Атомная подводная лодка К- 19, наверное, одна из самых известных атомных подводных лодок в мире, особенно после того, как по мотивам трагедии был снят голливудский фильм "К-19. Оставляющая вдов".Я же впервые услышал о ней значительно раньше. И хотя мне ни разу не случилось побывать внутри ее прочного корпуса, а видел я ее только с пирса, она мне не чужая.
Вся трагическая судьба первого атомного ракетоносца, ставшая неким символом тягот службы экипажей атомных подводных лодок, сделала К-19 фактом биографии целого поколения подводников. И я здесь не исключение.
В июне 1960 года, когда на ПЛ К-19 шли швартовные испытания, я только еще готовился к поступлению в училище. Однажды, на автобусной остановке, встретил капитана 1 ранга Данильченко В.У., отца моего одноклассника.
Василий Ульянович, еще весной, агитировал меня поступать в училище, и поэтому, когда мы с ним поздоровались, стал расспрашивать, подал ли я документы. Я сказал, что документы уже отнес. "Вот и правильно", - сказал Василий Ульянович. И, улыбаясь, продолжил: " У меня есть пригласительный билет на торжественное мероприятие по вручению погон, кортиков и дипломов выпускникам 1960 года, посмотри, что тебя ожидает, если осилишь учебу".
Я с радостью принял предложение.
На следующее утро, за десять минут до начала церемонии, я стоял в толпе родственников и знакомых выпускников, внимательно наблюдая за процессом приготовления. Столы, накрытые красной тканью, ожидали, когда на них разложат заветные дипломы, кортики и лейтенантские погоны. Наконец поднесли все эти регалии и разложили вдоль столов, по-видимому, в порядке вручения выпускникам. Столов было много, значит, вручать будут не по одному, а сразу нескольким дипломникам.. Все было очень торжественно, особенно, когда знаменная группа вынесла знамя училища, а прибывшие на выпуск адмиралы и капитаны первого ранга заняли места у столов для выдачи дипломов и кортиков. Наконец, четким строем прибыли выпускники и стали повзводно перед своими столами. В том строю стояли выпускники, ставшие впоследствии моими сослуживцами. В том числе будущий начальник училища с 1988 по 1994 годы, Мироненко Г.М., и будущие коллеги-преподаватели Ильин Г.Г., Кущев Ю.Д., Жаркой Э.Ф.
Сейчас я знаю, что тогда, среди этих красивых, жизнерадостных молодых людей, был человек, которому осталось жить чуть больше года. Но ни он сам, лейтенант Борис Корчилов, ни вручивший ему погоны адмирал, ни однокашники и родственники еще не знали, что 4 июля 1961 года, он командир группы БЧ-5 атомной подводной лодки К-19, возглавит группу добровольцев, направленную в реакторный отсек устранять аварию ядерного реактора.
Их десятиминутная работа в условиях запредельной радиации была первым шагом, позволившим локализовать аварию, но исключившим возможность выжить.
Я впервые услышал его фамилию и узнал об аварии, через год, от своего однокашника Сергея Цветкова. Сергей, двухметровый красавец и умница, на четвертом курсе будет выполнять почетную обязанность знаменосца. Он станет первым из нас, получившим звание мичмана, положенное ему по штату знаменосца, Цветков был моим соседом, жил на улице Фрунзе, недалеко от моего дома. Мы часто вместе добирались до нашего района, на втором номере троллейбуса, который тогда ходил от Адмиралтейского проспекта до Московского парка победы.
В конце июля 1961 года, мы, отправленные в отпуск, после окончания годичной стажировки, ехали этим маршрутом. Он рассказал, что в курилке факультета слышал информацию выпускника прошлого года о жуткой аварии на К-19. Гибель лодки удалось предотвратить, но два наших выпускника, Юрий Повстьев и Борис Корчилов, а также семь моряков срочной службы получили смертельную дозу облучения.
Было видно, что на Сергея Цветкова, это известие произвело гнетущее впечатление. Но вряд ли он предчувствовал, что его ждет похожая судьба.
В июне 1973 года Сережа Цветков погибнет на АПЛ К-56, которая столкнется в подводном положении с научно-исследовательским судном "Академик Берг".
Еще раз косвенно прикоснуться к последствиям аварии 1961 года на К-19 мне пришлось на следующий день.
