в ДОФе. Вначале сделали сообщения об аварии и ее причинах. Интересно, что Гречко все время спрашивал: "Так почему же погибла лодка?" Ему отвечают: "Из-за потери продольной остойчивости!" Он кивает головой, а через минуту снова спрашивает: "Так почему же все-таки погибла лодка?" Так повторялось несколько раз. К нашему удивлению, мы так и не услышали из уст министра обороны хотя бы слово сожаления по погибшим. Все время говорили только о лодке, а не о людях. Наш замполит Амосов попросил слова и заявил, что экипаж просит, чтобы его не расформировывали, а на нашей основе сформировали новый. Горшков поморщился, а Гречко сказал, что это нецелесообразно и экипаж будет расформирован. Так и произошло. Часть матросов сразу же уволили в запас, часть перевели в раз-личные береговые части. Офицерам предложили новые должности, при этом, правда, учитывали и наше желание".
Тем временем в Гремихе уже оповещали жен офицеров и мичманов о смерти их мужей. Текст официального извещением утвержденный лично Главкомом ВМФ, был более чем лаконичен: "Ваш муж, выполняя боевую задачу, погиб и захоронен в море". Как всегда, не обошлось и без головотяпства Перепутав квартиры, одной из женщин, только несколько дней назад проводившей мужа в море, сообщили о его смерти. Пока откачивали ее от обморока, вернулся домой и муж. Едва пришедшая в себя супруга при виде живого и невредимого мужа снова лишилась сознания...
Жену капитан-лейтенанта Симакова, которая в то время была в Москве, вообще никто ни о чем не информировал. О гибели лодки она узнала из передачи радио "Би-би-си"... И хотя англичане никаких подробностей не сообщали, женщина сердцем поняла, что это "ее" лодка и, бросив все, выехала на Север.
У мичмана Устенко, не имевшего ни жены, ни детей, в Гремихе осталась лишь престарелая одинокая мать, для которой сын был единственной отрадой в жизни...
А начальство уже требовало донесения об итогах оповещения вдов и настроении в гарнизоне. Документ, что отправили местные политработники, наверное, знает себе немного равных по циничности и откровенно издевательскому отношению к людям. Поверить, что писалось это нормальными людьми, просто невозможно! Вот как подводили итог своей "оповестительской деятельности" в гарнизоне доносители: "Весть о гибели мужей и отцов в семьях воспринята с пониманием. Горечь утраты переносится мужественно. Неправильных настроений, высказываний среди жителей поселка нет..." Что можно здесь еще сказать!
Вспоминает капитан 2 ранга в запасе Г. А. Симаков: "Самым тяжелым моментом для оставшихся в живых стало возвращение в Гремиху после Щук-озера. В Гремиху при-были на сторожевом корабле. С нами на корабле были и две женщины: моя жена и супруга покойного Чудинова. Как пришли в Гремиху, я и жена сразу же пошли к супруге Коли Ясько, которая все еще не верила в смерть мужа. И только увидев меня, она сказала: "Ну вот, теперь я уже точно знаю, что Николаша погиб".
Встречи с женами, семьями погибших да и само пребывание в Гремихе стали настоящим нравственным кошмаром.
Приходилось постоянно рассказывать при каждой встрече, как и где погиб муж, эти рассказы то и дело приводили к срывам, которые заглушали спиртом. Затем началась отправка семей на Большую землю к новому месту жительства. Каждый отъезд перерастал как в новые похороны - это тоже было очень тяжело. Но жизнь и служба продолжались. Были выходы в море. В одном из них должен был участвовать и я, но в последний момент меня заменил мой товарищ по К-8 Герасименко. Через день или два лодка вернулась, и Герасименко сразу же с ней отправили. При встрече офицеры этой лодки говорили мне, что он все время нервно оглядывался по сторонам, будучи в постоянном ожидании пожара, любую команду воспринимал очень нервозно. Пытались отправить в море и командира нашей электромеханической службы капитана 2 ран-га Пашина, но все же, наверно, у командования заговорила совесть, и его оставили на берегу. Все эти действия очень своеобразно характеризуют заботу командования об оставшихся в живых и их моральном состоянии.
Через некоторое время офицеров и мичманов отправили в отпуск. После прибытия из отпуска мы приняли участие в закладке камня на месте будущего памятника нашим погибшим товарищам. К сожалению, на открытие самого памятника пригласить оставшихся в живых членов экипажа, жен и детей погибших командование флотом так и не отважилось. Очень жаль, что этого не случилось, я так до сих пор и не смог положить цветы и склонить голову у памятника своим друзьям..."
На начавшемся несколько недель спустя XVI съезде ВЛКСМ делегаты почтили минутой молчания память секретаря комсомольского бюро К-8 старшины 1-й статьи Леонида Чекмарева, делегата съезда от Мурманской области...
Из воспоминаний отца: "По возвращении в Гремиху у оставшихся в живых членов экипажа К-8 сразу же встал вопрос: как оповещать родителей погибших матросов? Ведь они жили по всему Советскому Союзу! Решено было не ограничиваться казенным письменным извещением, как было официально предусмотрено, а послать в поездку по стране для этой цели несколько офицеров. Денег, естественно, никто нам на это выделять не собирался. Финансисты сослались на отсутствие соответствующей статьи, командование флотом тоже скромно промолчало. Тогмы офицеры и сверхсрочники, решили сами собрать Да обходимые деньги. Каждый отдал от 10 до 15% своего месячного денежного содержания, и наши представители разъехались для выполнения своей тяжелой, но необходимой миссии. Естественно, что когда они вернулись, мы расспрашивали о том, как прошло оповещение. Ответ был таков что наиболее страшными для родителей были два момента. Прежде всего, конечно, шок после известия о смерти сына, а затем безысходное отчаяние, как жить дальше после потери кормильца, ведь одиноких матерей и попросту престарелых родителей, для которых сын был единственным светом в окошке и надеждой в старости, было большинство..."
