Четверо смелыхОдин из легендарной четверки, унесенной на барже в Тихий океан, Анатолий КРЮЧКОВСКИЙ: "Когда закончилась картошка, старшина Зиганшин предложил сварить ремешки от часов. Потом в пищу пошли сапоги"
Дома спасенных советских солдат ожидали правительственные награды и всенародный хит: "Зиганшин-буги! Зиганшин-рок! Зиганшин съел второй сапог. Поплавский-рок! Поплавский-буги! Поплавский съел письмо подруги". Кстати, стихов и песен им посвятили много. Даже Владимир Высоцкий написал свои "49 дней". Разумеется, и кинематографисты не прошли мимо такой темы, но самим героям фильм не очень понравился: по их мнению, киношники многое переврали.
А уж сколько публикаций в газетах и журналах было об отважной четверке! Вот только по молодости они не придавали этому значения и не собирали архив. (Спасибо актрисе Галине Чижевской, которая думала иначе и сохранила все для истории). Они ведь даже от персональной пенсии отказались, хотя им предлагали. Мол, какие же из нас пенсионеры, мы же еще молодые!
В канун 45-летнего юбилея памятного дрейфа я встретилась с Анатолием Федоровичем Крючковским, киевлянином, который вот уже четыре десятка лет работает заместителем главного механика на киевском заводе "Ленинская кузница".
"ДЕНЬГИ, КОТОРЫЕ МЫ ПОЛУЧИЛИ, ПЛАВАЛИ С НАМИ 49 СУТОК"
— Анатолий Федорович, вы бывали с тех пор за границей?
— Нет. Да и зачем? Мы ведь тогда фактически совершили кругосветное путешествие — с Дальнего Востока доплыли до Америки, побывали в Сан-Франциско, Нью-Йорке, потом на корабле отправились во Францию, где увидели Шербур, Париж, а оттуда уже самолет доставил нас в Москву. Мы съездили в отпуск домой, а затем встретились в Гурзуфе в санатории Министерства обороны. Отдохнули месяц, заехали в Хабаровск, на родину Ивана Федотова, посмотрели, как растет его сынишка, — он ведь родился как раз во время нашего дрейфа по Тихому океану. Представляете, сейчас ему уже 45 лет! И в конце концов вернулись в свою часть.
— Разве после перенесенных испытаний вам еще пришлось тянуть лямку в армии?
— Совсем немного. Министр обороны маршал Малиновский сказал, что мы свое уже отслужили (хотя Никита Сергеевич Хрущев к тому времени решил, что Сахалин похож на Сочи и там можно служить по три года). Нам предложили поступить в училище Военно-морского флота в Ломоносове Ленинградской области. Я, Зиганшин и Поплавский окончили его в 64-м году. А Иван Федотов предпочел остаться на Дальнем Востоке.
— Почему же все-таки вас не искали, когда вы попали в передрягу?
— Искали. Кстати, в рубке мы нашли газету "Красная звезда" с картой района. Там была заметка о том, что в ближайшие дни где-то здесь пройдут военные испытания. Поплавский даже пошутил: мол, если по нам стрельнут, то быстрее найдут. Но что получилось? На барже был ящик с надписью. Во время шторма его снесло и выбросило на берег. Потом эти обломки нашли, вот нас и объявили пропавшими без вести, отправив уведомление семьям (и написав, кстати, наши фамилии с ошибками).
— Вы ведь не моряками были, а служили в Военно-инженерных войсках. Почему же во время шторма оказались на барже?
— Мы занимались разгрузкой судов. Большие корабли не могли подойти близко к причалу из-за дна залива, усеянного камнями, поэтому все сгружали на баржи. В тот день нам приказали спустить баржу на воду — ожидали какое-то судно.
Днем мы еще успели сходить в баню и получить деньги. Так с ними и проплавали все 49 суток. Только вот купить в открытом океане на них ничего нельзя... Кстати, у меня до сих пор сохранилось 30 рублей — такие длинные, как простыни. Одну десятку я подарил Ивану Федотову с надписью: "На долгую память". Еще со мной проплавало портмоне с повесткой, которой 28 августа 58-го года меня призывали в армию.
...Штормило в заливе постоянно, потому что он открывался прямо в Тихий океан. Но тот шторм был особенно сильным — в считанные секунды поднялись огромные волны, нашу баржу оторвало от швартовочной мачты и давай швырять ее по заливу, как щепку. Суденышко-то было небольшое. Мы боялись, что нас выбросит на камни, поэтому запустили двигатели. Старались маневрировать. В это время была повреждена рация, и мы не могли связаться с берегом. 13 часов боролись со штормом, пока не кончилось горючее. Постепенно нас стало выносить в океан.