Мы с мамой поехали в воскресенье Зеленогорск, навестить родственников и посетить могилу маминого брата, дяди Ильи. На кладбище мы пошли со вдовой моего дяди, и с их сыном Генкой, который был старше меня двумя годами. Он недавно закончил срочную службу солдатом, и мы, по дороге на кладбище, обменивались впечатлениями о службе. Возвращаясь с кладбища, мы встретили траурную процессию, в которой Генка заметил знакомых ему парней. Он подошел к ним поздороваться и, когда вернулся к нам, то сказал, что хоронят Борю Рыжикова, которого он хорошо знал еще со школы. Парень служил на Северном флоте и погиб на подводной лодке от удара электрическим током. У меня сразу мелькнула мысль об услышанной в субботу аварии. Но подтверждение этому пришло значительно позже, когда впервые прочитал официальную информацию об аварии. Действительно, главный старшина Борис Рыжиков погиб от чудовищного переоблучения, перенесенного им 4 июля 1961 года на ПЛ К-19.
Так что же тогда случилось, почему АПЛ К-19 моряки стали называть «Хиросимой»?
Первая отечественная атомная ракетная подводная лодка 658 проекта К-19 принимала участие в масштабных боевых учениях "Полярный круг" и находилась в Гренландском море близ острова Ян-Майен. Лодка, оснащенная тремя ракетами с надводным стартом, должна была произвести пуск ракет, имитируя потенциального противника.
Но неожиданно упала аварийная защита реактора левого борта по сигналу падения давления в первом контуре. Более того, прибор показывал, что произошел разрыв первого контура. На самом деле, произошел разрыв трубки, подходящей к прибору и прибор показывал ноль, хотя на момент сброса защиты давление в контуре охлаждения сохранялось, хотя и уменьшилось, примерно на треть. Из-за падения давления заклинило главный и вспомогательный насосы охлаждения реактора и, значит, прекратился теплосъем. Температура реактора на остаточных тепловыделениях начала сильно расти. Возрастание температуры могло привести к расплавлению активной зоны. Опасались, что расплавление урановых стержней приведет к ядерному взрыву. Сейчас уже известно, что из-за некоторых особенностей этого типа реактора, ядерного взрыва не будет, но тогда этого офицеры К-19 не знали. ( Есть свидетельство адмирала Рудакова В.А., руководившего первым осмотром аварийной ПЛ, что академик Александров, инструктируя аварийную партию сказал: "Ради бога ничего не делай с первым контуром, если насосы работают, может на батарее сидят, путь работают, если стоят - пусть стоят. Я опасаюсь, что реактор может пойти мгновенно".) В 4. 30. зафиксировали рост гамма - активности. Всплыли, начали вентилировать отсеки, активность стала уменьшаться. Несколько раз, безуспешно, пытались запустить насосы первого контура. В чрезвычайно острой ситуации непрерывного роста температуры активной зоны был принято, в общем, правильное решение смонтировать нештатную систему охлаждения ядерного реактора. В спокойной обстановке, может быть, могла быть найдена лучшая схема подключения нештатной системы. Подключались не в выгородке СУЗ, откуда это, можно было сделать относительно безболезненно, а в выгородке реактора. Возглавил работу командир реакторного отсека старший лейтенант Красичков. Так как считали, что показание прибора соответствует действительности, то поступление под высоким давлением высокотемпературного и радиоактивного пара в отсек оказалось полной неожиданностью. Сразу резко возросла аэрозольная активность.
Сначала пытались провести воду для пролива реактора с помощью армированного шланга, но как, только пускали воду, его тут же срывало, как бы его не утягивали. Несколько раз пытались закрепить шланг, но неудачно, и решили варить. Сварка была проведена не то, что даже любителем, а человеком всего пару раз в жизни державшим электрод в руках. Это был молодой матрос, который пришел на лодку не задолго до того рокового похода, Семен Пеньков.
Борис Корчилов по боевой тревоге, находился в первом отсеке, как командир отсека. Он подошел к командиру и попросил подменить Красичкова, так как тот работал с 4 утра. Если бы Борис не попросился, никто бы слова не сказал, не посмотрел косо. Борис совершил этот поступок по чувству флотской взаимовыручки, и тем самым, по сути, спас жизнь Красичкова. Командир разрешил подмену. Корчилов пришел в отсек. Приборы температуры давно зашкалило, реактор раскалён сверх всякой меры. Надо было перед пуском насосов хотя бы вывести людей из реакторного отсека. Но поторопились, врубили насосы, и рабочие каналы в реакторе разрушились в момент подачи воды. Так лопается стеклянная банка от перепада температуры. Радиоактивные газы, которые образуются в процессе распада ядерного топлива - ксенон, йод, вырвались наружу, в реакторный отсек. Все подводники, кто во время пуска насосов был в отсеке, в один миг получили смертельные дозы облучения.
