Меня позабавил рассказ о том как “к нам пришла лодка” с жидко-металлическим (ЖМТ) теплоносителем “на основе натрия”. К кому она пришла? Такая лодка, класса November, действительно существовала... Только у американцев. Они с ней здорово намучались и в итоге отказались. Советский вариант ЖМТ реактора был сконструирован как 645 проект, где теплоносителем 1-го контура был “Pb+Bi” – сплав с низкой температурой плавления. Лодка совершила два дальних похода и 1968 году потерпела ядерную аварию, которую ликвидировали члены команды непосредственно в море, без посторонней помощи. По этой теме написано много трудов и немногочисленные члены зкипажа, к счастью, по сей день живы.
На кораблях случается много аварийных ситуаций, которые обычно устраняются собственными силами. Люди постянно тренеруются и тестируют свои приборы, механизмы, узлы и т.д. Реже привлекаются заводские специалисты и разработчики. Никак не могу себе представить, чтобы академик Ляпунский – главный конструктор 645 проекта, прибыл бы на базу для обсуждения замены шпильки насоса с капитаном второго ранга Петровым, командиром ПМ. Естественно, дискуссия велась на “повышенных тонах” в присутсвии автора. Так же пытаюсь увидеть автора на технических совещаниях, связанных с обслуживанием АПЛ, или текущих планированиях - едиственного специалиста срочной службы среди офицерского состава. Не слышал я о таком уникальном матросском таланте напрочь.
Меня могут спросить почему это я, дескать, нападаю на автора столь увлекательной истории. А потому, что не напрасно слово “history” происходит от “his story”... А я (пока ещё) живой участник и свидетель того времени, места и событий. И так получилось, что на протяжении всей службы я находился в эпицентре тех событий.
Моя матросская эпопея началась в радиометрической лаборатории – аналогичной лодочной “Х и Д”. Там, обучаясь ремеслу работы с РА веществами (автор и Мария Кюри этих основ не знали), я ремонтировал электронику всевозможных дозиметрических приборов, калибровал, градуировал и устанавливал на лодках. Научился очень многому от своих командиров и срочников которых, наша маленькая группка (3 чел.) сменяла. Во времена наших предшественников АПЛ ещё не было, люди только готовились.
По мере развитя атомного флота, в нашей в/ч сформировалась группа физпуска реакторов. После перезарядки каждый реактор должен быть запущен (возбужден), выведен на мощность и испытан. Группа состояла из десяти образованнейших офицеров-физиков, к которой меня присоединили. Там я продолжил ремонтно-настроечную деятельность всевозможной физической аппаратуры, включая примитивные борт-компьютеры. Я устанавливал эти приборы и датчики, перемещал их в разные точки реакторов и отсеков, попутно снимая и документируя показания, согласно указаниям моих начальников. Моя служебная работа была исключительно интересной.
Отношения с моими командирами были очень теплыми, им нравилось меня учить физике изотопов, математике, микропрограммировнию, устройству энергетичских установок и т.д. Их заботой была моя боевая подготовка и мало интересовала моя служба как таковая. Мордовали меня разные “сундуки” – сверхсрочники, сформировавшиеся в тяготах войны. Иными словами, образовательный процесс и получение военных специальностей: радиометрия, КИП и СУЗ (системы управления защитой) был для меня самым отрадным элементом службы.
В противоположность грустно узнать, что командиры героя книги сплошь были деревенскими дураками. Ему, бедняге, приходилось принимать за них решения и брать на себя ответственность. Конечно, они были тупыми и дураками если могли позволить такое. Что вообще значит “ответственность” матроса или старшины срочной службы?
Таким образом, половина моей работы состояла из тщательной подготовки, а другая половина представляла из себя бесконечные перемещения по лодкам. В целом, я наверное имел дело с дюжиной АПЛ (или чуть меньше), где на доброй половие из них учавствовал в перезарядке и физпуске. В составе небольшой группы я также учавствовал в сборке активной зоны реакторов для легендарной К27. Работы проводились на стенде цеха, на СМП, из которого АПЛ изначально вышла.
Я думаю, что об АПЛ-ьные вопросах на “ядерную” тему, невежественно представленные автором, я могу судить достаточно компетентно, хотя профессионалом себя не считаю. Вот, собственно, таковы мои основания для любых дискуссий на затронутую тему.
Меня позабавило авторское признание, что во время работы на АПЛ на него не хватило спецодежды и ему выдали белые кальсоны. Как он говорит. зато хорошо выла видна радиоактивная грязь. Хотя его товарищ учил, что радиацию понюхать, потрогать и увидеть невозможно. (Доброе дело всегда наказуемо - автор беспощадно “убивает” своего друга-наставника в какой-то аварии.)
Отец бредового “Ледокола” не отдаёт себе отчета когда пишет о вахтенном у трапа, импровизирующем со временем пребывания на корабле. Кому нужна была бы подобная наглядная (на школьной доске) информация если пришвартованные лодки были РА-но чистыми, а экскурсии там не ходили? Хоть глупость человеческая и беспредельна, но РА-загрязненную лодку отогнали бы в отстойник, прото так умирать никому не хочется. Родине на такой героизм наплевать.
