НИКТО НЕ ЗАБЫТ ,НИЧТО НЕ ЗАБЫТО.

Жалкий лепет оправданья

«Совершенно секретно» №02 – 2007
Парламентская комиссия по Беслану потратила два года и три месяца, чтобы прийти к выводу: во всем виноваты террористы, а на тех, кто руководил контртеррористической операцией, никакой вины нет. Для этого ей пришлось проигнорировать колоссальное количество свидетельских показаний и прочих доказательств прямой ответственности руководства спецслужб за гибель сотен заложников. Но их, видимо, было легче проигнорировать, чем указания Кремля. Как теперь поведет себя новое руководство Генпрокуратуры, которое незадолго до доклада парламентской комиссии неожиданно инициировало продолжение расследования бесланского теракта?

Прошло два с лишним года, а Аслан все не может забыть, как вытаскивал из-под завала трупов и обломков бесланской школы первую «свою» девочку. Потянул ее за плечи – и кожа с детского тела сползла, словно это была не кожа, а какая-то майка, и осталась у него в руках. Он почувствовал, что теряет сознание, но, захлебываясь от неудержимой рвоты, дотянул труп до окна, перевалился через подоконник и несколько минут приходил в себя.
Уже поздно вечером, вернувшись в свой кабинет в здании Правобережного РОВД, находящемся в нескольких десятках метров от злополучной школы, Аслан долго, взахлеб плакал – чтобы не сказать «рыдал» или «ревел», – упав лицом на стол и не обратив внимания на секретаршу отдела, которая принесла чашку чая и тихо, на цыпочках, удалилась. Он вообще впервые плакал за много последних лет своей жизни. Говорит, что слез не было, даже когда хоронил несколько лет назад младенца-сына. А тут как накатило…
До этого все двое с лишним суток 1-3 сентября 2004 года Аслан вместе с сотрудниками своего отдела провел в оцеплении вокруг школы. С самых первых минут нападения боевиков пытался спасти кого-нибудь из заложников, вытащил из подвала школы, к тому моменту еще не контролировавшемуся террористами, схоронившуюся там бабку и семеро детишек. На этом под списком спасенных пришлось подвести черту. Остальных вытаскивал уже мертвыми – и чаще всего, как ту девочку, в виде «фрагментов», – после окончания безумного штурма, из-под дымящихся завалов человеческих тел, обломков дерева, кирпича и кусков пластикового потолка. Страшный запах горелого мяса и спекшейся крови до сих пор ударяет ему в нос, когда он переступает «порог» того, что осталось от школы. Хотя здесь давно уже ничем не пахнет: третий год ветер гуляет между обугленных, выщербленных стен, осенью дождь поливает, зимой снег засыпает, летом солнце припекает, как говорится в русской сказке.
После сентябрьских событий Аслан вскоре уволился со службы. По другим, правда, как он уверяет, обстоятельствам: мол, не сработался с новым начальством. Но для меня, который достаточно хорошо, как мне кажется, его знает, совершенно очевидно, что бесланская трагедия его перевернула и переменила, превратила из благополучного конформиста, сибарита и любителя материальных благ в человека неуживчивого, колючего, резкого, от которого и не знаешь, чего ждать в следующий момент. Если и не сработался с новым начальством, то поэтому, наверное, и не сработался.

Слезы председателя
Г-н Торшин, председатель парламентской комиссии по расследованию бесланских событий, тоже относится к ним очень эмоционально. Как он рассказал в недавнем радиоинтервью, «просто воет» от горя, когда приходит на бесланское кладбище и видит там надгробие «красивой, юной барышни». Ну, это, конечно, так слащаво, по-приказчицки он выразился просто из-за недостатка вкуса литературного, не будем придираться. И, будем надеяться, скорбит он над могилами не только красивых и юных «барышень», но и их матерей и бабок, коих на том кладбище тоже лежит предостаточно. Но то, что скорбит, – под сомнение ставить не будем. Бесланская трагедия мало кого оставила равнодушным, а уж тех, кто постоянно в последние два года приезжает в Беслан, и вовсе заставила собой заболеть. Впечатление человека с каменным сердцем г-н Торшин не производит.