* * * Почти четверть века длилось
молчание о трагедии в Бискайском заливе. Только в 1994 году удалось приподнять
на страницах прессы завесу тайны военному журналисту Сергею Быстрову и автору
этой книги. Первые же статьи вызвали множество писем от тех, кого судьба в те
или иные годы сводила с К-8. Нельзя равнодушно читать эти строки. Вот лишь два
письма.
Пишет вдова штурмана К-8 Галина Павловна Шмакова: "Прошло уже 23 года... Но трагические события апреля 1970 года снова заставили вернуть память в те годы. Столько лет разрозненные воспоминания терзали души таких, как я, вдов, родителей и родственников.
Моему мужу Николаю Шмакову - старшему лейтенанту, первому штурману, отправившемуся в первое и последнее автономное плавание, было всего 26 лет... Нашей дочери исполнилось всего 9 месяцев, когда мы расстались с мужем. И я никогда не могла подумать, представить, что встречи больше не будет...
Представить жизнь в северном гарнизоне не каждый может. Полярная ночь, ветра, отсутствие горячей воды, сложные жилищные условия, а для маленьких детей и нехватка молока - это не экзотика. Но вспоминая жизнь на Севере, я Помню и другое - радость встреч, когда возвращался муж со службы, друзей тех лет... Были молодость и счастье! Кажется, что все это было только вчера.
Я помню, как плакала Лида Деревянко, когда до трагедии было еще далеко, говоря, что она чувствует, что "наши не вернутся, что-то случится". Странное предчувствие. Я помню, как 12 апреля 1970 года в минуты гибели моего мужа я проснулась от страшного сна. Сон - я вижу через приоткрытую дверь свет в другой комнате, там ходит мой муж, что-то переставляет. А я ему говорю, чтобы он выключил' свет и ложился в постель - и странный холод пронзил меня в тот момент. Я проснулась. И с этой минуты меня не покидала тревога. В этот день наша дочь начала ходить самостоятельно. А этих минут так ждал ее отец! В этот день наши друзья, собравшись в квартире В. Подопригоры, говорили, успокаивая меня, что сон - это следствие моих мыслей и ожидания.
Из наших окон квартиры были видны на причале огни подводных лодок. Каждый вечер я считала их. И накануне того страшного дня, через неделю после их гибели, я вдруг обнаружила лишние огни. Что это? Пришла лодка? Ведь мы еще ничего не знали. Мы готовились к радостной встрече. Оказалось, что это не лодка. А утром... Это страшно, когда тебе говорят: "Ваш муж, выполняя боевую задачу, погиб и захоронен в море". Я не верила, не верила много лет.
Уезжая в Новосибирск, где жили его родственники, я надеялась, что произошла ошибка, что раз уж осталась в живых часть экипажа, то мой муж должен жить.
Я вечно помню его последние слова в письме, которое он прислал, как и большинство его товарищей, со Средиземного моря: "Галя, береги Женьку - нашу любовь, береги себя. А я уж по мере возможности тоже постараюсь, как все, сама же знаешь. В нашем альбоме выпускном по этому поводу есть хорошие слова Гаджиева: "Нигде нет и не может быть такого равенства перед лицом смерти, как среди экипажа подводной лодки, на которой либо все побеждают, либо все погибают". А наш девиз тоже не должен меркнуть: "И в беде, и в радости, и в горе только чуточку прищурь глаза..." И только так!"
Эти слова письма из глубины моря были напутствием на всю дальнейшую жизнь и, действительно, поддерживали всю жизнь. Сколько оказалось причастных к этой трагедии! Не счесть, ибо за фамилиями на обелиске - семьи, родственники, друзья. А приказ Главкома был: спасать корабль, а потом людей!
Я благодарна друзьям, которые долго поддерживали меня письмами... Следы К-8 я искала всюду - в Балтийске, Владивостоке, Баку, Ессентуках, Москве, Ленинграде, на встречах с друзьями мужа. И вот спустя 23 года они появились в газете "Труд". Очень тяжело читать и снова переживать те страшные минуты. Но спасибо С. Быстрову и Вл. Шигину, которые своими статьями заставили многих вспомнить о героизме экипажа К-8. Сколько сломанных жизней, разбитых надежд! Мужественный, смелый экипаж. 52 человека были. И их нет! Осталась память о них. Был открыт обелиск на Севере. Сколько же слез пролито мно-гими, кто получил фотографии открытия обелиска и кто не был на открытии. Но почему? Почему не пригласили нас на это открытие? Я думаю, что каждый, причастный к трагедии К-8, полетел бы в то время на Север.
Не знаю, как сложились судьбы у таких, как я. У меня появились новые друзья, которые спасли меня, поддерживали родственники, работа заставляла стойко держаться. Ведь на руках осталась маленькая дочь, которую надо было вырастить, воспитать, дать образование, а одной это сделать не легко. Трудные годы, и нелегкими они были, я думаю, не только для меня. Сейчас я директор одной из ново-сибирских школ. Я благодарна и коллективу моих учителей, которые поддерживали меня в трудное время.
Но все ли сделало правительство, Министерство обороны? Ведь потеряны для страны молодые, умные, полные сил ребята! Кто восполнит горечь утраты женам, родителям, детям?"