В этот момент на пульт поступил доклад Корчилова что наблюдается голубое пламя из под крышки реактора, что означало мощное гамма-излучение. Радиация выросла в отсеке в сотни раз. Аэрозольная активность в реакторной выгородке была так велика, что все участвующие в работе получили дозы радиации несовместимые с жизнью. Уже при выходе из отсека открылась рвота, лица, на глазах, стали распухать.
Из поврежденных твэлов, остатки ядерного топлива запредельной активности пошли по трубам. Трубопроводы превратились в опасный источник радиации. "Они светились", - вспоминал впоследствии командир ПЛ капитан 1 ранга Затеев. Получили смертельную дозу радиации, все присутствующие в реакторном отсеке: капитан 3 ранга Юрий Повстьев, лейтенант Борис Корчилов, главный старшина Борис Рыжиков, старшина 1 статьи Юрий Ордочкин, старшина 2 статьи Евгений Кашенков, матросы Семен Пеньков, Николай Савкин, Валерий Харитонов, Геннадий Старков. В очень тяжелом состоянии были еще три человека. Среди них командир БЧ-5 Анатолий Козырев. Личный состав, не занятый спасательными работами и вахтой, был выведен на верхнюю палубу. Но если не предпринять экстренных мер, то и они были обречены, так как активность на верхней палубе была около 20 рентген/час. То есть смертельную дозу все должны были получить менее, чем за сутки.
Ситуация усугублялась тем, что не задолго до аварии, при всплытии во льдах, помяли антенну и связи с берегом не было. И в психологическом смысле, обстановка была настолько не простая, что командир, впоследствии, обвинял в паникерстве своего замполита и дублера командира. Высказывалось мнение - выброситься на береговую отмель ближайшего острова и ждать помощи. Но здесь чужая территория, а ведь лодка аварийная, атомная и, на тот момент, сверхсекретная.
Есть свидетельства, что Затеев приказывал командиру БЧ-2 капитан-лейтенанту Мухину утопить имеющееся на борту стрелковое оружие, оставив пистолеты для него самого, старпома Енина, капитана 2 ранга Андреева, капитана 2 ранга Архипова. В конце концов, командир ПЛ принимает единственно правильное решение. Идти на сближение со, стоящими в завесе, другими советскими подводными лодками.
Сигнал об аварии был послан с помощью маломощной радиостанции. И, к счастью, принят дизельной подводной лодкой С-270, под командованием капитана 3 ранга. Свербилова. На свой страх и риск Жан Свербилов покидает завесу и следует на помощь терпящей бедствие подводной лодке. Потом ему поставят в вину, что он без разрешения покинул свою точку в завесе. По мере сближения лодок, уровень радиации непрерывно возрастал. Непосредственно у борта аварийной лодки дозиметрические приборы показывали от 4 до 7 рентген в час. В 14 часов 4 июля С-270 ошвартовалась к борту К-19.
Н.Затеев попросил Ж.Свербилова принять на борт 11 тяжелобольных и обеспечить радиосвязь с командным пунктом. В своих воспоминаниях Ж. Свербилов пишет: "На борт С-270 перенесли, по выдвинутым горизонтальным рулям, на носилках трех тяжелобольных - лейтенанта Бориса Корнилова, главного старшину Бориса Рыжикова и старшину 1-й статьи Юрия Ордочкина. Другие восемь человек сумели перейти самостоятельно. Едва эти 11 человек разместились в 1 -м отсеке С-270, как в нем поднялся уровень радиации до 9 рентген в час. Чтобы ее снизить, Затеев предложил всех больных раздеть, а их одежду выбросить за борт. Уровень радиации снизился до 0,5 рентген в час. Но сами ребята излучали значительно больше, особенно когда их тошнило".
Приняв на борт тяжелобольных, командир С-270 передал на командный пункт: "Стою у борта К-19. Принял на борт 11 человек тяжелобольных. Обеспечиваю К-19 радиосвязью. Жду указаний"
Ответы и из Североморска и из Москвы были обескураживающие: "Что вы делаете у борта К-19? Почему без разрешения покинули завесу? Ответите за самовольство".
Только когда по просьбе Свербилова Затеев передал шифровку о состоянии АПЛ К-19, с КП СФ последовало указание командирам С-159 и С-266, находившихся ближе других к месту этих событий: "Следуйте к аварийной АПЛ и помогите Свербилову снять людей". В качестве помощи, берег выдавал мудрые советы, например, кормить облученных свежими овощами и фруктами, поить соками. Но на борту С-270 к тому времени не оставалось даже свежего картофеля.
Последней телеграммой Свербилов запросил командный пункт учений перевести остальной личный состав на борт С-270. Ответа не было.