Но сердце сердцем, а служба службой. Под самый новый год Александр Порфирьевич Торшин озвучил наконец доклад, который подвел итог двум годам и трем месяцам работы комиссии. «Наконец», потому что подведение итогов несколько раз откладывалось: впервые оно должно было произойти чуть ли не за год до этого, потом – осенью минувшего года.
Не то, чтобы от доклада многого ждали: по ряду косвенных данных, в том числе по некоторым интервью самого г-на Торшина, было понятно, что ждать особенно нечего. А ведь поначалу затеплилась надежда – я имею в виду осень 2004-го, когда комиссия едва начала работу. Напомню, это произошло вскоре после выступления нашего президента 13 сентября 2004 года, в котором он ошарашил и без того ошарашенную страну неожиданными выводами из бесланского кошмара. Обвинил в происшедшем «силы мирового терроризма», намекнул на причастность неких могущественных западных держав, заинтересованных в ослаблении России, заявил о необходимости строить «вертикаль власти» и, что было самым неожиданным, отменил выборы губернаторов. И при этом ни словом не обмолвился об ответственности высших чинов спецслужб (и вообще кого бы то ни было) за бездарно проваленную операцию по освобождению заложников.
На фоне этой плохо завуалированной попытки извлечь политические дивиденды из трагедии, заодно выгородив некоторых ее фактических виновников, первые действия комиссии выглядели вполне достойно. Поехали на место, нашли валявшиеся прямо под ногами тубусы от гранатомета, который, согласно официальному отчету, штурмовавшими не применялся (и, следовательно, его выстрел не мог стать причиной пожара в спортзале). Обнаружили, опросив свидетелей, что стрелял по школе и танк (что также руководством спецоперации не признавалось). Нашлись и другие вещественные доказательства и свидетельства применения при штурме оружия массового поражения, в результате чего заложников было положено в десять раз больше, чем боевиков. Под сомнение было поставлено и то, что все террористы были убиты, один взят живым, как утверждало официальное следствие. Возникла версия, что на самом деле террористов было, по меньшей мере, вдвое больше, чем 32, и остальных просто упустили.
Но вскоре после этих открытий направление работы комиссии резко изменилось. Откровения прекратились, и комиссия послушно поплелась в фарватере следствия по делу «единственного оставшегося в живых террориста», Нурпаши Кулаева. Следствие, в свою очередь, упорно выгораживало руководство спецоперации, несмотря на то, что подавляющее большинство свидетелей говорило и о гранатометах, и о пальбе из танка, и вообще о хаотическом, катастрофически неорганизованном штурме, в результате которого большинство заложников погибли не от рук террористов, а от рук своих – спецназовцев и ополченцев.
Процесс над Кулаевым, конечно, войдет в историю. Благодаря тому, что в его ходе были опрошены сотни свидетелей, процесс был публичным и его стенограммы оказались в открытом доступе, была собрана колоссальная свидетельская доказательная база, позволяющая с исключительной точностью восстановить ход событий. Но войдет он в историю не только поэтому, но прежде всего потому, что выводы следствия и суда при этом радикально разошлись с основной массой свидетельских показаний. Был признан виновным Кулаев (которого, к слову, опознали лишь единицы), не понесли никакой ответственности руководители операции по освобождению заложников, которая по сути дела превратилась в операцию по их уничтожению. Применение гранатометов и огнеметов, стрельба из танка, бездарно жестокий штурм – все это гособвинение во главе с заместителем генпрокурора РФ Николаем Шепелем с порога отметало как не имеющее отношения к данному процессу. И при этом не выделяло в отдельное производство. А суд такому «многозвездному» гособвинению явно был не конкурент. Назначили «стрелочников» – в отдельное производство было выделено дело трех руководителей местного отдела внутренних дел, обвиняемых в халатности (суд над ними идет как раз сейчас и нескоро еще, видимо, закончится).