Из письма бывшего члена экипажа К-8 старшины 1-й статьи запаса Петра Федоровича Величко: "Прочитал вашу статью... и был глубоко потрясен, что наша лодка погибла! Я прослужил на ней с 1961 по 1964годвключительно, последние два года был старшиной команды машинистов спецтрюмных энергоустановки. Командир у нас был капитан 2 ранга Андросов - очень умный, грамотный, наш человек и отец. До сих пор Вас вспоминаю добрым словом. Стар-шим помощником у нас тогда был Каширский, а до этого У нас же он был замполитом. Командиром дивизии был капитан 3 ранга Ю. Белов, которого мы все уважали и или, как человека и большого специалиста своего дела.
13 старшинского состава я помню: Матросова, Рудь Володю Сашу Грицацуева, Юру Федорова, Щербакова Анатолия, Подлатова, Васильева и Яшку-кока, остальных не помню, ведь прошло почти тридцать лет.
Так случилось, что перед самой демобилизацией меня послали на учение в море на подлодке К-11 аналогичного проекта, а когда мы пришли, то моих товарищей уже демобилизовали, и я не знаю их адресов до сих пор. После демобилизации мне пришлось поработать в НИИ атомных реакторов г. Мелекесса и на Камчатке ремонтировал две атомные лодки. Теперь мне 52 года. Два года как на пенсии. А снится она мне (подлодка) чуть ли не каждый день. Все трудности гражданской жизни кажутся мелочами по сравнению с теми, которые мы перенесли, когда служили на К-8.
Я несколько раз, будучи уже на гражданке, поздравлял экипаж К-8 с праздником нашим военным, но ответа не получал ни от кого и теперь из газеты узнал, что она почти через 5,5 лет погибла. Честно признаюсь, я рыдал так, как не плакал над родителями. Как бы мне хотелось встретиться с товарищами, хотя бы с некоторыми из них, ведь у нас, конечно, есть что вспомнить... Мы давали подписку на 20 лет молчать, а теперь-то другое время! Прочитал в статье, что члены экипажа К-8 мечтают установить в ленинградском соборе мраморную плиту с именами павших. Так неужели мы, которые демобилизовались раньше, останемся в стороне! Конечно, нет, я уверен, что все, прочитав статью, были ошеломлены этим событием... Когда моя жена Валя, прочитав газету "Комсомольская правда", в которой сообщалось о встрече моряков-подводников с подлодки К-19 на Кузьминском кладбище в городе Москве, спросила: "Петя, тебя это, кажется, не касается?" Я ответил: "Как это не касается! Мы же ее спасали! Тогда, во время моей службы, она тоже потерпела страшную аварию и нам ее удалось спасти и прибуксировать в базу. Я поехал в Москву с сыном, хотя работал тогда на шахте. Но тогда со своего экипажа я никого не встретил... Помогите, пожалуйста, может, кто-нибудь еще ищет! Мой адрес: Ростовская область, город Шахты, 16, улица Сельская, дом 52, Величко П. Ф.".
Почти четверть века длилось забвение подвига моряков К-8.
Однако несмотря на запреты и умолчания, все эти долгие годы ходили по рукам стихи самодеятельных поэтов, стихи, посвященные К-8.
Мы на той широте и на той долготе,
Только робко Атлантика лижет борта,
Но погода не та, да и воды не те -
Тишина над водой, полный штиль - красота!
За бортом, как слеза, голубая вода
И веселого солнца играют лучи.
От недавнего здесь не осталось следа,
Только сердце о прошлом истошно кричит.
Это было апрельским трагическим днем.
Дым угарный людей по отсекам косил,
Трое суток боролись ребята с огнем,
На четвертые уже выбивались из сил.
И тогда, словно смерчь, налетел ураган.
И Атлантика вздыбилась, словно стена.
Как взбесившийся зверь, бушевал океан.
Все безумство на лодку обрушив сполна.
Грозно волны разинули жадные рты,
Будто дан им приказ: "Ничего не жалеть!"
Окаянная сила ломала хребты
Даже самых могучих стальных кораблей.
Но ползли, ползли океана валы,
А в пучине бездонной могильно темно.
Оголтелые ветры упрямы и злы,
И подводная лодка уходит на дно.
В небе желтой разлукой застыла луна,
И вода океана свинцово густа,
И над лодкой росла и росла глубина,
Прогибала шпангоуты тяжесть пласта.
Разве может такое забыть человек?
От подводного стона леденеет душа.
Это море ворвалось в центральный отсек,
Переборки стальные со злобой круша.
От огромного горя немеют уста,
И с надрывом стучат ошалело сердца.
Лишь моряцкая совесть кристально чиста:
Все погибли, но выполнили долг до конца. * * *
Пишет вдова штурмана К-8 Галина Павловна Шмакова: "Прошло уже 23 года... Но трагические события апреля 1970 года снова заставили вернуть память в те годы. Столько лет разрозненные воспоминания терзали души таких, как я, вдов, родителей и родственников.
Моему мужу Николаю Шмакову - старшему лейтенанту, первому штурману, отправившемуся в первое и последнее автономное плавание, было всего 26 лет... Нашей дочери исполнилось всего 9 месяцев, когда мы расстались с мужем. И я никогда не могла подумать, представить, что встречи больше не будет...
Представить жизнь в северном гарнизоне не каждый может. Полярная ночь, ветра, отсутствие горячей воды, сложные жилищные условия, а для маленьких детей и нехватка молока - это не экзотика. Но вспоминая жизнь на Севере, я Помню и другое - радость встреч, когда возвращался муж со службы, друзей тех лет... Были молодость и счастье! Кажется, что все это было только вчера.
