В январе 1970 года на заводе "Красное Сормово" на строящейся атомной подводной лодке произошел самопроизвольный запуск реактора. В считанные секунды ядерный джинн под огромным давлением вырвался на свободу. Началось мощнейшее нейтронное и гамма-излучение. Цепная реакция продолжалась всего 10-15 секунд, пока вся вода из реактора не испарилась. Но и этого было более чем достаточно. Все работавшие в цехе люди, не подозревая об опасности, получили сильнейшее облучение.
До последнего времени материалы, относящиеся к аварии, хранились под грифом "совершенно секретно". "Голос Америки" сообщил правду о случившемся на следующий день, в самом же Нижнем Новгороде об ядерной катастрофе говорилось как о тривиальном несчастном происшествии: дескать, рабочие просто обожглись паром. Сами же создатели атомной субмарины были связаны подпиской о неразглашении государственной тайны. Теперь, спустя десятилетия, картину трагедии можно восстановить и по документам, и по воспоминаниям участников тех печальных событий.
Вот как это было. Обычно в цехе, где одновременно строилось несколько атомных подлодок, работало до двух тысяч человек. Но в тот воскресный день их было лишь 156, потому что на субмарине под заводским номером 722 проводились так называемые потенциально опасные работы - гидравлические испытания первого контура. Делается это под давлением 280 атмосфер, но уже при 35 раздался хлопок и произошел самозапуск реактора. Внутри него давление достигло одной тысячи атмосфер. Крепления металлической крышки не выдержали огромной нагрузки, и она приподнялась - всего на два миллиметра. Но этой микрощели хватило, чтобы содержимое вырвалось наружу. Повис туман... Через считанные секунды реакция так же самопроизвольно прекратилась. Но произошло разрушение активной зоны самого реактора. В воздух рабочей зоны было выброшено 72 тысячи кюри радиоактивных веществ.
Рассказывает бывший начальник цеха Валентин Кузин:
- Этот день был выходным, и в цехе старшим оставался мой заместитель. Около десяти утра ко мне прибежал дежурный Олимпий Клявлин. Говорит, какой-то взрыв произошел. А от дома до завода мне идти с полчаса, телефонов тогда не было. Прихожу в цех, смотрю - три парня красные, как после парной. Дальше - больше... Уже были вызваны руководители службы радиационной безопасности - слава Богу, оказались дома. Когда они произвели первые замеры, не поверили своим глазам - прибор зашкалило. Принесли другой, более мощный, - та же история.
Люди продолжали работать. В мою задачу входило не допустить распространения радиации за пределы цеха, учесть всех, кто был здесь в это утро. После санобработки каждому выделили новую одежду. Приехали медики, но они не знали, что делать с теми пятью специалистами, которые находились непосредственно в реакторном отсеке. У некоторых изо рта шла пена... Закончилось тем, что вечером их отправили в Москву, в Институт биофизики. Уже через три недели в живых оставался один. Конечно, госпитализировать надо было всех 156 человек, а потом установить за ними постоянный медицинский контроль. Но власти, видимо, боялись огласки и предпочли закрыть глаза на происшедшее.
О чем же говорят рассекреченные документы? Вот официальное объяснение причин аварии. "Самопроизвольная цепная реакция произошла вследствие резкого падения давления в первом контуре (гидравлический удар) из-за срыва технологических заглушек... Отверстия на стойках... были уплотнены не штатными заглушками, а полиэтиленовыми пробками, предназначенными лишь для предохранения внутренних полостей от механических загрязнений, и не имели необходимой прочности". Если проще - пробки по чьей-то халатности не заменили на надежные заглушки. Непосредственных виновников катастрофы потом установит следствие.
Дальше события развивались так. Следующий удар радиации приняли на себя дозиметристы. Они производили замеры и оценивали радиационную обстановку в цехе. Одновременно другие специалисты контролировали температуру активной зоны непосредственно в реакторном отсеке. Туда заходили по очереди, не более чем на десять минут. Потому дозиметристы составили подробнейшую картограмму загрязнения всех, даже самых отдаленных уголков цеха. После этого обычными пылесосами, а то и вручную убирали фонящие грязь и воду. Но сил явно не хватало. И тогда руководство завода обратилось к коллективу с просьбой принять участие в дезактивации цеха, пообещав добровольцам выплачивать до 50 рублей ежедневно.
Желающих нашлось предостаточно. Усилиями сотен людей за полгода огромный эллинг был очищен от радиации. Важно подчеркнуть, что не только деньги прельщали сормовичей. Люди работали на оборонном предприятии, которое отличалось исключительной дисциплиной. Все понимали, как важно сдать атомную субмарину в срок. И строительство ее вскоре продолжили, заменив реактор.
