Печальная судьба резидента

Как боевой летчик прошел путь от профессионального разведчика до бомжа

В редакцию обратились сыновья бывшего советского резидента военной разведки в Лос-Анджелесе Петра Кондратьева с просьбой рассказать о судьбе отца, который был незаконно репрессирован в середине прошлого века, а недавно полностью реабилитирован (посмертно). Они принесли книгу, которую еще при жизни успел издать бывший военный разведчик. Правда, в ней — ни слова о лагерном периоде жизни Кондратьева, а работа резидентом в США «зашифрована» под дипломатическую деятельность. Но в Главной военной прокуратуре мне позволили ознакомиться с надзорным делом полковника Кондратьева. Его судьба мне показалась поучительной и интересной.
Источник.сайт Свободная Пресса.


Лос-Анджелесская история
В военную разведку Кондратьев попал случайно. До войны служил в ВВС, освоил несколько типов самолетов. И о другой судьбе не мечтал. Но в 1940 году нашей военной разведке потребовался именно специалист авиационного профиля для отправки в Лос-Анджелес - центр авиапромышленности США. Выбор пал на Кондратьева, и он вынужден был согласиться. Прошел спецподготовку. В начале июля 1941 года стал резидентом нашей военной разведки в Лос-Анджелесе под «крышей» должности советского вице-консула. В 1942 году со скандалом, о котором речь пойдет ниже, был возвращен в Союз. С 1943 года - на фронте. Заместитель командира 338-го авиационного штурмового полка Кондратьев совершил 14 боевых вылетов. Награжден двумя боевыми орденами.
После Победы занялся военно-научной работой в одном из институтов ВВС. Написал и издал 11 крупных трудов по тактике авиации, был одним из авторов боевого устава ВВС. Командиры и сослуживцы прочили ему большое научное будущее. И вдруг 9 сентября 1949 года за Кондратьевым прямо в санаторий, где он в тот момент находился после серьезной болезни, приехал «черный воронок» и увез на Лубянку.
В постановлении на арест, подписанном начальником отдела следственного управления МГБ СССР подполковником Шумилиным, резкая перемена в судьбе Кондратьева объяснена так: «Кондратьев, будучи советским вице-консулом в Лос-Анджелесе в 1941-1942 годах, имел обширные связи среди русских белоэмигрантов и изменников Родины, а также общался с реакционной и враждебно настроенной по отношению к Советскому Союзу частью американского населения и вел подозрительный образ жизни, за что и был отозван из США».
В материалах уголовного дела история с выдворением Кондратьева из Лос-Анджелеса выглядит скорее гротескно-курьезной, но уж никак не шпионской. Почва для конфликта возникла в связи с тем, что большинство работников консульства не знали и не могли знать, что главная должность вице-консула Кондратьева секретная - резидент разведки. Поэтому они с подозрением относились к все более расширяющимся связям коллеги с представителями самых разных слоев американского общества. К тому же «контакты» сопровождались многочисленными выпивками, банкетами, возможно, не всегда обоснованными. На все это наложился несколько высокомерный характер Кондратьева, за что его многие недолюбливали.
После очередного банкета «на стороне» у Кондратьева произошел громкий скандал с женой. А прочность семейных отношений в дипломатической среде совершенно справедливо считалась, да и теперь считается важным условием успешного выполнения служебных задач.
Словом, коммуниста Кондратьева в тот же день потащили, как говаривали раньше, на партячейку за «непартийное поведение в семье». На собрании припомнили ему и связь с белоэмигрантами, и «дружеские отношения с представителями империалистических кругов», и немотивированные попойки. В конце концов, Кондратьева исключили из партии. Сей факт автоматически предопределил его отзыв из страны пребывания. Военная разведка не успела (или не захотела) вмешаться.

Пресловутый «женский вопрос»

Когда Кондратьев возвратился в Москву, его из Главного разведывательного управления, где тоже скрупулезно блюли «чистоту партийных рядов», откомандировали в ВВС. И хотя армейские коммунисты вскоре восстановили Кондратьева в партии, а потом он на фронтах Великой Отечественной войны доказал, что «бдительность» бывших коллег-дипломатов в данном случае оказалась чрезмерной, лос-анджелесская история неожиданно всплыла снова... в 1949 году. Почему?
Коротко говоря, Кондратьев «погорел на женском вопросе». Возвратившись в СССР из США, он развелся с женой. После войны познакомился с некоей Алексеевой О.П. и некоторое время жил у нее. Вскоре и эта избранница ему «не подошла». Кондратьев не без скандала расстался с ней. Женщина решила отомстить. В МГБ поступил сигнал о том, что «Кондратьев восхваляет все американское и охаивает все отечественное, систематически слушает передачи зарубежного радио».
Этого оказалось достаточно для органов, чтобы взять бывшего разведчика в разработку. Посмотрели его служебное и партийное дела 1941-1942 годов, а там - связь с белоэмигрантами, недругами СССР! Бывшего резидента арестовали.

Привет Эйзенштейну
Из материалов уголовного дела легко просматривается, что Кондратьев не был профессиональным разведчиком. Обыкновенный человек, волей судьбы занесенный в разведку, с многочисленными слабостями и недостатками. Да, американский сервис произвел на него неизгладимое впечатление, и Кондратьев по-обывательски подчеркивал это где надо и где не надо. Однако преступником он не был, доказательств нарушения закона в уголовном деле не имеется. Хотя следователи очень старались их найти. Вот, например, как они «шили» ему измену Родине.
«…- На кого вы работали в Лос-Анджелесе?
- В Лос-Анджелесе я работал исключительно по инструкции Главного разведуправления.
- Вы скрываете о своих преступных связях в Америке. Назовите их.
- Никаких преступных связей я не имел. Все мои встречи с иностранцами и белоэмигрантами носили чисто служебный характер.
- За что же вас исключили из партии в 1942 году?
- Обвинили в том, что я имел связи с белогвардейцами и американскими предпринимателями, представителями интеллигенции. Обвинили также в нездоровых семейных отношениях.
- Вернемся к вашим преступным связям. Как и зачем вы познакомились с кинорежиссером Эйзенштейном?
- В 1943 году во время просмотра с группой офицеров его фильма на киностудии.
- Не изощряйтесь! То, что вы стремились установить связь с Эйзенштейном по заданию лиц, проживающих за границей, документально подтверждено. Вот вам предъявляется фотокарточка 12 на 17, изъятая у вас при аресте. Кто на ней изображен?
- Леонид Могилевский, мой знакомый по работе в Лос-Анджелесе, кинорежиссер Голливуда.
- На фото сделана надпись: «Передать привет кинорежиссеру Сергею Михайловичу Эйзенштейну». Разве из этой надписи не видно, что с Эйзенштейном вы встретились не случайно, а по заданию Могилевского?
- Какое задание?! Передать привет Эйзенштейну меня просил не только Могилевский, но и американский киноактер Чарли Чаплин.
- Упрямство ваше, однако, излишне».
Кондратьев «не сознался» ни в чем и никого «не выдал». Тогда круг обвинений был расширен.

«Красивая» версия
Во время обыска на квартире подозреваемого следователи обнаружили книги по тематике ВВС, учебники, рукописи его собственных статей по тактике ВВС. Как уже отмечалось, после войны он занимался научной работой. Зачастую писал дома, по ночам. Документы не шли под грифом «секретно». И Кондратьев имел полное право держать их на квартире. В начале 1949 года Кондратьев заболел туберкулезом, долго лечился, затем был направлен в реабилитационный военный санаторий. Именно в то время, когда он там находился, вышел приказ министра обороны № 00100, в соответствии с которым отдельные учебники и служебные инструкции, экземпляры которых находились на квартире Кондратьева, были объявлены секретными. Поскольку Кондратьева арестовали прямо в санатории, он просто физически не успел сдать их в секретную часть.
Однако следователи не захотели вникнуть в этот достаточно понятный нюанс. Очень уж «красиво» вписывалось в версию о шпионаже в пользу США то, что Кондратьев якобы похищал секретные документы для передачи их «за бугор».
В июле 1950 года следственное дело направили на рассмотрение так называемого особого совещания при министре госбезопасности (в простонародье – «тройка»). Там тоже не стали разбираться в нюансах разведывательной деятельности Кондратьева в годы войны, а также в его научной работе в мирное время. Без разговоров припаяли 15 лет и отправили в спецлагерь «для исправления».
После смерти Сталина Кондратьев написал десятки писем в адрес Хрущева, Генерального прокурора СССР, Главного военного прокурора с просьбой пересмотреть его дело. 4 августа 1954 года он наконец-то был освобожден из-под стражи. Более того, Кондратьеву вернули правительственные награды. Но...

До реабилитации не дожил

Вся беда в том, что освободили его формально по амнистии, а не в связи с отсутствием состава преступления, как должно было бы быть. Кто-то, видимо, не захотел брать на себя вину за допущенную ошибку...
Вернулся в Москву. Квартира занята чужими людьми. Обратился в Министерство обороны. Ему в ответ: «Из полученной нами справки Комитета госбезопасности усматривается, что дело в отношении вас прекращено на основании указа об амнистии, что не дает вам права на возврат занимаемой ранее площади. Такое право имеют только лица, чьи дела прекращены за отсутствием состава преступления».
Обратился он и в управление кадров Вооруженных Сил с просьбой восстановить в воинском звании и назначить на соответствующую должность. Снова отказ с той же формулировкой. Попытался устроиться по специальности в гражданское учреждение. Но и там амнистированных чурались. Пришлось заняться выбиванием военной пенсии, поскольку она была ему положена как прослужившему более 25 лет. Но, оказалось, при аресте все летные документы были изъяты органами и не возвращены в Министерство обороны. Таким образом, для пенсии оказались потерянными годы службы в ВВС.
Итак, жить негде, служить или работать не дают, положенную пенсию не назначают. Что делать?
Тогда Кондратьев начинает писать одно заявление за другим в прокуратуру о пересмотре его уголовного дела с целью полной реабилитации, «поскольку я и моя семья несем пожизненное незаслуженное наказание». Волокита длилась долгие годы. И вот, наконец, полноценная справка о реабилитации выдана сыновьям Кондратьева. Сам он до этого дня не дожил.