В 3 часа утра 5 июля в район аварии пришли С-159 и С-266. С берега, хотя и с опозданием, поступила команда всему личному составу аварийной лодки перейти на борт С-270. Прошло еще двое суток. Начался сильный шторм. С берега поступило радио, что в районе мыса Нордкап состоится встреча с двумя эсминцами, куда и следует передать больных. Но в открытом море из-за шторма, это было невозможно.
Ж.Свербилов, взяв на себя ответственность, решил перегрузку больных произвести в ближайшем фиорде, в территориальных водах Норвегии. Так и сделали. На спокойной воде, С-270 ошвартовалась к эсминцу и с нее на корабль переправили 49 человек из экипажа К-19, в том числе всех, кто не мог встать с носилок. Часть экипажа К-19, находившаяся на С-159, была пересажена на другой эсминец на корабельных шлюпках. Оба надводных корабля полным ходом взяли на курс на базу, спеша доставить людей в госпиталь.
В заключение рассказа о спасении К-19, мне хотелось бы еще процитировать фрагмент из статьи Жана Свербилова, настоящего офицера, решительного командира, показавшего себя с самой лучшей стороны.
"На фоне общей порядочности и смелости, имел место факт трусости. Коротко о сути дела. Когда мы ошвартовались к борту К-19, то первым к нам на лодку перебежал вполне здоровый человек, а уж после перенесли трех тяжелобольных. Передавая мне бланк шифрограммы для передачи на ФКП, Затеев попросил передать ему обратно бланк, как документ секретной и строгой отчетности . Ну и когда радиограмма была передана, я обратился к этому первому покинувшему лодку матросу, чтобы он передал бланк Затееву. И услышал в ответ, что он не матрос, а офицер и является представителем одного из управлений штаба флота и обратно на аварийную лодку не пойдет. Тогда я приказал ему отправляться в первый отсек, где находились уже одиннадцать тяжелобольных. Он мне ответил, что туда он тоже не пойдет и доложит командованию флота о моём самоуправстве. Его неподчинение я расценил как бунт на военном корабле, о чем сообщил ему и всем присутствующим на мостике. После чего приказал старпому вынести пистолет на мостик и расстрелять бунтаря у кормового флага. Старпом начал спускаться в центральный пост за пистолетом. Штабист понял, что с ним не шутят, и, изрыгая угрозы, пошел в первый отсек. В дальнейшем он первым перебежал на "Бывалый". Я не стану называть фамилию и имя этого человека только потому, что, как сказал мой замполит С. Сафонов, он не струсил, а просто "дал моральную утечку". И еще я не называю его фамилии потому, что за этот поход он был награжден орденом. А ордена у нас зря не раздаются. Так нас учили".
Доставленных тяжелобольных с К-19 погрузили в вертолет для отправки в Ленинград, всех 11 человек несли на носилках. Но и здесь злой рок преследовал пострадавших. Вертолет, взлетевший с матросского стадиона в Полярном, задел хвостовым винтом висевший плакате надписью "Море любит сильных" и плюхнулся на колеса. Все обошлось, но требовался ремонт вертолета. Перегрузили больных на катер, доставивший их в Североморск, а оттуда самолетом в Ленинград и Москву.
К сожалению, врачам не удалось спасти Бориса Корчилова, Юрия Ордочкина, Евгения Кашенкова, Николая Савкина, Валерия Харитонова, Семена Пенькова. Они умерли в институте биофизики в Москве. Несколькими днями позже скончались Юрий Повстьев и Борис Рыжиков. Благодаря произведенной пересадке костного мозга спасли Иван Кулакова, Анатолий Козырева.
После аварии 1961 года лодку отбуксировали - в Северодвинск, где ей заменили реакторный отсек, дезактивировали и отремонтировали . После замены навигационного и ракетного комплексов она станет уже кораблем 658М проекта.
Прошедшая модернизацию "Хиросима", несмотря на свое мрачное имя, довольно успешно выполняет учебно-боевые задачи, и ее экипаж считается одним из лучших экипажей АПЛ.
В декабре 1965 года, мы, курсанты 5 курса, окончив теоретическое обучение в училище, проходили преддипломную стажировку. Я и Игорь Морозов попали на первую советскую АПЛ К-3, известную, как "Ленинский Комсомол". А на К-19 стажировался мой однокашник Витя Волобуев. Он имел неосторожность написать письмо, что попал на "Хиросиму", которая собирается уйти в автономку. Письмо перлюстрировали и у него, после возвращения, были крупные неприятности.
После окончания училища, на первый экипаж "Хиросимы", командиром электротехнической группы был назначен мой дружок и одноклассник Володя Дорожинский. Его непосредственным начальником, командиром второго дивизиона был Борис Маркитантов, окончивший училище с Золотой медалью двумя годами раньше нас. В 1968 году Бориса Маркитантова назначили помощником флагманского инженер-механика по электрочасти и он сдал дела командира электротехнического дивизиона К-19 Володе Дорожинскому, который, таким образом, первым из нашего выпуска получил должность капитана 3 ранга.