Я помню, как плакала Лида Деревянко, когда до трагедии было еще далеко, говоря, что она чувствует, что "наши не вернутся, что-то случится". Странное предчувствие. Я помню, как 12 апреля 1970 года в минуты гибели моего мужа я проснулась от страшного сна. Сон - я вижу через приоткрытую дверь свет в другой комнате, там ходит мой муж, что-то переставляет. А я ему говорю, чтобы он выключил' свет и ложился в постель - и странный холод пронзил меня в тот момент. Я проснулась. И с этой минуты меня не покидала тревога. В этот день наша дочь начала ходить самостоятельно. А этих минут так ждал ее отец! В этот день наши друзья, собравшись в квартире В. Подопригоры, говорили, успокаивая меня, что сон - это следствие моих мыслей и ожидания.
Из наших окон квартиры были видны на причале огни подводных лодок. Каждый вечер я считала их. И накануне того страшного дня, через неделю после их гибели, я вдруг обнаружила лишние огни. Что это? Пришла лодка? Ведь мы еще ничего не знали. Мы готовились к радостной встрече. Оказалось, что это не лодка. А утром... Это страшно, когда тебе говорят: "Ваш муж, выполняя боевую задачу, погиб и захоронен в море". Я не верила, не верила много лет.
Уезжая в Новосибирск, где жили его родственники, я надеялась, что произошла ошибка, что раз уж осталась в живых часть экипажа, то мой муж должен жить.
Я вечно помню его последние слова в письме, которое он прислал, как и большинство его товарищей, со Средиземного моря: "Галя, береги Женьку - нашу любовь, береги себя. А я уж по мере возможности тоже постараюсь, как все, сама же знаешь. В нашем альбоме выпускном по этому поводу есть хорошие слова Гаджиева: "Нигде нет и не может быть такого равенства перед лицом смерти, как среди экипажа подводной лодки, на которой либо все побеждают, либо все погибают". А наш девиз тоже не должен меркнуть: "И в беде, и в радости, и в горе только чуточку прищурь глаза..." И только так!"
Эти слова письма из глубины моря были напутствием на всю дальнейшую жизнь и, действительно, поддерживали всю жизнь. Сколько оказалось причастных к этой трагедии! Не счесть, ибо за фамилиями на обелиске - семьи, родственники, друзья. А приказ Главкома был: спасать корабль, а потом людей!
Я благодарна друзьям, которые долго поддерживали меня письмами... Следы К-8 я искала всюду - в Балтийске, Владивостоке, Баку, Ессентуках, Москве, Ленинграде, на встречах с друзьями мужа. И вот спустя 23 года они появились в газете "Труд". Очень тяжело читать и снова переживать те страшные минуты. Но спасибо С. Быстрову и Вл. Шигину, которые своими статьями заставили многих вспомнить о героизме экипажа К-8. Сколько сломанных жизней, разбитых надежд! Мужественный, смелый экипаж. 52 человека были. И их нет! Осталась память о них. Был открыт обелиск на Севере. Сколько же слез пролито мно-гими, кто получил фотографии открытия обелиска и кто не был на открытии. Но почему? Почему не пригласили нас на это открытие? Я думаю, что каждый, причастный к трагедии К-8, полетел бы в то время на Север.
Не знаю, как сложились судьбы у таких, как я. У меня появились новые друзья, которые спасли меня, поддерживали родственники, работа заставляла стойко держаться. Ведь на руках осталась маленькая дочь, которую надо было вырастить, воспитать, дать образование, а одной это сделать не легко. Трудные годы, и нелегкими они были, я думаю, не только для меня. Сейчас я директор одной из ново-сибирских школ. Я благодарна и коллективу моих учителей, которые поддерживали меня в трудное время.
Но все ли сделало правительство, Министерство обороны? Ведь потеряны для страны молодые, умные, полные сил ребята! Кто восполнит горечь утраты женам, родителям, детям?"
Из письма бывшего члена экипажа К-8 старшины 1-й статьи запаса Петра Федоровича Величко: "Прочитал вашу статью... и был глубоко потрясен, что наша лодка погибла! Я прослужил на ней с 1961 по 1964годвключительно, последние два года был старшиной команды машинистов спецтрюмных энергоустановки. Командир у нас был капитан 2 ранга Андросов - очень умный, грамотный, наш человек и отец. До сих пор Вас вспоминаю добрым словом. Стар-шим помощником у нас тогда был Каширский, а до этого У нас же он был замполитом. Командиром дивизии был капитан 3 ранга Ю. Белов, которого мы все уважали и или, как человека и большого специалиста своего дела.
13 старшинского состава я помню: Матросова, Рудь Володю Сашу Грицацуева, Юру Федорова, Щербакова Анатолия, Подлатова, Васильева и Яшку-кока, остальных не помню, ведь прошло почти тридцать лет.
Так случилось, что перед самой демобилизацией меня послали на учение в море на подлодке К-11 аналогичного проекта, а когда мы пришли, то моих товарищей уже демобилизовали, и я не знаю их адресов до сих пор. После демобилизации мне пришлось поработать в НИИ атомных реакторов г. Мелекесса и на Камчатке ремонтировал две атомные лодки. Теперь мне 52 года. Два года как на пенсии. А снится она мне (подлодка) чуть ли не каждый день. Все трудности гражданской жизни кажутся мелочами по сравнению с теми, которые мы перенесли, когда служили на К-8.