Напоминаю, что в начале причала находился санпропускник (баня), в котором всегда можно было найти свежие штаны и куртку, тапочки и головной убор нужных размеров, т.е. стандартная форма для работы на корабле. По окончании вахты каждый человек, проходя через санпропускник, оставлял там одежду для дезактивации, тщательно принимал душ и облачался в свою персональную форму. БТБ имела спецпрачечную для дезактивации носильных вещей которые можно было использовать снова. Таковы были правила. Страшно представить если бы они не соблюдались.
Для захода лодки в док строился для нее индивидуальный доковый “набор”. Это были 10-12 бревенчатых кубов с вырубленными углублениями отвечающими профилю корпуса корабля под заданными шпангоутами. Это просто ювелирная работа. Я с удовольствием наблюдал за плотниками как они жонглировали топорами, а затем, как при откачке из дока воды лодка точно ложилась на этот набор, не оставляя зазоров. Непонятно почему автор называет этот набор “стапелем”, ведь последнее это нечто другое. Судостроители это хорошо знают.
чтобы жизнь не казалась раем, служба имела и обратную сторону. И чтобы сильно не утомлять аудиторию я вкратце продолжу. База снабжается морем, поэтому период навигации является горячим временем для разгрузок лихтеров. Помимо угля, изымаемого из трюмов лопатой вахтами через 6 часов по 6 часов, было продовольствие доставляемое мешками и ящиками. Я, признаться, хоть и был любительски-спортивным, не имел достаточно мускулов чтобы таскать 110-килограммовые мешки с рисом и даже 50-килограммовые мешки с солью. Когда на мою спину в первый раз опустили рисовый мешок я, растянувшись под ним как лягушонок, вспомнил несчастных литературных кули в капиталистических странах востока… Постепенно до меня дошло, что не так были важны развивающиеся мускулы как маневренность и ловкость тела.
Самой неприятной, однако, была разгрузка леса. С палубного крана в трюм подавался конец троса, которым нужно было обвести несколько брёвен, образуя вязанку. По команде “вира”, крановщик несколько раз легонько встряхивал вязанку, уплотняя её, и начинался подъём. Эта серия разрузок всегда приходилась на конец сезона. Брёвна были мокрыми и обледенелыми... Иногда, строптивое бревно, под дождем теряло кусок уплотняющего льда, и одно или несколько брёвен спешили вернутья в трюм. Техника безопасности определялась акробатическими способностями моряков, бросавшихся врассыпную. Помимо разгрузок существовали различные наряды, которые надо было также нести с поднятой головой и бодрой песней. Не лишне сказать, что все эти занятия по “боевой” подготовке исполнялись под страхом наказаний в сопровождении изощренного ненормативного фольклора.
Служба на СФ, помимо увлекательной работы с техникой, была очень суровой и состояла из бесконечной мерзости, унижений, хамства, побоев, разнообраных издевательств, нерацонального, непродуктивного и непосильного физическго труда. (Зачем например, копать вечную мерзлоту ломом и лопатой при наличии техничских средств? В целях воспитания? Таковы “особеннсти национальной заботы“ о человеке коммунстиеского общества). Воспитание проводилось под девизом “нас е...ли и мы вас е...ть будем”, но в противоположном значении смыслу. Вообще-то служба была сродни ГУЛАГУ, всё это блестяще описано известными писателями (А. Солженицын, В. Шаламов, Е. Гинзбург).
В моём случае такая служба-кошмар растянулась примерно на полтора-два года. Далее стало прибывать пополнение, а я, получив повышение по службе, стал заступать на камбуз в дежурной начальствующей роли. Дополняя ранее сказанное автором “Ледокола”, хочу внести поправку.
Бытует мнение и автор это подтверждает, что моряков прикармливают всякой гадостью понижающую сексуальную озабоченность. Это ложь. Будучи дежурным по камбузу (сотни раз!) я лично получал со слада все продукты и ингридиенты трижды в день – никакой отравы в пищу не подмешивалось. Банки с желтыми драже это был всего лишь витамин “С”… Вечно голодный матрос, поедая их сверх нормы, вызывал аллергию организма, проявляющуюся зудом и покраснением кожи. Напоминаю также, что дежурными врачом и офицером всегда снимались пробы пищи перед её раздачей личному составу. Они бы себя травить не стали...
Автор “Ледокола” рассказывает, что получил суровое наказание за отказ от ожидаемого выступлеия на телевидении. Я могу ошибаться, но я не припоминаю наличия телевидения на базе в то время. Спутникого TB ещё не было, а из Мурманска распределению прямолинейного ТВ сигналa мешали бы сопки. Если же ТВ передача с участием автора предполагалась для центральных каналов, то сомнительно, что одно только упоминание ИВМБ было бы позволено. Вымышленное место службы также могло бы вызвать негативную реакцию, например западников.