В ноябре 1969 году, отрабатывая задачи боевой подготовки в нейтральных водах Баренцева море, в 25 милях от Териберки, К-19 столкнулась на глубине 80 метров с американской подлодкой "Gato". Наша лодка всплыла без видимых повреждений, но осмотр подводной части корпуса в доке, показал, что необходим ремонт. Нос "К-19" ниже ватерлинии был смят по самые торпедные аппараты, а вмятина представляла собой цилиндрический отпечаток корпуса " Gato ". Удар пришелся по американской лодке почти под прямым углом, в районе реакторного отсека. Как следует из американской печати, нашу лодку наблюдали в перископ, и чуть было не атаковали торпедой с атомным зарядом, но командир "Gato" отменил решение своего командира минно-торпедной боевой части на применение оружия.
А в конце февраля 1972 года с К-19 случилась новая беда.
Я в это время служил в Западной Лице, на опытовой АПЛ 705 проекта К-64. Это была первая подводная лодка третьего поколения, с большим числом новаций. Но после сдачи курсовой задачи №1, на К-64 вскрылись серьезные проблемы с течью парогенераторов. Из-за неподготовленности береговых технических средств, обеспечивающих АПЛ при стоянке у пирса, приходилось нести круглосуточную вахту на пультах ГЭУ. И домой выбирались мы не часто. Но, однажды, мой друг Саша Игнатов, который служил в Лице на зарядовой станции, застав меня дома, сообщил, что К-19 терпит крупную аварию в Атлантике, а командир второго дивизиона погиб. Мы знали, что на первом экипаже К-19 командиром электротехнического дивизиона был Володя Дорожинский, а на втором экипаже другой наш одноклассник - Толя Вишняков. Кто из них пошел в автономку, мы не знали, но в любом случае, получалось, что погиб кто-то из них. Как потом оказалось, на этот раз на "Хиросиме" был 345 экипаж под командованием Кулибабы, а погибший командир второго дивизиона - капитан 3 ранга Цыганков, выпускник Севастополького военно-морского инженерного училища.
Но в этом походе оказались наши однокашники с первого факультета капитан-лейтенанты Поляков, Милованов, Давыдов. К счастью, все они остались живы, но перенесли столько, что хватит воспоминаний на всю жизнь
Вот как развивались события этого трагического похода.
24 февраля 19 72 года, АПЛ К-19 возвращалась в базу после окончания боевого патрулирования в центре Атлантики. До окончания 45-дневного боевого похода оставалось 10 суток. В 10. 27 утра, в девятом отсеке возник сильный пожар. Причина аварии - повреждение трубопровода гидравлики, работающего под давлением 80 кг/кв.см. В 9-м отсеке трубопровод гидравлики проходил в центре 120 кабельных электрических трасс. Видимо, при сварке, в процессе ремонта ПЛ, на трубопровод гидравлики попала капля металла, ослабившая стенку трубы. Трубопровод стал слегка подтекать, но отключить его не было возможности, так как он обеспечивал работу горизонтальных рулей. На поврежденный трубопровод наложили бугель, рассчитывая, что дойти смогут без серьезного ремонта. Вахтенный должен был периодически наблюдать за его состоянием.
Начало развития аварии пришлось на время, когда вахтенный матрос покинул отсечный трюм. То ли бугель перестал держать, или в ослабленном месте трубопровода появился новый свищ, но масляные пары гидравлики, как из пульверизатора, окутали всю систему кабельных трасс и попали на фильтр очистки воздуха в отсеке, в котором рабочая температура катализатора химической реакции зависит от содержания в воздухе примесей. Температура в фильтре стала расти, пары масла вспыхнули. Форс огня, подпитываемый давлением масла начал выжигать фторопластовую прокладку на трубопроводе высокого давления. Повалил дым. Пожар еще можно было потушить, пустив из ВПЛ пенную струю, но вахтенного на месте не оказалось. Когда же он почувствовал неладное, то доложил вахтенному офицеру в центральный пост о запахе дыма. Так как, такого рода доклады объясняются, как правило, банальными причинами, то вахтенный офицер посоветовал разбудить старшину отсека Васильеве, и выяснить, откуда дымит и что.
Другой матрос увидел яркую вспышку в трюме, и ошибочно решив, что горит ГРЩ-3, доложил об этом в центральный пост. Сыграли аварийную тревогу.