Я несколько раз, будучи уже на гражданке, поздравлял экипаж К-8 с праздником нашим военным, но ответа не получал ни от кого и теперь из газеты узнал, что она почти через 5,5 лет погибла. Честно признаюсь, я рыдал так, как не плакал над родителями. Как бы мне хотелось встретиться с товарищами, хотя бы с некоторыми из них, ведь у нас, конечно, есть что вспомнить... Мы давали подписку на 20 лет молчать, а теперь-то другое время! Прочитал в статье, что члены экипажа К-8 мечтают установить в ленинградском соборе мраморную плиту с именами павших. Так неужели мы, которые демобилизовались раньше, останемся в стороне! Конечно, нет, я уверен, что все, прочитав статью, были ошеломлены этим событием... Когда моя жена Валя, прочитав газету "Комсомольская правда", в которой сообщалось о встрече моряков-подводников с подлодки К-19 на Кузьминском кладбище в городе Москве, спросила: "Петя, тебя это, кажется, не касается?" Я ответил: "Как это не касается! Мы же ее спасали! Тогда, во время моей службы, она тоже потерпела страшную аварию и нам ее удалось спасти и прибуксировать в базу. Я поехал в Москву с сыном, хотя работал тогда на шахте. Но тогда со своего экипажа я никого не встретил... Помогите, пожалуйста, может, кто-нибудь еще ищет! Мой адрес: Ростовская область, город Шахты, 16, улица Сельская, дом 52, Величко П. Ф.".
Почти четверть века длилось забвение подвига моряков К-8.
Однако несмотря на запреты и умолчания, все эти долгие годы ходили по рукам стихи самодеятельных поэтов, стихи, посвященные К-8.
Мы на той широте и на той долготе,
Только робко Атлантика лижет борта,
Но погода не та, да и воды не те -
Тишина над водой, полный штиль - красота!
За бортом, как слеза, голубая вода
И веселого солнца играют лучи.
От недавнего здесь не осталось следа,
Только сердце о прошлом истошно кричит.
Это было апрельским трагическим днем.
Дым угарный людей по отсекам косил,
Трое суток боролись ребята с огнем,
На четвертые уже выбивались из сил.
И тогда, словно смерчь, налетел ураган.
И Атлантика вздыбилась, словно стена.
Как взбесившийся зверь, бушевал океан.
Все безумство на лодку обрушив сполна.
Грозно волны разинули жадные рты,
Будто дан им приказ: "Ничего не жалеть!"
Окаянная сила ломала хребты
Даже самых могучих стальных кораблей.
Но ползли, ползли океана валы,
А в пучине бездонной могильно темно.
Оголтелые ветры упрямы и злы,
И подводная лодка уходит на дно.
В небе желтой разлукой застыла луна,
И вода океана свинцово густа,
И над лодкой росла и росла глубина,
Прогибала шпангоуты тяжесть пласта.
Разве может такое забыть человек?
От подводного стона леденеет душа.
Это море ворвалось в центральный отсек,
Переборки стальные со злобой круша.
От огромного горя немеют уста,
И с надрывом стучат ошалело сердца.
Лишь моряцкая совесть кристально чиста:
Все погибли, но выполнили долг до конца. * * *
В
судьбах кораблей, как и в судьбах людей, бывает много совпадений. Однако в
судьбе К-8 эти совпадения носят Мистический характер. Таинственные незримые
роковой нити связали ее с другой атомной подводной лодкой, чья судьба была
столь же трагична...
Военно-морской флаг был поднят на третьей советской атомной субмарине К-8 31 декабря 1959 года, а всего двенадцатью днями раньше на противоположном берегу Атлантики флаг был поднят на американской атомной подводной лодке "Скорпион".
Прошло несколько лет, и вот однажды, выйдя в полигон для отработки курсовой задачи, К-8 обнаружила, что рядом с ней маневрирует неизвестная атомная лодка. Какое-то время обе лодки находились в пределах взаимного прослушивания друг друга гидроакустическими станциями, затем неизвестная лодка ушла. Когда же после возвращения в базу командир К-8 доложил об имевшем место гидроакустическом контакте, то ему сообщили, что, по данным агентурной разведки, "неизвестная подводная лодка" была атомной подводной лодкой ВМС США "Скорпион". Так судьбы двух атомоходов, пересекаясь на боевых курсах, оставили первый таинственный след.
В 1965 году К-8 выполняла стрельбу боевой торпедой, и та внезапно навелась на саму стрелявшую подводную лодку. От гибели К-8 тогда спасла лишь быстрота действий командира и экипажа. На этот раз "восьмерке" удалось перехитрить судьбу! Но это не удается сделать "Скорпиону"!
Спустя три года "Скорпион" уходит на свою первую боевую службу в Средиземное море. И хотя в период плавания по Средиземному морю на самом "Скорпионе" никаких происшествий не случилось, на душе американских подводников было тяжело. В это время невдалеке от них у побережья Тулона внезапно погибла со всем экипажем французская подводная лодка, унеся навечно в пучину и тайну своей гибели. Но на обратном пути "Скорпион" внезапно пропадает. Береговые акустические станции зафиксировали лишь страшный подводный взрыв. К месту предполагаемой катастрофы устремились спасательные суда, но все было напрасно: ни лодки, ни одного из полутора сотен членов экипажа спасти не удалось.
Прошли многие годы, пока Пентагон, наконец, не раскрыл тайну гибели американского атомохода. "Скорпион" убила его же собственная торпеда, которая внезапно развернулась в сторону подводной лодки, точно так же, как это было тремя годами раньше на К-8!
Через два года после гибели "Скорпиона" советский атомоход К-8 отправился в свой первый (и как оказалось, последний) поход в Средиземное море. Едва советские подводники преодолели Гибралтар, как Средиземноморье потрясла катастрофа - у побережья Тулона таинственно гибнет французская подводная лодка "Эридис", того же проекта, о и погибшая два года назад "Сибилла". Поразительно, обе французские субмарины пропали практически в одном и том же районе...
