понеділок, травня 30, 2011

ТРАГЕДИЯ У ОКИНАВЫ

Почему сигнал бедствия советская АПЛ передала с английского судна
21 августа 1980 года с английского газовоза «Гарри», находящегося в Филиппинском море, в эфир ушло радио от «Урагана». «Ураганом» условно именовали терпящий бедствие атомоход, так было принято в Cоветском ВМФ.

А в это время вся страна была в эйфории от успешного выступления наших спортсменов на Московской Олимпиаде. Ордена и медали сыпались, как песок из дырявого мешка. Никого не обидели: ни спортсменов, ни партийных и хозяйственных работников. Естественно, что об аварии на советской атомной подводной лодке, унесшей жизни четырнадцати подводников, решили не распространяться. К тому же к этому времени был накоплен немалый опыт замалчивания аварий и происшествий, происходивших на советском атомном флоте.
Атомная подводная лодка К-122 (проект 659 Т) вошла в состав ВМФ в июле 1962 года и находилась в оперативном подчинении 26-й дивизии 4-й флотилии подводных лодок Тихоокеанского флота. После возвращения с очередной боевой службы ее поставили на завод для производства ремонтных работ, экипаж находился в отпуске, кто-то готовился к поступлению в академию, кто-то ждал назначения на новую должность, как вдруг поступил приказ: срочно готовить корабль к выходу в море. В спешке собирали экипаж, в спешке производили загрузку на лодку всего необходимого для автономки. Спешка не могла не аукнуться впоследствии.
В июле 1980 года К-122 была спроважена на боевую службу с новым командованием корабля. Командиром был назначен капитан 2 ранга Г. Сизов, старпомом-капитан 3 ранга Г. Гарусов. Планировалась замена и механика (командира БЧ-5), но кадровики не успели отработать необходимые документы. Старшим на борту назначили начальника штаба дивизии капитана 1 ранга Г. Заварухина, в помощь ему были приданы еще три офицера штаба дивизии.
После форсирования Корейского пролива в заданном районе произошла смена вахты: однотипная АПЛ К-151 возвращалась в родную базу, а ее место заняла К-122. Она направилась к месту патрулирования в районе острова Окинава. Потянулись серые будни боевой службы.
Возгорание гидроакустической станции 19 августа прозвучало увертюрой к трагедии. Центральные отсеки были задымлены, для защиты органов дыхания личного состава туда были перенесены индивидуальные средства защиты из кормовых отсеков, да так там и остались. Правда, ситуацию с огнем сразу же взяли под контроль, возгорание быстро ликвидировали и, чтобы не выдавать своего места, решили не всплывать на поверхность, а вентилировать лодку с помощью компрессора, под водой.
Трагедия началась 21 августа. В этот день на боевых постах проводились тренировки по борьбе за живучесть, которые заканчивались с неизменной оценкой «неуд», которую ставили представители штаба дивизии. После ужина тренировки решили продолжить. При отработке режима перевода нагрузки с турбогенератора одного борта на другой в 7-м отсеке раздался хлопок и повалил дым. При вскрытии щита турбогенератора правого борта из него вырвалась струя пламени длиной около пяти метров и в поперечнике около метра. Старшина команды электриков немедленно доложил о случившемся в центральный пост и приступил к ликвидации пожара с помощью воздушно-пенного устройства. Отсек начал наполняться дымом. К аварийному отсеку примыкал пульт управления главной энергетической установкой, где находились одиннадцать человек. Нужно было срочно принимать экстренные меры и подавать фреон в горящий отсек, но главный командный пункт медлил. Тем временем от угарного газа погиб матрос.
Наконец центральный пост разрешил эвакуацию личного состава из отсека и пульта управления ГЭУ в смежный отсек. На принятие этого решения ушло целых восемь минут. За это время огонь добрался до патронов регенерации и перекинулся на солярку аварийного дизель-генератора. Отсек был обречен! Фреон не смог справиться с пожаром. Как известно, беда одна не ходит. В пылающий отсек из систем воздуха высокого давления началось активное стравливание. Кроме того, через стационарную корабельную дозиметрическую установку, находящуюся в этом же отсеке, началось задымление помещений в 4, 5, 6 и 8-м отсеках.
В 6-м отсеке турбинисты под командованием старшего лейтенанта И. Якушева как могли обеспечивали движение лодки, но вскоре ход был потерян. Сработала аварийная защита реакторов. Из-за потери электропитания компенсирующая решетка осталась в промежуточном положении, возникла угроза радиоактивной опасности. «Чернобыль» мог наступить на шесть лет раньше!
