неділю, жовтня 23, 2011


 Из Воспоминаний и размышлений капитана 1- го ранга командира атомной подводной лодки К-14
Софронова А.П.
 

Старший на борту.

     Старший на борту не имеет права вмешиваться ни в жизнь корабля, ни в его управление. Он может лишь советовать, рекомендовать. Но в случаях особых, безотлагательных может принимать командование кораблём на себя. Для этого достаточно ему скомандовать на руль и машинные телеграфы, а на подводной лодке так же и на горизонтальные рули. И вся полнота власти на корабле переходит этому начальнику, о чём делается соответствующая запись в Вахтенном журнале корабля. За свои такие действия принявший данное решение должен будет, потом объясниться перед Командующим Флотом, а то и перед самим Главкомом: о необходимости его принятия.
В общем, вопрос этот очень и очень щепетильный. Мне приходилось бывать в противоположных ипостасях и по разные стороны описываемых событий. И трудно сказать – в каких бывает легче. Если в одних случаях – спокойная обстановка, то в других, особенно при швартовках молодых командиров, у старшего, не смотря на его видимоё спокойствие и кажущеюся невозмутимость. У него от нервного перенапряжения всё, что "находится ниже живота, подкатывается к самому горлу" - чисто флотское выражение.
     Два запомнившиеся мне эпизода. АПЛ "К-14" на выходе в Океан, проходит узкость Авачинской губы. Я командир лодки. На борту командир дивизии контр-адмирал Чистяков Николай Борисович. Идём под электромоторами, что позволяет при необходимости застопорить ход, оставаясь на прежнем курсе, работая электромоторами "назад". При отработке же "реверса" одной турбиной (другая работает на генератор, обеспечивая питанием электроёмкие механизмы реактора) лодка становится поперёк первоначального курса. Что и было с Маратом Капрановым в этой же узкости. Когда нос и корма лодки чуть ли не касались противоположных берегов. Да, и у меня было на подходе к проливу Лаперуза, форсировать который нужно было в надводном положении из-за возможной донной минной опасности. А уклоняться пришлось от рыболовецких сетей, за что получил благодарственную "отмашку" с японского сейнера.
     Тягомотина движения под электромоторами всегда удручала подводников-атомников, имевших возможности больших запасов скоростей. И поэтому комдив Н.Б. Чистяков, стоя со мной на мостике: "Командир, давай ход турбинами". А я как будто его не слышу, устремив свой взор вдаль. Комдив опять: "Командир, давай ход турбинами". И так несколько раз. Но вот прошли траверз "Трёх братьев" и мы в Океане и не просто в каком-то там, а в Тихом. А комдив мне: "Ну, что, командир, ты спросил свою ж …, где ей лучше сидеть на мостике или в тюрьме". С Николаем Борисевичем, с этим добрейшей души человеком, выходить в море было одно удовольствие. И вообще, мне везло на моих начальников. Как не вспомнить тепло заместителя командира дивизии, а в последствии контр-адмирала и начальника Оперативного Управления Тихоокеанского Флота Феликса Александровича Митрофанова, трагически погибшего в авиационной катастрофе вместе с офицерами Штаба Флота и с самим Командующим Флотом Эмилем Николаевичем Спиридоновым.
     Выход в море на моей лодке начальнику штаба дивизии Ивану Василенко, наверное, запомнился надолго: возвращение в базу и швартовка к пирсу. Дело было так. Накануне, после отработки курсовых задач в районах боевой подготовки, лодка возвращалась в базу. Время швартовки около 16 часов. Подход к пирсу с первого захода не удался: лодку значительно снесло течением при хорошем противоположном ветре. Пришлось долго «елозить», чтобы ошвартоваться левым бортом. В ночь опять ушли в море на зачётную торпедную стрельбу. На этот раз с начальником штаба и с его флагманскими специалистами для контроля и оценки действий командира и экипажа в целом. Возвращаемся в базу на другой день, в то же время при тех же погодных условиях, к тому же пирсу и всё тем же левым бортом.
     Как охотник, целящийся с упреждением в летящую утку, так и я направил лодку к пирсу для швартовки как бы правым бортом с учётом сноса её течением.