Особых мнений не учитывать
Вслед за окончанием процесса над Кулаевым (май прошлого года) стала свертывать свою работу и комиссия. В конце августа появился проект ее доклада, ничего не прибавивший к уже известным фактам. В части выводов комиссия полностью пошла на поводу у следствия: виноваты террористы (стоило ли ради этого глубокомысленного вывода два года трудиться?), ошибки тех, кто им противодействовал, носили частный характер и существенного ущерба никому не нанесли. При этом парламентская федеральная комиссия умудрилась фактически полностью проигнорировать работу и выводы аналогичной комиссии северо-осетинского парламента под руководством первого вице-спикера Станислава Кесаева. Та к тому времени свое расследование уже закончила и пришла к заключению о вине высших должностных лиц спецслужб, руководивших операцией по «освобождению» заложников. Поставила она под сомнение и многие выводы следствия по делу Кулаева.
Одновременно с гладким во всех отношениях проектом доклада комиссии Торшина появилось «особое мнение» одного из членов этой комиссии, депутата Госдумы Юрия Савельева. Г-н Савельев, будучи специалистом в области физики горения и взрывов, провел свое собственное расследование обстоятельств злополучного штурма 3 сентября 2004 года и причин возникновения пожара в школе, в результате которого и погибла большая часть заложников. Его расследование опиралось на физико-математические расчеты и на свидетельские показания, почти полностью проигнорированные по сути как официальным следствием, так и «независимым» расследованием торшинской комиссии. Оно показало: пожар в спортзале начался после попадания в него термобарической гранаты, выпущенной из гранатомета бойца спецназа, занимавшего позицию в окне ближней к школе пятиэтажки. Через несколько секунд с близкой к первой позиции по спортзалу был произведен еще один выстрел из гранатомета, на этот раз гранатой осколочно-фугасного действия. В это время ни одно из взрывных устройств боевиков не сработало. Тут же начался штурм и обстрел здания школы из «шмелей», гранатометов и тяжелой техники. Фактически обстрел велся по заложникам, которые, воспользовавшись суматохой, возникшей после начала штурма, сумели покинуть спортзал и пытались спастись бегством. Только во время этого обстрела погибли более ста человек. Почти все остальные (еще около двухсот человек) погибли в пламени пожара, спровоцированного разрывом термобарической гранаты. Приказ на тушение пожара поступил от начальника оперативного штаба генерал-майора ФСБ Андреева через два часа после его начала. А первую воду подали еще двадцать пять минут спустя, в 15 час. 28 мин. За это время люди в спортзале заживо испеклись, как та девочка, которую пытался вытащить мой друг Аслан.
«Особое мнение» Савельева попытались, было, также «не заметить», как расследование, проведенное комиссией северо-осетинского парламента. Но тут уже свою роль сыграли жалкие остатки независимых российских СМИ, которые сделали мнение г-на Савельева достоянием общественности. Политической элите пришлось реагировать. Спикер верхней палаты парламента г-н Миронов распорядился обсуждение доклада Торшина, уже было назначенное на последние числа сентября, отложить и внимательно изучить особое савельевское мнение.
Обнадеживающие сигналы подало в те дни и полностью обновленное двумя месяцами ранее руководство Генпрокуратуры. Сменивший Николая Шепеля на посту заместителя генпрокурора по Южному федеральному округу Иван Сыдорук заявил, что следственные действия на месте трагедии были в свое время проведены поспешно, уничтожены важные вещественные доказательства. Не исключена возможность и новой ситуационной экспертизы действий членов штаба, добавил он. Напомню, что результаты ситуационной экспертизы (закончена в декабре 2005 года) были одним из главных аргументов Генпрокуратуры, когда она отказывала потерпевшим в возбуждении уголовных дел против руководителей оперативного штаба.
Словно поймав его на слове, районный суд Вла-
дикавказа тут же принял к рассмотрению иск пострадавших бесланцев и признал прежнюю ситуационную экспертизу незаконной. Но г-на Сыдорука вроде и не нужно было ловить на слове – он не собирался от своего мнения отказываться: Генпрокуратура не опротестовала решение суда, и оно вступило в силу. Уже 20 декабря замгенпрокурора по ЮФО заявил о готовности провести новую ситуационную экспертизу.
Казалось, действительно что-то сдвинулось.
Кто у кого списывал?
Тут как раз и пробил час г-на Торшина с докладом возглавляемой им парламентской комиссии. Г-н Торшин выступил с его презентацией на совместном заседании Совета Федерации и Госдумы 28 декабря. Более удачное время для того, чтобы обсуждение прошло незамеченным остальной страной, нельзя было и придумать. О реакции самого парламента задумываться не приходилось: он у нас, как известно, одобряет все что угодно, получив соответствующую команду. Так все и прошло: быстро и гладко. Обсуждения фактически не было.
Тем же, кто все-таки взял на себя труд прочитать доклад, основной текст которого занимает около 250 страниц, стало совершенно очевидно: никаких серьезных изменений по сравнению с сентябрьским «проектом» он не претерпел, никакой принципиально новой информации не содержит и вообще мало чем отличается от результатов пресловутой комплексной ситуационной экспертизы, проведенной в декабре 2005 года и фактически дезавуированной новым руководством Генпрокуратуры. Проект доклада в свое время был «уличен» просто-таки в текстуальных совпадениях со следственным заключением. Г-н Торшин тогда отшутился: это Генпрокуратура у нас списывала, а не мы у нее. В любом случае, очень трогательное школярское взаимодействие «независимой» комиссии и госоргана, работу которого она, по сути дела, должна была проверять и контролировать от имени общества.
Итак, выводы парламентской комиссии после двух лет и трех месяцев трудов:
– оперативный штаб действовал с соблюдением федерального законодательства и принял «все возможные меры, направленные на сохранение жизни людей» (и, главное, ему это блестяще удалось. – Л.В.);
– штаб не готовил операцию по силовому освобождению заложников, а установленные в спортзале самодельные взрывные устройства привел в действие «один из членов банды, действуя в соответствии с ранее разработанным планом» (какой именно член банды – что за инкогнито проклятое, почему имя не названо, – и что это за план, в чем он заключался, откуда стал известен комиссии – не от Нурпаши же Кулаева, который там на кухне дежурил? – Л.В.);
– показания бывших заложников о том, что взрывы и пожар в спортзале были вызваны обстрелом из огнеметов, комиссия опровергла, указав, что такие показания «объясняются тяжелым, почти полуобморочным физическим состоянием людей, находившихся в то время в зале» (при этом комиссия охотно оперирует устраивающими ее свидетельскими показаниями; видимо, «тяжелое, полуобморочное состояние» было уделом не всех: те, чьи свидетельства совпали с мнением комиссии, оставались в здравом уме и твердой памяти. – Л.В.);
– по утверждению комиссии, огнеметы и танки использовались для стрельбы по школе уже после 18 часов, когда «было установлено, что в местах нахождения боевиков заложники отсутствуют». В связи с тем, что тел заложников в местах уничтожения террористов с применением огнеметов и танка обнаружено не было, комиссия признала их применение «обоснованным и не противоречащим действующему законодательству».
Вот вкратце содержание «несущей» части доклада парламентской комиссии. Казалось, много раз оспоренное свидетелями и независимыми экспертами вновь утверждается как никогда даже не ставившаяся под сомнение истина. Есть сотни свидетельских показаний о том, что огнеметы и танки «работали» по школе в самый разгар штурма, а вовсе не «после 18 часов». Об этом ведь свидетельствуют не только заложники, которые, по мнению комиссии, находились «в тяжелом, полуобморочном состоянии». Об этом в основном свидетельствуют люди, находившиеся вне школы.
Но главное: какой смысл был стрелять по школе из огнеметов и танков после 6 часов вечера, когда все уже было закончено? Напомню, тушение пожара началось в 15.28 – то есть к этому времени сопротивление боевиков было уже фактически подавлено. Или из пушек после шести вечера вели прицельный огонь по каждому в отдельности где-то засевшему террористу? Судя по всему, комиссия именно так и представляет себе стрельбу из огнемета и особенно из танковой пушки, раз пишет о каких-то точечных «местах уничтожения террористов с применением огнеметов и танка».
На самом же деле гранатометы выстрелили по школе, как уже говорилось, в 13.03–13.05 3 сентября, положив начало хаотическому штурму и массовому побоищу, а танк – около 15.00. Об этом свидетельствуют, между прочим, не только люди, но и фото- и видеохроника, снабженная, как известно, таймерами. Тот же мой знакомый Аслан, участвовавший в событиях, вспоминает, как в результате выстрела танковой пушки уже на исходе боя была пробита огромная брешь в торцевой стене школы, и рухнувшая бетонная плита придавила отстреливавшегося из калашникова боевика. Фактически разрубленный надвое террорист продолжал еще несколько мгновений стрелять… А после 18.00, говорит Аслан, в школе почти уже прекратились спасательные работы и действовала следственная бригада. Не иначе как сумасшедший танкист мог в этот час пальнуть по злосчастному пепелищу.

38 снайперов
Среди организаторов теракта в парламентском докладе первым назван Аслан Масхадов. Откуда комиссия взяла это? В ходе процесса над Кулаевым была получена совсем другая информация: Масхадов, с которым через Ахмеда Закаева вел переговоры тогдашний глава Северной Осетии Александр Дзасохов, выразил готовность посредничать и для этого приехать в Беслан. Он даже не просил гарантий безопасности – просил только, чтобы ему обеспечили проезд до школы. Вскоре после этого масхадовского предложения и начался штурм, словно в штабе испугались, что не дай бог Масхадов приедет и разрешит кризис.
Так что нетрудно понять, почему теперь Масхадов объявлен организатором теракта – чтобы окончательно отвести от руководителей штаба упреки в том, что они сознательно сорвали забрезжившую возможность мирного урегулирования.
С таким же, видимо, прицелом в докладе утверждается, что захватившие школу боевики были смертниками – шахидами. Откуда взялась такая версия и где ей подтверждение? Ничто в поведении боевиков не указывало на то, что они пришли в Беслан с целью сложить здесь головы. Они не просто выдвинули требования – они передали заранее подготовленную, содержащую эти требования кассету (бесследно исчезла в недрах штаба) – и ждали их выполнения. Наконец, они вовсе не вели себя как смертники, когда начался штурм: кинулись спасаться (и спасать заложников, между прочим: много тому свидетельств).
Почему тогда комиссия зачислила их в шахиды? Да похоже, потому же, почему Масхадов у нее оказался организатором теракта: такая версия опять же оправдывает руководство оперативного штаба, которое не искало бескровного решения, а предпочло уничтожить тридцать боевиков, погубив для этого триста с лишним ни в чем не повинных людей. Какие могут быть переговоры с шахидами?
К тому же еще, согласно докладу комиссии Торшина, подавляющее большинство террористов было наркоманами («21 человек употреблял героин и еще трое марихуану»). Казалось, что вообще прибавляет эта информация к расследованию и какой новый свет проливает на бесланские события? Да все то же: нам еще раз втолковывают мысль о том, что договориться с террористами и избежать кровопролития было нельзя – себя люди не помнили, кололись и обкуривались… Но разве реально, что три десятка человек, находясь в состоянии наркотического опьянения, могли организовать этот сложнейший теракт, сперва в считанные минуты превратив здание школы в неприступную крепость, а потом на протяжении двух с лишним суток контролируя все пространство и держа на мушке более тысячи заложников?
При этом личности восьми террористов из тридцати двух до сих пор не установлены. Что вообще довольно удивительно при современных методах идентификации личности и с учетом того, что террористы заявились в Беслан все-таки не с Луны, а, как совершенно очевидно, из ближайших северокавказских местностей. Выявили точное число наркоманов среди боевиков, даже установили наркотические предпочтения каждого, но при этом четвертую часть трупов не сумели идентифицировать!
Несмотря на всю прискорбность ситуации, нельзя не заметить, что эта липовая точность «подсчетов» торшинской комиссии до смешного напоминает ельцинских «38 снайперов».

Берегите ваши лица!
Надо заметить одну любопытную вещь. В комиссии этой, которая, не сомневаюсь, войдет в историю благодаря своей беспринципности, около двадцати человек. Даже интересующимся бесланской темой известны всего три имени – самого Торшина, автора «особого мнения» Юрия Савельева и, в лучшем случае, еще адвоката-коммуниста Юрия Иванова, тоже оставшегося при своем мнении, которое не было столь фундаментально обосновано, как савельевское, и потому не стало предметом широкого обсуждения. Что же другие товарищи члены так схоронились, заставив за все отдуваться г-на Торшина? Кто они такие? Какими сверхважными делами были заняты, что в расследовании бесланской трагедии согласились играть роль безымянных и бессловесных статистов?