Со временем все как будто бы вошло в свою колею. Только вот многие ликвидаторы стали чувствовать явное недомогание, проявились всевозможные болячки. Но никто не роптал - время было такое. К тому же все помнили об уже упоминавшейся подписке о неразглашении...
Кто какую дозу облучения получил в январе 70-го? Первые замеры после "хлопка", когда зашкалило приборы, по утверждению одних, производили через час, другие - через два. И все это время работа продолжалась!
В цехе, как оказалось, вообще не было дозиметров. "Индивидуальный дозиметрический контроль не осуществлялся, и не представилась возможность точно установить местонахождение и действия персонала в период развития аварии... Можно лишь ориентировочно рассчитать уровни загрязнения", - говорится на сей счет в официальном заключении.
...Я смотрю в слезящиеся глаза бывшего начальника цеха Кузина. "У меня уже давно искусственные хрусталики, - беспомощно моргает Валентин Алексеевич. - Больна печень, то и дело возникают экземы. Вероятно, рак кожи. Но лечиться не на что. Пенсии в 500 рублей хватает, как говорится, на хлеб да на соль. К тому же сын перенес инфаркт. От голода спасает только дачный участок, но работать на нем мне уже тяжело. А ведь я отдал заводу 50 лет жизни".
Кузину 71 год. Таких, как он, доживших до наших дней, ликвидировав аварии на субмарине, осталось около 700. И, право же, эти люди достойны иной судьбы.
Не рассчитывая на помощь родного государства, они, когда завеса тайны с "хлопка" была снята, создали свое общество ликвидаторов ядерной аварии "Январь-70". Добиваются ветераны одного - чтобы их уравняли в правах с ликвидаторами Чернобыля, отнесли к подразделениям особого риска. А это означает, что они согласно действующему законодательству получили бы единовременное пособие, надбавки к пенсии, бесплатные лекарства, возможность поправить здоровье в санатории. Пока же в соответствии с законом такие льготы предоставляются только работникам силовых структур. И не парадоксально ли, что на том же "Красном Сормове" военпреды, которые лишь косвенно участвовали в дезактивации цеха, к подразделениям особого риска относятся, а вот те, кто был рядом с ними, - нет!
Ликвидаторы столкнулись с непробиваемой железобетонной стеной бюрократизма на государственном уровне. Особенно поражает своим цинизмом ответ на их прошение из Министерства РФ по атомной энергии: "... Радиационная авария произошла на атомном реакторе строящейся подводной лодки, которая не является военным объектом... Эксперты администрации Нижегородской области (а она поддержала просьбу сормовичей. - В.Д.)... не учли данного обстоятельства".
Из этого следует, что и претендовать ликвидаторам не на что. А ведь у субмарины был не только заводской, но и тактический номер - "К-320", на заводе находился ее экипаж. Только вот стояла она пока еще в цехе, а не в затоне - спустить на воду ее предполагалось в феврале.
Ответ от имени Минатома подписали доктор технических наук, член российской научной комиссии по радиационной защите А.М. Матушенко и заместитель начальника департамента проектирования и испытания ядерных боеприпасов Г.Е. Золотухин. В нем содержится и такая "душещипательная" фраза, обращенная к сормовичам: "С надеждой на взаимопонимание".
Взаимопонимания, однако, достигнуто не было. Ни к чему не привели и обращения бывшего губернатора Нижегородской области Бориса Немцова к бывшему председателю правительства РФ Виктору Черномырдину, ныне действующего губернатора Ивана Склярова к бывшему президенту Борису Ельцину. Более того, когда Госдума второго созыва и Федеральное Собрание РФ приняли Закон "О социальной защите непосредственных участников деятельности в области ядерного оружия - граждан из подразделений особого риска", президент наложил на него вето, которое Госдума в ноябре 99-го преодолеть так и не смогла.
Председатель общества "Январь-70" Александр Зайцев и после президентского вето не успокоился, написал жалобу в Конституционный суд РФ. Но и ответ высшей судебной инстанции страны был бюрократически сух и краток: "Вы просите проверить норму, отсутствующую в названном постановлении (речь идет о постановлении правительства России по поводу все тех же зон особого риска. - В.Д.). Принятие решения по вопросу целесообразности дополнения действующего законодательства не входит в компетенцию Конституционного суда РФ".