Командир принял решение всплывать. Когда всплыли, была предпринята попытка эвакуировать личный состав 8-го отсека через верхний люк на надстройку, но безуспешно. Избыточное давление в отсеке не позволило этого сделать. Самый физически крепкий матрос с помощью кувалды пытался отдраить кремальеру, но, надышавшись угарного газа, упал замертво.
Аналогичные попытки предпринимались и в 9-м отсеке, где борьбу за живучесть возглавил мичман В. Белевцев. В отсеке находилось сорок девять человек. Для выхода из создавшегося положения мичман доложил центральному посту свое предложение: отдифферентовать лодку на нос с тем, чтобы крышки кормовых торпедных аппаратов вышли из воды. Предложение было принято. Загазованность по всей лодке в связи с усилением пожара в аварийном отсеке нарастала, а в кормовом отсеке не хватало на всех индивидуальных средств защиты органов дыхания - еще 19 августа они были перенесены в центральные отсеки. В кромешной тьме мичман Белевцев при температуре в помещении около семидесяти градусов и при нарастающей загазованности, без индивидуальных средств защиты, сумел-таки открыть передние крышки торпедных аппаратов, давление выровняли, но самого Виктора Белевцева это спасти уже не могло - угарный газ сделал свое дело. После этого вышедшая из надстройки аварийная партия вскрыла люк 8-го отсека и начала эвакуацию личного состава кормовых отсеков. На палубе оказались сорок восемь человек, из них два - в бессознательном состоянии, и тела девяти погибших подводников. Пятерых предстояло еще найти.
С каждой минутой положение аварийной лодки продолжало ухудшаться: загазованными оказались все отсеки, кроме носового, практически все патроны средств индивидуальной защиты были выработаны, не было освещения, а тут еще из-за высокой температуры возникло возгорание гопкалитового патрона в 3-м отсеке. О случившемся необходимо было доложить командованию, но сделать это из-за отсутствия электропитания было невозможно. Старшина команды радиотелеграфистов мичман Ляшенко срочно спустился на нижнюю палубу 3-го отсека, чтобы извлечь переносную радиостанцию, но, надышавшись угарного газа, потерял сознание. Присутствующий при этом секретарь партийной организации лодки мичман Захаров, обезумев от страха, бросил своего товарища на произвол судьбы.
Командир БЧ-3 старший лейтенант Калиниченко и мичман Иванов пошли на разведку с целью обследовать помещения 3-го отсека перед тем как подать в них фреон. Они-то и обнаружили у гирокомпаса мичмана Ляшенко в бессознательном состоянии. С огромным трудом они перетащили тело своего товарища в 1-й отсек, подняли на верхнюю палубу. Корабельному доктору майору медицинской службы Королькову ценой невероятных усилий удалось спасти жизнь мичмана, да и не только его.
Маломощные переносные радиостанции проблему связи решить не могли, пришлось воспользоваться сигнальными ракетами.
Вскоре к терпящей бедствие подводной лодке подошел английский газовоз «Гарри». С него была спущена шлюпка. К борту терпящей бедствие лодки доставили емкости с питьевой водой, продукты питания и медикаменты. На той же шлюпке убыла на борт английского судна группа из трех офицеров, которую возглавил помощник командира капитан-лейтенант В. Савенков. Начальник радиостанции В. Смертин с помощью лейтенанта Гусева, владевшего английским языком, отправил в адрес советского посольства в Японии доклад о происшедшем. Оттуда сообщение было переслано в Москву и Владивосток.
Посчитав свою миссию выполненной, англичане удалились, не забыв при этом сообщить координаты советской подводной лодки американцам и японцам.
Пожар на лодке продолжался, и перед личным составом стояли две главные задачи: обеспечение непотопляемости корабля и приведение в безопасное состояние ядерных установок. Капитан 2 ранга Ю. Шлыков предложил единственно правильное на тот момент решение: спуститься в реакторный отсек с надстройки через специальный съемный лист и заглушить реактор вручную. Чтобы это сделать, необходимо было отдать двенадцать мощных гаек и поднять крышку весом в сотни килограммов. Личный состав первого дивизиона, хотя с трудом, но с поставленной задачей успешно справился. Компенсирующие решетки вручную были опущены на нижние концевики. «Тихоокеанский Чернобыль» не состоялся.
К сожалению, этот опыт не стал предметом изучения на флотах.
С рассветом в небе появились японские вертолеты и самолеты, на горизонте замаячил силуэт американского десантного вертолетоносца, в тридцати милях по траверзу «гарцевал» японский эсминец. Возникла угроза захвата лодки! Старший на борту капитан 1 ранга Г. Заварухин отдал приказание вооружить команду табельным оружием, а также приготовить торпеды к ликвидации.