     Начальник штаба ко мне с вопросом: "Командир, каким бортом швартуешься?". Спокойно отвечаю: "Левым". Начальник штаба уже нервно: "Командир, каким бортом швартуешься?". Я также невозмутимо: "Левым". "Каким же левым?!" - взревел НШ. Но скоротечность обстановки не позволила разгореться конфликту. Через несколько секунд он и сам понял правильность моих действий. Но всё же пик нервной напряжённости стоящих на мостике был, когда до пирса оставалось порядка пятидесяти метров. Дорогостоящая лодка с неменее дорогой акустической базой в носу с хорошей инерцией несётся на торец пирса. Но течение подхватывает, и лодка впритык становится левым бортом к пирсу. А далее мастерство элек-триков: от малого до полного хода "назад"!. Командиру остаётся лишь крутить головой, оглядываясь в корму, убеждаясь: туда ли, куда надо, гонят волну гребные винты. Швартовые поданы, даже без бросательных концов.
     Вот такое непростое может быть положение старшего начальника на борту корабля.
     Своим несколько пространным и затянувшимся вступлением хочу показать, что на подводной лодке кроме железа, электроники, покорённой и обузданной самой мощной энергетики, огромной массы пожаровзрыво-опасностей присутствует ещё и человеческий фактор, всегда и во всём являющийся главным и определяющим.
     Итак, АПЛ "К-115" на ходовых испытаниях. После "мерной мили" лодка направляет-ся в район глубоководного погружения. А до этого при дифферентовке и вывески она никак не хотела погружаться: то ли "пересохла на стапелях в ремонте", то ли сказались погрешности в твёрдой балластной загрузке. А окунуть её надо на мелководье, чтобы уверенно идти на глубоководное.
     Иногда присутствие на борту старшего может быть для командира ПЛ и благоприятствием. Когда нужно совершить манёвр, а молодой, малоопытный командир сомневается в своих возможностях. Так было и в этом случае. Лодку нужно было силой загнать под воду. Тогда командир добровольно передал мне власть, естественно, с документально письменным оформлением, И затем, последовательность и чёткость действий, чтобы одно не повредило другому. "Средний ход" турбин, но так, чтобы гребные винты "вразнос" не "молотили" воздух. В перископ убедиться, что лодка погружается, не надеясь на глубиномеры, которые в Центральном Посту могут показывать нулевую отметку, а лодка камнем падает вниз. И окажется она на запредельной глубине, пока в ЦП дойдут доклады из концевых отсеков. Что и было с АПЛ "К-57" за это и был снят с должности заместитель командира дивизии, которого не защитил даже статус Героя Советского Союза. Как Вы уже, наверное, догадались, он был старшим на борту этой лодки. И далее по действиям, во время опустить перископ: не ровен час, напор воды загнет его, как соломинку. Успеть также, завалить носовые горизонтальные рули для их же сбережения, да и то лишь тогда, когда сам корпус лодки при дифференте на нос начнёт выполнять их роль. Оторвавшись от поверхности, можно снижать скорость лодки. На 50-ти и 100-х метрах: "Осмотреться в отсеках! Командир, принимай назад свою лодку под своё командование".
     Второе благо для командира, при наличии старшего на борту, оно, наверное, и по-следнее. Когда старший позволит командиру безмятежно отдыхать в своей каюте, оставаясь за него на мостике - над водой, или в центральном посту - на глубине. Так было и на сей раз: я разрешил командиру отдыхать пока лодка в надводном положении на переходе в район глубоководного погружения. Ничто не предвещало осложнений: штилевая погода, ясный день, отличная видимость.
     В Приморье "бабье лето". Склон сопки, видимой из моего берегового служебного кабинета, с деревьями в разноцветной листве, а в обрамлении широкой оконной рамы, чем ни картина великого И.Левитана. Но расслабляться нельзя, чтобы не попасть под "девятый вал" не менее великого И.Айвазовского.
     Прошли траверз острова Аскольд. Вдали на горизонте чёрная стена тумана, характер-ная для здешних мест. А на фоне всей этой черноты эскадренный миноносец… слева пересекает наш курс.