Вымотавшись, решили перекусить. На барже была небольшая печка-буржуйка и запас топлива для нее. В трюме мы отыскали картошку. Но ведро, в котором она лежала, во время шторма опрокинулось, и все рассыпалось по полу, залитому соляркой. Сварили несколько картошек, но оказалось, что есть это невозможно: все пропитано соляркой. Впрочем, через пару дней и такая пища пошла на ура. Ведь голод не тетка.
После того как закончилась картошка, старшина Зиганшин предложил сварить ремешки от часов. Потом в пищу пошли сапоги. Хорошо, тогда все натуральное было, а не кожзаменитель. Мы ведь и зубную пасту, и мыло пытались жевать.
— А какая на вкус кожа сапог?
— Очень горькая, с неприятным запахом. Да разве тогда до вкуса было? Хотелось только одного: обмануть желудок. Но просто кожу не съешь — слишком жесткая. Поэтому мы отрезали по маленькому кусочку и поджигали. Когда кирза сгорала, она превращалась в нечто похожее на древесный уголь и становилась мягкой. Этот "деликатес" мы намазывали солидолом, чтобы легче было глотать. Несколько таких "бутербродов" и составляли наш суточный рацион.
Потом мы обнаружили кожу под клавишами гармошки — такие маленькие кружочки. Их глотали без обжига, так как кожа была достаточно мягкая. Зиганшин предложил: "Давайте, ребята, считать, что это мясо высшего сорта". Иван Федотов сыграл в последний раз на гармошке "Амур-батюшка", и мы ее съели. Когда после спасения рассказывали об этом, над нами шутили: да у вас теперь музыкальные желудки!
— Солидол — токсичное вещество для человеческого желудка. Не боялись отравиться?
— Ну не отравились же. Тогда думали только об одном — чуть-чуть продержаться, а вдруг нас завтра найдут.
"НЕ ЗРЯ ГОВОРИЛИ, ЧТО МЫ РОДИЛИСЬ НЕ ТОЛЬКО В РУБАШКЕ, НО ЕЩЕ И В ТРУСАХ"
— Говорят, на Колыме, когда зеки бегут, они прихватывают с собой кого-нибудь на съедение...
— У нас потом не раз спрашивали, почему мы не съели друг друга. Механик корабля "Куин Мэри", на котором нас отправили из Америки в Европу, рассказывал, как оказался в подобной ситуации. Из 26 человек, которые были на их судне, несколько погибло. И не от голода, а из-за страха и драк за пищу и воду.
В нашей команде было два украинца, русский и татарин. Конечно, у каждого человека свой характер. Но тут подобрались все как один.
Например, мы с Поплавским призывались вместе в армию. Ехали от Козятина до Читы в одном вагоне. А потом нас переправляли на шхуне через Татарский пролив на Сахалин. Обычно это занимало 14 часов, но мы, как назло, попали в 12-балльный шторм и трое суток болтались в море! А есть-то хочется, но ничего нет — мы ведь с поезда. Тогда мы с Поплавским пошли к ребятам в машинное отделение, попросили чая, кусочек сахара, сухарик — замечательно. И никакой морской болезни!
— О чем вы говорили во время дрейфа? Как поддерживали друг друга?
— Мы все время работали, сколько хватало сил. Откачивали воду из трюма — нас ведь постоянно затапливало. Приходилось стоять по пояс в ледяной воде и миской ее вычерпывать. У баржи было второе дно, и мы думали, что там пробоина. В конце концов, нам удалось добраться до люка, открыли, глянули — а там решето. Дно было просто разбито. Не зря говорили, что мы родились не только в рубашке, но еще и в трусах...
— И ни разу ни у кого не было нервного срыва?
— Ни разу. Если бы кто-то в тех условиях повысил на другого голос, все — думаю, я с вами сейчас не разговаривал бы. Закончилось бы так, как на "Куин Мэри". Мы же старались занять свои мысли, планировали, что будем делать сегодня, завтра.
В последние дни начались галлюцинации. Слышалось, будто где-то рядом кузница, разговаривают люди, гудят машины. А когда поднимаешься на палубу, видишь — вокруг пустота, сплошная вода, вот тут-то становилось по-настоящему страшно. Мы договорились: если кто-то из нас почувствует, что не сможет дальше жить, то просто попрощаемся и все. Оставшийся последним напишет наши имена. Как раз в тот день мимо нас проходил корабль. Мы стали подавать ему сигналы, но из-за большого расстояния нас не заметили. Это было 2 марта. Еще одно судно мы увидали 6 марта. Но оно тоже прошло мимо.
И вот 7 марта появились самолеты, потом вертолеты, а за ними огромный корабль. Летчики показывали, чтобы мы поднимались на борт. Но мы отказались: думали, что на авианосце есть специальные подъемники, которые поднимут нас вместе с баржей.
— А зачем она нужна была?