Как и "Скорпион", К-8 успешно выполнила свою задачу в Средиземном море. Когда же, выйдя в Атлантику, она достигла района гибели "Скорпиона", на ней произошел пожар, а после трех суток отчаянной борьбы, подводная лодка гибнет, опустившись на океанское дно в каких-нибудь трехстах милях от американского атомохода. Зловещий рок, погубивший две атомные субмарины, словно удовлетворенный полученной жертвой, затаился на много лет, затаился, чтобы вновь явить людям таинственную вязь времен и событий.
12 апреля 1989 года неподалеку от острова Медвежий потерпела аварию и затонула советская подводная лодка "Комсомолец". И тогда многие вновь вспомнили несчастливую К-8, а вспомнив, невольно вздрогнули, уж больно много было у той давней катастрофы совпадений с канувшим в пучину "Комсомольцем", совпадений как вполне объяснимых, так и тех, что нельзя объяснить ничем...
Трагедия "Комсомольца" произошла ровно день в день гибели К-8. Много совпадений выявляется и дальше! Обе лодки потерпели аварию, возвращаясь с боевой службы. На обеих пожар начался в кормовых отсеках, на обеих эки-пажи, борясь за живучесть, отходили все дальше и дальше в носовые отсеки. В обоих случаях причиной гибели стала потеря продольной остойчивости, вследствие затопления кормовых отсеков из-за попадания в них забортной воды через отверстия выгоревших от пожара сальников.
В обоих случаях командиры атомоходов погибли, до конца оставаясь на борту своих кораблей. В обоих случаях старшими на борту были люди в одинаковой должности - заместители командиров дивизий подводных лодок. В обоих лучаях замкомдивы остались живы.
Но и это не все! На обоих атомоходах были подводники со схожими фамилиями: в обоих случаях одни спаслись, другие погибли. Так спаслись бывший на К-8 старшина Колойда и бывший на "Комсомольце" капитан 1 ранга Коляда, погибли: бывший на К-8 старший лейтенант Шостаковский и бывший на "Комсомольце" лейтенант Шостак...
Фамилия Шостак вообще отмечена на отечественном флоте особой печатью трагичности. Первый обладатель ее, знаменитый ушаковский капитан 1 ранга Иван Шостак, герой Средиземноморской кампании 1798 - 1800 годов, погиб неподалеку от Севастополя на линейном корабле "Тольская Богородица" в шторм. Шостаковским была фамилия и замполита печально известного линкора "Новороссийск", перевернувшегося в Севастопольской бухте. Севастопольцами и выпускниками Севастопольского высшего военно-морского училища были и погибшие на К-8 и "Комсомольце" старший лейтенант Шостаковский и лейтенант Шостак. Что это? Совпадение или нечто иное?
В процессе работы над книгой автор советовался по поводу всех этих совпадений со многими моряками, писателями и журналистами. Все удивлялись, некоторые пытались отыскать какие-то свои "таинственные связи". Предпринял такую попытку и знакомый автору журналист Сергей Птичкин. И хотя автор книги не разделяет предложенную Птичкиным цифровую кабалистику, он все же счел необходимым познакомить читателей и с такой точкой зрения на таинственную связь судеб К-8 и "Комсомольца". Итак, С. Птичкин пишет: "...Самое удивительное - цифровая символика, в которой, словно в криптограмме, зашифрована страшная тайна... В послевоенный период у нас погибло 7 подводных лодок, из них три - атомные. К-8 был третьим по счету атомоходом, спущенным на воду в СССР. и судьбой ему уготовано было открыть трагический отсчет АПЛ, поглощенных морской стихией. А последняя лодка, седьмая по общему счету, - "Комсомолец". Но ведь у этой лодки тоже был свой тактический номер, а именно К-278. Вдумайтесь в эти цифры! Двойка! Семерка! Восьмерка! К-8 - первая торпедная лодка - затонула в результате пожара, начавшегося 8 апреля в 7-м отсеке. А когда должен был случиться аналогичный пожар на следующей атомной торпедной подводной лодке?
Теперь-то мы знаем - трагедия произошла 7 апреля восемьдесят девятого и пожар начался в седьмом (!) отсеке... К-278... Вторая катастрофа после К-8, а дата ее в средней цифре...
Если сложить двойку и восьмерку, умножить сумму на среднюю цифру, то получится 70 - год гибели К-8. Если сложить первые две и перенести их сумму за восьмерку, то получим 89 - год гибели К-278 - "Комсомольца"..."
Вот что думает по поводу совпадений бывший Главнокомандующий ВМФ СССР и России адмирал флота В. Н. Чернавин: "...Многое до странности повторилось в тех трагедиях - почти один к одному. Командиры обоих кораблей (как и их старшие начальники, находившиеся на борту) однозначно исключали возможность потери плавучести. (Потеря плавучести явилась полнейшей неожиданностью для обоих экипажей.) Первопричиной обеих катастроф стал пожар, но отнюдь не повреждения (типа пробоины) корпуса. Личный состав загодя, тщательно не готовился к тому, чтобы при необходимости покинуть корабль. Даже уцелевшие индивидуальные средства спасения не были использованы полностью, хотя объективности ради надо сказать, что и возможности вынести их на заливаемую водой верхнюю палубу почти не было.
Разные люди служили на тех двух лодках, различна была конструкция кораблей. Общее одно - роковая судьба, неизбывное горе матерей, отцов, жен, осиротевших детей... А еще - удивительный героизм и стойкость моряков, ставших примером для всех нас, ныне живущих..."
Возможно, что все множество совпадений, приведенных выше, кому-то покажется лишь цепью невероятных случайностей. К тому же вполне понятно, что во всех случаях возникновения пожаров и происшедших катастроф имелись вполне материальные причины, а компетентные комиссии Дотошно разобрались во всех деталях. И все же порой приходит ощущение, что за всеми многочисленными морскими трагедиями сокрыта какая-то великая тайна Океана, тайна, которую человечеству еще не дано раскрыть...