Что же касается главного героя, с именем которого деятельность комиссии исключительно и ассоциировалась на протяжении всего этого времени, то достаточно посмотреть на Александра Порфирьевича Торшина, чтобы предположить: он – человек неконфликтный. Аккуратный, весь как будто скругленный, без единого угла, типичный чиновник, мягкими, аккуратными шажочками поднимающийся по карьерной лестнице. Заглянув в его биографию, получаешь подтверждение своим предположениям: работа в прокуратуре и Академии общественных наук в советское время, в послесоветское – разные «департаменты по взаимодействию», аппарат правительства и т.п. В общем, как в советские времена говорили, классический аппаратчик. Ни одного поста, на котором потребовалась бы личная инициатива и вообще какие бы то ни было личные качества. Не биография, а листок по учету кадров. Какому хитроумному Суркову пришло в голову назначить такого человека руководить комиссией по расследованию потрясшего всю страну и весь мир события – одному богу известно. Все-таки такое дело обычно поручают людям, известным своими поступками, позицией, принципиальностью. Из тех, кого называют «гражданской совестью нации». Назначить аппаратчика могли только в нынешней России.
Правда, Александру Порфирьевичу надо отдать должное: он никогда и не прикидывался Жан-Полем Маратом. Едва назначили руководить комиссией по Беслану – вступил в «Единую Россию» (прямо в октябре 2004 года). Словно поспешил заверить вышестоящих товарищей в своей лояльности. За эти два с лишним года его, впрочем, не раз посылали дополнительно проверяться на эту самую лояльность – туда, где надо было, не сморгнув, на черное сказать, что оно белое. Во время президентских выборов на Украине осенью 2004 года г-н Торшин возглавил делегацию наблюдателей Совета Федерации. По итогам миссии неоднократно заявлял, что первоначальное «избрание» г-на Януковича президентом соответствует демократическим принципам и избирательному законодательству, а имевшие место нарушения не были грубыми и, следовательно, не могли повлиять на результаты голосования. Осенью следующего, 2005 года Торшин возглавил группу наблюдателей СФ на парламентских выборах в Чечне. Пришел к выводу, что там были созданы все условия для свободного волеизъявления народа.
Как видим, партия и руководство последовательно посылает г-на Торшина туда, куда посылают людей, которым, как в старину говорили, своего лица не жалко.

Час прокурора
Позорным этим докладом точка в расследовании бесланских событий, конечно же, не поставлена. Инициативная группа пострадавших уже обратилась в Страсбург, пройдя все этапы кассации приговора по делу Кулаева в российских судебных инстанциях. Будут новые иски, новые кассации, новые обращения в Страсбург.
Наконец, как я уже сказал, главные ожидания связаны сейчас с Генпрокуратурой, которая назначила доследование и согласилась с необходимостью проведения повторной ситуационной экспертизы. В свою очередь, Верховный суд на своем заседании 25 декабря минувшего года, отклонив кассацию по кулаевскому приговору, тем не менее, вынес частное определение в адрес неудовлетворительных действий бывшего замгенпрокурора по Южному федеральному округу г-на Шепеля, выступавшего гособвинителем на процессе и фактически курировавшего следствие.
Кроме того, северо-осетинской республиканской прокуратурой сейчас ведется проверка по еще одному кругу обстоятельств, связанному с бесланской трагедией, – масштабному расхищению гуманитарной помощи, о котором впервые написала «Совершенно секретно» в №10 за 2006 год. Собственно, газетный материал, когда он лег на стол нового прокурора республики, г-на Стадлера, и побудил его дать распоряжение о прокурорской проверке.
Не будем опережать события и строить большие иллюзии. Можно представить себе, что и на Генпрокуратуру, и на прокуратуру Республики Северная Осетия – Алания оказывается давление. Новое следствие по делу о теракте и массовой гибели заложников не устраивает многих на кремлевском верху – тех, кто с самого начала даже не ставил вопрос об ответственности высших чинов спецслужб за фактическое превращение операции по освобождению заложников в операцию по их уничтожению. Расследованию истории с расхищением гуманитарной помощи, как можно предположить, будут препятствовать многие влиятельные чиновники в самом Владикавказе.
И тем не менее, какая-то жалкая надежда на справедливость все-таки теплится.

Беслан – Москва