Из-за промедления с объявлением аварийной тревоги и ошибочного доклада о возгорании щита ГРЩ-3 пожар быстро потушить не удалось. Старшина отсека Васильев кинулся в трюм, включился в дыхательный аппарат ИП-46, размотав катушку со шлангом, открыл клапан системы пожаротушения. Однако, было уже поздно. Пожар разрастался, подпитываемый сжатым воздухом, рвущимся через выгоревшую прокладку трубопровода воздуха высокого давления. Отсек быстро заполнялся продуктами горения.
Как положено по сигналу аварийной тревоги, переборки между отсеками уже были герметизированы, чтобы исключить возможность распространения огня от очага пожара. В центральный пост прибывают командир корабля В. Кулибаба, и инженер-механик Р. Миняев. Поступает команда на всплытие лодки в надводное положение, море 6-9 баллов, ветер 40 м/сек. Из центрального поста перекрыли ВВД в корму корабля. Кулибаба приказал всему личному составу, не занятому на боевых постах, покинуть кормовые отсеки. Это спасло жизнь многим, большая часть подводников из горящего девятого отсека, успели эвакуироваться в восьмой отсек. Но, когда пропускали людей, в отсек вместе с личным составом ворвались клубы дыма. Только закрыли переборочную дверь, как в девятом, из-за сильного огня, произошел разрыв трубопровода ВВД и из кормовой группы баллонов ВВД стал интенсивно поступать воздух. В девятом отсеке резко возросло давление. Пожар перешел в фазу объемного. Все моряки, остававшиеся в отсеке погибли. Главного старшину Александра Васильева найдут в трюме, обгоревшим, со шлангом системы пожаротушения в руках. Он выполнил свой долг до конца. Из-за повышения давления в аварийном отсеке, через переборочные сальники и вентиляцию, повалил дым в десятый и восьмой отсеки. Сработала аварийная защита реакторов
Командир второго дивизиона Лев Цыганков, всех прибывших из девятого отсека направил в седьмой (турбинный), а с собой оставил лишь старшину восьмого отсека мичмана Николаенко и электриков, обеспечивая необходимые переключения на электрощитах. Свой дыхательный аппарат он отдал старшине Горохову, убывшему в седьмой на свой боевой пост, и при нарастании загазованности отсека, пошел в выгородку пульта управления реакторами. Выгородка должна представлять собой герметичное помещение, но в условиях большого избыточного давления в аварийном отсеке, продукты горения проникали и туда. Лева Цыганков, не имея дыхательного аппарата, закрылся мокрой тряпкой, но концентрация угарного газа в воздухе не оставила ему шансов. Оператора пульта старшего лейтенанта Сергея Ярчука найдут мертвым, за пультом, не успевшим включиться в изолирующий противогаз.
В это время угарный газ стал проникать и в седьмой отсек. Старшим в отсеке был старший лейтенант Хрычиков. Казимир Марач, регулирующий обороты турбины, чтобы протереть стекла маски на несколько секунд выключился из дыхательного аппарата. Одного- двух вздохов было достаточно, чтобы он потерял сознание и погиб. Включившись в аппараты, оставались на своих боевых постах старшина Горохов и матрос Заковинько. Аварийная партия, посланная из центрального поста на разведку застала их потерявшими сознание. Горохова и Заковинько успели спасти. Хрычикова и Марыча вынесут из отсека уже мертвыми.
Лейтенанта Хрычикова, управленца, и главного старшину Казимира Марыча потом похоронили - в центре Атлантики. А на поверхности бушевал шторм. Вскоре над кораблем начали летать разведывательные самолеты "Орион". А первое судно - сухогруз "Ангаре-с" - подошел лишь через двое суток. Потом подошел большой противолодочный корабль "Вице-адмирал Дрозд", имеющий на борту вертолет. Шторм к тому времени разошелся так, что мачты корабля порой скрывались за гребнями волн. Вертолетчики эвакуировали с К-19 около сорока человек. Остальных передали на спасательный буксир СБ-38. Из-за шторма буксир пришвартоваться к лодке не мог, поэтому эвакуация проводилась "мокрым способом". Моряки привязывали карабин пояса к тросу, протянутому между лодкой и спасателем, и прыгали в воду. С буксира выбирали линь, и поднимали людей на борт. Авария на борту К-19 стоила жизни тридцати морякам
А в десятом, отсеке все еще оставались отрезанными 12 человек во главе с командиром отсека капитан-лейтенантом Борисом Поляковым. Изолированные от внешнего мира группой выгоревших отсеков, заполненных ядовитыми продуктами горения, они продолжали фактически голыми руками бороться за свои жизни.
