Авария в ночи морских глубин

Капитан 2 ранга Владимир Симаков, командир атомного подводного ракетоносца (проект 658), прощался со своим кораблем. Заканчивался срок его службы на этой подводной лодке. Такой день и час приходят неотвратимо. И вроде бы знаешь это, я на душе непонятная тоска, и ноги как будто приросли к палубе, и тянет, тянет Владимир время, чтобы еще найти предлог куда-то сходить, кому-то пожать руку, с кем-то обняться.
Что такое атомная подлодка? Машина - соединение металла, приборов и механизмов. Но если все это согрето твоим сердцем, если несколько лет она была и твоим домом, и местом службы, если ты каждый день заботился о ней и думал о ней - ох, как трудно вот так просто повернуться и уйти. Да еще с этим экипажем, на этом атомном корабле пережито такое...


ЛОДКА МЕДЛЕННО уходила в ночь морской глубины. Вооруженный ракетами с ядерными боеголовками, атомоход взял курс на Атлантику. Патрулировать предстояло у побережья США. В повышенной готовности к пуску ракет по получению условного сигнала. По какой цели - никто в экипаже не знал.
Перед отплытием командир, старпом и замполит получили запечатанные пакеты особой важности. В трех таких пакетах был код разблокировки, разделенный на три части. На пакете указывался сигнал, по получении которого следовало вскрыть секретный конверт. Схема была такова: командир лодки получает условный сигнал, играет боевую тревогу, вызывает держателей остальных двух пакетов и командира БЧ-2... Потом пакеты отменят, но тогда, в июне 1964-го...
Тысячи миль отсчитал корабельный лаг. Лодка все время находилась под водой. Всплывали в определенные часы на перископную глубину, чтобы установить связь с базой. Работали только на прием, выйти в эфир разрешалось лишь в случае аварии или иной критической ситуации.
В один из дней в турбинном отсеке зафиксировали повышение уровня радиации. Командир приказал проверить все отсеки и принять меры предосторожности. Вскоре выяснилось, что и в остальных кормовых отсеках содержание радиоактивного газа превышает предельно допустимое. Сомнений не было: авария реактора, а точнее - течь в парогенераторах первого контура. Позже окажется, что потекли 12 камер ПГ в семи секциях. Объявили зоны строгого режима. Командир, старпом и начальник химической службы по несколько раз в сутки "заглядывали во все закутки" подводного ракетоносца. Вахтенные отсеков каждые полчаса докладывали радиационную обстановку.
Командир нервничал, хмурился, решая про себя сложнейшую задачу из высшей человеческой арифметики: докладывать об аварии или нет? Он понимал свою ответственность. Понимал и то, что экипажу предстоит поединок со все возрастающей опасностью. От людей требовалась такая же отвага, как в бою. А потому и медлил.
Все “текущие” камеры удалось выявить. Однако отсечь их не представлялось возможным из-за необходимости обеспечить ход лодки в подводном положении. И без этого тревожная ситуация усугублялась тем, что интенсивность течей возрастала. В турбинном отсеке, несмотря на использование системы снятия давления, концентрация радиоактивных газов и аэрозолей увеличивалась. Людей из турбинного перевели в кормовые отсеки. Это только кажется, что там, в подводной ночи, при постоянном подводном освещении, привычных запахах, в тесных помещениях, где монотонно гудят бесчисленные преобразователи, механизмы, щелкают реле, где каждый день тебя окружают одни и те же люди, работа настолько проста и однообразна, что убивает человека. Нет, день не равен дню. Меняются вахты, меняются условия, и эта переменчивость в жизни океана требует от каждого матроса и офицера выкладываться полностью, чтобы он мог приобрести мастерство и чтобы за это мастерство его ценили.
На борту лодки 132 человека. Авария случилась в начале боевой службы. Возвращаться на базу? Инструкция оправдывала такое решение. Но это означало и снятие с патрулирования. Командир подводного корабля капитан 2 ранга Борис Громов знал, что лодок 658-го проекта мало. Гнать кого-то на смену? Требуется время. И немалое. Командир медлил. Офицеры лодки одобряли эту медлительность, поскольку каждый оценивал ситуацию не с личных позиций, а с профессиональной логики подводника.
Все усилия по локализации радиоактивности в турбинном отсеке не давали результата. Несмотря на подпор воздуха в смежных отсеках, радиационный газ по линии вала последовательно проникал в кормовые отсеки. Что можно еще сделать? Технически - ничего. Разве что расхолаживать реактор. Но пока это происходило бы, парогенераторы все равно продолжали бы течь.
Паника? Ее не было. Такое может показаться странным: опасность очевидна, умом ее понимаешь, а нервы вроде бы не воспринимают. Это не пожар, когда видишь пламя и ждешь взрыва. Нет запахов, нет “ощутимых” признаков беды. Думали о другом: срывается выполнение боевой задачи. Есть у подводников своя заповедь: в ночи морских глубин или все побеждают, или все погибают. Тогда они победили.
Часто вспоминалась учеба в 0бнинске, на секретных “стендах”. Дабы соблюсти конспирацию, им выдали форму “эмвэдэшников”. Однажды в перерыве столпились у бочки с пивом. А тут проходит “шпак”, высокий, плечистый.
“Мужики, разрешите вне очереди?” - говорит. Толпа неодобрительно загудела, и он стал в конец. Когда собрались в классе, входит начальство и тот самый “шпак”. Его представляют: “Академик Анатолий Петрович Александров”. Имя известное, даже более того. Тишина в классе, смущение, прошла команда “Товарищи офицеры!”, а все стоят. “Случается, отцы-командиры, обиды не держу”, - улыбнулся академик-атомщик, кавалер трех Золотых Звезд.
Более тридцати суток лодка находилась в аварийном состоянии. В назначенный день и час всплыли в той самой “точке”, где погрузились. На лодку прибыли конструкторы, представители заводов, началось дотошное выяснение все "что" и "почему". Экипажу намекнули: до завершения работы комиссии никаких разговоров о случившемся не должно быть. Затем аварию реактора упрятали за гриф “Секретно”.
Шли годы, события того лета стали отходить на другой план, уступая место новым походам, ближним и дальним, простым и не очень. И на этом другом плане одни события тушевались, теряя свою остроту и правдоподобность, иные же как бы приобретали реальные черты, утраченные в спешке будней, и становились зримыми.
ЭТУ ИСТОРИЮ мне поведал капитан 1 ранга Симаков. Рассказал, как принял потом под командование эту же лодку, водил ее на боевую службу. В военной печати, в том числе и в “Красной звезде”, не раз называлась фамилия командира отличного подводного ракетоносца, лучшего корабля ВМФ (было такое звание и даже приз переходящий). Потом была служба в Главном штабе, а когда пришел срок, уволился в запас,
Да, годы берут свое. Здоровьечко не то: служба в подплаве не проходит бесследно, прихваченные “дозы” тоже. Попробовал капитан 1 ранга похлопотать о льготах, положенных ему по постановлению Правительства Российской Федерации от 11 декабря 1992 года и приказу министра обороны РФ № 148 от 19 марта 1993-го (об участии в ликвидации радиационных аварий или их последствий на атомных подводных лодках ВМФ), но не смог пробить бюрократические заслоны. Бросил было эту затею. И тут случайно узнал, что в списки “ветеранов подразделений особого риска” попали те, кто и во сне не видел подобных аварий. И снова кольнуло сердце моряка. Как тогда, когда прощался с ракетоносцем.
Михаил РЕБРОВ, “Красная звезда”.