— Ну как же? Хотели сберечь социалистическое имущество. Зиганшин поднялся первым на вертолет, долго не возвращался. Но, как выяснилось, на "Кирсадже" таких подъемников нет, и нам пришлось отказаться от этой затеи.
— Как к вам отнеслись американцы?
— Прекрасно. Никак не могли поверить, что мы остались живы после стольких дней плавания. Нас помыли, побрили, одели — мы сами уже были не в состоянии двигаться. Врач глаз с нас не спускал, кормили по специальной диете — после столь длительного голодания нельзя много есть. Мы похудели на 27-30 кг. Потом показывали американцам "фокус": становились втроем и обхватывали себя одним солдатским ремнем.
"ОДНАЖДЫ УТРОМ МЫ УВИДЕЛИ, ЧТО ФЕДОТОВ ВЕСЬ ОПУХ. ПОТОМ МЫ ВСЕ ПООПУХАЛИ"
— В Америке нашу команду поселили на даче советского посла. Врач посольства Валентина Озерова выхаживала нас, как родная мать. Однажды, проснувшись утром, мы увидели, что Федотов весь опух. Испугались, конечно, но врач успокоила: мол, это естественный процесс после долгого голодания. Кстати, потом мы все поопухали.
В Сан-Франциско нам подарили золотой ключ от города. Такие до нас вручали только Галине Улановой и Никите Хрущеву. Потом моя мать передала его в краеведческий музей в Виннице. Интересно узнать его судьбу... Наверное, лежит уже где-нибудь в запасниках.
 "Специально для нас с Гавайских островов прилетел переводчик" |
В посольстве нам выдали деньги на мелкие расходы. Мы на них оделись, обулись, шляпы купили. Я еще приобрел кожаную курточку для младшего брата, а своей будущей жене — страшно дорогие часы. Кстати, они до сих пор ходят. А пальто, купленное за границей, я еще долго носил. Там такая ткань хорошая была, вообще не мялась.
— Как вас встречала родина?
— Лучше всех! Оркестр, цветы, масса людей, члены правительства, генералы. Нас пригласили в Кремль, где Демьян Коротченко, заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР, вручил нам ордена Красной Звезды.
Несколько лет назад нас пригласили в Москву на передачу "Старая квартира". Там рядом с нами сидел бывший переводчик Брежнева. Он сказал: "Не повезло вам, ребята! Вам ведь Героев Советского Союза собирались дать. А потом один высокопоставленный чиновник сказал, что в таком случае придется наградить всю Америку, и документы положили под сукно". Но, признаюсь честно, никому из нашей четверки ничего такого не нужно было. Остались живы — и слава Богу!
— Как складывалась ваша жизнь после этих бурных событий? Слава помогала?
— Я старался как можно реже прибегать к этому. Когда, к примеру, устраивался на работу на завод "Ленинская кузница", в отделе кадров сказали, что вакансий нет. Я погулял часок, переоделся в другую одежду — и опять туда же с тем же вопросом. Так раза три подходил. В конце концов не выдержал и говорю: "Да вы хоть на мои документы повнимательнее взгляните!". — "Боже! Завтра приходите на восемь часов на работу!". И с тех пор я уже 40 лет здесь работаю.
Еще раз пришлось воспользоваться славой, когда выбивал себе комнату. Обратился за помощью к Сидору Артемьевичу Ковпаку, который тогда был заместителем председателя Верховного Совета Украины. Он меня принял как родного. Я даже забыл, по какому поводу пришел к нему. Сидор Артемьевич позвонил кому надо и отправил меня в горсовет. Прихожу. Чиновник у меня спрашивает: "Вы откуда родом?". — "Я из Винницкой области, жена — из Житомирской". — "Ну вот берите жену и поезжайте туда". — "Хорошо, спасибо", — я развернулся и пошел на выход. И только возле двери меня окликнули: "Да что ты! Я же пошутил!". И мне дали однокомнатную квартиру в хрущевке на пятом этаже.
— Ваша отважная четверка, наверное, пользовалась в те годы бешеной популярностью у женщин?
— Считаю, что известность на нас не повлияла. Я, например, познакомился со своей супругой еще до армии — вместе участвовали в художественной самодеятельности и ездили на разные фестивали.
— Дочка гордилась героическим папой?
— И внучка. Кстати, она сейчас учится на третьем курсе журфака. Несколько лет назад дочка с внучкой рассказывали обо мне на радио. Ну здорово! Дедушка аж прослезился.
— День своего спасения — 7 марта — вы как-то отмечаете?
— Обязательно! На работе распиваем с ребятами бутылочку коньяка. Это же фактически второй день рождения. Созваниваемся с Зиганшиным. К сожалению, Поплавского и Федотова уже нет в живых. Да я уже тоже шунтирование сердца перенес... А каждый год, где-то с 20-х чисел января и вплоть до 7 марта, начинаются жуткие головные боли.
Немає коментарів:
Дописати коментар