Сразу после разрыва трубопровода ВВД в девятом отсеке из вентиляционной магистрали пошел черный ядовитый дым. Обжали клинкеты герметизации вентиляционной магистрали . Первая из верных смертей, отравление угарным газом, отступила. Но уже к вечеру дышать было нечем, так как регенерационной установки с патронами В-64 в отсеке не было. Полякову пришла в голову мысль, стравить из патрубков дифферентной цистерны скопившейся там воздух, а если удастся связаться с ГКП, то попросить поддуть воздух в дифферентную магистраль и организовать хотя бы слабый воздушный проток. Штатная система внутрикорабельной связи не работала. Но, к счастью, резервный слаботочный телефон, питающийся от ручного магнето, оказался исправным. Удалось установить связь с первым отсеком, и воздух пошел.
Но оставалась хоть и менее срочная, но такая же жизненно необходимая проблема пресной воды. И уже к концу дня жажда мучила всех, несмотря на холод внутри отсека. Воздух внутри отсека быстро остыл до температуры около 5 градусов. А на всех подводниках только легкое синее рабочее платье. Попытки собирать ветошью образовывающийся на подволоке конденсат оказались не реализуемыми. После долгих раздумий решили, что в расходной цистерне, ниже фланца сливного трубопровода, должен остаться запас воды. Разбили водомерное стекло и начали отсасывать воду через трубку. С едой тоже возникли проблемы, но не смертельные. В провизионках оказался небольшой запас макарон, немного консервированного хлеба, соли и небольшое количество томатной пасты и овощных консервов. Все разделили на микродозы и использовали только в организованном порядке. Через пару дней погасли последние аварийные фонари. Люди оказались в кромешной темноте и холоде, дыша воздухом насыщенным углекислым газом и парами масла, да еще, в первые дни, в условиях сильнейшего шторма.
Через несколько лет после этой аварии я встретил Бориса Полякова на Невском проспекте. Поздоровались. Я поздравил его с орденом, который ему вручили после этих событий, и спросил, как удалось поддерживать порядок в условиях стрессовой ситуации. Он ответил: "Брал на себя ответственность, при решении насущных вопросов. Ни у кого не возникало сомнения, что я здесь командую, хотя формально командиром отсека не был. Организовал нечто вроде распорядка дня. Даже вспоминали уставы и разучивали строевые песни".
К 18 марта концентрация угарного газа в девятом отсеке - последней преграде к освобождению моряков - составляла 3мг/л, и было принято решение начать операцию по эвакуации десятого отсека. К этому времени лодка уже буксировалась на базу флота. Спасательный отряд приступил к операции по деблокированию узников 10-го отсека.
Вперед была послана спасательная группа в аппаратах индивидуального дыхания, имеющая по противогазу для каждого из 12-ти пленников. Долго не могли открыть входной люк между девятым и десятым отсеками. Только после того, как поддули 10 отсек через трубопровод, по которому им подавался воздух, в отсеке создалось избыточное давление, и люк открылся. По рекомендации врачей пленникам завязывают глаза, за много дней отвыкшие от света. Пробираться по горевшим отсекам, Борис Поляков еще раз убедился, насколько он был прав, воспрепятствовав отчаянной попытке вырваться из десятого отсека на пятый день. Из-за завалов обгоревшего оборудования, по девятому отсеку пришлось передвигаться ползком. Через несколько минут все "сидельцы" оказались в надстройке, а чуть позже вертолетами доставлены в медчасть на надводный корабль.
А "Хиросиму" на буксире все же доставили в Кольский залив и поставили на отстой в бухте Окольной. Выгружать трупы из прочного корпуса довелось аварийной группе под руководством Бориса Маркитантова, на тот момент флагманского специалиста. Чтобы начать работы по выгрузке погибших, надо было обеспечить установку временного освещения. На эту работу вызвался старшина команды электриков с первого экипажа К-19 Сергей Васильев. А пока группа разведки перемещалась, почти на ощупь, при слабом свете аварийных фонарей. Переборочная дверь между 7 и 8 отсеками была открыта, по-видимому, спасателями, выводившими группу Полякова. В выгородке ГЭУ, у двери в 8 отсек Борис Маркитантов обнаружил тело Левы Цыганкова. В девятом отсеке картина была самая жуткая: прогоревшие насквозь листы металла, расплавленные трубы, искореженное оборудование среди которого лежали обугленные человеческие тела. И, как подтверждение избирательного действия бушевавших здесь огненных смерчей, не обгоревший вахтенный журнал, лежащий на деревянной стойке дежурного. Предстояла тяжелейшая работа по эвакуации разлагающихся тел погибших через груды обожженной и искореженной техники. Тела грузили в черные пластиковые мешки и на руках подносили под лодочный люк. Оттуда береговым краном мешки должны были подаваться на пирс. Рассказывает Борис Маркитантов: "Мешки не пролезали в люк, так как трупы погибших закоченели. Тогда было приказано резать сухожилия и группировать останки так, чтобы мешки проходили через створ люка. От этой работы можно было сойти с ума".
В последствии, мы с Маркитантовым много лет служили вместе в училище, сидя в одном кабинете, обсуждали разные темы, но Борис ни разу не захотел вспомнить об этой его печальной миссии. И только после моих многочисленных просьб, через много лет, мне удалось услышать его рассказ.
Десять лет назад, в день шестидесятилетия Бориса Маркитантова, замечательного моряка с "Хиросимы", мной были написаны такие стихи, которыми я хочу закончить свое повествование.
Академику Российской академии естественных наук заслуженному деятелю науки и техники, профессору Маркитантову Борису Степановичу
Военных фамилий не мало входу
Стрелецкий, Старшинов, Сержантов
На флоте Российском у всех на виду
Профессор Борис Маркитантов
"Военною косточкой" был он всегда
Сорок лет пролетело, как знаю.
Пока же не кончились наши года
Про него я стихи сочиняю
Когда-то давно, в 50 -х годах
Он был образцовым питоном, (питон- самоназвание нахимовцев)
Учиться на совесть, а не за страх
Считалось хорошим тоном
Не просто курсант, а и стипендиат
Борис был и в нашей Дзержинке.
Не только в науках, и в дружбе талант,
Весь, как с образцовой картинки
Служба морская - ему магистраль,
Вот выпуска срок настает,
И получив золотую медаль,
Он едет на Северный флот.
И как инженер, и как офицер
Намерен он там состояться.
И подавая достойный пример,
Идёт он на К-19
Служба на лодке - совсем не забава
Кто видел все это без грима,
Тот знает, какая печальная слава
за той, что зовут "Хиросима"
Но время на смерть наложило табу,
Везенье замолвило слово.
А если б не так, разделить мог судьбу
Корчилова и Циганкова
Традиции службы и флота любя,
Без пафоса лишних слов,
Я знаю, что вел бы Боря себя
Так же, как Боб Поляков.
К Борису судьба благосклонней была,
взбрыкнула с улыбкой и смехом.
Дружку моему, сдав комдива дела,
Пошел Боря в штаб помфлагмехом.
И там, как везде, все умел он и мог,
Все знал и всегда успевал.
И вот вам вполне очевидный итог
На КЭЭ в Дзержинку попал.
Темпланы и НОК, ролевая игра,
Парткомовская волокита...
А там кандидатскую делать пора,
А вот вам уже и защита.
Все больше науки, все выше полет,
Все строже, медальней фигура.
И важным этапом приходит черед:
Окончена докторантура.
НИИ и флота, сверхсерьезные НИР,
Труды, распечатки, расчеты,
Научный модерн, и научный ампир,
И толстых томов переплеты.
И в чистом итоге, законном вполне,
Признанье трудов и талантов,
Отличный ученый, известный стране
Профессор Борис Маркитантов.
Я всех его званий пока не скажу,
не лезут размерами в стих,
Но, зная Бориса, я, верно сужу,
Достоин, конечно, он их.
А годы бегут, и в твои шестьдесят
Хочу я тебе пожелать
Здоровья, успехов, счастливых пенат,
И дальше и выше дерзать.
Глоссарий терминов и аббревиатур:
Аварийная защита реактора- устройство, обеспечивающее падение стержней, поглощающих нейтроны и тем самым прекращающее реакцию деления ядерного горючего.
Автономка – длительное несение службы подводной лодкой вдали от базы
АПЛ- атомная подводная лодка
БЧ-5 – боевая часть пять, электромеханическая служба корабля
ВВД – воздух высокого давления
ВПЛ - стационарная система пенного пожаротушения
Выгородка – отдельное помещение
ГКП – главный командный пункт
ГЭУ – главная энергетическая установка
Завеса- расположение подводных лодок, совместно выполняющих боевую задачу
КП СФ - командный пункт Северного флота
ПЛ –подводная лодка
Реакторный отсек – помещение на ПЛ, где размещен ядерный реактор
СУЗ – система управления и защиты
твэл – тепловыделяющий элемент, содержащий ядерное топливо.
ФКП – флотский командный пункт
Швартовные испытания – заводская проверка работоспособности техники, при работе у пирса.
24 февраля 2010 г. Ю. Бахарев
Трагедия К-3 http://proza.ru/2012/02/21/1312
Трагедия АПЛ К-19
© Copyright: Юрий Бахарев, 2010
Свидетельство о публикации №21003190436
Свидетельство о публикации №21003190436
Немає коментарів:
Дописати коментар