Казалось бы, дальше идти некуда. Но уже на отдыхе президент Ельцин, сменился состав Госдумы, и у отчаявшихся сормовичей появилась новая надежда. Они намерены по властным структурам добиваться справедливости. И, несмотря ни на что, верят: руководители нашего государства наконец услышат их голос. Только сколько ликвидаторов аварии на ядерной субмарине останется к тому времени в живых, одному Богу известно. В январе на местном кладбище появилась не одна свежая могила. Хорошо (если тут уместно это слово), что хоть затраты на похороны берет на себя завод, руководители которого не забывают своих обездоленных ветеранов...
Вот как это было. Обычно в цехе, где одновременно строилось несколько атомных подлодок, работало до двух тысяч человек. Но в тот воскресный день их было лишь 156, потому что на субмарине под заводским номером 722 проводились так называемые потенциально опасные работы - гидравлические испытания первого контура. Делается это под давлением 280 атмосфер, но уже при 35 раздался хлопок и произошел самозапуск реактора. Внутри него давление достигло одной тысячи атмосфер. Крепления металлической крышки не выдержали огромной нагрузки, и она приподнялась - всего на два миллиметра. Но этой микрощели хватило, чтобы содержимое вырвалось наружу. Повис туман... Через считанные секунды реакция так же самопроизвольно прекратилась. Но произошло разрушение активной зоны самого реактора. В воздух рабочей зоны было выброшено 72 тысячи кюри радиоактивных веществ.
Рассказывает бывший начальник цеха Валентин Кузин:
- Этот день был выходным, и в цехе старшим оставался мой заместитель. Около десяти утра ко мне прибежал дежурный Олимпий Клявлин. Говорит, какой-то взрыв произошел. А от дома до завода мне идти с полчаса, телефонов тогда не было. Прихожу в цех, смотрю - три парня красные, как после парной. Дальше - больше... Уже были вызваны руководители службы радиационной безопасности - слава Богу, оказались дома. Когда они произвели первые замеры, не поверили своим глазам - прибор зашкалило. Принесли другой, более мощный, - та же история.
Люди продолжали работать. В мою задачу входило не допустить распространения радиации за пределы цеха, учесть всех, кто был здесь в это утро. После санобработки каждому выделили новую одежду. Приехали медики, но они не знали, что делать с теми пятью специалистами, которые находились непосредственно в реакторном отсеке. У некоторых изо рта шла пена... Закончилось тем, что вечером их отправили в Москву, в Институт биофизики. Уже через три недели в живых оставался один. Конечно, госпитализировать надо было всех 156 человек, а потом установить за ними постоянный медицинский контроль. Но власти, видимо, боялись огласки и предпочли закрыть глаза на происшедшее.
О чем же говорят рассекреченные документы? Вот официальное объяснение причин аварии. "Самопроизвольная цепная реакция произошла вследствие резкого падения давления в первом контуре (гидравлический удар) из-за срыва технологических заглушек... Отверстия на стойках... были уплотнены не штатными заглушками, а полиэтиленовыми пробками, предназначенными лишь для предохранения внутренних полостей от механических загрязнений, и не имели необходимой прочности". Если проще - пробки по чьей-то халатности не заменили на надежные заглушки. Непосредственных виновников катастрофы потом установит следствие.
Дальше события развивались так. Следующий удар радиации приняли на себя дозиметристы. Они производили замеры и оценивали радиационную обстановку в цехе. Одновременно другие специалисты контролировали температуру активной зоны непосредственно в реакторном отсеке. Туда заходили по очереди, не более чем на десять минут. Потому дозиметристы составили подробнейшую картограмму загрязнения всех, даже самых отдаленных уголков цеха. После этого обычными пылесосами, а то и вручную убирали фонящие грязь и воду. Но сил явно не хватало. И тогда руководство завода обратилось к коллективу с просьбой принять участие в дезактивации цеха, пообещав добровольцам выплачивать до 50 рублей ежедневно.
Желающих нашлось предостаточно. Усилиями сотен людей за полгода огромный эллинг был очищен от радиации. Важно подчеркнуть, что не только деньги прельщали сормовичей. Люди работали на оборонном предприятии, которое отличалось исключительной дисциплиной. Все понимали, как важно сдать атомную субмарину в срок. И строительство ее вскоре продолжили, заменив реактор.
Со временем все как будто бы вошло в свою колею. Только вот многие ликвидаторы стали чувствовать явное недомогание, проявились всевозможные болячки. Но никто не роптал - время было такое. К тому же все помнили об уже упоминавшейся подписке о неразглашении...
Кто какую дозу облучения получил в январе 70-го? Первые замеры после "хлопка", когда зашкалило приборы, по утверждению одних, производили через час, другие - через два. И все это время работа продолжалась!
