Тридцать с лишним лет назад на ракетном подводном крейсере стратегического назначения (РПК СН) проекта 667А я впервые вышел в море. Как и положено при первом погружении, хлебнул из плафона забортной воды, получил специальное свидетельство.
Потом были неоднократные выходы в море на других, более современных атомоходах. Но неизгладимое впечатление произвело плавание на дизельной подводной лодке. По сравнению с атомоходами, это был кромешный ад. Видимо, после плавания на “дизелях” и появилась крылатая фраза: “Если голова и живот в тавоте, значит, служишь в подводном флоте”.
И сегодня, в праздничный день, мне невольно вспомнилась давняя беседа с контр-адмиралом в отставке Анатолием Петровым и контр-адмиралом запаса Валерием Шестаковым об их походе на дизельной подводной лодке в район экватора, о том в каких условиях несли эти люди боевую службу.
Сегодня с многих событий нашего прошлого сходит хрестоматийный глянец, обнажая шероховатый слой неприглаженной действительности.
Где-то со средины шестидесятых годов боевая служба дизельных подводных лодок приняла, если можно так выразиться, явно демонстрационные формы. Лодки Тихоокеанского флота несли боевую службу в составе 8-й оперативной эскадры в западной части Индийского океана, а подводные лодки Северного и Балтийского флотов в составе 5-й оперативной флотилии в восточной части Средиземного моря.
Скрытые походы в северные части Тихого и Атлантического океанов совершали лишь дизельные лодки - носители баллистических ракет с ядерными головными частями большой мощности. Отсюда, из районов боевого патрулирования наше оружие в случае необходимости спокойно доставало до наземных объектов США и стран НАТО
Американцы, видя такое положение, спешно начали развертывать глобальную систему противолодочного наблюдения “Сосус”. Ее важнейшими компонентами являлись донные гидрофонные системы дальнего обнаружения и развернутая сеть аэродромов базовой патрульной авиации дальнего действия. В связи с этим нашим подводным “ракетовозам” для несения боевого дежурства понадобились новые районы.
Начиная с 1968 года отдельные (дооборудованные) большие дизельные подводные лодки выполняли дальние эпизодические походы с военно-научными целями, в основном для маршрутных съемок гравиметрического поля Земли, а также для изучения водных толщ по программе международного геофизического года.
29 октября 1969 года из Владивостока в море вышел отряд в составе танкера “Дунай”, теплохода “Урицкий” и подводной лодки Б-866 (проект 611), которой командовал капитан 3 ранга Евгений Плаксин. Второй экипаж подводной лодки находился на теплоходе и им командовал доселе опальный капитан 2 ранга Борис Чарный. Как вспоминал исполнявший в то время обязанности начальника штаба бригады подводных лодок в звании капитана 2 ранга Анатолий Дмитриевич Петров (контр-адмирал в отставке), за неделю до выхода в море от должности отстранили командира второго экипажа Б-866 капитана 3 ранга Королева. Вместо него в море срочно и пошел Борис Чарный.
Опыт подобных походов у этого командира уже был. Правда, опыт неудачный. В 1968 году подводная лодка Б-62, которой командовал капитан 2 ранга Борис Чарный, совершала плавание в северной части Тихого океана. Поход едва не закончился трагически: севернее Гавайских островов на лодке вышел первый, у западного побережья США второй, южнее Алеутской гряды третий (последний) дизель. Подводная лодка, лишенная хода, с разряженной батареей беспомощно штормовала в океане. Спас Б-62 один из советских теплоходов, буквально заарканивший ее за боевую рубку и прибуксировав в Авачинскую бухту.
Как считают специалисты, одной из предпосылок аварии был пресловутый дефицит сил и средств, выделяемых на обеспечение похода, а также ошибки планирующих поход штабов. В последующем походы на “гравиметрию” совершались двумя сменными экипажами с использованием зафрахтованных пассажирских судов.
Сам капитан 2 ранга Петров шел в море в должности начальника походного штаба, который находился на теплоходе “Урицкий”. К тому времени Анатолий Дмитриевич в подплаве Тихоокеанского флота прослужил 13 лет, командовал подводной лодкой, исполнял обязанности начальника штаба бригады и был, по образному выражению друзей, “любимчик за кого поплавать”.
