четвер, жовтня 20, 2011

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕТЕРАНА-ПОДВОДНИКА БРЫСКИНА В.В. О ЖАНЕ СВЕРБИЛОВЕ -КОМАНДИРЕ С-270,ПРИНИМАВШЕЙ УЧАСТИЕ В СПАСЕНИИ ПОДВОДНИКОВ АПЛ К-19 В 1961 ГОДУ.


 Дела я принимал у Жана Михайловича Свербилова,которого хорошо знал по прошлой службе. Сухонький, небольшого роста Жан был своеобразным любимцем нашей дивизии, а, может быть, – и более широких кругов подводного флота. Сын старого революционера, почему-то выжившего к нашему времени, 
Свербилов окончил училище имени Фрунзе в 1951 году и к описываемому времени уже год командовал «малышом». Поскольку до этого он не учился на Классах, его в 1958 году отправляли на учёбу. 
С Жаном Михайловичем Свербиловым в период передачи «М-282». Как видите, я уже дежурю по бригаде. 
Моего предшественника отличала молниеносная реакция в беседах и чрезвычайно острый язык, что, вместе со знанием бесчисленного множества флотских историй и анекдотов, и было основой его легендарной славы непревзойденного «травилы». Вот пример его находчивости. Большой начальник проводит смотр береговой казармы (Жан – старпом лодки). Вдруг обнаруживается, что одеяло на одной из коек заправлено в точности наоборот по отношению к установленному порядку: нашитая красной материей буква «Н», которой помечена нижняя часть одеяла («ноги»), находится возле подушки. 

На вопрос грозного начальника: «Свербилов! Что это такое?», следует мгновенный ответ: «Это нос, товарищ адмирал». Сами понимаете, что после такого ответа разносить острослова с постным выражением физиономии не всякий решится. 
Во время передачи корабля мне с Жаном Михайловичем впервые пришлось побыть вместе достаточно длительное время. Каюсь, я начал уставать от бесчисленных рассказов и розыгрышей и, наверное, так и сохранил бы в памяти образ моего предшественника только в одном, описанном выше измерении. А несколько лет спустя выяснилось, что и я, и многие другие несколько недооценивали способности нашего товарища. После Классов Свербилов служил командиром лодки 633-го проекта на Северном флоте. В один из летних дней возле Гренландии на нашем атомоходе «К-19» случилась серьёзная авария: разгерметизировался первый контур энергетической установки. Вода, циркулирующая в этом контуре под огромным давлением в сотни атмосфер, непосредственно отводит тепло от урановых стержней и, как следствие, – обладает очень большой радиоактивностью. Вспомогательная неядерная силовая установка корабля тоже не действовала. Было принято решение всплыть и любой ценой устранить повреждение в море. Надеюсь, читатель обратил внимание на знакомые термины в обозначении метода принятия решений. Моряки бесстрашно полезли буквально в радиоактивное пекло. Среди них был и наш однокашник – Володя Енин. Но ремонт такой технической сложности и в базе является непростой задачей, а в море и подавно ничего не получилось. 
Многие люди получили смертельные дозы радиоактивного заражения, а кто выжил, – остались с непоправимыми увечьями на всю оставшуюся жизнь. 
Командир был вынужден срочно запрашивать помощь, в том числе и в радиосети общего оповещения флота. Но на океанских просторах получение помощи может затянуться на длительное время: к сожалению, скорости у кораблей не космические, а расстояния на воде есть расстояния. В это время шло большое учение, и лодка Свербилова находилась в море. Получив аварийную радиограмму, Жан Михайлович не мешкая всплыл, бросил всякие военные «игры», полным надводным ходом направился к аварийному атомоходу и первым подошёл к нему. Стояла несвойственная Северу штилевая погода. Многие моряки атомохода, харкающие кровью (при больших дозах облучения признаки поражения не нуждаются ни в каком медицинском анализе), находились на верхней палубе. Из-за отказа вспомогательных механизмов их даже нечем было элементарно обмыть и как-то дезактивировать подручными средствами. 

 

Своя правда "К-19". ЧП, которого не было. Капитан 3 ранга Свербилов, командир С-270. - «Звезда» 1991 №3: "... по прошествии многих лет, я понял, почему нас так плохо тогда приняло руководство судостроением – мы привезли не только больных, мы привезли вещественные доказательства несовершенства проекта, неотработанности узлов и отсутствия четкой методики эксплуатации новой атомной лодки". 

Жан не был бы Жаном, если при швартовке к атомоходу не спросил в мегафон у его командира: «Коля! А у меня ведь нет допуска?» Но, разумеется, всё это между делом. Подводники с дизель-электрической лодки, как смогли, провели необходимую дезактивацию поражённых, забрали часть людей к себе, а уже потом в район аварии подошли наши надводные корабли и, под улюлюкание также подошедших натовцев, буксировали повреждённую лодку в базу. Снимки этой буксировки и сообщения об аварии обошли всю мировую прессу, но советские люди, чьи моряки погибали при выполнении своего долга и на чьи не избыточные средства был построен корабль, не узнали ровно ничего, пока после переворота 1991 года прессе не развязали язык. Конечно, сейчас об этом даже упоминать не модно: времена кипучих обличений миновали. Но я всё равно хочу напомнить, что из двух громадных атомных подводных флотов наш является позорным «рекордсменом» по числу катастроф и аварий. Впрочем, это уже не моя тема, мне пришлось выйти в море на атомоходе всего один раз, да и то в роли экскурсанта... 
По возвращении в базу, Свербилова «взяло в оборот» начальство за своевольные действия без приказа вышестоящего командования, и его в оскорбительной форме поспешно сняли с должности. 
Но через несколько дней из Москвы прибыло другое начальство, которое по-другому оценило прошедшие события. 
Жану предложили «забыть недоразумение». Но здесь наш герой «показал характер», который маскировался для окружающих его «травлей», и на сделки не пошёл. Впрочем, заново назначать его на должность командира оказалось невозможным: мало того, что погибли моряки атомохода, но и «дизелисты» во главе со своим командиром получили изрядные дозы радиоактивного облучения. Всех их долго лечили. 
Последний раз я встретил Жана Михайловича в командировке на Классах, куда его назначили преподавателем после госпиталя, наградив всё-таки боевым орденом. Чтобы не домысливать лишнего, я не стану вспоминать детали этой встречи, но новых анекдотов я от приятеля не услышал. Ведь было бы богохульством считать всё, что я выше написал, анекдотом... 

Немає коментарів: