Подвиг панфиловцев: где правда, где вымыслы?
16.04.20
Заключение Военной прокуратуры о том, что «подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, освещенный в печати, является вымыслом» выглядит слишком формальным и его сложно назвать объективным. Подвиг гвардейцев-панфиловцев БЫЛ, и лучшее доказательство этому — то, что немецкие танки так и не дошли до Москвы, растеряв постепенно свою мощь в таких же сражениях, как и бой у мало кому известного железнодорожного разъезда Дубосеково. В конце ноября 1941 года в газете «Красная звезда» была напечатана передовая статья «Завещание 28 павших героев», где рассказывалось о подвиге бойцов из дивизии генерала Панфилова, которые 16 ноября в бою у разъезда Дубосеково погибли геройской смертью, уничтожив около двух десятков немецких танков и остановив наступление немцев.
В статье, кроме прочего, было написано: «Свыше пятидесяти вражеских танков двинулись на рубежи, занимаемые двадцатью девятью советскими гвардейцами из дивизии им. Панфилова... Смалодушничал только один из двадцати девяти... только один поднял руки вверх... несколько гвардейцев одновременно, не сговариваясь, без команды, выстрелили в труса и предателя». Далее в ней говорилось, что оставшиеся 28 гвардейцев уничтожили 18 танков противника и «сложили свои головы — все двадцать восемь. Погибли, но не пропустили врага»...
Никаких фамилий героев автор, литературный редактор газеты А.Кривицкий, не назвал, просто было написано о 28-ми бойцах. Понятно, что такой выдающийся подвиг не мог остаться безымянным, и через два месяца в той же «Красной звезде» была напечатана еще одна статья Кривицкого «О 28 павших героях», после чего страна узнала их имена: в статье поименно были перечислены все погибшие гвардейцы.
Кроме этого, были внесены некоторые уточнения (была названа правильная фамилия политрука — Клочков) и более подробно освещено само героическое сражение: «Атака автоматчиков отбита. Более семидесяти вражеских трупов валяются недалеко от окопа. Лица уставших бойцов задымлены порохом, люди счастливы, что достойно померялись силами с врагом, но не знают они еще
своей судьбы, не ведают, что главное — впереди. Танки! Двадцать бронированных чудовищ движутся к рубежу, обороняемому двадцатью восемью гвардейцами. Бойцы переглянулись. Предстоял слишком неравный бой. Вдруг они услыхали знакомый голос: «Здорово, герои!» К окопу добрался политрук роты Клочков... В тот день Клочков первый заметил направление движения танковой колонны и поспешил в окоп. «Ну что, друзья? — сказал политрук бойцам. — Двадцать танков. Меньше чем по одному на брата. Это не так много!» Люди улыбнулись…
Бой длился более четырех часов. Уже четырнадцать танков недвижно застыли на поле боя. Уже убит сержант Добробабин, убит боец Шемякин... мертвы Конкин, Шадрин, Тимофеев и Трофимов... Воспаленными глазами Клочков посмотрел на товарищей. «Тридцать танков, друзья, — сказал он бойцам, — придется всем нам умереть, наверно. Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва». Последняя фраза политрука настолько точно передала настроение и внутреннее понимание большинством взрослого населения СССР того сурового времени, что мгновенно после выхода газеты стала крылатой.
И даже сейчас, по прошествии стольких лет, эти слова политрука, сказанные им перед смертью, не могут не вызвать у нормального человека внутреннего трепета и восхищения перед этим невероятным, непостижимым мужеством. Все это, все обстоятельства боя и легендарные слова политрука, как было сказано в статье, рассказал в госпитале перед смертью единственный уцелевший в том сражении красноармеец И.Натаров.
После выхода статей Кривицкого эта история получила широчайший отклик по всей стране. Так же, как Николая Гастелло и Зою Космодемьянскую, о подвиге героев-панфиловцев знал каждый. И неудивительно, что через некоторое время по ходатайству командования Западного фронта было решено наградить погибших героев, и 21 июля 1942 года им всем было присвоено посмертно звание Героев Советского Союза.
Всю войну и два с половиной года после нее ни у кого (за исключением нескольких человек, которые будут названы ниже) не возникало сомнений в достоверности изложенных в «Красной звезде» обстоятельств боя, пока не произошло одно событие, которое заставило Военную прокуратуру заняться расследованием тех давно минувших событий и установить истину. А началось все осенью 1947 года, когда в киргизском поселке с философским названием Кант органами МГБ по подозрению в сотрудничестве с фашистами был арестован гражданин Добробабин Иван Евстафьевич.
Во время задержания Добробабин заявил сотрудникам органов, что является одним из 28-ми героев-панфиловцев, предъявив как доказательство книгу о погибших гвардейцах, в которой было написано и о нем. После этого Добробабина этапировали в Харьков, где Военная прокуратура Харьковского гарнизона начала расследование всех обстоятельств этого дела.
Следователи прокуратуры выяснили, что подозреваемый Добробабин действительно был в рядах 4-й роты панфиловской дивизии во время боя 16 ноября у разъезда Дубосеково, но, как было заявлено им самим, «никаких подвигов не совершал, и все, что написано о нем в книге о героях-панфиловцах, не соответствует действительности».
Затем задержанный лжегерой поведал следователям о таком калейдоскопе необыкновенных поворотов своей судьбы, что можно только покачать головой: в ходе того самого боя 16 ноября был контужен, засыпан землей, обнаружен похоронной немецкой командой и попал в плен; после этого то ли бежал, то ли был отпущен немцами, добрался в родное село в Харьковской области и там поступил в полицию; с приходом советских войск был арестован, затем снова освобожден немцами, вновь занявшими село; снова поступил в полицию, с приближением фронта бежал в Одесскую область, в марте
1944-го повторно мобилизован в Красную армию; довоевал до конца войны, был дважды награжден, демобилизовался и уехал в Киргизию, где его и арестовали. (Справедливости ради, следует отметить, что, возможно, Иван Добробабин дал эти показания под давлением работников органов и частично оклеветал себя, не будем забывать, что за время тогда было. В 1989-м году журналисты из Алма-Аты сняли фильм «Подвиг и подлог», в котором жители того самого села, где по данным прокуратуры служил полицаем Добробабин, рассказывали, что они всем селом уговорили Добробабина пойти в старосты, и о том, как он спасал молодежь от угона в Германию. Так что нельзя полностью отбросить вероятность, что на самом деле И.Добробабин был честным человеком и настоящим героем-панфиловцем.)
Кроме этого, как было сказано в докладной записке прокуратуры, следствие установило «…что кроме Добробабина остались в живых Васильев Илларион Романович, Шемякин Григорий Мелентьевич, Шадрин Иван Демидович и Кужебергенов Даниил Александрович, которые также числятся в списке 28 панфиловцев, погибших в бою с немецкими танками. Поэтому возникла необходимость расследования и самих обстоятельств боя 28 гвардейцев из дивизии им. Панфилова, происходившего 16 ноября 1941 года у разъезда Дубосеково».
Надо отдать должное следователям прокуратуры: они взялись за дело очень тщательно и скрупулезно, и никаких попыток замять его с их стороны не было. Были подробно допрошены, невзирая на звания и должности, все оставшиеся в живых участники тех далеких событий, среди них — бывший командир полка И.Капров, бывший главный редактор «Красной звезды» генерал Д.Ортенберг, автор статей А.Кривицкий, писатель Н.Тихонов и другие.
После этого стали всплывать факты, которые было нежелательно предавать широкой огласке, и начала вырисовываться подлинная история возникновения газетного варианта подвига солдат дивизии генерала Панфилова. После всех следственных мероприятий прокуратурой был детально реконструирован весь ход событий осени 1941 года, как в точности они развивались в тиши редакционных кабинетов и на полях сражений. Вот, что именно им удалось выяснить.
Сначала о том, как писались статьи. Все началось с поездки корреспондента «Красной звезды» Коротеева в штаб 16-й армии. Там он встретился с комиссаром 8-й панфиловской дивизии Егоровым, который ему рассказал о тяжелых боях на их участке фронта и о героических действиях солдат одной из рот, которая почти полностью погибла, но задержала немецкие танки. Сам комиссар свидетелем того боя не был, а узнал о нем из донесений. Когда журналисты (вместе с Коротеевым был еще сотрудник «Комсомольской правды») спросили, нельзя ли побывать в полку, в который входила геройская рота, то услышали категорический отказ.
Поездка на передовую под Москвой в ноябре 1941 года с большой долей вероятности могла оказаться последней в жизни, настолько тяжелой была обстановка. Какой именно опасности подвергались все находившиеся даже в нескольких километрах от передовой, можно судить лишь по одному-единственному факту: 18 ноября, где-то за неделю до приезда корреспондентов, от осколочного ранения погиб командир дивизии генерал И.Панфилов, находившийся на своем командном пункте.
Это уже после и Константин Симонов, и другие военкоры могли запросто приезжать в роты и батальоны и добираться до самого переднего края, не рискуя обязательнопогибнуть. Но под Москвой в самые критические дни октября-ноября это было невозможно, и именно поэтому Д.Ортенберг, главный редактор «Красной звезды», вместе со своими сотрудниками был просто вынужден додумывать обстоятельства боя, сидя в редакции, что, естественно, не могло не вызывать расхождений с действительным ходом событий.
Вернувшись в Москву, Коротеев рассказал редактору о своей поездке и о разговоре с комиссаром. «Ортенберг меня спросил, сколько же людей было в роте. Я ему ответил, что состав роты, видимо, был неполный, примерно человек 30—40; я сказал также, что из этих людей двое оказались предателями... Таким образом и появилось количество сражавшихся — 28 человек, так как из 30 двое оказались предателями. Ортенберг говорил, что о двух предателях писать нельзя, и, видимо, посоветовавшись с кем-то, решил в передовой написать только об одном предателе. 27 ноября 1941 г. в газете была напечатана моя короткая корреспонденция, а 28 ноября в «Красной звезде» была напечатана передовая «Завещание 28 павших героев», написанная Кривицким».
Вот так и появилась на свет эта известная теперь всем история о 28-ми героях-панфиловцах. А.Кривицкий, который писал материалы о них, после того как фронт отодвинулся на запад, выезжал к разъезду Дубосеково и вместе с командирами полка и 4-й роты был на месте боя. На его вопрос о фамилиях павших героев командир полка не смог ответить: «Капров мне не назвал фамилий, а поручил это сделать Мухамедьярову (комиссару полка)и Гундиловичу (командиру 4-й роты), которые составили список, взяв сведения с какой-то ведомости или списка. Таким образом, у меня появился список фамилий 28 панфиловцев, павших в бою с немецкими танками у разъезда Дубосеково».
Скорее всего, командир роты просто взял наугад из списка погибших в тот день первые попавшиеся фамилии, которые и стали впоследствии героями. Во всех последующих произведениях таких писателей, как Н.Тихонов, В.Ставский, А.Бек, Н.Кузнецов, В.Липко, М.Светлов, где присутствовали герои-панфиловцы, за основу брались сведения, изложенные Кривицким в его статьях. Допрошенный следователями бывший командир полка Капров категорически заявил, что «никакого боя 28 панфиловцев с немецкими танками у разъезда Дубосеково 16 ноября 1941 г. не было — это сплошной вымысел.
В этот день у разъезда Дубосеково в составе 2-го батальона с немецкими танками дралась4-я рота, и действительно дралась геройски. Из роты погибло свыше 100 человек, а не 28, как об этом писали в газетах. Никто из корреспондентов ко мне не обращался в этот период; никому никогда не говорил о бое 28 панфиловцев, да и не мог говорить, т к. такого боя не было. Никакого политдонесения по этому поводу я не писал. Я не знаю, на основании каких материалов писали в газетах, в частности в «Красной звезде», о бое 28 гвардейцев из дивизии им. Панфилова».
Понятное дело, что Военная прокуратура, имея на руках такие показания, сделала вывод, который напрашивался сам собой, и доложила куда следует о том «…что подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, освещенный в печати, является вымыслом корреспондента Коротеева, редактора «Красной звезды» Ортенберга и в особенности литературного секретаря газеты Кривицкого».
Казалось бы, если прокуратура в 1948 году взяла на себя смелость опровергнуть одну из самых широко известных героических страниц Великой Отечественной войны, то для этого у нее должны были быть более чем веские основания (ведь под сомнение ставился Указ Президиума Верховного Совета СССР), и причин для сомнения ни у кого не должно быть. Но все же, прежде чем делать окончательные выводы, давайте посмотрим, что же в действительности происходило в тот день на участке обороны 8-йгвардейской дивизии, который занимал 1075-й стрелковый полк.
Надо сказать, что детально описать все происшедшее в тот день — задача не из легких. Из-за очень тяжелого положения и больших потерь многие участники того боя погибли, а немногочисленные выжившие могли не оставить никаких воспоминаний. Из доступных для исследователей источников можно выделить всего два: показания бывшего командира полка И.Капрова, данные им прокуратуре в 1948 году, и донесение старшего батальонного комиссара Минина, написанное в 1942 году.
Начнем с последнего донесения. Когда в 1942 году неожиданно выяснилось, что несколько человек из 28-ти погибших героев-панфиловцев живы и претендуют на получение наград, батальонному комиссару Минину было поручено произвести служебное расследование всех обстоятельств боевых действий, происшедших 16 ноября в районе разъезда Дубосеково. После проведенного расследования Минин направил начальству донесение, в котором довольно скупо изложил то, что ему удалось узнать, и потому это донесение мало чем может помочь в реконструкции тех событий.
В нем было сказано, что рота, в которой числились панфиловцы, занимала оборону Нелидово — Дубосеково — Петелино и что 16 ноября 1941 года противник большими силами танков и пехоты перешел в наступление, в результате которого 1075-йстрелковый полк понес большие потери и вынужден был отойти. За это командир полка Капров и военком Мухомедьяров были отстранены от занимаемых должностей.
Как видно из этого донесения, никаких сведений о немецких подбитых танках батальонному комиссару обнаружить не удалось, что, впрочем, не означает, что эти танки не были подбиты и уничтожены. А вот что рассказал о тех событиях бывший командир полка: «Техникой дивизия была очень слабо насыщена, особенно плохо обстояло дело с противотанковыми средствами; у меня в полку совершенно не было противотанковой артиллерии — ее заменяли старые горные пушки, а на фронте я получил несколько французских музейных пушек. Только в конце октября 1941 г. на полк было получено
11 противотанковых ружей, из которых 4 ружья было передано 2-му батальону нашего полка, в составе которого была 4-я рота (командир роты Гундилович, политрук Клочков)... Мой полк занял оборону (совхоз Булычево — Федосьино — Княжево)… К 16 ноября 1941 г. полк, которым я командовал, был на левом фланге дивизии и прикрывал выходы из г. Волоколамска на Москву и железную дорогу... Четвертой ротой командовал капитан Гундилович, политрук Клочков... Занимала она оборону Дубосеково — Петелино. В роте к 16 ноября 1941 г. было 120—140 человек. Мой командный пункт находился за разъездом Дубосеково у переездной будки примерно в 1 км от позиции 4-й роты.
Я не помню сейчас, были ли противотанковые ружья в 4-й роте, но повторяю, что во всем 2-мбатальоне было только 4 противотанковых ружья. К 16 ноября дивизия готовилась к наступательному бою, но немцы нас опередили. С раннего утра 16 ноября 1941 г. немцы сделали большой авиационный налет, а затем сильную артиллерийскую подготовку, особенно сильно поразившую позицию 2-гобатальона. Примерно около 11 часов на участке батальона появились мелкие группы танков противника. Всего было на участке батальона 10—
12 танков противника. Сколько танков шло на участок 4-й роты, я не знаю, вернее, не могу определить. Средствами полка и усилиями 2-го батальона эта танковая атака немцев была отбита. В бою полк уничтожил 5—6 немецких танков, и немцы отошли... Около 14:00—15:00 немцы открыли сильный артиллерийский огонь по всем позициям полка, и вновь пошли в атаку немецкие танки. Причем шли они развернутым фронтом, волнами, примерно по 15—20 танков в группе. На участок полка наступало свыше 50 танков, причем главный удар был направлен на позиции 2-го батальона, так как этот участок был наиболее доступен танкам противника.
В течение примерно 40—45 минут танки противника смяли расположение 2-го батальона, в том числе и участок 4-йроты, и один танк вышел даже в расположение командного пункта полка и зажег сено и будку, так что я только случайно смог выбраться из блиндажа; меня спасла насыпь железной дороги. Когда я перебрался за железнодорожную насыпь, около меня стали собираться люди, уцелевшие после атаки немецких танков. Больше всего пострадала от атаки 4-я рота; во главе с командиром роты Гундиловичем уцелело человек 20—25, остальные все погибли».
Тут нужно добавить, что именно на этот 1075-й стрелковый полк, которым командовал И.Капров, и на его 2-й батальон, пришелся основной удар наступавшей 11-й танковой немецкой дивизии, что привело к отступлению и таким большим потерям. Которые совсем нельзя назвать напрасными, потому что тот бой, как написал начальник Генштаба Шапошников «задержал продвижение немцев на много часов, дал возможность другим частям занять удобные позиции, не допустил прорыва танковой массы противника на шоссе и не позволил прорвать противотанковую оборону в этом районе».
Как видно из рассказа командира полка, почти вся рота, в которую входили упомянутые в статьях А.Кривицкого 28 солдат, полегла в тот памятный день на поле боя. Зададим простой вопрос: их ли это вина, что они не смогли остановить все наступавшие танки, если полностью отсутствовала противотанковая артиллерия? Не будем забывать, что эта дивизия была не кадровой, а лишь недавно (три месяца назад) сформированной из гражданских лиц: бухгалтеров, рабочих, журналистов, учителей. Пусть даже гранатами и бутылками с зажигательной смесью было сожжено не восемнадцать танков, как писалось в статье, а всего шесть, как об этом доложил Капров, и участвовали в этом бое не двадцать восемь, а сто человек. Разве это не делает их героями? Наверное, все же обычная бухгалтерия и сухие подсчеты здесь не подходят.
В свете всего вышесказанного можно отметить, что заключение Военной прокуратуры о том, что «подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, освещенный в печати, является вымыслом» выглядит слишком формальным и его сложно назвать объективным. Того же мнения был и А.Жданов, первым прочитавший докладную записку, сказав, что заключение «шито белыми нитками». То, что журналисты «Красной звезды» не смогли в точности передать все обстоятельства того сражения и в газетные материалы попали некоторые ошибочные сведения, — не их вина, потому что, как уже говорилось выше, обстановка не позволяла им побывать на передовой. Как сказал после войны Д.Ортенберг, «вопрос о стойкости советских воинов в тот период приобрел особое значение. Лозунг «Смерть или победа«, особенно в борьбе с вражескими танками, был решающим лозунгом. Подвиги панфиловцев и являлись образцом такой стойкости».
Шла война на уничтожение, без всякой жалости и снисхождения; все висело на волоске, стоял вопрос о существовании целого народа и государства, и потому статьи, которые побуждали солдат к стойкости, нужны были так же, как пушки и снаряды. И упрекать журналистов военных лет в том, что они в своих статьях допускали ошибки и «искажения фактов» — дело глупое и бессмысленное.
Таким образом, можно твердо и уверенно сказать: подвиг гвардейцев-панфиловцев был, и лучшее доказательство этому — то, что немецкие танки так и не дошли до Москвы, растеряв постепенно свою мощь в таких же сражениях, как и бой у мало кому известного железнодорожного разъезда Дубосеково.
Автор: Алексей Зубов «Зеркало недели. Украина» №13
В статье, кроме прочего, было написано: «Свыше пятидесяти вражеских танков двинулись на рубежи, занимаемые двадцатью девятью советскими гвардейцами из дивизии им. Панфилова... Смалодушничал только один из двадцати девяти... только один поднял руки вверх... несколько гвардейцев одновременно, не сговариваясь, без команды, выстрелили в труса и предателя». Далее в ней говорилось, что оставшиеся 28 гвардейцев уничтожили 18 танков противника и «сложили свои головы — все двадцать восемь. Погибли, но не пропустили врага»...
Никаких фамилий героев автор, литературный редактор газеты А.Кривицкий, не назвал, просто было написано о 28-ми бойцах. Понятно, что такой выдающийся подвиг не мог остаться безымянным, и через два месяца в той же «Красной звезде» была напечатана еще одна статья Кривицкого «О 28 павших героях», после чего страна узнала их имена: в статье поименно были перечислены все погибшие гвардейцы.
Кроме этого, были внесены некоторые уточнения (была названа правильная фамилия политрука — Клочков) и более подробно освещено само героическое сражение: «Атака автоматчиков отбита. Более семидесяти вражеских трупов валяются недалеко от окопа. Лица уставших бойцов задымлены порохом, люди счастливы, что достойно померялись силами с врагом, но не знают они еще
своей судьбы, не ведают, что главное — впереди. Танки! Двадцать бронированных чудовищ движутся к рубежу, обороняемому двадцатью восемью гвардейцами. Бойцы переглянулись. Предстоял слишком неравный бой. Вдруг они услыхали знакомый голос: «Здорово, герои!» К окопу добрался политрук роты Клочков... В тот день Клочков первый заметил направление движения танковой колонны и поспешил в окоп. «Ну что, друзья? — сказал политрук бойцам. — Двадцать танков. Меньше чем по одному на брата. Это не так много!» Люди улыбнулись…
Бой длился более четырех часов. Уже четырнадцать танков недвижно застыли на поле боя. Уже убит сержант Добробабин, убит боец Шемякин... мертвы Конкин, Шадрин, Тимофеев и Трофимов... Воспаленными глазами Клочков посмотрел на товарищей. «Тридцать танков, друзья, — сказал он бойцам, — придется всем нам умереть, наверно. Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва». Последняя фраза политрука настолько точно передала настроение и внутреннее понимание большинством взрослого населения СССР того сурового времени, что мгновенно после выхода газеты стала крылатой.
И даже сейчас, по прошествии стольких лет, эти слова политрука, сказанные им перед смертью, не могут не вызвать у нормального человека внутреннего трепета и восхищения перед этим невероятным, непостижимым мужеством. Все это, все обстоятельства боя и легендарные слова политрука, как было сказано в статье, рассказал в госпитале перед смертью единственный уцелевший в том сражении красноармеец И.Натаров.
После выхода статей Кривицкого эта история получила широчайший отклик по всей стране. Так же, как Николая Гастелло и Зою Космодемьянскую, о подвиге героев-панфиловцев знал каждый. И неудивительно, что через некоторое время по ходатайству командования Западного фронта было решено наградить погибших героев, и 21 июля 1942 года им всем было присвоено посмертно звание Героев Советского Союза.
Всю войну и два с половиной года после нее ни у кого (за исключением нескольких человек, которые будут названы ниже) не возникало сомнений в достоверности изложенных в «Красной звезде» обстоятельств боя, пока не произошло одно событие, которое заставило Военную прокуратуру заняться расследованием тех давно минувших событий и установить истину. А началось все осенью 1947 года, когда в киргизском поселке с философским названием Кант органами МГБ по подозрению в сотрудничестве с фашистами был арестован гражданин Добробабин Иван Евстафьевич.
Во время задержания Добробабин заявил сотрудникам органов, что является одним из 28-ми героев-панфиловцев, предъявив как доказательство книгу о погибших гвардейцах, в которой было написано и о нем. После этого Добробабина этапировали в Харьков, где Военная прокуратура Харьковского гарнизона начала расследование всех обстоятельств этого дела.
Следователи прокуратуры выяснили, что подозреваемый Добробабин действительно был в рядах 4-й роты панфиловской дивизии во время боя 16 ноября у разъезда Дубосеково, но, как было заявлено им самим, «никаких подвигов не совершал, и все, что написано о нем в книге о героях-панфиловцах, не соответствует действительности».
Затем задержанный лжегерой поведал следователям о таком калейдоскопе необыкновенных поворотов своей судьбы, что можно только покачать головой: в ходе того самого боя 16 ноября был контужен, засыпан землей, обнаружен похоронной немецкой командой и попал в плен; после этого то ли бежал, то ли был отпущен немцами, добрался в родное село в Харьковской области и там поступил в полицию; с приходом советских войск был арестован, затем снова освобожден немцами, вновь занявшими село; снова поступил в полицию, с приближением фронта бежал в Одесскую область, в марте
1944-го повторно мобилизован в Красную армию; довоевал до конца войны, был дважды награжден, демобилизовался и уехал в Киргизию, где его и арестовали. (Справедливости ради, следует отметить, что, возможно, Иван Добробабин дал эти показания под давлением работников органов и частично оклеветал себя, не будем забывать, что за время тогда было. В 1989-м году журналисты из Алма-Аты сняли фильм «Подвиг и подлог», в котором жители того самого села, где по данным прокуратуры служил полицаем Добробабин, рассказывали, что они всем селом уговорили Добробабина пойти в старосты, и о том, как он спасал молодежь от угона в Германию. Так что нельзя полностью отбросить вероятность, что на самом деле И.Добробабин был честным человеком и настоящим героем-панфиловцем.)
Кроме этого, как было сказано в докладной записке прокуратуры, следствие установило «…что кроме Добробабина остались в живых Васильев Илларион Романович, Шемякин Григорий Мелентьевич, Шадрин Иван Демидович и Кужебергенов Даниил Александрович, которые также числятся в списке 28 панфиловцев, погибших в бою с немецкими танками. Поэтому возникла необходимость расследования и самих обстоятельств боя 28 гвардейцев из дивизии им. Панфилова, происходившего 16 ноября 1941 года у разъезда Дубосеково».
Надо отдать должное следователям прокуратуры: они взялись за дело очень тщательно и скрупулезно, и никаких попыток замять его с их стороны не было. Были подробно допрошены, невзирая на звания и должности, все оставшиеся в живых участники тех далеких событий, среди них — бывший командир полка И.Капров, бывший главный редактор «Красной звезды» генерал Д.Ортенберг, автор статей А.Кривицкий, писатель Н.Тихонов и другие.
После этого стали всплывать факты, которые было нежелательно предавать широкой огласке, и начала вырисовываться подлинная история возникновения газетного варианта подвига солдат дивизии генерала Панфилова. После всех следственных мероприятий прокуратурой был детально реконструирован весь ход событий осени 1941 года, как в точности они развивались в тиши редакционных кабинетов и на полях сражений. Вот, что именно им удалось выяснить.
Сначала о том, как писались статьи. Все началось с поездки корреспондента «Красной звезды» Коротеева в штаб 16-й армии. Там он встретился с комиссаром 8-й панфиловской дивизии Егоровым, который ему рассказал о тяжелых боях на их участке фронта и о героических действиях солдат одной из рот, которая почти полностью погибла, но задержала немецкие танки. Сам комиссар свидетелем того боя не был, а узнал о нем из донесений. Когда журналисты (вместе с Коротеевым был еще сотрудник «Комсомольской правды») спросили, нельзя ли побывать в полку, в который входила геройская рота, то услышали категорический отказ.
Поездка на передовую под Москвой в ноябре 1941 года с большой долей вероятности могла оказаться последней в жизни, настолько тяжелой была обстановка. Какой именно опасности подвергались все находившиеся даже в нескольких километрах от передовой, можно судить лишь по одному-единственному факту: 18 ноября, где-то за неделю до приезда корреспондентов, от осколочного ранения погиб командир дивизии генерал И.Панфилов, находившийся на своем командном пункте.
Это уже после и Константин Симонов, и другие военкоры могли запросто приезжать в роты и батальоны и добираться до самого переднего края, не рискуя обязательнопогибнуть. Но под Москвой в самые критические дни октября-ноября это было невозможно, и именно поэтому Д.Ортенберг, главный редактор «Красной звезды», вместе со своими сотрудниками был просто вынужден додумывать обстоятельства боя, сидя в редакции, что, естественно, не могло не вызывать расхождений с действительным ходом событий.
Вернувшись в Москву, Коротеев рассказал редактору о своей поездке и о разговоре с комиссаром. «Ортенберг меня спросил, сколько же людей было в роте. Я ему ответил, что состав роты, видимо, был неполный, примерно человек 30—40; я сказал также, что из этих людей двое оказались предателями... Таким образом и появилось количество сражавшихся — 28 человек, так как из 30 двое оказались предателями. Ортенберг говорил, что о двух предателях писать нельзя, и, видимо, посоветовавшись с кем-то, решил в передовой написать только об одном предателе. 27 ноября 1941 г. в газете была напечатана моя короткая корреспонденция, а 28 ноября в «Красной звезде» была напечатана передовая «Завещание 28 павших героев», написанная Кривицким».
Вот так и появилась на свет эта известная теперь всем история о 28-ми героях-панфиловцах. А.Кривицкий, который писал материалы о них, после того как фронт отодвинулся на запад, выезжал к разъезду Дубосеково и вместе с командирами полка и 4-й роты был на месте боя. На его вопрос о фамилиях павших героев командир полка не смог ответить: «Капров мне не назвал фамилий, а поручил это сделать Мухамедьярову (комиссару полка)и Гундиловичу (командиру 4-й роты), которые составили список, взяв сведения с какой-то ведомости или списка. Таким образом, у меня появился список фамилий 28 панфиловцев, павших в бою с немецкими танками у разъезда Дубосеково».
Скорее всего, командир роты просто взял наугад из списка погибших в тот день первые попавшиеся фамилии, которые и стали впоследствии героями. Во всех последующих произведениях таких писателей, как Н.Тихонов, В.Ставский, А.Бек, Н.Кузнецов, В.Липко, М.Светлов, где присутствовали герои-панфиловцы, за основу брались сведения, изложенные Кривицким в его статьях. Допрошенный следователями бывший командир полка Капров категорически заявил, что «никакого боя 28 панфиловцев с немецкими танками у разъезда Дубосеково 16 ноября 1941 г. не было — это сплошной вымысел.
В этот день у разъезда Дубосеково в составе 2-го батальона с немецкими танками дралась4-я рота, и действительно дралась геройски. Из роты погибло свыше 100 человек, а не 28, как об этом писали в газетах. Никто из корреспондентов ко мне не обращался в этот период; никому никогда не говорил о бое 28 панфиловцев, да и не мог говорить, т к. такого боя не было. Никакого политдонесения по этому поводу я не писал. Я не знаю, на основании каких материалов писали в газетах, в частности в «Красной звезде», о бое 28 гвардейцев из дивизии им. Панфилова».
Понятное дело, что Военная прокуратура, имея на руках такие показания, сделала вывод, который напрашивался сам собой, и доложила куда следует о том «…что подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, освещенный в печати, является вымыслом корреспондента Коротеева, редактора «Красной звезды» Ортенберга и в особенности литературного секретаря газеты Кривицкого».
Казалось бы, если прокуратура в 1948 году взяла на себя смелость опровергнуть одну из самых широко известных героических страниц Великой Отечественной войны, то для этого у нее должны были быть более чем веские основания (ведь под сомнение ставился Указ Президиума Верховного Совета СССР), и причин для сомнения ни у кого не должно быть. Но все же, прежде чем делать окончательные выводы, давайте посмотрим, что же в действительности происходило в тот день на участке обороны 8-йгвардейской дивизии, который занимал 1075-й стрелковый полк.
Надо сказать, что детально описать все происшедшее в тот день — задача не из легких. Из-за очень тяжелого положения и больших потерь многие участники того боя погибли, а немногочисленные выжившие могли не оставить никаких воспоминаний. Из доступных для исследователей источников можно выделить всего два: показания бывшего командира полка И.Капрова, данные им прокуратуре в 1948 году, и донесение старшего батальонного комиссара Минина, написанное в 1942 году.
Начнем с последнего донесения. Когда в 1942 году неожиданно выяснилось, что несколько человек из 28-ти погибших героев-панфиловцев живы и претендуют на получение наград, батальонному комиссару Минину было поручено произвести служебное расследование всех обстоятельств боевых действий, происшедших 16 ноября в районе разъезда Дубосеково. После проведенного расследования Минин направил начальству донесение, в котором довольно скупо изложил то, что ему удалось узнать, и потому это донесение мало чем может помочь в реконструкции тех событий.
В нем было сказано, что рота, в которой числились панфиловцы, занимала оборону Нелидово — Дубосеково — Петелино и что 16 ноября 1941 года противник большими силами танков и пехоты перешел в наступление, в результате которого 1075-йстрелковый полк понес большие потери и вынужден был отойти. За это командир полка Капров и военком Мухомедьяров были отстранены от занимаемых должностей.
Как видно из этого донесения, никаких сведений о немецких подбитых танках батальонному комиссару обнаружить не удалось, что, впрочем, не означает, что эти танки не были подбиты и уничтожены. А вот что рассказал о тех событиях бывший командир полка: «Техникой дивизия была очень слабо насыщена, особенно плохо обстояло дело с противотанковыми средствами; у меня в полку совершенно не было противотанковой артиллерии — ее заменяли старые горные пушки, а на фронте я получил несколько французских музейных пушек. Только в конце октября 1941 г. на полк было получено
11 противотанковых ружей, из которых 4 ружья было передано 2-му батальону нашего полка, в составе которого была 4-я рота (командир роты Гундилович, политрук Клочков)... Мой полк занял оборону (совхоз Булычево — Федосьино — Княжево)… К 16 ноября 1941 г. полк, которым я командовал, был на левом фланге дивизии и прикрывал выходы из г. Волоколамска на Москву и железную дорогу... Четвертой ротой командовал капитан Гундилович, политрук Клочков... Занимала она оборону Дубосеково — Петелино. В роте к 16 ноября 1941 г. было 120—140 человек. Мой командный пункт находился за разъездом Дубосеково у переездной будки примерно в 1 км от позиции 4-й роты.