Военно-морской флаг был поднят на третьей советской атомной субмарине К-8 31 декабря 1959 года, а всего двенадцатью днями раньше на противоположном берегу Атлантики флаг был поднят на американской атомной подводной лодке "Скорпион".
Прошло несколько лет, и вот однажды, выйдя в полигон для отработки курсовой задачи, К-8 обнаружила, что рядом с ней маневрирует неизвестная атомная лодка. Какое-то время обе лодки находились в пределах взаимного прослушивания друг друга гидроакустическими станциями, затем неизвестная лодка ушла. Когда же после возвращения в базу командир К-8 доложил об имевшем место гидроакустическом контакте, то ему сообщили, что, по данным агентурной разведки, "неизвестная подводная лодка" была атомной подводной лодкой ВМС США "Скорпион". Так судьбы двух атомоходов, пересекаясь на боевых курсах, оставили первый таинственный след.
В 1965 году К-8 выполняла стрельбу боевой торпедой, и та внезапно навелась на саму стрелявшую подводную лодку. От гибели К-8 тогда спасла лишь быстрота действий командира и экипажа. На этот раз "восьмерке" удалось перехитрить судьбу! Но это не удается сделать "Скорпиону"!
Спустя три года "Скорпион" уходит на свою первую боевую службу в Средиземное море. И хотя в период плавания по Средиземному морю на самом "Скорпионе" никаких происшествий не случилось, на душе американских подводников было тяжело. В это время невдалеке от них у побережья Тулона внезапно погибла со всем экипажем французская подводная лодка, унеся навечно в пучину и тайну своей гибели. Но на обратном пути "Скорпион" внезапно пропадает. Береговые акустические станции зафиксировали лишь страшный подводный взрыв. К месту предполагаемой катастрофы устремились спасательные суда, но все было напрасно: ни лодки, ни одного из полутора сотен членов экипажа спасти не удалось.
Прошли многие годы, пока Пентагон, наконец, не раскрыл тайну гибели американского атомохода. "Скорпион" убила его же собственная торпеда, которая внезапно развернулась в сторону подводной лодки, точно так же, как это было тремя годами раньше на К-8!
Через два года после гибели "Скорпиона" советский атомоход К-8 отправился в свой первый (и как оказалось, последний) поход в Средиземное море. Едва советские подводники преодолели Гибралтар, как Средиземноморье потрясла катастрофа - у побережья Тулона таинственно гибнет французская подводная лодка "Эридис", того же проекта, о и погибшая два года назад "Сибилла". Поразительно, обе французские субмарины пропали практически в одном и том же районе...
Как и "Скорпион", К-8 успешно выполнила свою задачу в Средиземном море. Когда же, выйдя в Атлантику, она достигла района гибели "Скорпиона", на ней произошел пожар, а после трех суток отчаянной борьбы, подводная лодка гибнет, опустившись на океанское дно в каких-нибудь трехстах милях от американского атомохода. Зловещий рок, погубивший две атомные субмарины, словно удовлетворенный полученной жертвой, затаился на много лет, затаился, чтобы вновь явить людям таинственную вязь времен и событий.
12 апреля 1989 года неподалеку от острова Медвежий потерпела аварию и затонула советская подводная лодка "Комсомолец". И тогда многие вновь вспомнили несчастливую К-8, а вспомнив, невольно вздрогнули, уж больно много было у той давней катастрофы совпадений с канувшим в пучину "Комсомольцем", совпадений как вполне объяснимых, так и тех, что нельзя объяснить ничем...
Трагедия "Комсомольца" произошла ровно день в день гибели К-8. Много совпадений выявляется и дальше! Обе лодки потерпели аварию, возвращаясь с боевой службы. На обеих пожар начался в кормовых отсеках, на обеих эки-пажи, борясь за живучесть, отходили все дальше и дальше в носовые отсеки. В обоих случаях причиной гибели стала потеря продольной остойчивости, вследствие затопления кормовых отсеков из-за попадания в них забортной воды через отверстия выгоревших от пожара сальников.
В обоих случаях командиры атомоходов погибли, до конца оставаясь на борту своих кораблей. В обоих случаях старшими на борту были люди в одинаковой должности - заместители командиров дивизий подводных лодок. В обоих лучаях замкомдивы остались живы.
Но и это не все! На обоих атомоходах были подводники со схожими фамилиями: в обоих случаях одни спаслись, другие погибли. Так спаслись бывший на К-8 старшина Колойда и бывший на "Комсомольце" капитан 1 ранга Коляда, погибли: бывший на К-8 старший лейтенант Шостаковский и бывший на "Комсомольце" лейтенант Шостак...
Фамилия Шостак вообще отмечена на отечественном флоте особой печатью трагичности. Первый обладатель ее, знаменитый ушаковский капитан 1 ранга Иван Шостак, герой Средиземноморской кампании 1798 - 1800 годов, погиб неподалеку от Севастополя на линейном корабле "Тольская Богородица" в шторм. Шостаковским была фамилия и замполита печально известного линкора "Новороссийск", перевернувшегося в Севастопольской бухте. Севастопольцами и выпускниками Севастопольского высшего военно-морского училища были и погибшие на К-8 и "Комсомольце" старший лейтенант Шостаковский и лейтенант Шостак. Что это? Совпадение или нечто иное?