Начальником походного штаба на том же “Урицком” шел контр-адмирал Сергей Хомчик, тоже опальный адмирал. Несколько лет назад один из военных журналов опубликовал в нескольких номерах статью контр-адмирала Анатолия Штырова “Дизельная подводная эпопея” Вот так он характеризует Сергея Степановича Хомчика: “… в 50-х годах командир соединения ракетных пл СФ, впоследствии опальный командир бригады подводных лодок . Энергичный подводник, прекрасный в душевном отношении к людям, прост в обращении с подчиненными, но требователен.
Создал на Северном флоте знаменитым “хозспособом” отличную базу для ракетных ПЛ, первую на ВМФ. Но... сгорел: на предложение “кадров” по перемещению в службе имел нахальство сказать: “Будет квартира в Москве, согласен полететь хоть на Луну”. Партчиновники, радетели “священного долга” (сами осевшие в Москве), разгневались: “Шкурник, личные интересы ставит выше государственных”. Однако “лица” своего Хомчик среди подводников не потерял”.
Помощником командира на подводной лодке с первым экипажем шел капитан-лейтенант Валерий Шестаков. -Второй отсек нашей подводной лодки проекта 611,- рассказывал мне Валерий Иванович, - переоборудовали под “науку”. Подводникам туда вход был запрещен, там постоянно находились представители академии наук...
Подводные лодки проекта 611 (“Зулу”) имели воодоизмешение 1900-2350 куб. м, трех вальную дизель-электрическую установку. Надводная скорость до 18, подводная до 16 узлов (при работе всех трех линий валов). Автономность до 60 суток. Это были первые после второй мировой войны большие подводные лодки нашего флота. Четыре из них были переоборудованы для океанографических исследований.
-Моя задача, как помощника командира, - рассказывал Валерий Иванович, - была в том, чтобы обеспечить подводников всем необходимым. На первые три месяца плавания продукты мы загрузили на берегу, остальные были на теплоходе. Плавание проходило в сложных районах, температура за бортом плюс 28-30 градусов. Можете представить, какая температура была в корпусе подводной лодки, особенно в машинном отделении. Но подводники не роптали. 100 миль лодка шла в надводном положении, затем опускалась на глубину 100 метров и шла на ровном киле, тут и работала наука. И так все восемь с половиной месяцев...
По плану первый экипаж через три с половиной месяца менял второй экипаж. И подводники первого экипажа затем на теплоходе отправлялись к родным берегам. Капитан-лейтенанту Валерию Шестакову домой уйти после первой половины похода не пришлось. В экипаже капитана 2 ранга Чарного помощник командира оказался слабо подготовленным, и пришлось Валерию Ивановичу, отдохнув немного на “Урицком”, возвращаться на лодку со вторым экипажем.
Зато отличную морскую практику он получил. Представьте, что значит в океане, на зыби, принять буксир, вытащить топливный шланг, подсоединить его. То же самое надо было проделать и для заправки лодки пресной водой...
И не это было самым тяжелым, вспоминал Валерий Шестаков, самым трудным было со шлюпки на волне поднять 500 килограммовые крышки и затем их погрузить в лодку. Входили они в люки лишь в определенном положении. Делалось все это вручную.. Поход Б-866 длился 259 суток: 248 ходовых и 11 стояночных. Подводная лодка прошла через Японское море, вышла в Тихий океан, обогнула Австралию, прошла через сороковые ревущие южные широты, вышла в Индийский океан, подошла к Африке. Вместо планируемых пяти заходов в иностранные порты удалось осуществить только два: в порт Нумеа Новой Каледонии и столицу государства Маврикий Порт-Луи.
- Когда отменили заходы в первые, планируемые ин порты, - вспоминал контр-адмирал в отставке Анатолий Петров, - среди гражданского экипажа “Урицкого” начались роптания, дескать, они валюту не получат. Но когда они увидели, как с лодки при замене на “Урицкий” переходят бледные тела с разводами грязи и масла, - отношение изменилось. Все просьбы подводников выполнялись. Отношения установились очень добрые. Поистине все экипажи кораблей похода были одной семьей...