В цехе, как оказалось, вообще не было дозиметров. "Индивидуальный дозиметрический контроль не осуществлялся, и не представилась возможность точно установить местонахождение и действия персонала в период развития аварии... Можно лишь ориентировочно рассчитать уровни загрязнения", - говорится на сей счет в официальном заключении.
...Я смотрю в слезящиеся глаза бывшего начальника цеха Кузина. "У меня уже давно искусственные хрусталики, - беспомощно моргает Валентин Алексеевич. - Больна печень, то и дело возникают экземы. Вероятно, рак кожи. Но лечиться не на что. Пенсии в 500 рублей хватает, как говорится, на хлеб да на соль. К тому же сын перенес инфаркт. От голода спасает только дачный участок, но работать на нем мне уже тяжело. А ведь я отдал заводу 50 лет жизни".
Кузину 71 год. Таких, как он, доживших до наших дней, ликвидировав аварии на субмарине, осталось около 700. И, право же, эти люди достойны иной судьбы.
Не рассчитывая на помощь родного государства, они, когда завеса тайны с "хлопка" была снята, создали свое общество ликвидаторов ядерной аварии "Январь-70". Добиваются ветераны одного - чтобы их уравняли в правах с ликвидаторами Чернобыля, отнесли к подразделениям особого риска. А это означает, что они согласно действующему законодательству получили бы единовременное пособие, надбавки к пенсии, бесплатные лекарства, возможность поправить здоровье в санатории. Пока же в соответствии с законом такие льготы предоставляются только работникам силовых структур. И не парадоксально ли, что на том же "Красном Сормове" военпреды, которые лишь косвенно участвовали в дезактивации цеха, к подразделениям особого риска относятся, а вот те, кто был рядом с ними, - нет!
Ликвидаторы столкнулись с непробиваемой железобетонной стеной бюрократизма на государственном уровне. Особенно поражает своим цинизмом ответ на их прошение из Министерства РФ по атомной энергии: "... Радиационная авария произошла на атомном реакторе строящейся подводной лодки, которая не является военным объектом... Эксперты администрации Нижегородской области (а она поддержала просьбу сормовичей. - В.Д.)... не учли данного обстоятельства".
Из этого следует, что и претендовать ликвидаторам не на что. А ведь у субмарины был не только заводской, но и тактический номер - "К-320", на заводе находился ее экипаж. Только вот стояла она пока еще в цехе, а не в затоне - спустить на воду ее предполагалось в феврале.
Ответ от имени Минатома подписали доктор технических наук, член российской научной комиссии по радиационной защите А.М. Матушенко и заместитель начальника департамента проектирования и испытания ядерных боеприпасов Г.Е. Золотухин. В нем содержится и такая "душещипательная" фраза, обращенная к сормовичам: "С надеждой на взаимопонимание".
Взаимопонимания, однако, достигнуто не было. Ни к чему не привели и обращения бывшего губернатора Нижегородской области Бориса Немцова к бывшему председателю правительства РФ Виктору Черномырдину, ныне действующего губернатора Ивана Склярова к бывшему президенту Борису Ельцину. Более того, когда Госдума второго созыва и Федеральное Собрание РФ приняли Закон "О социальной защите непосредственных участников деятельности в области ядерного оружия - граждан из подразделений особого риска", президент наложил на него вето, которое Госдума в ноябре 99-го преодолеть так и не смогла.
Председатель общества "Январь-70" Александр Зайцев и после президентского вето не успокоился, написал жалобу в Конституционный суд РФ. Но и ответ высшей судебной инстанции страны был бюрократически сух и краток: "Вы просите проверить норму, отсутствующую в названном постановлении (речь идет о постановлении правительства России по поводу все тех же зон особого риска. - В.Д.). Принятие решения по вопросу целесообразности дополнения действующего законодательства не входит в компетенцию Конституционного суда РФ".
Казалось бы, дальше идти некуда. Но уже на отдыхе президент Ельцин, сменился состав Госдумы, и у отчаявшихся сормовичей появилась новая надежда. Они намерены по властным структурам добиваться справедливости. И, несмотря ни на что, верят: руководители нашего государства наконец услышат их голос. Только сколько ликвидаторов аварии на ядерной субмарине останется к тому времени в живых, одному Богу известно. В январе на местном кладбище появилась не одна свежая могила. Хорошо (если тут уместно это слово), что хоть затраты на похороны берет на себя завод, руководители которого не забывают своих обездоленных ветеранов...
Газета Труд-№, 02 Февраля 2000г.
Немає коментарів:
Дописати коментар