В процессе работы над книгой автор советовался по поводу всех этих совпадений со многими моряками, писателями и журналистами. Все удивлялись, некоторые пытались отыскать какие-то свои "таинственные связи". Предпринял такую попытку и знакомый автору журналист Сергей Птичкин. И хотя автор книги не разделяет предложенную Птичкиным цифровую кабалистику, он все же счел необходимым познакомить читателей и с такой точкой зрения на таинственную связь судеб К-8 и "Комсомольца". Итак, С. Птичкин пишет: "...Самое удивительное - цифровая символика, в которой, словно в криптограмме, зашифрована страшная тайна... В послевоенный период у нас погибло 7 подводных лодок, из них три - атомные. К-8 был третьим по счету атомоходом, спущенным на воду в СССР. и судьбой ему уготовано было открыть трагический отсчет АПЛ, поглощенных морской стихией. А последняя лодка, седьмая по общему счету, - "Комсомолец". Но ведь у этой лодки тоже был свой тактический номер, а именно К-278. Вдумайтесь в эти цифры! Двойка! Семерка! Восьмерка! К-8 - первая торпедная лодка - затонула в результате пожара, начавшегося 8 апреля в 7-м отсеке. А когда должен был случиться аналогичный пожар на следующей атомной торпедной подводной лодке?
Теперь-то мы знаем - трагедия произошла 7 апреля восемьдесят девятого и пожар начался в седьмом (!) отсеке... К-278... Вторая катастрофа после К-8, а дата ее в средней цифре...
Если сложить двойку и восьмерку, умножить сумму на среднюю цифру, то получится 70 - год гибели К-8. Если сложить первые две и перенести их сумму за восьмерку, то получим 89 - год гибели К-278 - "Комсомольца"..."
Вот что думает по поводу совпадений бывший Главнокомандующий ВМФ СССР и России адмирал флота В. Н. Чернавин: "...Многое до странности повторилось в тех трагедиях - почти один к одному. Командиры обоих кораблей (как и их старшие начальники, находившиеся на борту) однозначно исключали возможность потери плавучести. (Потеря плавучести явилась полнейшей неожиданностью для обоих экипажей.) Первопричиной обеих катастроф стал пожар, но отнюдь не повреждения (типа пробоины) корпуса. Личный состав загодя, тщательно не готовился к тому, чтобы при необходимости покинуть корабль. Даже уцелевшие индивидуальные средства спасения не были использованы полностью, хотя объективности ради надо сказать, что и возможности вынести их на заливаемую водой верхнюю палубу почти не было.
Разные люди служили на тех двух лодках, различна была конструкция кораблей. Общее одно - роковая судьба, неизбывное горе матерей, отцов, жен, осиротевших детей... А еще - удивительный героизм и стойкость моряков, ставших примером для всех нас, ныне живущих..."
Возможно, что все множество совпадений, приведенных выше, кому-то покажется лишь цепью невероятных случайностей. К тому же вполне понятно, что во всех случаях возникновения пожаров и происшедших катастроф имелись вполне материальные причины, а компетентные комиссии Дотошно разобрались во всех деталях. И все же порой приходит ощущение, что за всеми многочисленными морскими трагедиями сокрыта какая-то великая тайна Океана, тайна, которую человечеству еще не дано раскрыть...
* * *
Прошло
совсем немного времени, и в Гремихе не осталось ни одного из тех, кто
участвовал в последнем походе К-8. Оставшиеся в живых офицеры и мичманы
разъехались к новым местам службы, матросы уволились в запас. Вдовам, согласно
специального постановления правительства предоставили возможность выбрать для
проживания любой из городов Советского Союза и обеспечили там жильем, назначили
пенсии. Правда, и здесь не обошлось без "ложки дегтя". Жилье давали
далеко не лучшее, а пенсии мизерные. К слову сказать, вдове капитана 2 ранга
Бессонова квартиры в Ленинграде так и не дали, квартиру она получила от директора
предприятия, где работала. Говорят, что он, сам бывший моряк, был потрясен,
узнав, что вдова Героя Советского Союза вынуждена ютиться в каком-то углу, и
тут же выделил ей жилье из своих фондов...
Идет время. Давно уже в Гремихском гарнизоне улицы носят имена Всеволода Бессонова и Арсения Соловья, давно высится на сопке памятник погибшим подводникам, запечатлевший спасение корабельным врачом больного моряка. И для нового поколения события далекого семидесятого года уже стали достоянием истории.
Далеко разбросала судьба по всей стране и членов экипажа "восьмерки". Давно выросли дети. Время неумолимо, а потому труднее с каждым годом собираться ветеранам 12 апреля на традиционный вечер памяти в Ленинграде. Но в день двадцатипятилетия гибели своего корабля все же они вновь собрались вместе, чтобы первый раз открыто помянуть своих боевых друзей, тех, кто исполнил до конца свой долг перед Отечеством, пал, но не отступил, не струсил, оставшись до последних мгновений своей жизни верными присяге, долгу и чести...
Вспомним же и мы еще раз их поименно! Вспомним и поклонимся за то, что они были!
Идет время. Давно уже в Гремихском гарнизоне улицы носят имена Всеволода Бессонова и Арсения Соловья, давно высится на сопке памятник погибшим подводникам, запечатлевший спасение корабельным врачом больного моряка. И для нового поколения события далекого семидесятого года уже стали достоянием истории.
Далеко разбросала судьба по всей стране и членов экипажа "восьмерки". Давно выросли дети. Время неумолимо, а потому труднее с каждым годом собираться ветеранам 12 апреля на традиционный вечер памяти в Ленинграде. Но в день двадцатипятилетия гибели своего корабля все же они вновь собрались вместе, чтобы первый раз открыто помянуть своих боевых друзей, тех, кто исполнил до конца свой долг перед Отечеством, пал, но не отступил, не струсил, оставшись до последних мгновений своей жизни верными присяге, долгу и чести...
Вспомним же и мы еще раз их поименно! Вспомним и поклонимся за то, что они были!
* * *
Немає коментарів:
Дописати коментар