С начала чтения “Ледокола” меня продолжал занимать вопрос “как случилось, что два ленинградца, вращаясь на одном ‘пятачке’, никогда не встретились?”. Ответ напрашивается сам собой – “кого-то из нас в описываемых событиях не было”…
Должен признаться, что прочитанное меня сильно взбудоражило своей противоречивостью. Вспоминая фрагменты из книги, переосмысливая авторскую информацию и сопоставляя с личным опытом и сегодняшним днём, я иногда думаю что если:
- к руководству страной привлекаются люди с завышенной самооценкой
- не знающие сути предмета и деталей
- интерпретирующие проблему по своему вкусу
- выдающие желаемое за действительность
- плохо понимающие текущую ситуацию
- невежественные и фантазирующие
- и принимающие некомпетентные решениячто Израиль находится в гораздо большей опасности нежели от внешних врагов.В этих заметках я хочу почтить память моряков погибших во время ядерной катострофы на АПЛ К27 в 1968 году. А также выразить мою глубокую симпатию облученным и оставшимся в живых. После демобилизации, работая в институте, занимавшимся вопросами жизнеобеспечения АПЛ, я случайно в вестибюле всретился с первой партией пострадавших, досталенных туда для обследования. Так я узнал об аварии. Пока я приветствовал знакомого офицера, откуда-то появился человек по режиму и объявил запрет на всяческое общение. Мои доводы о том, что мы провели вместе много времени на лодке не были рассмотрены. Это была эспериментальная АПЛ, которой я посвятил большую часть своего служебного времени c первого дня её базирования.
- Неуёмная склонность автора к одурачиванию читателя выражена также и в бытовах эпизодах. Вспоминая его рассказ о собрании по приёме Иванова в партию... О том как его, человека “с неординарным мышлением”, “попросили что-нибудь придумать” чтобы навредить кандидату.
Невозможно себе такого представить, чтобы при всей неприязни к Иванову кто-либо обратился бы за подобной помощью к автору. И тем менее правдиво, что он сумел развернуть тщательно подготовленный сценарий вспять - Иванова ислючили из комсомола. Как партийное и военно-политическое руководство ПМ могло пойти на поводу у целого собрания вместе с “клоуном-вожаком”? Такого не бывает. Всю страну долбали идеологией круглосуточно…
Вот все эти незначительные по смыслу басни и составляют “груз”, вызывающий полное недоверие к его “науке выживать”.
По не вполне понятной читателю причине автор в конце своего призведения вдруг заявляет, что он “честен”. Довольно забавный прием привлечь дополнительное внимание, чтобы усомниться в прочитаном.
С моей точки зрения, автор осквернил прошлое моих сослуживцев, всех с кем я сталкивался за четыре с лишним года службы. Несмотря на то, что его служба тоже была не легкой, он умудрился своими выдумками исказить реальные факты и тем самым оскорбить всех с кем меня свела судьба в том богом проклятом месте. Я возмущен наглостью автора описывать то, что ему неведомо.
Пожалуй, пора бы остановиться с рассуждениями о “грузе”, который давил на авторa всю жизнь. Это понятно – иногда людям нужно выговориться. Кто-то посещает психотерапевта, кто-то беседует с кошкой, а кто-то пишет… A кому-то остается прочитывать кем-то что-то написанное. Включив себя в этот процесс чтения, моё понимание о “грузе”, мучавшим автора, ограничивается лишь тяжелой службой на СФ. Тысячи военнослужащих-срочников в состоянии справиться со своими переживаниями-грузом, но у кого-то это получается плохо. (Мне пришлось сопровожать одного “свихнувшегося” моряка в клинику Скворцова-Степанова в Л-де, печальная история – его родители меня ещё крепко поколотили.) Возможно, автор всегда хотел быть значимым и героичным, хотел быть на “переднем крае” и авторитетно незаменимым. Поэтому, я допускаю, что его тяготы и переживания сформировали определенный комплекс и облеклись в надуманный “Ледокол”… Так что груз грузом, а бред бредом.
Упомянув в начале о параллельности наших с автором судеб, подытоживаю уже сказанное - ещё неколько строк о себе после службы. Закончил ЛПИ им. Калиина (Ленинградский Политехничекий Университет сегодня) по специальности “электрофизика” (физика сильных полей). Затем ещё раз, по специальности “Организация и математическое обеспечение ЭВМ”. Работал в ряде НИИ помогая решать различные научные проблемы с точки зрения создания и реализации алгоритмов - “software development” (в простонародье программирование). Всю производственную жизнь до недавнего времени этим и занимался. Также преподавл в вузе “Исследование операций”. В своё время собрался было защищать диссетртацию, но помешала операция рака. Последиие 30 лет живу и работал в нескольких компаниях в Silicon Valley, US. Недавно перенёс другую раковую операцию...
Борис Ратманский, 2012
Немає коментарів:
Дописати коментар