Я не помню сейчас, были ли противотанковые ружья в 4-й роте, но повторяю, что во всем 2-мбатальоне было только 4 противотанковых ружья. К 16 ноября дивизия готовилась к наступательному бою, но немцы нас опередили. С раннего утра 16 ноября 1941 г. немцы сделали большой авиационный налет, а затем сильную артиллерийскую подготовку, особенно сильно поразившую позицию 2-гобатальона. Примерно около 11 часов на участке батальона появились мелкие группы танков противника. Всего было на участке батальона 10—
12 танков противника. Сколько танков шло на участок 4-й роты, я не знаю, вернее, не могу определить. Средствами полка и усилиями 2-го батальона эта танковая атака немцев была отбита. В бою полк уничтожил 5—6 немецких танков, и немцы отошли... Около 14:00—15:00 немцы открыли сильный артиллерийский огонь по всем позициям полка, и вновь пошли в атаку немецкие танки. Причем шли они развернутым фронтом, волнами, примерно по 15—20 танков в группе. На участок полка наступало свыше 50 танков, причем главный удар был направлен на позиции 2-го батальона, так как этот участок был наиболее доступен танкам противника.
В течение примерно 40—45 минут танки противника смяли расположение 2-го батальона, в том числе и участок 4-йроты, и один танк вышел даже в расположение командного пункта полка и зажег сено и будку, так что я только случайно смог выбраться из блиндажа; меня спасла насыпь железной дороги. Когда я перебрался за железнодорожную насыпь, около меня стали собираться люди, уцелевшие после атаки немецких танков. Больше всего пострадала от атаки 4-я рота; во главе с командиром роты Гундиловичем уцелело человек 20—25, остальные все погибли».
Тут нужно добавить, что именно на этот 1075-й стрелковый полк, которым командовал И.Капров, и на его 2-й батальон, пришелся основной удар наступавшей 11-й танковой немецкой дивизии, что привело к отступлению и таким большим потерям. Которые совсем нельзя назвать напрасными, потому что тот бой, как написал начальник Генштаба Шапошников «задержал продвижение немцев на много часов, дал возможность другим частям занять удобные позиции, не допустил прорыва танковой массы противника на шоссе и не позволил прорвать противотанковую оборону в этом районе».
Как видно из рассказа командира полка, почти вся рота, в которую входили упомянутые в статьях А.Кривицкого 28 солдат, полегла в тот памятный день на поле боя. Зададим простой вопрос: их ли это вина, что они не смогли остановить все наступавшие танки, если полностью отсутствовала противотанковая артиллерия? Не будем забывать, что эта дивизия была не кадровой, а лишь недавно (три месяца назад) сформированной из гражданских лиц: бухгалтеров, рабочих, журналистов, учителей. Пусть даже гранатами и бутылками с зажигательной смесью было сожжено не восемнадцать танков, как писалось в статье, а всего шесть, как об этом доложил Капров, и участвовали в этом бое не двадцать восемь, а сто человек. Разве это не делает их героями? Наверное, все же обычная бухгалтерия и сухие подсчеты здесь не подходят.
В свете всего вышесказанного можно отметить, что заключение Военной прокуратуры о том, что «подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, освещенный в печати, является вымыслом» выглядит слишком формальным и его сложно назвать объективным. Того же мнения был и А.Жданов, первым прочитавший докладную записку, сказав, что заключение «шито белыми нитками». То, что журналисты «Красной звезды» не смогли в точности передать все обстоятельства того сражения и в газетные материалы попали некоторые ошибочные сведения, — не их вина, потому что, как уже говорилось выше, обстановка не позволяла им побывать на передовой. Как сказал после войны Д.Ортенберг, «вопрос о стойкости советских воинов в тот период приобрел особое значение. Лозунг «Смерть или победа«, особенно в борьбе с вражескими танками, был решающим лозунгом. Подвиги панфиловцев и являлись образцом такой стойкости».
Шла война на уничтожение, без всякой жалости и снисхождения; все висело на волоске, стоял вопрос о существовании целого народа и государства, и потому статьи, которые побуждали солдат к стойкости, нужны были так же, как пушки и снаряды. И упрекать журналистов военных лет в том, что они в своих статьях допускали ошибки и «искажения фактов» — дело глупое и бессмысленное.
Таким образом, можно твердо и уверенно сказать: подвиг гвардейцев-панфиловцев был, и лучшее доказательство этому — то, что немецкие танки так и не дошли до Москвы, растеряв постепенно свою мощь в таких же сражениях, как и бой у мало кому известного железнодорожного разъезда Дубосеково.
Автор: Алексей Зубов «Зеркало недели. Украина» №13
Немає коментарів:
Дописати коментар