Через девять часов после передачи радиосообщения к месту аварии подошло учебное судно «Меридиан», на котором проходили практику курсанты Владивостокского мореходного училища. На его борт были переданы тела девяти погибших подводников, а также перешла большая часть экипажа. На борту К-122 остались только те, кто был крайне нужен для борьбы за живучесть аварийной лодки.
Оставшиеся моряки организовали две поисково-спасательные партии, которые возглавили старпом и помощник командира. Задачей их был поиск недостающих членов экипажа, локализация и, по возможности, ликвидация пожара, который продолжался в 7-м отсеке, контроль за состоянием смежных отсеков, подготовка лодки к буксировке. Командир БЧ-3 Калиниченко и мичман Соломин, обследуя 8-й и 9-й отсеки, обнаружили тело матроса. Он лежал между торпедными стеллажами, в руках у него был запасной регенеративный патрон к изолирующему противогазу. Как оказалось, патрон не подходил к противогазу, так как в спешке при подготовке лодки к выходу в море на нее были загружены запасные патроны не той модификации. В каюте правого борта Калиниченко и Соломин обнаружили тела еще троих матросов - им не хватило индивидуальных средств защиты.
Сверили списки - не хватало еще одного матроса - Путинцева. И опять в 9-й отсек на поиски были отправлены старший лейтенант Калиниченко и мичман Соломин. После долгих поисков тело нашли в трюме. Путинцев погиб на боевом посту. Угарный газ унес жизнь мужественного подводника...
Корпус подводной лодки в районе 7-го отсека от высокой температуры раскалился до малинового оттенка, поэтому, из опасения его деформации и образования трещин, решили дифферентовкой лодки на корму охлаждать поверхность аварийного отсека. Это дало эффект. К тому же, уничтожив все что было можно, огонь в отсеке пошел на убыль.
На третьи сутки подошла плавбаза «Бородино». Члены экипажа лодки с «Меридиана» перешли на нее, а на аварийную лодку перешел командующий 4-й флотилией атомных лодок Тихоокеанского флота вице-адмирал В. Г. Белашев. К слову, будучи капитаном 3 ранга, Белашев являлся первым командиром головной лодки данного проекта. Вместе с вице-адмиралом прибыли члены резервного экипажа и специалисты судоремонтного завода. Лодку обеспечили воздухом высокого давления, заводчане помогли запустить дизель-генератор, подать электропитание на вентиляторы и задействовать аварийное освещение носовых отсеков. Сюда переместили личный состав аварийных партий. Потом завели буксирный конец, и буксир потащил лодку в базу.
Вся эта операция происходила под пристальным вниманием неприятеля, однако при появлении отряда кораблей под флагом первого заместителя главкома ВМФ Н. Смирнова японцы убрались восвояси, а плавбаза, передав свои полномочия флагманскому БПК «Грозящий», полным ходом направилась в бухту Павловского.
Через семь суток туда же на буксире была доставлена и К-122. Ее встречал командир 26-й дивизии контр-адмирал Шуманин. Начался «разбор полетов».
В итоге вину взвалили на экипаж. Были сняты со своих должностей начальник 26-й дивизии капитан 1 ранга Г. Заварухин, командир лодки капитан 2 ранга Г. Сизов, помощник командира капитан-лейтенант В. Савенков, командир БЧ-5 капитан 2 ранга Ю. Шлыков... И только семье мичмана Виктора Белевцева в скромной обстановке вручили орден Красной Звезды. Впрочем, это не освободило вдову от года мытарств. В кабинетах чинуш она просила сменить формулировку «умер от удушья» на «погиб при исполнении служебных обязанностей».
Надо сказать, что при аналогичных обстоятельствах погибли три атомные лодки Северного флота: К-8 в 1970 году, К-219 в 1986-м, К-278 в 1989-м. К экипажам этих атомоходов отнеслись намного гуманнее, чем к экипажу К-122, который, к слову, не потерял корабль.
После похорон погибших моряков особист В. Окольников, бывший на лодке в том злополучном походе, собирался с женой в отпуск. Утром у него не выдержало сердце. Это была пятнадцатая утрата.

Вместо эпилога.
Новый командир БЧ-5 капитан 3 ранга Валентин Шницер не согласился с выводами комиссии, свалившей вину на экипаж, начал методично докапываться до истины. Он докладывал на всех уровнях свою версию причин происшедшей аварии. Авторитетная комиссия, назначенная повторно, пришла к выводу: причиной пожара явились конструктивные недостатки, присущие всем лодкам данного проекта! Это означало, что целую дивизию надо ставить на прикол. Тогда решили, что проще будет... «слишком умного механика» снять с должности и исключить из рядов КПСС. Так и сделали.
Прошло более двадцати лет со дня трагедии на К-122, и пора, хоть с опозданием, воздать должное. Не должны быть забыты героические действия корабельного доктора майора Королькова, командира БЧ-3 Калиниченко, командира турбинной группы Якушева, мичманов Иванова и Соломина, матроса Путинцева и многих других членов этого многострадального экипажа...

Немає коментарів: