Юлия Латынина: У нас очень дешевые теракты

С момента взрыва дома на улице Гурьянова прошло 11 лет. Что изменилось?

В ночь с 8 на 9 сентября в Москве вспомнят жертв теракта на улице Гурьянова. Поздним вечером люди с цветами и свечами придут к памятной стеле. Жертв теракта вспомнят и в храме-часовне «Всех скорбящих радость». Там, где сейчас стела, раньше стоял девятиэтажный жилой дом N19. 8 сентября 1999 года, в 23 часа 58 минут, два его подъезда были уничтожены в результате мощного взрыва. Конструкции находящегося рядом здания жилого дома №17 были деформированы, а в радиусе полукилометра оказались выбитыми почти все стекла.
В разрушенном доме проживали семьи рабочих и сотрудников завода АЗЛК – всего 192 семьи с общим количеством членов в 545 человек. Погибли, по данным Бюро судебно-медицинской экспертизы Комитета здравоохранения, 106 человек, травмы различной степени тяжести получили 264 человека, в том числе 86 детей.

Официальное расследование назвало организаторами акций полевых командиров Хаттаба и Абу Умара. По версии властей, некоторые исполнители были убиты, а двоих - Адама Деккушева и Юсуфа Крымшамхалова - в 2004 году приговорили к пожизненному заключению.
Может ли повторится подобная трагедия в Москве, рассуждает ведущая передачи «Код доступа» на «Эхо Москвы» Юлия Латынина.
«СП»: – Юлия Леонидовна, какие выводы можно сделать сейчас о том первом взрыве на Гурьяова?
– Мне ужасно не нравится, когда отсчет серии взрывов 1999 года начинается с теракта на улице Гурьянова. Это какой-то москвацентризм, потому что первый взрыв из этой серии состоялся 19 марта 1999 года на рынке во Владикавказе, где погибло 53 человека. Собственно, такие взрывы, с некоторыми перерывами, продолжаются уже 11 лет. Последние – это взрывы в московском метро.
Тогда, 19 марта во Владикавказе, а не на улице Гурьянова, Россия впервые столкнулась с религиозным фундаментализмом в его чистом виде. То есть, не с чеченской войной, которая велась в значительной степени за независимость. А с деятельностью тогда небольшого количества людей, которые считали необходимым освободить Северный Кавказ от кяфиров. Тогда эти люди были маргиналами на Кавказе. Сейчас, через 11 лет, они являются очень значительной силой.
«СП»: – Вы считаете, они стали силой, потому что к власти в России пришли коррумпированные структуры?
– Я считаю, ситуация гораздо сложнее. С людьми примерно того же сорта, что у нас на Кавказе, имеют дело американцы в Афганистане, и тоже ничего не могут сделать. Поэтому, мне кажется, валить ситуацию на Кавказе на коррупцию Путина, не совсем правильно. И без Путина было бы плохо. При любом идеальном государстве было бы плохо.
Потому что когда вы сталкиваетесь с деятельностью мусульманского фундаментализма, и это происходит не в стране типа США, где у вас все хорошо, и где для фундаменталистов мало поддержки, то вы всегда оказываетесь в проигрыше. Если вы действуете жестко, то вас называют жестоким кяфиром, и сражаются против вас. Если вы действуете слишком мягко, вас называют слабаком, и тоже сражаются.
Это такая зараза, против которой бороться очень тяжело. Можно говорить, что делают российские федералы правильно, а что нет (они много делают неправильно). Но существует все же причина болезни. Она заключается не в том, что больной пьет, сквернословит и ведет неправильный образ жизни, а в вирусе. Этот вирус мог бы немного по-другому проявляться, но у него есть некоторые особенности. Это вирус, а не собственное поведение больного.
«СП»: – Получается, мы не застрахованы от новых терактов?
– Мы не просто не застрахованы – теракты эти происходят. Поскольку Кавказ все еще часть России, глупо удивляться, что они происходят на Кавказе. А время от времени они происходят внутри непосредственно России. Причем, к сожалению, есть такая тяжелая тенденция общественного мнения: оно не замечает ничего, что происходит не в Москве. Не думаю, что многие помнят о взрыве поезда в Ессентуках, или о взрыве на рынке в Самаре, хотя они унесли очень много человеческих жизней. Тем более, не хочет помнить об этих вещах власть. Любое напоминание о терактах власть воспринимает как свидетельство нелояльности, и у нас происходят невероятные вещи. У нас, например, не отмечается день падения самолетов за неделю перед Бесланом (Два пассажирских авиалайнера потерпели катастрофу. Один из них - Ту-134 - выполнял рейс номер 1303 Москва-Волгоград и разбился в Тульской области. Второй – Ту-154, рейс 1047 Москва-Сочи – упал под Ростовом-на-Дону. Оба самолета вылетели из аэропорта «Домодедово», – прим. Ред.). Мало кто помнит и такой факт: после катастрофы с самолетами власти три дня твердили, что самолеты упали сами по себе.
Самое парадоксальное, и либеральное общественное мнение не хочет сосредотачиваться на терактах. Напрямую их Путину не пришьешь, и сказать, что Путин взорвал самолеты – это чересчур даже для Новодворской. Поэтому теракты просто не замечают.
«СП»: – Кстати о том, что Путин что-то «взорвал». Почему, на ваш взгляд, версия о том, что дома в Москве взорвало ФСБ, оказалась такой живучей?
– Примерно по той же причине, по которой живучей оказалась версия, что 11 сентября устроили сионисты и крестоносцы – то есть, сами американцы. Есть определенная часть людей, которая заинтересована в этой версии 11 сентября. И эти люди называются исламскими фундаменталистами. Они считают, башни-близнецы взорвали сионисты и крестоносцы, чтобы уничтожить исламское государство. И есть прослойка людей, которые ее поддерживают – это, я бы сказала, дебилы, которые всегда против государства.