     И, так часто бывает на море, где соприкасаются тёплые прибрежные воды с холодным глубинным течением. Как-то всё вдруг сразу сереет, веет холодом. И уже мы в сплошном тумане. Видимость ноль. Где эсминец? Неизвестно! Перевели турбины в генераторный режим. Легли в дрейф. Радиометристы докладывают: "Целей нет!". Оставляю за себя на мостике старшего помощника командира, а сам спускаюсь вниз, чтобы лично взглянуть на развёртку радиолокационного экрана и оценить создавшуюся ситуацию. Но не успел сделать и двух шагов в Центральном Посту к рубке метристов, как сверху, с мостика истошный голос старпома: "Оба электромотора полный назад!". Словно, как тот тарзановский обезьян, я, в свои далеко за сорок, в доли секунд проскакиваю вверх два пролёта вертикального трапа. Вижу: в 15-20-ти метрах форштевень эсминца, сам корпус скрыт туманом. Но и эта часть корабля погружается в невидимость: корабли своевременно и грамотно разошлись на контркурсах, отрабатывая назад. Застопорили электромоторы. Где эсминец? Одно ясно: он в радиолокационной тени. Но где? И тот же радиометрист докладывает, но уже о другой, новой цели: "30 кабельтовых с левого борта идет на нас". "Дистанция сокращается – 28, 26" - поступает периодический доклад.
     Вот и наступило для меня то самое туманно-ёжиковое тревожное состояние. Только в отличие от Ёжика, который метался по таинственному лесу. Я неподвижно стоял на мостике, на подставке, своими размерами едва позволявшей переступать с ноги на ногу, над пропастью входного лодочного люка.
     Мною овладело тяжёлое раздумье: "Что делать? Куда идти?". А радиометрист своё: "Дистанция – 20 кабельтовых, 18,16…". Акустики тоже подключились и начали свой отчёт о приближающейся угрозе.
     У командира корабля нет времени на долгие размышления, у него всегда есть ответ и готовое решение. Пусть с некоторыми поправками в дальнейшем. Но решение, а не бездействие. Если у капитана клипера "Ястреб" из рассказа К.М.Станюковича "Ужасный день", несомненным выходом из создавшийся критической обстановки была та самая еле видимая заветная лагуна, куда и был направлен для спасения трёхмачтовыё парусник, то у меня в запасе - сорокатысячная лошадиная мощь двигателей, которая позволяла мне во время сойти с курса чего-то опасно движущегося.
     Радиометрист продолжает монотонно: "Дистанция до цели 12,10 …". Но вот эскад-ренный миноносец вышел из "тени" и стал просматриваться на голубом экране локатора. Акустики тоже его усекли. Почему не могли раньше? Да, всё та же пресловутая гидрология моря: что далеко – слышно, а что совсем рядом – нет. Иллюстрация к этому – как американская субмарина при всплытии опрокинула японский сейнер.
     Эсминец, надо полагать тоже выжидал. Но у него большие, чем на подводной лодке, радиолокационные возможности наблюдения и по высоте антенн, и количеству станций. Он мог позволить себе некоторое поступательное движение.
     И вот долгожданная команда на машинные телеграфы: "Турбины средний ход!" (Полный ход – для атомных лодок это привилегия подводного хода). Лодка, как "Медный всадник", вздыбленный конь которого присел на задние ноги, чтобы устремиться в историческую даль. Так и атомоход, припав на корму в результате разряжения, созданного гребными винтами, рванул вперёд, оставив за собой взбудораженный след своего бытия.
     А что командир атомохода "К-115" В.Г. Елаков? Он (как почти у Леонида Соболева из "Капитального ремонта" (в уюте безмятежно спал в своей каюте в надежде, надо полагать, что старший на борту и старпом командира своё дело знают. Кстати, капитан-лейтенант Белоусов Алексей Арсеньевич закончил свою службу контр-адмиралом и начальником Тихоокеанского Высшего Военно-Морского училища им. С.О.Макарова. А тогда он, обращаясь ко мне, сказал: "Товарищ комдив, хорошо, что командира не было на мостике…, могли бы быть осложнения".
     Вот такие мои воспоминания, связанные с безобидным зверьком с задумчивыми глазками. А закончить свой рассказ хочется словами командира подводной лодки из Голливудского фильма "Убрать перископ", великолепно сыгранным актёром Келси Граммером, который в сложной обстановке с воодушевлением восклицал: "Люблю я эту работу!".

Немає коментарів: