В первые месяцы после войны (Из воспоминаний бывшего подводника)

    На службу меня призвали в ноябре 44-го... В Первом флотском экипаже, где очутился, сноровисто сортировали, кого куда. Из тех, кто был покрепче, порослее, сформировали команду (в которую я и попал) для обучения в подплаве. Выдали форму, досыта накормили, сказали напутственные слова. И вот уже идем в направлении к мосту лейтенанта Шмидта, переваливаясь с боку на бок (строевым шагом ходить еще не обучены), далее — по 8-й линии, Большому проспекту в сторону Гавани. У массивного кирпичного здания (им в те годы заканчивался проспект) остановились. Здесь и находился подплав — Краснознаменный учебный отряд подводного плавания. Шесть месяцев, отведенных для овладения военными профессиями, нам предстоит провести в нем. 

    ... Выпускные экзамены (кто на торпедиста, кто на электрика, кто на трюмного машиниста, кто, как и я, на рулевого и т.д.) сдавали, когда война закончилась. Не буду рассказывать, какую радость испытали. «Все теперь пойдет, как и подобает в мирные дни, — рисовалось нам. — И служить придется недолго, и домой вернемся живы-невредимы». Оптимизм наш, однако, оказался преждевременным.
    В бригаду подводных лодок, в которую направили (базировалась она в Латвии, под Либавой), то и дело поступали сообщения: тут подорвался сторожевой катер, там самоходная баржа, морской буксир... Выходило на деле, что это только для пехотинцев, артиллеристов, авиаторов, танкистов отгремели бои. Морякам же, видно, не настало время мускулы расслаблять.
    Подводная лодка «Н-28» (меня в ее штат зачислили) была в бригаде на хорошем счету. Видимо, потому, что командовал ею боевой офицер, Герой Советского Союза, капитан 2-го ранга С. Н. Богорад. Лодке и доверяли больше, ее чаще, чем другие, и в море посылали.
    ... Возвращаемся из очередного похода (для меня, если не изменяет память, по счету шестого). На этот раз ходили в зоны, которые наших бывших союзников сразу после войны стали почему-то особенно привлекать, Погружались, давая возможность поработать акустикам, всплывали на перископную глубину, чтобы понаблюдать за поверхностью, как говорится, «вживую». Собирали информацию о том, как ведут себя, какие перестроения производят в облюбованных ими районах военные корабли западных стран. .
    Продули цистерны. Всплыли. Настала моя очередь на вахту заступать. Пост рулевого, когда плавание происходит в надводном положении, в боевой рубке. По тому, как лодка легко слушается руля, заключаю: на море штиль.
    Крышка люка (он ведет наверх, на ходовой мостик) открыта. Дышу полной грудью. Через люк слышно, как на мостике переговариваются сигнальщик и вахтенный офицер. По интонации их голосов догадываюсь: оба в приподнятом настроении. Впрочем, теперь уже знаю, настроение у всех повышается, когда лодка всплывает.
    Разговоры на мостике, между тем, вдруг прекращаются. Зато отчетливее слышатся крики чаек, которые, по ведомым одним только им причинам, далеко в море корабли встречают. К добру ли это? Как знать.
    Проходит минута, другая. С небольшим интервалом одна за другой неожиданно (такое всегда случается неожиданно) с мостика раздаются команды: «Стоп машины!»... «Полный назад!». (Такие команды отдают, как рулевой я знаю это, когда нужно и корабль быстро остановить, и одновременно срочно инерцию его движения погасить). От резкого изменения хода меня бросает вперед. Ударяюсь коленом о станину компаса, но руки с рулевого устройства не снимаю. Вот-вот последует команда, которая определит, как мне себя вести...
    На курсе лодки в расстоянии полутора кабельтовых (в кабельтове 185,2 м), как потом стало известно, появилась мина. Конечно, она и раньше плавала там, но ее было не видно. Поверхность моря (в то время почти спокойная, как всегда в штиль) от горизонта до горизонта была исчерчена солнечными бликами. Они мерцали, переливались, пускали «зайчиков» — слепили глаза. Эти блики «замаскировали» мину. Поэтому ее не сразу и разглядели.
    Мину, видимо, сорвало с якоря во время шторма. О том, долго ли она, всплывя наверх, «поджидала свою жертву», неизвестно. Да и нужно ли об этом знать. Важно, что ее обнаружили, хотя и в критический момент.
    Вахтенный офицер не стал обходить мину ни справа, ни слева. Под напором воды (на повороте) корму лодки, рассказал он потом, понесло бы в сторону, противоположную той, в которую переложен руль. Своей кормовой частью лодка, иными словами, стала бы быстро приближаться к мине. Попробуй угадай, столкнется она с ней или столкновения не произойдет. Чтобы не рисковать, вахтенный офицер и произвел уже известный нам маневр.
    По команде сверху я отвел лодку от мины, как понял, на безопасное расстояние. Машины снова застопорили. (На подводных лодках типа «Н», кроме торпедных аппаратов — основного оружия, — установлены не сто- или сорокапятимиллиметровые пушки, как на лодках других типов, а спаренные крупнокалиберные пулеметы). Из центрального отсека по отвесному скоб-трапу, что за моей спиной, проследовал наверх пулеметный расчет. Слышу, как на мостике ему отдают приказ: «Поразить мину прицельным огнем!». Клацнула крышка приемника патронов. Застучали шестеренки поворотного механизма. Значит, начали целиться, сейчас откроют огонь. Воздух, действительно, распарывает короткая очередь. Улавливаю, что где-то справа, на траверзе, производя чмокающие звуки, впиваются в воду крупнокалиберные пули. Видимо, произошел недолет. Раздается еще одна очередь... Гулким, раскатистым эхом отзывается в рубке прогремевший над морем мощнейший взрыв. Волнами, поднятыми им, лодку слегка накренило влево, несколько раз качнуло. Слышно, как на поверхность моря, примерно в полкабельтове от нас, рушатся сверху «разодранные в клочья» потоки воды.
    В рубке на какое-то время наступила, как говорят в таких случаях, «звенящая тишина», засвидетельствовавшая о том, что эпизод с оказавшейся на нашем пути миной уходит в историю. Не хочу думать, что случилось бы с нами, иди мы этим же курсом, только не днем, как сейчас, а в ночную пору. Об этом можно порассуждать потом. Мысль, как магнитом, «притягивает» другой предмет — догадались ли акустики новгородец А.Гаврилов, свердловчанин Ф.Дейнеко, ленинградец П.Суконкин (так уж случилось, что они были первыми, с кем придя на лодку, у меня стали складываться не просто товарищеские - братские отношения) отключить свою аппаратуру до начала стрельбы? Их приборы во много крат усиливают происходящие в толще воды звуки, шумы. От прогремевшего рядом взрыва мои «кореша», чего доброго, оглохнуть могли. Рассказывали, что случалось и такое.
    Это (за время моей службы на лодке) была первая, но не последняя мина. Приходилось встречаться с ними и в подводном положении, слышать, как зловеще скребут минрепы (стальные тросы, удерживающие мину на заданной глубине) по внешней обшивке лодки. Тонули, но были подняты. Вернулись в бригаду живы-здоровы. Правда, не все.
    Такая вот она была в первые месяцы после войны — служба морская.
В. Таловов,
житель г. Пушкина,
бывший старшина
I-й статьи