Определенно действовали на нервы и сопровождавшие отряд иностранные корабли и самолеты. До самого экватора вел подводную лодку американский эсминец, мешал ей всплывать, маневрировал в опасной близости. И сколько ему не передавали сигналами, чтобы он отошел на необходимые 50 кабельтов, не мешал маневрировать кораблям отряда, американец делал вид, что не понимает сигналов.
Но на самом экваторе, на чистом русском языке пожелал русским морякам счастливого плавания, а потом спросил: “Куда вы идете?” На что ему на том же русском командир отряда ответил: “Пошел на ...”. С экватора отряд начал постоянно подвергаться облету австралийских “Орионов”. Надо сказать, что на австралийцев этот поход произвел настоящий фурор: ранее в этих широтах советские подводные лодки никогда не появлялись.
О тех событиях у адмиралов Петрова и Шестакова остались фото альбомы. Меня заинтересовала фотография нашего большого морозильного траулера с приспущенным флагом.
- О, это целая история, - вспоминал Анатолий Дмитриевич Петров, - после того, как отменили первый заход, заместитель командира отряда по политической части вдруг заболел. Он пришел к нам перед самым отходом, на подводных лодках никогда в море не ходил. Я заметил, что он перестал ходить на прием пищи. Вызываю доктора, спрашиваю: что с замполитом. Отвечает: здоров. Так помрет же с голоду, - говорю. Но особист меня успокоил: его, дескать, по ночам буфетчица в каюте подкармливает. Надо сказать, что на “Урицком” шли 60 женщин. И проблемы у нас возникали...
Запросили мы Николая Ивановича Смирнова, командующего флотом, как поступить с политработником. Он дал “добро” на то, чтобы с оказией отправить его во Владивосток. Тут и попался нам БМРТ. Увидев его приспущенный флаг, я спросил у капитана, что там у них такое. Отвечает: “Труп везу в морозильнике”. Тут кто-то из нашего походного штаба пошутил: “Еще один примите...”
Вспоминая то длительное плавание, мои собеседники говорили, что особых проблем у них с людьми не возникало. Главная проблема в море это то, что постоянно от высокой температуры горели клапана на дизелях. И механики под руководством помощника флагманского механика бригады капитана 3 ранга- инженера Игоря Тютчева (потомка знаменитого поэта) в труднейших условиях обваривали клапана.
Самым большим подарком для Тютчева в море стали 3,5 японских электрода, подаренные стармехом “Урицкого” при его уходе во Владивосток. С огромным риском для жизни тому же Тютчеву пришлось в море ремонтировать лопнувшую тягу кормовых горизонтальных рулей. Родина отметила ратный труд капитана 3 ранга Тютчева медалью “ За боевые заслуги”.
Кстати, о наградах. Задолго до возвращения в базу (во Владивосток Б-866 пришла 16 сентября 1970 года) штаб флота запросил наградные материалы на особо отличившихся, и они вовремя ушли на берег. Но потом где-то затерялись. Орденами Красной Звезды лишь были награждены контр-адмирал Сергей Хомчик и капитан 3 ранга Евгений Плаксин. Ордена Боевого Красного Знамени получили капитаны 2 ранга Анатолий Петров и Борис Чарный.
Обидно, конечно. Но не за награды служили. Главное, задание Родины подводники выполнили наилучшим образом. Через четыре года шестимесячный поход в интересах науки выполнила подводная лодка Б-164 (старший отряда капитан 1 ранга В. Гриднев) с пассажирским судном “Мария Ульянова” по маршруту Курилы – Мидуэй - остров Пасхи - южная Антарктика- район острова Тасмания - южная часть Индийского океана - остров Кергелен - Владивосток. Но она не побила рекорд длительности плавания в интересах науки, поставленный подводной лодкой Б-866.
К сожалению, подводники Петров и Шестаков, уехали из Калининграда, связь с ними я потерял. Возможно, они или их близкие, прочтут эти строки и передадут поздравления заслуженным подводникам. И также поздравления в этот день всем тем, кто служил и служит на подводном флоте.
Валерий Громак, капитан 1 ранга, Калининград
Немає коментарів:
Дописати коментар