В случае с Россией ситуация примерно такая же. Есть правительство Путина, которое ведет себя не всегда адекватно, в том числе когда дело касается терактов. И есть группа людей, которая заинтересована в дискредитации этого правительства, которая действует по принципу: «Давайте скажем, что он ест маленьких детей, потому что это лучше действует…». Есть, наконец, либеральная правозащитная тусовка, которая считает: если человек говорит, что его подставила «кровавая гэбня», это так и есть.
Меня, честно говоря, эта ситуация сильно напрягает. Не потому, что мне обидно за Путина. Мне обидно, что люди, которые придерживаются этой точки зрения, абсолютно не понимают, какие силы нам противостоят на Кавказе, и являются защитниками массовых убийц типа Ачимеза Гочияева. Который взорвал не только дома в Москве, но и является автором целой серии других терактов. После Москвы Гочияев организовывал теракт на Ставрополье, его ученик взорвался 31 августа 2004 на станции метро «Рижская».
Когда люди говорят, что Ачимеза Гочияева подставили, и что он был обычным бизнесменом в Москве, мне становится нехорошо. Ребята, не был он бизнесменом в Москве. Он был имамом фундаменталистской мечении в городе Карачаевске с 1997 года, и скрывался от федералов, потому что его люди постреляли ментов. И это не данные следствия, это общедоступная информация, которая элементарно проверяется.
«СП»: – Почему террористы после 1999 года не возвращались к такой сравнительно легкой цели, как жилые дома?
– Вы знаете, квалификация наших террористов равна квалификации наших ментов. У нас очень дешевые теракты. Возьмите, к примеру, взрыв в Волгодонске: мы знаем о нем достаточно полно, потому что в Грузии были пойманы люди, его совершившие – Адам Деккушев и Юсуф Крымшамхалов – и переданы России. Там взрывчатку варили дома у знакомой. Взрывчатка была дешевой – аммиачная селитра, алюминиевая пудра и кусочки тротила и гексогена. Мешки, в которую ее упаковали, закупили на знакомой фабрике. Машинку, чтобы зашить мешки, взяли у знакомого мужика. Она не работала, поэтому взяли другую. Повезли взрывчатку на битом «Камазе» знакомого. Поскольку он был битый, наняли знакомого гаишника все это дело охранять. Остановились на базе у дяди одного из исполнителей теракта. Вопрос: сколько все это стоило? Три копейки.
В этом смысле, организация теракта, который требует перевозки 60 мешков – то есть, трех тонн – взрывчатки, это просто тяжелая логическая задача. Гораздо проще набить багажник взрывчаткой, как это потом делал Гочияев в Ставрополье, и поставить три разных машины в трех разных местах.
Надо заметить, что 16 мая 1999 года был теракт в военном поселке под Владикавказом, где дом был взорван ингушами.
«СП»: – Но в Москве действовала интернациональная бригада?
– Там были два карачаевца – Гочияев и его шурин Хаким Абаев, который погиб в ходе спецоперации Ингушетии в 2004 году. Было два человека – Денис Сайтаков и Равиль Ахмяров – один из которых был наполовину русским, наполовину башкиром, а другой - татарином. То есть, организаторам было важно подчеркнуть, что они – интернационал. Конкретно, это было важно Хаттабу.
Хаттаб был арабом, который сражался за ислам. А участники терактов, в основном, были люди, которые прошли его лагеря. Не то, чтобы в них чему-то сильно учили. Учили там довольно плохо, примерно как сейчас в МГУ. Но террористов выпускали массово, как мальков. Некоторые взрывались сами, а некоторые взрывали дома. Был принцип серийного производства террористов – низкокачественных, как «Жигули».
«СП»: – Сейчас этих террористов производится меньше или больше?
– Значительно больше, что не может не тревожить. Лагеря Хаттаба были специализированной территорией. Туда люди приходили и обучались, скажем, в течение двух месяцев. А сейчас специализированных лагерей нет – люди обучаются, так сказать, по жизни. Количество боевиков резко растет, и один из немногих факторов, спасающих Москву – у этих ребят низкая квалификация. Им тяжело взрываться в Москве, поскольку они никогда в ней не были. Они предпочитают взрываться, где им все известно. Но стоило, скажем, у Марьям Шариповой брату поселиться в Москве, как она и взорвалась в Москве.
«СП»: – Что этому можно противопоставить? Изменить политику на Кавказе, усилить милицейский режим в Москве?
– Реально этому действительно тяжело что-либо противопоставить. Нет хорошего рецепта. Мы имеем дело с оборонительным джихадом, который, с точки зрения джихадиста, есть обязанность каждого мусульманина. И который должен закончиться установлением на Кавказе шариатского государства, чтобы виртуальный Имарат Кавказ превратился в нечто реальное.
Явление, прежде всего, надо правильно описывать. Не надо говорить, что они там взрываются на деньги Запада, чтобы потом потратить их в раю. Не надо рассказывать, что никаких фундаменталистов нет, это просто менты достали хороших людей, и иногда эти замечательные люди убивают ментов или приходят в Беслан, и захватывают детей в заложники и не дают им пить. Если так говорить, толку не будет точно.
Но правильный диагноз – одно, а лечение подобрать очень тяжело. Даже если представить, что завтра в России случилась демократия, и к власти пришел Барак Обама – ничего не изменится, разве что в худшую сторону. Я отвечу на вопрос, что может Россия сделать на Кавказе, когда мне объяснят, что Америка может сделать в Афганистане. Никак не раньше.